Не подходи

       — Джарвис, убрать свет. Весь.        — Слушаюсь, мистер Роджерс.        — Полная звукоизоляция, и проверь, чтобы все работы в мастерской были остановлены.        — Исполнено, сэр.        — Все. Хорошо, а теперь оставь меня.        Стив, молча срывая насквозь пропахшую потом одежду, идет в ванную.        В полной темноте.        Он слишком хорошо знает все симптомы.        Приступы депрессии, хоть и редко, но все же возвращаются, и, как отчаянно он ни старается скрыть это от Старка, последние две недели смертельная тоска берет свое.        Стив включает горячую воду и падает под душ.        Даже не пытаясь изменить положение, чтобы вода не попадала на старый шрам на шее, беспокоя и раздражая.        Это мелочи.        Сущие мелочи по сравнению с тем, что диким зверем рвет сухожилия, напоминая то, что не хочется вспоминать…        Ледяной саркофаг.        Там.        Оглушающие, страшные в своей откровенности слова парамедика Эрвина Вайса.        — Но он же мертв, ну посмотрите сами. Реакции нет…        И то, что ты не можешь ответить.        Ничем.        Никак.        Лишь дернуться тревожно в никуда, в бессмысленной попытке доказать кому-то, что ты живой.        Прокричать, что ты все слышишь.        Но…        Пустоте все равно.        Она заковала тебя в те единственные латы в мире, которые ты не в силах сам разорвать.        И закутала, как в саван, в то, что Стив не выносит.        В беспомощность.        Дикое, первобытное, суетное и тяжкое обрушивается на Стива, как град.        Он ловит первые признаки надвигающейся бури еще в офисе Мстителей, когда прямо посреди доклада Беннера у Роджерса вдруг заламывает виски.        Да так остро и больно, что даже дышать тяжело.        Все силы уходят на то, чтобы никто из окружающих ни о чем не догадался.        Стив на мизерных остатках прежнего спокойствия все же домучивает себя, досидев до конца.        Уйти не просто неудобно, не говоря уже о том, что это вызовет кучу абсолютно ненужных вопросов и кривотолков, но и невозможно, потому, что они подписывают договор именно сегодня, и Стив — один из главных действующих лиц.        Плюнуть на трехмесячную подготовку вкупе с работой сотни людей Стив не имеет права.        Он страдальчески незаметно массирует пальцы левой руки, но все это не то…        Роджерс выпадает из служебного лифта, как зомби.        С остекленевшим взглядом и постепенно замедляющимися рефлексами.        Таблетка давно растаяла внутри, но ни малейшего облегчения Стив не чувствует.        Нет.        Становится еще хуже, спираль раскручивается темной полосой торнадо, и шансов просто дойти до машины немного.        Мозг, понимая, что ситуация патовая, переходит в режим «защита» и Стив безотчетно плывет в тумане собственной, личной ледяной боли, проникающей под кожу иголками и отравляющей все, что еще работает…        Он помнит, где оставил машину.        Но у него другая проблема.        Он не может ее вести…        «Стив, прости, знаю, что ты любишь все делать сам. Но, пусть даже ты и никогда не воспользуешься автопилотом, я не смог уговорить себя отказаться от этой мысли. И оставил ее в опциях. Прости…»        Смешное голосовое от Тони всплывает в памяти очень вовремя, и Стив почти в бреду набирает необходимый код.        «Принято, мистер Роджерс. Добрый вечер! Куда едем?»        — Домой. Домой, Морис и да благословит бог Тони… Разбуди, как приедем. — эти слова Стив шепчет уже в горизонтальном положении.        — Слушаюсь, сэр.        Легче не стало, но обруч, убийственной удавкой сжимающий голову и перехватывающий горло, как нож сталкера, немного ослабляет хватку.        С дыханием тоже не все ладно, но терпимо.        Стив знает, как никто, что бывает и хуже.        Намного.        «Стив, все нормально. Ты дома. До-ма. Ты дома, Роджерс. Выдыхай…»        Голова кружится, как на тренажере полетов, челюсти гудят от напряжения, и Стив, осев по стене, закрывает глаза.        Он так и не снял майку, а про белье просто позабыл.        Сидеть под горячим душем в майке и трусах — не идеально для лечения приступа, но…        Сойдет.        Голова уже не так давит, мысли начинают потихоньку, плавными птицами-словами возвращаться, и Стив чуть расслабляет плечи.        И нехитрое это движение успокаивает.        Но открывать глаза пока не тянет, и он продолжает дышать.        Просто.        Дышать.        В темноте.        Так легче.        Роджерс отлично помнит, что его личный врач Эрик Фирссман не очень одобряет подобные методы лечения ПТСР, но что поделать, если Стиву и правда реально помогает только это.        «Но это же неправильно и нестабильно, Стив, вы ведь это осознаете? Неужели вам нечем заменить или хотя бы видоизменить этот травматичный вариант? Вода и повышение температуры — это не выход, Стив…»        «Не выход, Эрик, я помню…» — тревожно сжимая губы, выдыхает в темноту Стив.        «Заменить? Тот, кто лучше всех таблеток и приемов может мне помочь, не рядом. А кроме него, мне никто не нужен…» — горько прибавляет Стив, сжимая измученные руки…        — Тихо, Стив. Помолчи… — оживает темнота, сообщая это ласкающим слух знакомым голосом.        — Тони, ты… Как ты здесь…        — Все, Стив. Все. Помолчи… Все хорошо, Стив. Дыши.        И нет больше тьмы, и тоска размыкает круг.        И только руки Старка, обнимающие Стива.        И теплые губы.        — Тони, ты же промокнешь. Ну зачем…        — Стив, я здесь. С тобой. Всегда…        Стив еще что-то бормочет, но вода перестает течь, и руки, нежно и очень тихо окружившие его со всех сторон, утешают.        Успокаивают.        Возвращают Стива себе самому.        И любимые губы так правильно и точно находят эту болевую точку, целуя напряженную морщинку посредине лба, что Стива наконец-то отпускает.        Совсем…