Не подходи

Тони

       Нам не по двадцать лет, и Стив никогда, никогда не был предсказуемым и ровным, как хайвей, но почему-то я опять чувствую это.        Общность.        Тепло.        Понимание.        Ты едва уловимо улыбаешься, пряча улыбку за странной манерой то ли снимать, то ли натягивать свою любимую белую футболку на себя.        — Стив, ты пришел или уходишь? — поддерживаю я интригу, ловя твой хитрый взор.        — Угадай! Ты же у нас гениальный психолог!        — Видел, значит? — усмехаюсь я, скидывая на стул опостылевшие за целый день пиджак и галстук.        Стив, как обычно, не понимаю, когда, но уже посмотрел мое выступление на международном форуме в Атланте.        И кажется, я догадываюсь, кто его надоумил.        — Джарвис, похоже, присылает именно тебе на подпись мой текущий график. — с этой позитивной мыслью я падаю в кресло, позволяя ноющим от напряжения мышцам расслабиться.        Стив, наклонившись, безо всяких усилий исполняет акробатический элемент «Поцелуй любимого, не раздавив его своей тяжестью» и я ожидаемо пьянею.        Его губы пахнут солью, немного мятной прохладой и чем-то тревожно-маетным, как будто морозом.        — Привет! Неужели скучал? — уточняю я, едва выплыв из довольно откровенного намека на нечто большее.        — Привет, Тони! А если и так… Я только прилетел, и надеюсь, что ты поделишься, что там за новый агент крутится возле тебя? — начало мне не нравится.        Потому что я знаю, куда неминуемо свернет Стив.        Опять.        В область сомнительных выводов и не менее идиотских догадок.        Беспочвенных, если что.        Но разъяснить это уже плотно подсевшему на измену Стиву будет трудновато.        Если вообще возможно…        Я оцениваю степень нашей новой одержимости.        Стив, беспокойно просканировав меня, странно тихо бросает: «Может, выпьем чего-нибудь?..» и я осознаю, что дело намного хуже, чем я думал.        Потому что Стив так единично усиливает сбои в собственной программе алкоголем, что те редкие разы, когда он это предлагал, и когда я на это соглашался, обычно кончались драматичными скандалами и хлопаньем дверей.        В лучшем случае.        Черт.        — Стив…        Он мгновенно поворачивается, кусая губы и пронзительно затуманившаяся дымка кипящей внутри него лавы, так явственно горящая в яростных, потемневших глазах говорит мне без слов, что у нас минута до взрыва.        — Виски, Стив, на полпальца… — хриплю я в пространство, зная, что это не поможет.        Когда Роджерс накручивает себя до коматоза, то виски лишь распаляет его.        Алкоголь в два счета снижает самоконтроль, и Стив стремительно теряет берега.        Роджерс не пьянеет, но реально ослабляет пружину, и она начинает раскручиваться, словно бумеранг, заставляя Стива лететь в космос.        Единственное, что я успеваю сделать — это выдохнуть, глядя ему в глаза: «Стив, ничего не было. Просто рабочий момент…»        Глупо, но по сверкающим от бешенства серым глазам, опасно сузившимся, я понимаю — без вариантов.        — Тони, не было?.. Правда?.. — Стив делает еще глоток, очевидно, думая, что со мной делать.        В такие моменты самое страшное — это не то, что он говорит.        И даже не то, как он смотрит.        Как зверь, притаившийся в засаде и уже готовый прыгнуть.        Нет, гораздо хуже другое.        То, что он думает.        Мысли, отравляющие сейчас мозг Стива, сводят его с ума.        Я вижу это.        Он решительно допивает виски и с размаху ставит пустой стакан на стол.        Чудом не размозжив о мраморную поверхность.        И по одному этому ясно — мои шансы дожить до следующего вздоха стремительно понижаются.        — Тони, ты реально держишь меня за идиота?        Мне «любезно» метают в руки мой же планшет, в пару щелчков добравшись до нужного фрагмента.        — Стив…        — Посмотри сам!        Да, это выглядит донельзя провокационно. И чересчур нагло.        Да, Стив отлично понимает, что мы видим.        Это даже на фото выглядит неоднозначно и может читаться двояко.        И Роджерсу с его удивительной способностью искать то, что не существует, не составило труда сделать выводы.        Да, мы с Айваном сидим слишком близко.        Да, он постоянно наклоняется ко мне, чтобы лучше расслышать мои ответы в шуме зала.        И да, мы сидим в ресторане рядом, потому что у них такая расстановка и черт побери, мы не целуемся и даже не обнимаемся, мы просто разговариваем.        И мы не одни за столиком.        Но это уже не имеет никакого значения.        И мне не донести это до Стива.        Он не услышит.        Не сейчас…        — Тони, скажи, я чего-то не знаю? — ледяным, обманчиво невыразительным голосом спрашивает Стив.        — Что, ты устал от стабильности и потянуло на подвиги? Может, и мне сообщишь, что происходит?        — Стив, не начинай… Ты не хочешь меня услышать.        — Тони, прости, но я человек старомодный, если хочешь, в личных вопросах. И это ведь твоя рука, не так ли? Я не ошибся?        Мы снова возвращаемся к ненавистным снимкам.        И я могу хоть до рассвета пытаться докричаться до вошедшего в пике Стива, все бесполезно.        Чертовы папарацци сняли нас так, словно между нами что-то есть.        Я понимаю Стива, но…        Черт побери его с его дурацкой ревностью, но даже преступнику на суде дают возможность последнего слова.        — Стив, прошу, не надо… Ты ошибаешься. Не стоит так остро…        Я осекаюсь, не договорив и морщусь, с какой-то веселой тоской ощущая собственный «бонус».        Стив, увлеченно упрекающий меня и целиком ушедший в свою ослепляющую, словно фары встречной машины на ночной дороге, ревность, все же знает не все.        В моем левом ботинке уже минут пятнадцать как хлюпает.        Все, как по заказу.        Стив не в курсе, что я был на миссии.        Крохотной такой заварушке в Мадриде.        И меня зацепило.        Лодыжку, конечно, залатали, перевязали и заморозили по моей настоятельной просьбе.        Я не мог не приехать на это собрание, без меня все теряло смысл.        Мы отлично отработали и я совершенно позабыл про ногу.        И вот она напомнила о себе.        Отчетливо заявив, что я болван.        То же самое, но несколько в других выражениях, непременно отметит Стив, если заметит, тем более что он уже плавно перешел от обрисовки моих глобальных косяков к описанию частных эксцессов.        Я изредка вставляю всякие ненужные слова, но Стив давно ушел в монолог.        Я с тоской смотрю на свой безнадежно пустой бокал.        Виски кончилось вместе с растаявшей, как мираж, заморозкой так некстати, и без наркоза отбивать пасы моего ревнивого капитана будет сложно, но я попробую.        Первая же попытка двинуть проклятой ногой приводит к плачевным результатам.        Я стискиваю зубы, ища позу, в которой смогу дышать.        Но это непросто.        Боль нарастает, и я осознаю всю тщетность своих усилий, лишь когда уплываю в никуда.        Стив вдруг оказывается совсем близко, и через минуту я слышу словно растворяющееся в воздухе: «Тони, что с тобой?..», но мозг, радостно отключившись от сети, по касательной уходит во тьму…        — Тони…        Он сидит рядом.        Как обычно.        Я благоразумно не открываю глаза.        Чем черт не шутит, мне нужно узнать, в каком он настроении.        Я помню все, что все же успел ему сказать.        И частично то, что озвучил мне он.        Проблема в том, что меня беспокоит, что я-то ему сказал, но вот услышали ли меня, вот вопрос?        Стив отрешенно молчит.        Но он рядом, и я чувствую его.        Как и всегда.        Я могу угадать, что он думает в этот миг.        Наверное.        Мы так давно вместе, что мне не нужно видеть его лицо.        Нет.        Надо просто почувствовать.        Он шумно вздыхает, и теплые ладони греют мои руки в своих.        — Тони…        Я, уже решивший открыть глаза, решаю подождать с воскрешением.        Пополним список моих преступлений этим невинным обманом, тем более что, раз Роджерс допущен к телу, все достаточно неплохо.        — Тони… Выслушай меня. Я… Я перегнул палку. Я знаю, что это нелепо, но, Тони… Я слишком люблю тебя, понимаешь? И как я не пытаюсь удержаться в рамках, не выходит. Тони, я боюсь тебя потерять… — словно подписывает приговор Стив.        И я в онемении ощущаю, как его губы касаются моих.        Ища не прощения, а понимания.        Я, ответно нежа губы во втором поцелуе, открываю глаза.        Стив словно светится изнутри, и еще с большим пылом обнимает меня и прижимает к себе.        Я вижу, как смертельная бледность постепенно уходит с его лица, и он светлеет.        Я никогда еще не видел человека со столь же подвижной, яркой и эмоциональной мимикой.        Стив не играет ни одним жестом.        Мой Стив действительно такой, как есть, и каждая его реакция абсолютно естественная.        Стив заполошенно замирает, шепча мне, что любит, и я выдыхаю ему в ухо: «Стив, скажи мне на милость, какого черта ты ревнив, как индийские махараджи? Видишь, до чего ты меня довел?..»        И улыбаюсь.        Он, лишь на секунду отпустив меня, подозрительно изучает мое лицо, и видимо, вполне удовлетворенный результатом осмотра, шепчет мне в том же тоне: «Тони, а может не надо было мне давать повод? Эта здравая мысль тебе в голову не приходила?..»        Замечательно, Стив.        Мы наконец перестаем искать виноватых и Стив охотно бросается в другую крайность.        Как говорится, от ревности до любви…        Он прекрасно помнит, что мы в клинике, но запретить ему провоцировать меня и нахально приставать, пользуясь моим беспомощным положением, никто не сможет.        Почему бы и нет?        — Так на чем мы остановились? — простодушно уточняет Стив, еле дождавшись ухода назойливой медсестры, сделавшей мне укол.        — Стив, я вообще-то ранен.        — Тони, я помню. И насколько мне известно, пострадала только нога. Так что мы можем вернуться к нашей беседе, мой Ахилл!        И Стив, в упор не слушая мой возмущенный ропот, лезет целоваться, не желая обсуждать, чем отличается лодыжка от пятки…