Не подходи

       — Зачем пришел? Не видишь, не до тебя мне… Занята я.        Она ворчит, недовольно выдыхая черный дым от какой-то дичайшего вида самокрутки прямо мне в лицо.        — Что, не хватило ума не лезть на амбразуру? Я ведь предупреждала тебя, Старк. Но когда ты кого-то слушал, тем более советы…        Я тяжело вздыхаю, не сводя с колдуньи измученных глаз.        Со времен нашей первой встречи в этом богом забытом городке многое изменилось.        Комната гадалки пуста и холодна; ни одного цветка, ничего.        Солнечное тепло того канувшего в лету дня, впрочем, как и мое счастливое лицо, ушло навеки.        Хозяйка, нехотя открыв мне дверь, кивает и садится на свой стул, словно ждала меня.        Старуха-гадалка, настороженно прищурившись, устало сканирует мою сетчатку и упорно молчит.        Я знаю, что все испортил сам.        Знаю.        Но я не могу с этим смириться.        — Зачем прилетел? Я ведь сказала тебе еще тогда. Тони, что же ты такой непонятливый. Однажды ты уже вернул его, потому что…        Она хитро замолкает, но, расчетливо оценив мою реакцию по внезапно дернувшейся, будто в параличе, правой руке, тут же продолжает.        Я в поисках якоря беспокойно глажу свободной рукой его кольцо, словно оно вернет меня в наше счастье, и пытаюсь что-то сказать.        Бесполезно.        Вместо ломких, отчаянно больных, как и я сам, слов, безжалостно разрывающих меня напополам, выходит лишь полустон, слабый и невнятный.        Сердце методично отсчитывает время потери, истончая меня в мельчайшую пыль.        — Молчи… Сама все помню. Ты его любил, Тони. И любишь. Все равно любишь. И скажи тебе кто, что можно прямо сейчас оказаться с ним рядом, и он снова будет тебе улыбаться, ты… Ты сделаешь все, так ведь?        — Чай будешь? Еще не остыл.        Она многозначительно хмыкает, подвигая ко мне красную чашку.        — Пей. Ты видел его после… После вашей... размолвки?        Я, чуть не поперхнувшись горько пахнущим осенними яблоками чаем, опустошенно выдавливаю из себя: «Видел. Мы… Мы не разговаривали. Он подписал рапорт, быстро сдал какие-то документы и исчез. Я… Я не знаю, как это вышло. Только мы… Мы разошлись.»        Я отсекаю себе голову и задыхаюсь, прекрасно помня, кто первый пошел в разнос.        Я.        Мы, словно безумцы, нежданно попавшие в одну клетку, так яростно сцепились, высказывая все, что накопилось, так бездумно, что остановиться не смогли.        Я орал так, что охрип, а ты, жестко сжав руки, пугающе невыносимо побелел, как полотно.        Мы сорвались.        Разбили, как зеркальную гладь, невероятную хрупкую конструкцию нашей жизни.        Разрушили все.        Утонув в обидах; невысказанных, но давящих мелочах, повергающих в тоску, мы необъяснимо сами обрывали все оставшиеся ниточки души.        По одной.        Несказанное накрыло вдруг и миражи былого вместе с усталостью окутали темной волной.        Ты обескураженно, не мигая, смотрел мне в глаза, мертвея.        Я, никогда не кричащий так ужасно долго, эмоционально и с таким остервенением, споткнулся на полуслове, когда ты тихо промолвил куда-то в сторону: «Тони… Не думал, что все настолько критично. Я… Я переночую у себя. Мне жаль. Прости…»        Ты ушел, безмолвно прикрыв за собой дверь, а я с рванувшей, как граната, печалью в сердце вдруг осознал, что это... все.        — Дурак. Дважды дурак. Что отпустил — дурак, и что не догнал — дурак. Думал, что сможешь жить без него?        Она испытующе прожигает меня глазами, уже зная ответ.        — Нет. Я не хотел, чтобы все вышло именно так.        Я выдыхаю сквозь сжатые зубы, но все бессмысленно.        Иллюзия.        Я действительно не могу без него.        Ничего.        Думать.        Дышать.        Жить.        От себя мне не уйти, как ни пытайся.        Кислород, вы о чем?        Я умираю без него.        Подыхаю.        В моей темнице нет замков, но я погибаю.        Я так люблю, что только мысль о том, что ты в этот миг летаешь, держит на плаву.        Стив, это странно — разучиться дышать.        Потерять все, и стремительно уходить в ревущую бездну, понимая, что выхода нет.        — Что, жалеешь себя, Тони? Не стоит. Подумай, каково ему. Ты ведь так и не дал ему договорить. Зачем так мучить его, если ты устал и изнемог? Молчи.        Она вскидывает на меня глаза, требуя молчать.        — Не смей, Старк. Слышишь, не смей. Ты напал на него, как коршун, и не дал оправдаться. А он не смог парировать, потому что любит тебя, идиота, до беспамятства.        Последние слова она буквально выплевывает мне в лицо.        И я опускаю голову.        Чертова гадалка словно сама была там.        Не знаю, откуда, но она знает все.        Я сожалею.        Господи боже, Стив.        Если бы ты знал, как я сожалею.        Я горюю так, что едва дышу.        Все стало таким ненужным, таким бесполезным.        Таким пустым.        Оказалось, что мне не надо ничего.        Совсем.        Если тебя нет рядом.        Больно.        Больно так, что я перестал спать.        Больно так, что я все еще ищу твое лицо в зеркалах, придя домой.        И это убивает.        Мне все равно.        Работа, мир вокруг, и все уходит в сторону, когда разум рушится от пары безбожно убийственных слов.        Стив, ты ушел.        И как выясняется, жить без тебя я не умею.        Никак.