Ты все для меня

Некогда стоящую тишину теперь переполнял гомон неподалеку стоящих адептов различных Орденов, которые сумбурно что-то обсуждали между собой, напрягая меня своим излишним вниманием и скепсисом до предела. — Это же тот зазнайка, который к нам пришел несколько лет назад, — насмешливым шепотом проговорил один из учеников именитого клана в белом, кивком головы указывая в сторону моего ребенка. — Ага-ага! — как-то резво отозвался его собеседник, с явной завистью косясь на Юаня, вслед за этим выплевывая ядовитую реплику, от которой Сычжуй в моих объятиях сжался с еще большей силой. — И это Старший ученик! Хах! Он даже не является Ланем! Метнув на расшумевшихся и явно не соблюдающих приличия учеников некогда достойного Ордена яростный взгляд, я в ту же секунду пожалел, что всё же спалил тот томик. Вот теперь я могу прекрасно понять, почему адептов Гусу держали в столь строгом «монастыре»! Они заслуживают порки! Вскоре заметив плещущийся через край гнев в моих глазах, Лань Хуань элегантно поклонился, произнося: — Глава Ордена ЮньМэн Цзян, я, как глава Ордена ГуСу Лань, прошу прощение за своих адептов. Я велю их позже наказать за такое своеволие, — тихо проговорил Лань Сичэнь, заминаясь на секунду, наверное, увидев на моем лице торжество, продолжая. — В особенности Вэй Юаня… Нет, теперь Лань Сычжуя. Произнесенная с легким тремором фраза заставила меня тут же дернуться, будто от удара, и вернула воспоминания еще с тех старых времен. Более всего меня заставило перекреститься одно «особое» наказание. Избиение палками за неуказанное перед старшими должным образом уважение. Гладя рукой давно успокоившегося от переизбытка чувств ребенка по голове, я поднялся с колен, попутно кидая предупреждающий взгляд на стоявшего подле нас младшего брата. — А-Инь, пожалуйста… — Прошу, будь благорассуден, — понимающе улыбнувшись, тихо проговорил младший из Цзян, притягивая моего сына к себе. — Как всегда, — широко улыбнувшись двум самым дорогим людям на земле, тихо пообещал я, наблюдая, как Юань прижался к Цзян Чэню. — Братик Чэнь, — читаю я по губам сына. — Я скучал… очень Вот как можно быть таким милым? Юань такой Юань! Мой любимый ребенок… Вновь ласково улыбаясь только для них, я резко разворачиваюсь, тут же ошеломленно замираю, натыкаясь на две знакомые статуи братьев. Как и в прошлом, два молодых господина гордо держали прямо спину, были одеты в традиционные для их ордена бело-голубые траурные одежды, и если первый старался хоть как-то приветственно улыбаться, то у второго господина будто на лице застыла вечная зима, которая перемежалась с маской из безразличия с ощутимым показным высокомерием. Со слышимым лишь для себя скрипом я медленно приподнимаю голову, ощущая в каждом участке моей души волнение от ожидания, и непроизвольно встречаюсь с пристальным соколиным взглядом холодно-золотистых глаз. Это он… Это… Лань Чжань… Мой А-Чжань… Лаская взглядом давно покинувшего меня человека, я с досадой заметил, что у моего Нефрита были короткие волосы (а-ля каре), но это лишь придавало столь прекрасному как у божества лицу больше изыска. Я желаю как прежде коснуться твоей белоснежной нежной кожи, твоих вороньих волос, провести по ним рукой, прижаться к тебе всем телом и… никогда не отпускать, не покидать. Но почему-то я ощущаю подкатывающие из недр души тоску и одиночество, когда я понимаю, что ты не узнаешь меня. Шумно сглотнув, ощущая, как кадык перекатился вверх-вниз, я стал приближаться к двум господам, стараясь не отводить взгляда от чужих безразличных до окружающих глаз. Лань Чжань, разве ты не обещал мне, что узнаешь из тысячи? Сколько веков ни прошло бы, будешь рядом и будешь любить меня? Что в каждой из жизней будешь находить меня? Но тогда почему сейчас ты смотришь сквозь меня? Ведь я же, как и прежде. люблю тебя! Люблю, сквозь века… От осознания этого мои легкие сжались в резком спазме, а земля будто ушла из-под ног, но внешне я старался сохранить показушную маску хладнокровия. Черт!.. Черт! Как же больно!.. Это чувство будто пронзает каждую клетку, заставляя мое сердце сжиматься все сильней, принося невыносимые страдания. Ах… Почему… Ведь… Я же люблю… Слышишь? Я люблю тебя… Н-нет. Горькая улыбка исказила мое некогда безучастное лицо, а из моего горла вырвался лишь истеричный смешок, человека, которого только что лишили надежды на дальнейшее будущее, когда от прошлого все так же веет теплом. Не обращая уже на никого внимания, я лишь вскинул голову вверх, вдыхая морозный воздух и любуясь старыми как мир звездами. И лишь неуловимая слеза скатилась по, казалось, и так бледной щеке, также исчезая в ночи. Ведь то, что происходит с тобой, происходит только с тобой. И никому и никогда не удастся взглянуть на мир, который ты создал с нуля, твоими же глазами и увидеть то, что видишь именно ты сам. Ведь так сложно понять и проникнуть в душу человека. Но знаешь, я благодарен тебе… Спасибо, что ты есть! Теперь моя очередь томиться в ожидании. Я хочу, чтоб мы были счастливы с тобой и в этой жизни. Легким взмахом пальцев, я стираю мимолетную собственную слабость, переключаясь вновь на главу ГуСу. Несколько секунд мы упрямо сверлим друг друга яростными взглядами, шумно дыша. Ощущая напряжение в каждой клетке собственного тела, я будто подошвами от ботинков присох к каменной глади, боясь сделать хоть едва уловимое чужому зрению движения, страшась, чтобы его не шибануло током от злой ауры, что так и мечется в воздухе ощутимыми разрядами. В мгновение ока одолев расстояние, присутствующее между нами, я за секунду оказался напротив СиЧэня, заставив непроизвольно дернуться сразу обоих. Растянув губы в жесткой улыбке, я непозволительно близко приблизился к благородному лицу. — Простите за бестактность, но, являясь обычным человеком, я должен высказать свое мнение! Во-первых, Вэй Юань действительно Мой сын! Могу документы предоставить. Во-вторых, когда это в вашем Ордене стали наказывать за проявления чувств? И в-третьих, попробуете ударить или еще как-то наказать моего ребенка, я запомню, а потом отомщу, так что… м-м… — Простите, когда дело касается его любимых, его несколько заносит, — тихо проговорил дядя Цзян, зная, что его племянник вполне способен уничтожить орден только несколькими словами. Даже будучи обычным человеком, он способен на многое. — Ох… это Вы простите, — вежливо извинился глава Ланей, кланяясь. — Я не воспринял слова столь юного господина всерьез. — Так… Я сейчас действительно разозлюсь! — рычу я, возмущаясь, что меня держат за ребенка. — Неважно кто его родил, важнее кто его воспитал. И если вы недовольны моим воспитанием, можете покалечить меня! Цзяны напряженно застыли, всем телом выражая явный протест, произнесенной в запале фразе. — Нет… Ваш сын превосходный ребенок! Как и Вы сами! Произнесенная вскользь фраза заставила ФэнМянь лишь тепло улыбнуться, мимолетно замечая боковым зрением, как его собственный сын тоже подходит ко мне, чтоб я смог утешить вновь взволнованное дитя. — Так этот ребенок… — Да… малютку Юаня, моего племянника, когда-то подобрал, гуляя по городу. Говорил, что его кто-то избивал, а он кинулся на насильника и отбил ребенка, уводя того. — Сколько тогда было Сычжую? — тихо спросил дядю мой родной и любимый человек.  — Четыре. Он мало что помнит с тех времен, но знает, что мой племянник спас его. Я помню, как он тогда пришел в Орден и попросил меня об услуге взять опеку над Юанем, пока он сам не сможет взять полноценное усыновление. Я поддался. Малыш ни на шаг не отходил от своего отца, и когда тот начал неуверенно говорить, то первое, что он произнес, было «папа», А-Сянь тогда расплакался и, прижав его к себе, говорил, что он его папа. С тех пор он пресекает любое насилие, направленное на малыша. Хотя он также защищает моего сына, пряча в своем доме. — Ваша жена… Цзян Чэн тихо подошел к отцу, обнимая в знак поддержки, говоря тем, что понимает, что тот не знал о самосуде его жены. — Да… Когда я узнал от А-Сяна, что она регулярно избивает сына, я дал разрешение забрать его. — Он всегда защищал меня от ее нападок, подставляя под кнут свою собственную спину. Тогда она останавливала свой гнев, понимая, что поранила того, с родителями которого лучше не ссориться. Но она все равно всегда прибегала к другим методам. Раз она чуть не утопила меня. Меня чудом спас старший брат Сянь. — Вы слишком расхваливаете меня! — крикнул я, все же поднимая пятнадцатилетнего парня на руки и подходя к мужчинам, все удивленно посмотрели на меня. — Спорт и никакого мошенничества! — твердо проговорил я. — Теперь мы можем приступить к обсуждению более серьезных тем, пока истерика этого ангела вновь не разразилась из-за моего ухода. — Вы балуете его! — причитал вновь старый советник. — Да, потому что он явно это заслуживает… И я не хочу, чтобы мой сын воспитывался как когда-то давно воспитывались Лани. Господи, десять тысяч правил. Это же уму не постижимо, — помотал головой, снова благодаря тех шавок. Глава Ордена резко развернулся ко мне, окидывая весьма подозрительным взглядом. — Откуда Вы это знаете? — Птичка нашептала, — твердо ответил я, проходя в особняк Ланей. — Не беспокойтесь, я не засланный казачок. Просто слишком много знающий человек. Лань Си Чэнь, расслабьтесь, я Вам не враг, а скорее друг, готовый протянуть руку помощи в предстоящей войне. — Откуда?.. — Шестое чувство! — широко улыбаясь, поясняю я, снова окидывая взглядом Ван Цзы.