Не подходи

Стив

       — Стив, он сказал, что эффективность не менее девяноста процентов или нет?        Вопрос от Романофф, незаметно толкающей меня в бок и светящейся от счастья, у Нат новый роман, прилетает очень некстати.        — Нат, не менее девяносто двух процентов. В отдельно взятом отряде. — на автопилоте отвечаю я, титаническими усилиями воли пытаясь хотя бы не крутиться на своем сиденье.        — Это прелестно, Стив. Я позабыла, что ты даже в таком состоянии ловишь все, как радар. Браво, Стив. А теперь отомри. — провокационно шепчет мне Романофф, на правах друга заставив меня смотреть на сцену, а не назад и максимально придвинувшись ко мне.        — Ты о чем? — недоуменно спрашиваю я, все еще борясь с тем чувством, что я упущу его.        — Стив, ты можешь делать удивленное лицо сколько угодно, но меня ты не проведешь. Да здесь он, здесь. — одуряюще спокойно и тихо сообщает мне Нат, разглядывая мои потеплевшие от радости глаза.        — Точно? Нат, не шути.        — Стив, Тони уже на подходе. Надеюсь, мне ты веришь? — и она тут же снова толкает меня в бок, кося глазом влево.        И я вижу Старка.        Он, приветливо улыбнувшись сразу всем, быстро жмет руку Роуди, кивает Соколу, и, мазнув по мне ничего не выражающим взором, садится на последнем ряду.        Намеренно.        Иного я и не ждал.        — Мальчики опять в ссоре? Стив, тебе не надоело изображать равнодушие? Может, стоит пойти на уступки?        — Нат, не надо.        — Я-то промолчу, но вот тебе и далее молчать не советую. Стив, послушай меня. Не нагнетай.        И она, для верности связав нас обоих откровенным взглядом заговорщицы, небрежно пишет что-то в айпаде.        Она права, и я, как никто другой, знаю это.        Но…        Я хмыкаю, оценив все, что она сказала.        И все, что не сказала, тоже…        — Стив, запомни, я всегда за тебя. Всегда. И то, что ты с Тони, ничего не меняет. Просто… я теперь за вас. И еще… Стив, я скажу это тебе только один раз.        Она впивается проникающим рентгеновским, особым взором в мое лицо.        Не ища несоответствия, нет.        Наташа хочет донести что-то очень важное.        — Нат, я слушаю тебя.        — Стив, наверное, это прозвучит довольно самонадеянно и странно, но ты… Ты стал каким-то другим, когда вы с Тони… — она усмехается, озорно блеснув потемневшими от эмоций глазами.        — Когда вы с Тони обнаружили, что вас тянет к друг другу… И следить за этим сближением, словно за стыковкой двух инопланетных станций было волнующе. И одновременно легко… Вы так стремительно сошлись и сразу же дали всем понять, насколько это серьезно. Вы самая невероятная пара из всех, кого я знаю. Я никогда не думала, что скажу тебе это… Стив, вы так подходите друг другу, словно Вселенная взяла и соединила вас в одно целое, словно собрав то, что всегда было таким. Стив, вы оба изменились и так много пережили вместе, что одно это связывает вас морским узлом навечно. Но, Стив, не будь дураком и подбери нужные слова. Я понимаю, что у вас сейчас сложности, только прошу тебя, Стив, посмотри на него. — просит Романофф, дьявольски искусно изложив в паре предложений саму суть наших отношений.        И я смотрю.        Конечно же, смотрю.        Я только этим, собственно, и занят, ища в позе, движениях, поворотах тела Тони хоть какой-то намек.        Не на примирение, а хотя бы на возможность подойти ближе без стрельбы из всех орудий.        Наташа — прекрасный,умный друг и отличный психолог, но она не знает, как мы в этот раз перескочили все грани…        Я выдыхаю, заметив, что Тони явно на пределе своих сил.        Потому, что он и не думает снимать черные очки.        Непримиримо так и продолжая сидеть в них, не обращая внимания ни на прессу, ни на кого.        Это так красноречиво сообщает мне все, что я хотел знать.        Как я и предполагал, ты ничего не забыл.        Мы поругались.        Нет, это слишком обыденно для такого масштаба беды.        Мы разругались в пух и прах…        Я был не в самом лучшем расположении духа после крайне неудачной и чертовски неправильной по всем параметрам миссии в Эридане и совершенно не был готов к порции упреков.        Но, только войдя в дом и услышав твои тонко завуалированные под саркастичную реплику слова, купился на это, как мальчишка.        Ты не устоял перед соблазном подбросить еще пару поленьев в уже и так ярко полыхающий костер скандала и мы с нездоровым энтузиазмом принялись рьяно копаться в наших многочисленных грехах.        Но, увы, за этим, без сомнений, азартным занятием мы чересчур увлеклись поиском мотивов.        И… ожидаемо перебрали с дозой адреналина.        Но я понял это, только, когда зацепился, словно за гвоздь в стене, за твою сперва показавшуюся мне обычным обидным пассажем, фразу.        — Стив, если тебе так плохо со мной, так может, ты снова уйдешь, это ты делаешь с таким блеском, как никто. Обрубить концы и сгинуть в неизвестности — потрясающее решение всех проблем, не так ли, Стив? В прошлый раз тебе понадобился год, вижу, что сейчас нужна увольнительная помощнее…        Я цепенею, осознав, как далеко мы оба зашли.        Докатились…        Я готов вырвать себе язык, но это не поможет…        Ты со странно безжизненным лицом обманчиво опустошенно смотришь сквозь меня и меня бьет крупная дрожь.        Нет.        Нет, Тони.        Мы оба не хотим помнить этот ненавистный год.        Оба.        Я — потому, что до сих пор внутри ощущаю, как это время потеряно для нас.        Потеряно из-за меня.        Из-за того, что я наломал дров…        И ранил тебя.        Ты — потому, что я точно знаю, что ты отчаянно стараешься его забыть, выбросить из памяти, стереть.        Ты всего пару раз поддерживал эту болезненную тему, и я помню, как мертвели твои глаза.        Этот год дорого нам обошелся.        Во всех смыслах.        Я чуть не чокнулся, не зная, как вернуть тебя.        Как вернуться к тебе.        А ты…        Ты сказал мне, что хотел разбиться вдребезги, в тот день услышав мои горькие, невозможные слова.        И замолчал, будто из тебя ушел свет…        Я никогда себе не прощу этот проклятый год, Тони, и мы оба знаем это.        Но я не ожидал, что будет так больно услышать это в контексте обычной, ничем ни примечательной размолвки.        Ведь раньше мы в скандалах не доходили до буйков, почти… никогда…        Но ты сказал это.        Мне.        Сказал и горько сжал губы, пряча сокровенное.        Ты пытался.        Пытался забыть, Тони.        Забыть… меня.        Забыть нас.        Не вышло.        Я не смог помнить и жить с чувством, что я планомерно разрушаю себя каждый день, не видя тебя.        Не чувствуя, как ты дышишь.        Не ощущая, как ты смотришь мне в глаза с таким пылом, что ни отвести взор, ни удержаться от поцелуя просто невозможно.        Ты тогда признался, что больше не сможешь меня отпустить.        — Роджерс, поверь, я найду, чем заняться. Но запомни, Стив. Крепко запомни — если ты еще раз рискнешь уйти, то знай — я не приму тебя назад. Второго камбэка не будет, Стив. Никогда.        И, хоть ты и стараешься смягчить суровость и жесткость этого смертного приговора, но я понял.        Без шансов.        Ты не потянешь еще одного выстрела в упор.        Ты никогда это не признаешь, но я помню.        Ты никогда так не страдал, и никогда так не был близок к краю.        Как в тот безумный мертвый год…        Я встряхиваю головой, нехотя выплывая из убийственно реальных воспоминаний.        И я знаю, что второй такой зимы мне не пережить.        Это, как полет в бездну.        Ни чисел, ни дней, ничего.        Только затихающее биение умирающего сердца под ледяной поступью равнодушной зимы.        Я так хотел сохранить те осколки, что остались внутри меня, что даже не сразу осознал, что они отравляют меня.        Я так жаждал всем своим существом хоть на миг вернуть тебя, что даже то, что я рву себя на клочки в нелепой попытке воссоздать нереальное прошлое, ни разу не отрезвило.        Нет.        Я знаю, что такое пустота и рваное существование между фантомами и своим бесконечным горем.        Слишком хорошо знаю.        Но, лишь дойдя до самых границ, ты вдруг с безнадежным откровением говоришь себе, что это… все.        И лишь слабая, полузабытая надежда увидеть еще хоть на пару минут его лицо греет душу в последнем безумном шаге.        И ты собираешь себя, роняя и не ища все.        Пока в голове, как рефрен странно знакомой песни, играет то, что твоих сил хватит только на вход, бездумный, как прыжок со скалы в незнакомой бухте.        И, быть может, на объяснение.        Потому, что эти честные и единственно верные слова ты собираешь, бережно склеивая в душе и не заботясь о ровности фраз.        Все уже равно.        И ты падаешь.        Мгновенно.        И так… просто…        Поняв, по первым же его словам, что ты угадал со временем.        И ты улетаешь, позволив себе быть собой.        С ним…        Я ищу Тони глазами, почти не слушая, что говорит мне Наташа.        «Ушел…»        Я, горестно вздохнув, поднимаюсь, чтобы уйти.        Хоть раз перерыв выпал удачно, поеду домой, может, Тони уже там.        Нам нужно поговорить.        — Стив, если тебе интересно, то Старк еще здесь, он подписывает какие-то бумаги у Фьюри, и, если ты поторопишься…        Я лечу на выход быстрее, чем новая версия «Марка».        И вовремя…        — Ник, спасибо, пока. — Тони закрывает дверь, бесстрастно сканируя мою физиономию.        — Стив, ты тоже завизировать бумаги или подписаться на очередную заваруху?        Тони улыбается, но в глазах нет и тени улыбки.        — Тони, ты можешь уделить мне пару минут?        Я не делаю и шага вперед.        Только лишь поддерживая постоянный зрительный контакт.        — Стив, а стоит ли?        — Тони, я могу уйти прямо сейчас. Так мы поговорим?        Я отлично помню, что в таком раздрае Тони не надо предлагать варианты.        Нет, нам нужна камерность.        Однозначность.        И крайне желательна тишина.        Тони, быстро оценив мою решимость, делает выводы и…        И кивает мне на дверь в пустую переговорную.        Я залетаю туда вместе с ним и поворачиваю ключ в двери.        Спиной чуя удивленный взор и не менее ироничное: «Стив, уж не думаешь ли ты, что сможешь этим удержать меня?»        — Тони, прошу тебя, не заводись. Я был несдержан, и… Я немного перебрал с обвинениями, Тони, но и ты тоже, согласись, явно хватил лишнего…        Я стою рядом, не касаясь его, но не давая уйти из зоны обстрела.        И немигающе гляжу в его глаза.        И в Тони что-то меняется, он, словно бы рванувшись сначала в сопротивление, внезапно замирает.        — Тони, я тебя люблю. Прости за всплеск, порой меня сносит не туда. Готов понести любое наказание.        Я говорю, как есть, с поразительным чувством упоения видя, как его глаза меняют цвет.        Черничная тьма уходит, растворяясь в знакомо сверкающем хищным огнем и явно подозрительном взгляде Тони.        — Стив... Ты специально меня здесь ждал, так ведь?        — Допустим. А как прикажешь тебя ловить, если ты взялся уже и ночевать на своей работе?        — Господи, помоги мне. Я и забыл, что имею дело с королем разведки!        — Тони, ты сейчас намеренно меня дразнишь? Или…        Я теряю все слова, кроме такого многозначного и такого нужного «Прости.»        Выдыхая это единственное слово в его губы.        — Прости меня, Тони.        — Стив, это ты меня прости. Я завелся, как на гонках, неизвестно с чего… Может, ты вспомнишь, что кроме работы и боев у тебя есть еще и я?        Тони окончательно сносит лениво плещущие во мне остатки благоразумия.        Шепча мне это в страстном и довольно жарком поцелуе и явно соскучившись.        Настолько ярко и открыто, что я все же не удерживаюсь от маленькой колкой шпильки и отвечаю, чувствуя, как его руки гладят мои волосы: «Соскучился… Да, Тони. Вижу, и ты тоже…»        — Если это вызов, Стив, то я принимаю его. Посмотрим, кто будет просить пощады.        И мы, еле добравшись до служебного лифта, летим вниз, чтобы закрепить примирение дома, без посторонних глаз…