Не подходи

       «Что за день такой сегодня!» — думаю я, буквально вползая в дом.        Даже лица записных красавиц, с немыслимой грацией застывших в соблазнительных позах на обложках таблоидов, кажутся непомерно, беспредельно уставшими.        Все в мире устало, и, дожимая этот бесконечный день на энергии инерции, утомленно жаждет спасительной прохлады и тишины вечера.        И я весь выжат досуха, падая без сил на спасительный диван.        Стива, к сожалению, еще нет, но это к лучшему.        Мы в последнее время сплошь и рядом ругаемся, как в первые месяцы притирки…        Стив вовсе не белый и пушистый, каким кажется с экранов и камер.        Нет, я знаю его другим.        Живым.        Яростным.        Злым.        И поверьте, он отлично подбирает слова.        Или не подбирает.        Как ни удивительно, Стив владеет многими ругательствами.        Если хочет, и если не в себе.        Надо сказать, что и я, поддавшись всемирному поветрию, тоже когда-то чуть было не поверил во весь этот бред.        Но, слава богу, первая же стычка между нами после триумфального возвращения Роджерса ко мне мгновенно закрыла вопрос.        Потому что, оценив весь красочный и отнюдь не вежливый диапазон претензий, без стеснения озвученный громким, почти срывающимся в крик голосом ни разу не тихого и полыхающего гневом "непробиваемого" Стива, я ошалел.        — Стив… Напомни мне, в каких университетах обучают подобным заковыристым оборотам… — не думая, ошеломленно говорю я, в душе все же волнуясь за судьбу новехонького книжного шкафа, сделанного на заказ.        За себя мне не страшно, но чем черт не шутит, Роджерс вне себя, на грани — опасен, как самые разрушительные торнадо…        Я хорошо знаю, с кем имею дело…        Беда в другом — отлепить свое сердце от этого психа просто не представляется возможным.        И пока я методично замечаю, как у него пугающе резко дергается нижняя губа, яростно выплевывая новую порцию ругательств, мое сердце замирает.        Мне не все равно.        Нет.        Иначе я повернулся бы и ушел.        Равнодушно бросив что-нибудь ледяное и колкое.        Но не выйдет.        Я не могу это сделать.        Никак.        Потому что эта машина для убийства, лишь с титаническими усилиями сдерживающаяся, чтобы не развалить наш несчастный стол, нервничает намного больше меня.        Мы опять перешли черту.        И я молчу, все разыскивая такие невнятные, но такие нужные в этот миг слова, чтобы сохранить баланс.        Чтобы мы не наговорили в запале и адреналиновом угаре того, о чем пожалеем.        Сразу же.        Мы ведь это уже проходили, Стив.        И не раз.        И ты чувствуешь меня.        Как и всегда.        Безжалостно оборвав свою фразу на середине, ты внезапно делаешь всего навсего лишь пару шагов.        Навстречу.        Ты хватаешь меня, успев все же ослабить жесткую хватку уже в пути, и продирая до последнего нерва своим голосом, тихо шепчешь мне: «Тони… Мы опять заигрались в разборки. Почему ты не остановил меня?..»        А я через крохотную паузу, уже чувствуя, как ты облегченно дышишь мне в шею, признаюсь: «Стив… Во-первых, тебя сложно остановить, сам знаешь. И потом, мы же только начали…»        — Тони…        — Тони, прости. Я… Я забываюсь, когда ты так смотришь на меня.        — Не понял, Стив. Как именно я смотрю на тебя?        — Так, будто мы незнакомы. Так, словно мы чужие. И… И это невыносимо, Тони…        И он умолкает.        Договаривая все по-другому.        Глазами.        Губами.        Мыслями.        Тем, что когда-то взорвало наш мир, да так и осталось незыблемым.        Мы хотим остаться вместе.        В любом случае.        Вдвоем.        Все, что мы пережили со Стивом, сплотило нас больше, чем тысячи ненужных служебных дружб и сотни романов-однодневок.        И, лишь когда судьба дарит тебе такие отношения и такой накал страстей, ты осознаешь — если все это исчезнет, рухнет, ты…        Ты потеряешь себя.        Безвозвратно.        Потому что ты так много самого себя вложил в эту любовь, так бесконечно щедро и легко растратил себя, что ни забыть, ни собрать себя заново не сможешь.        Нет.        И остается одно.        Поймать уходящее в облачность сомнений мгновение.        Задержать ускользающую тень, изворотливо тающую в тумане.        И вернуть.        Вернуть Стива.        Вернуть нас.        Ухватить его за рубашку, уже падающего вниз с невероятной, немыслимой, головокружительной высоты.        Чтобы сказать.        Чтобы не разрешить Стиву уйти во тьму.        — Стив, мне кажется, что мы несколько погорячились, и ты, и я. Давай помолчим.        И Стив, уткнувшись в мои плечи, так стискивает меня и так красноречиво молчит, что я до дрожи вдруг понимаю — я успел.        Мы не сорвались вниз.        На этот раз.        Нам удалось удержаться.        На краю.        И Стив сходит с ума от одной мысли о том, насколько край в этот раз был близок.        И я шепчу ему: «Все, Стив, все. Брейк.»        Если бы я даже знал заранее, Стив, что все будет так, и что мы не сможем жить, не ругаясь и не вцепляясь друг в друга, то все равно бы…        Я бы все равно любил тебя, Стив.        Это сильнее меня, да и тебя это изменило, Стив, и навечно.        И ты знаешь это не хуже меня…        — Что я вижу? Ты дома, и не корпишь над новым проектом? Ты не заболел?        Он смеется, влетев в комнату и обнимая меня.        — Не поверишь, просто устал.. Как ты это делаешь, Стив?        — Делаю что? Тони, ты о чем?        Стив, скинув куртку, садится рядом, изучая выражение моего лица.        — Стив, ты только что вошел, а мне уже стало легче, словно с плеч, безмерно уставших, сняли если не весь груз забот, а примерно половину.. Ты уникален, Стив.        — Это забавно, я пока еще ничего не делал, но собираюсь.. И да, Тони, ты внес изменения в свой график на пятницу, не забудь, мы летим на озера..        — Я помню. Я все помню, Стив.. — и я закрываю глаза, чувствуя, как его руки умело массируют мне плечи...