особенный

Данзо не смог предъявить ничего Шисуи, так как слежка была незаконной и никто о ней не знал. Тем не менее официальной версии он не знал, потому что Данко вел себя максимально так, будто сам верил в выдуманную смерть Шугару. В итоге было сказано, что Шугару погиб во время миссии, а какой именно, не уточняли. Никто, совершенно никто не знал правды. Сам омега никакой жалости не испытывал, в АНБУ им приходилось не раз убивать предателей-товарищей, избавляться от «ненужных». И если Шисуи остальным скажет, что его миссией было убить Шугару — никто ему даже поперек и слова не вставит. Таковы были правила, таков был АНБУ. Всю неделю Итачи просто не мог подойти к Шисуи, всячески пытался сбежать от него, не чувствовать тяжелого взгляда на спине. Для большинства их охладевшие отношения стали загадкой. Избегал его компании не только из-за тайны бывшего полицейского, скорее из-за стыда и смущения. Он чувствовал его желание в тот день, эрекцию альфу, упиравшуюся ему в бедро. Грубыми движениями он рвал веревку на руках, нежно поглаживал огрубевшими пальцами тонкую кожу на запястьях. Да он сам, как и Шугару, был в шаге от того, чтобы изнасиловать омегу. Итачи хотел на него злиться, но не мог, только для вида поддерживал хмурый взгляд и без того на напряженную спину в раздевалке. Все раздражало, вплоть до встревоженного взгляда Хатаке, он уж всегда чуял неладное отлично. — Шисуи, — громче, чем привычно, зовет капитан, захлопывая дверцу шкафчика. Итачи будто бы приклеивается липкой и жирной бумагой к металлу шкафа, желая исчезнуть. Раствориться и забыть надоедливого капитана, озлобленный взгляд напарника, его вид взъерошенных волос и красных глаз. — Да, капитан, — омега тихо выдыхает, слыша уставший голос с хрипотцой. Какаши вздыхает, бормоча про одинаково порядочных Учих, затем поправляет: — Не больший капитан, чем ты сам, старший лейтенант полиции, — по-доброму напоминает ему он. Омега хочет поправить Какаши, что до капитана отряда все же Шисуи не дотянул, потому что нашли для него дело попригоднее, но молчит в итоге. — Ну, так о чем я. Есть к тебе предложение выпить сходить сегодня, ты как? — Он в последний раз поправляет маску на лице и якобы виновато смотрит Итачи в спину, обращаясь уже к нему. — Без обид, Итачи, но хочу устроить альфийскую посиделку вдвоем. Ему то без разницы, скорее, наоборот рад. — Я был и так занят, так что ничего страшного, — занят очередным мониторингом социальных сетей и анализом ситуации с Шисуи, да. Виновник тревожного состоянии омеги, резко выпрямляется в спине, хрустит ей сильно, что даже Хатаке как-то болезненно морщится. Еще бы, звук, как напоминание о приближающемся тридцатнике. — Я так понимаю, пройти прямо сейчас и начать альфийский разговор без выпивки, тоже оптимальный вариант? Взгляд у Шисуи насмешливый и злой, омеге от этого не по себе. Взгляд будто дышать мешает и он первым чуть ли не выбегает из раздевалки, оставляя двух альф наедине. Может этот взгляд и был первой тенью, падающий в солнечный свет? Быть может Итачи начал чувствовать ту тьму, которая привела добродушного лейтенанта в беспощадный АНБУ. Нет, первой ниточкой тьмы был тот Шисуи, который с садизмом в глазах, ломал руки Шугару, наслаждаясь вскриками и звуком хрустнувших костей. Его налитые словно кровью глаза казалось бы должны были преследовать в кошмарах, а не в тех, о которых он с смущением вспоминал. Всю течку он не понимал, что с ним происходит. Тело требовало толстого члена внутри, и он знал, что ему нужен лишь один конкретный альфа. Итачи прикрывал пылающее лицо изящными руками, тихо постанывал от неудовлетворенности, желая ощутить запах сладкой мяты. Такое с ним было впервые, раньше течки проходили незаметно. Легкие пылали невыносимым жаром, внизу живота напряжение никак не спадало, как бы он не ласкал себя, не представляя вместо своих рук его. Он желал в те дни, хотел до боли в теле Шисуи. Изнывал и капризно стонал думая, о теплых ладонях, как он будет ухмыляться в шею и грубо целовать её. Затем он будет его брать по несколько раз в самых разных позах. Итачи бурно кончал, лишь вспоминая, как он загадочно улыбался одним краешком губ, обнажая небольшие ямочки. Дырочка громко хлюпала и смазка стекала обилием, впитываясь в постель. Чтобы он не делала, там внутри он хотел ощутить Шисуи и его член. Конечно, после обмазанной в сперме и смазке постели, его ярких фантазий, ему было стыдно общаться с альфой. Отвращение к нему после жестокости и убийства Шугару он не испытывает. Страх — возможно, но от этого альфа стал наоборот притягательней. Итачи даже не мог подумать, что за обворожительной улыбкой скрывался опасный монстр. Омега нашел его тьму, и факт этого отдавал теплом в груди. Однако узнав его секрет, вместо ожидаемой близости, они наоборот отдалились. И от него не ускользает внимательный взгляд альфы, когда Итачи снимает потную кофту с себя в раздевалке. Шисуи точно также желает его, но почему-то сдерживает себя. В итоге никакой пьяной посиделки у альф не было, чисто деловой разговор на кампусе. Ничего нового, Какаши, как обычно придумывал небылицы перед Итачи, но на самом деле хотел также сухо обсудить дела с Шисуи. О чем они там говорят, он не слышит, зато его присутствие отлично ощутил Шисуи, у которого сразу же напряглись желваки. Не трудно сказать, что он злится, причем очень сильно. Нужно идти к себе, но ноги будто приросли к земле, да и глаза оторвать от альфы он не может. Шисуи сдержанно кивает Какаши, а затем быстро удаляется в сторону общежития. Омега приходит в чувство и сразу же срывается за альфой. Ему тяжело объяснить щемящую тяжесть в груди, что мешает спать. Там внутри умоляет бежать за ним. Он ненавидит свою сущность. Именно из-за нее между ним и Шисуи образовалась стена. Если бы не чертова течка, Шугару, то они бы также болтали после тяжелого дня. Это правда, он не так долго знаком с ним, но уже успел привязаться к его компании. Иногда среди ночи мысли словно материализовались и шептали: «Он убийца! Убийца!», но Итачи вертел головой в кровати. Для него Шисуи никогда не будет таким, он защитил его, он испугался за друга, а не за течную омегу. Шисуи единственный, кто видит в нем человека, личность и только потом омегу. Вот только вся решимость исчезла прямо перед дверью парня. Итачи вкладывает всю силу в кулак, но так и не может заставить себя постучаться. Кулак поднят и разделяет его от двери пара сантиметров. За дверью слышатся проклятия, шарканье тапочками. Как мило, думает омега и шумно сглатывает, слыша приближение парня. Дверь тяжело отпирается, и слова испаряются, будто он забыл, как говорить. Шисуи грустно улыбается, успел снять футболку и стоит, гад такой, в одни спортивных штанах перед ним, пропуская внутрь. Альфа трет ладонью по лицу и опирается на комод позади себя. Складывает руки на груди и ждет. В голове Итачи репетировал их диалог почти каждый час, но сейчас он может смотреть на него большими глазами и молчать. Он молчит, сев на краешек неубранной кровати, а Шисуи ждет. И так некстати альфа без верха, руки не скрывают подкаченный пресс, крупные бицепсы. В идеале он всегда мечтал о такой фигуре, но омежья природа не позволяла. Альфа широко ухмыляется, славив омегу за делом. Смущение накрывает его, Итачи сжимает кулаки на коленях. Отводит взгляд на кровать, какой же там был беспорядок. Вещи, явно не первый день, небрежно лежат на другом углу кровати, парочка свисает на пол. Белое одеяло скомкано, две подушки лежат в совершенно разных сторонах кровати. Итачи легонько вздыхает и чувствует щекотку в животе. Вся кровать пахла альфой и только им, никакой запах омег, несмотря на то, как они липли к нему. От души отлегло, да и знать, что тут не было других, делает его по-детски счастливым. Шторы плотно задвинуты, есть только маленькая щель. Тонкая полоска солнца словно пополам делит лицо Шисуи, остальная вся комната в темно-красном мраке. Темно-красный — цвет, который удачно описывает альфу. На комоде возле Шисуи лежит альбомный блокнот, простые карандаши, точилка и ластик. Из-за всей суматохи он забыл, что альфа любит рисовать в свободное время. Итачи опять краснеет, представляя, как альфа бы рисовал его портреты. — Милашка, — комментирует альфа, становясь эксклюзивным зрителем такого поведения омеги. Итачи немного дуется, хмурится, но все равно в упор молчит. Нет, они могут так весь день просидеть, но альфе нужно понять, чего хочет этот омега, который не вылезал из его головы очень давно. — Я, конечно, польщен, что особенный вундеркинд решил посетить мою обитель, но может уже объяснишь свое присутствие? — Шисуи ставит ладони на плоскость по бокам, спиной все также прижимаясь к комоду. Итачи давится и кашляет в кулак, не собираясь начинать диалог, пока не соберется. Это забавно и мило, думает Шисуи. Нет, это забавно и мило лишь только потому, что это Итачи Учиха. Будь на месте кто-то другой альфа от раздражения свернул бы ему шею. — Я не хочу, чтобы эта ситуация помешала нашим рабочим отношениям, — Шисуи на его слова хитро щурится. — Это всё. — Ты меня запутал, разве ты не хотел быть моим другом? — Примирительно разводит руки в сторону. — Пардон, не так тебя понял. Друг. Итачи решил еще в детстве не заводить друзей, потому что он не способен их защитить. Его мысли были погружены в то, как не дать разродиться конфликту между городской полицией и АНБУ. А еще действия альфы не вязались с дружескими понятиями. Итачи видит интерес в его глазах, и будет верить, что он завязан на их общих целях. — Ты здесь для того, чтобы подружиться со мной? Смех Шисуи легкий и безобидный. В глазах напарника остается дымка грусти и недосказанная история, возможно которую он никогда прежде никому не рассказывал. -Меня сюда перенаправили за особым делом, -он засматривается на то, как за окном облака сгущаются.- Однако я подумал, что нет ничего плохого в том, чтобы стать ближе к тебе. Зачем тебя послали сюда? Шисуи наигранно выдыхает и садится на кровать рядом к Итачи, осторожно кладет ладонь на острое колено, тем самым проверяя их уровень доверия. Здесь в АНБУ доверие было редкостью. Безусловно Шисуи более дружелюбный, чем он, но есть вокруг него невидимая стена, которая держит всех на расстоянии. Вокруг Шисуи скоплена тайна, а в глазах таится тьма, которая с каждой встречей становится заметней для Итачи. — Твой клан подозревает тебя в предательстве, и они выбрали меня для слежки. Легкая улыбка в сочетании с грустным взглядом. Именно так Шисуи смотрит на него, и это выражение лица стало особым. Ни на кого альфа так не смотрел прежде, и Итачи думает, что его жалеют. На него впервые смотрят с жалостью. За то, что родной отец не доверяет сыну. За то, что клан считает его предателем. За то, что он абсолютно один-один против всех. — А взяли меня, потому что я оказался удачным экспериментом. Данзо съел наживку, Яширо оказался прав, — ладонь перемещается с колена, накрывая его. Солнце исчезает за темными облаками. Над городом властвует тьма, и даже крошечная комната повергается в нее. В этой темноте силуэт Шисуи выглядит особенно пугающим. Грустные глаза с обнадёживающей улыбкой растворяются с его лица. Бледность на лице выделяется сильнее, а брови нахмурены. Он готовит Итачи к неприятному разговору. Была ли это инициатива отца? Это лишь волнует его. Тот, кого в детстве почитал Итачи, который гордился фразой «неудивительно, ведь ты же мой сын». Шисуи рассказывает ему весь план клана. И в голове растерянного Итачи лишь одно: — Зачем… Зачем ты мне это рассказываешь? Хотелось выдать это по-злому, чтобы у Шисуи внутри дернуло за ниточки, но выходит сипло и дрожащим голосом. Собственное тело, которое не предавало никогда во время миссий, сейчас выдает его чувства полностью. Он никогда не думал, что предательство отца так сильно ударит глухой болью в сердце. Словно оттуда что-то вырвали, хотя он никогда не был верен идеалам семьи. — Знаешь, мне кажется, что ты, Итачи, намного выше этих идеалов. Для меня большая потеря не дать тебе шанс помочь остановить движущие силы, — Шисуи выдыхает и треплет волнистые волосы. — Ты особенный. Я верю, что у тебя получится остановить жажду власти нашего клана, а также поменять взгляды АНБУ. Я буду тебя поддерживать, всегда буду с тобой. Ты всегда сможешь положиться на меня, Итачи. У тебя получиться всё, даже стать главой безопасности и помирить две враждующие ветви. Итачи прикусывают губу. Шисуи озвучил страшную тайну, секрет всей его жизни. В детстве у него была мечта стать главой, остановить эту бесполезную вражду между двумя силовыми ветвями. Он не верит, что Шисуи смог узнать его мечту. Или же он сам верит в Итачи? — Почему ты так хочешь быть со мной? В это сложно поверить. С самого детства Итачи не любили особо другие дети, потому что его самоизоляция выглядела для остальных надменностью. На самом деле Итачи просто интересовало то, на что детям было все равно. Его целью было стать лучшим, чтобы в последствии помирить всех, убрать консерваторов с руля клана, возможно изменить отца, и не дать всему этому дерьму внутри клана свалиться на Саске. У него не было ресурсов на дружбу, а другие не пытались. За исключением этого альфы. — Мне просто хочется, — Шисуи неловко улыбается и трогает затылок. — Я рад, что такой парень, как я, может помочь великому гению. Мне приятно осознавать, что есть много вещей, которому я могу научить, что есть моменты, где тебе нужна моя помощь. Я не знаю, ты можешь называть это судьбою. — Не прибедняйся, ты не так уж и прост, — от информации у Итачи болит голова. В эту же минуту Шисуи садится на корточки перед Итачи, кладет прохладную ладонь на горячий лоб. Итачи удивленно моргает, ощущая, как недомогание покидает его тело и становится легче. Нисколько не удивленный Шисуи вновь встает, чтобы уже сесть к Итачи на кровать. — Воин, защищающий этот мир незаметно ото всех глаз. Это моя мечта, кем я хочу быть. И я смогу ее реализовать, только помогая тебе, Итачи. Дождь начинает барабанить за окном. У Итачи сводит дыхание, запах петрикора и Шисуи смешивается в один. Словно его чувства перекочевали к нему, и теперь он не знает, как понять и определить. Замешательством омеги пользуется Шисуи, осторожно касаясь его мягких волос. Он очерчивает острые скулы и тянет к себе за подбородок. Тепло губ согревает, альфа словно забирает с каждым касанием всю боль и тревогу. Шисуи уверенней жмется, откидывает Итачи на спину, вновь впиваясь неспешным и очень-очень нежным поцелуем, потому что по-другому с Итачи нельзя. В полумраке дня зарождается слабый огонек надежды.