ID работы: 8600236

Семейная терапия

Слэш
NC-17
В процессе
48
Размер:
планируется Макси, написано 130 страниц, 10 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
48 Нравится 15 Отзывы 23 В сборник Скачать

Глава третья. Будьте искренни

Настройки текста
      С того разговора с Кэрри прошло несколько дней, хотя о количестве сказать было трудно. Шиффер отсиживался в своей комнате, не желая пока идти на контакт с кем-то ещё. Ему хватало скрипучего голоса оператора, хмурой рожи конвоира, пытающегося скрыть своё постоянное недовольство и улыбаться хотя бы для проформы во время очередной экскурсии по подозрительно пустынным этажам, а так же каждодневного похода к раздражающе любезным врачам на третьем этаже (почему именно на третьем никто объяснить не удосужился, но подниматься было довольно трудно). Остальное же его пока не волновало. На все выше упомянутые процедуры уходило от силы несколько часов, поэтому в остальное время омеге не было чем заняться. Прохаживаясь от одной стены к другой и меряя шагами пространство, он подавлял в себе росшее с каждым днём желание прервать весь этот цирк, но, с другой стороны, малый интерес к происходящему давал некую отсрочку его решению покончить с собой поскорее. Всё же, настоящей причины своего пребывания здесь он не знал, что довольно интриговало. Шиффер не верил россказням о справедливости и пользе для общества. Только не для убийц… Но, всё же, Хайль старался не думать о том, какая на самом деле его ждёт роль в Блэкхаузе. Исходя из всех известных ему фактов, ближайшие пять лет будут самым кошмарным временем, что он провёл в заключении. Парню было глубоко наплевать, чем его кормят или какие здесь условия содержания, но то, как лицемерно бережно к нему относились, вызывало лишь постоянные приступы омерзения и злости. Хайль считал, что в Вайтхаузе с преступниками обходились более чем подобающе, а здесь… Это лишь постановка. Лживая жизнь, наполненная бутафорией счастья, мира и уюта. Неприкрытая фальшь, что сочится из каждого улыбающегося ему рта. Был ли в этом всём смысл, если абсолютно все участники этого театра знали, кем они на самом деле являются? По большому счету, никто не обязан был относиться к преступникам гуманно, даже если они выполняли роль временных инкубаторов для детей, судьба которых такая же неопределённая, как и суть эксперимента.       Хайль не знал точно, его подсчёты были весьма приблизительны, но некий вывод он сделать всё же смог. Шиффер сомневался, что в этом действе принимает участие больше, чем двадцать человек в совокупности. Омег-убийц, приговорённых к смертной казни, было в разы меньше, чем других, хотя за время пребывания Хайля в тюрьме мир мог существенно измениться. Но всё-таки он брал в расчёт именно десять человек — большее число ему казалось бессмысленным. Конечно, он мог ошибаться, но считал, что если всё же этот проект пробный, значит, количество не может превышать его допущений. Альф могло быть столько же. Припоминая разговоры и название проекта, омега также подумал о том, что, скорее всего, из заключённых попытаются сделать пары и все они, если учитывать слова ублюдка Винстона и Кэрри, уже заведомо составлены. На этих же мыслях Хайль начинал хмуриться и кривить губы. Все эти пары — опасные преступники, которых должны были казнить. А значит, Хайлю тоже попался какой-то выродок общества. Не то чтобы его это сильно задевало, однако омега предпочёл бы пройти процесс ЭКО, чем контактировать с незнакомым, возможно, психически нездоровым и не контролирующим себя типом. Хотя о чём это он… Ха!       Постоянное очищение от транквилизаторов сделало Хайля что-то шибко умным… Он раздражался от того, что постоянно думал о какой-то ерунде вместо того, чтобы просто насладиться тишиной и временным покоем. Сколько бы времени не проходило, а мысли ещё больше роились в голове, словно надоедливые пчёлы. Сколько бы парень не уговаривал себя забыть обо всём, всегда возвращался к рассуждениям о своем ближайшем будущем, где не будет места ни спокойствию, ни минимальной свободе действий.       Приблизительно через час после завтрака, состав которого, к слову, каждый раз пестрил разнообразием продуктов, дверь в камеру открывалась, и омегу выводили на уже ставшую привычной процедуру. Сопровождающий его альфа никогда не отвечал на вопросы и только нервно водил бровями, когда Хайль недвусмысленно дразнил его намёками на желание «пообщаться поближе». Конечно, сам парень не был намерен это делать, даже наоборот, ему было слишком неприятно находиться в обществе этого мужика, однако едкая личность внутри него всё равно продолжала провоцировать и нарываться на неприятности. Но Шиффер точно знал, что в Блэкхаузе такого не случится. Конвоиры здесь, судя по всему, принимают подавители (это подтверждает отсутствие характерного запаха в воздухе), а значит — не поддадутся искушению избить или изнасиловать. Что ж, это не очень весело. Вообще, за несколько последних дней парень уже успел заскучать. Цепочка каждодневных ритуалов начала раздражать и казалась теперь самым ужасным наказанием. В бывшей тюрьме его хотя бы били, а после обеда даже удавалось послушать совершенно уникальную какофонию скрипа матрасов и стонов заключённых. Чем не романтика? А здесь что? Все сдержанные, слащаво приветливые и заботливые. И эта мигающая радуга стен перед глазами… Бесит.       Безымянный конвоир, приблизившись к раздвижным матированным стеклянным дверям, остановился и, дождавшись, когда она откроется, толкнул Хайля в комнату, оставшись позади. Здесь было довольно просторно. Белая плитка на полу и стенах, несколько отдельных приёмных, закрытых высокими шторками, за каждой из которых кресло для осмотра и стол с набором всевозможных инструментов. Хайля встречают несколько прищуренных взглядов, в числе которых два врача и столько же охранников. Именно «охранников», так как, когда парень их впервые увидел, сразу обратил внимание на отличающуюся от других форму и более крепкое, подготовленное тело. Видимо, в этой комнате шанс нападения заключённого гораздо выше и, если честно, Хайль соглашался с этим. Очень подходящее место. Первым с ним здоровается мужчина средних лет, улыбается так, что его рот почти полностью располовинивает круглое лицо, и омега внутренне посмеивается над этими потугами быть добрее, чем есть на самом деле. Врач кивает ассистенту, который в тот же миг убегает готовить процедурную, а Хайлю приглашающим жестом показывает на мягкое кресло возле стола. Шиффер садиться не спешит, обводит комнату быстрым взглядом вдоль и поперёк, и незаметно втягивает воздух носом. Да, здесь определённо недавно был другой заключённый, а может и несколько. Запах еле ощутимый, но даже он до скрипа зубов раздражает. — Как Вы себя чувствуете? — из мыслей вырывает уже знакомый натянуто мягкий голос, но омега не смотрит собеседнику в лицо. Скорее, где-то над головой или за спину, от чего силуэт врача становится ещё более размытым. Ну, а какая, в принципе, разница? Для Хайля они все здесь безликие, безымянные, бестелесные, так что ему совершенно безразлично, что там за эмоции сейчас искажают их рожи. — Как чувствует себя человек, запертый в четырёх стенах большую часть времени. — тон парня звучит слишком дерзко и громко, он мало что может контролировать из всего словесного потока, но вовремя смыкает губы и лишь саркастично ухмыляется, а потом, как бы невзначай, добавляет: — Просто отлично. Врач от чего-то дёргается и на миг напряжённо замирает. Такая реакция всегда следует за хотя бы незначительным изменением в голосе Хайля. О, неужели его боятся? Его — слабого, несчастного омежку, который тяжелее тарелки с едой и поднять-то ничего не может? Ха! Это смешно. — Мистер Шиффер, Вам никто не пытается навредить, — больше прошептал, чем проговорил, мужчина, и снова натянул на лицо улыбку. Как мило. А жаль. — Да-да, я знаю.       Хайлю очень, прямо до усрачки и дрожи в мышцах хотелось что-нибудь учудить. Хотя бы что-то мелкое, незначительное, но, тем не менее, заставляющее окружающих обратить внимание. Слишком скучно. Их, наверняка, предупредили о частых рецидивах в поведении омеги. Скорее всего, они ожидают, что он может сорваться, и эти дураки, если честно, недалеки от правды. Он в любой момент, если того захочет, может устроить здесь хаос. Хорошо было бы проверить, что с ним сделают после того, как он прикончит хотя бы этого нудного врача. Посадят ли его в карцер? Запрут в комнате с мягкими стенами? Или накачают транквилизаторами и вышлют обратно в Вайтхауз или психушку? Какие варианты припасены у этих дураков? Как же интересно… Но ещё рано. Прошло не так много времени, чтобы быть точно уверенным в успехе. Нужно ещё подождать, присмотреться и изучить новую среду. Если они хотя бы раз проявят беспечность — жертв не избежать.       Хайль стоит на месте, пока по его сухому телу скользят чужие взгляды. Он знает, что даже в таком немного измученном виде всё равно остаётся привлекательным. Когда-то это действительно было его гордостью: и миловидная внешность, и приторный запах, и чуткий нежный характер — банальные качества, присущие только омегам. В давние времена многие альфы не могли оторвать глаз, когда парень проходил мимо. Шифферу нравилось это, но… Своё сердце он отдал одному. Хайль ухмыльнулся, пытаясь отогнать воспоминания. Ему не было больно или обидно. Честно говоря, он уже давно перестал что-либо чувствовать. Это ничуть не огорчало, даже наоборот. Сейчас он старался не думать о том, что в тот день мог поступить иначе. Он сделал свой выбор и не испытывал сожалений.       Докторишка, скукожившись на кресле, напряжённо озирается по сторонам и очень часто зыркает в сторону охраны. Да, этот щуплый лицемерный человечек ещё в первое их знакомство даже боялся подходить ближе, но старался улыбаться с такой силой, будто от этого зависит его жизнь. В глазах Хайля он был не более, чем насекомым, которое дёргается в паутине, но всё больше запутывается в ней, пытаясь спастись. Парень ненавидел таких людей. Да и, по правде, ненавидел всех. Они наверняка не догадываются, насколько тщетными являются их попытки… — П… Прошу на осмотр, — из-за ширмы выглянул ассистент, затем выскочил из смотровой и спрятался где-то в глубине кабинета. Доктор же спохватился, быстро шагая к месту осмотра, куда без всякого желания зашёл и Хайль, в последний миг замечая, что охранники подходят ближе и становятся возле ширмы. Хмм… Интересно, они со всеми так? Или только мне единому такие почести? — скользнуло в мыслях, пока Шиффер ложился на чересчур мягкую кушетку и наблюдал, как докторишка с опасением подходит к нему, держа в руке иглу от капельницы. – Неужели этого беднягу заставили здесь работать? Не долго, значит, ему осталось…       Хайль за все годы, проведённые в заключении, уже привык к покалывающему ощущению в руке, когда едкий раствор просачивался в его тело и растекался по венам. В Вайтхаусе это было обычной процедурой каждую неделю, но тогда никто с преступниками особо не церемонился: в карцер приходил врач на пару с несколькими конвоирами, заключённого прижимали к постели, чтобы не дёргался, и вводили транквилизатор в руку. Иногда, бывало, что игла просто дырявила до кости, но эффект от этого не уменьшался. Та хрень, которой годами пичкали Хайля, действовала даже если её выпить, и об этом он знал не понаслышке. Хотя боль от неё была уж действительно адской. Однако сейчас привычного ощущения не было. Было что-то другое. Уже который день Шиффер замечал, как во время и после процедуры все конечности будто пульсировали, в голове со свистом проносился какой-то странный писк, а в низу живота мышцы начинали дрожать. Это было более, чем необычно, но Хайль бы скорее назвал это подозрительным. Ему не нравилось то, что его тело хотят вернуть в прежнее состояние, избавив от влияния транквилизаторов. Ему лишь одна мысль об этом была ненавистна, как и то, что последует за восстановлением. Уж лучше бы он провёл остатки своей жизни в одиночной камере, чем подвергаться таким издевательствам. Они будут разочарованы. Им не вернуть того, кого больше нет. — Ну что ж, — начал врач, вытаскивая иглу из руки и приставляя к шее Хайля прибор, предназначенный для измерения концентрации феромонов (о нём парень знал ещё до заключения), — Ещё одна процедура, и на этом мы закончим. — он улыбнулся через силу, пытаясь придать голосу бодрость, но его глаза выражали безмерное волнение. Наверняка хочет поскорее отсюда свалить. Что же, я тебя понимаю… — Жду не дождусь. — протянул Шиффер, нарочно медленно и тихо проговаривая слова, не забывая ухмыляться.       Ему, в каком-то смысле, нравилось вот так дразнить людей, которые относились к нему с опаской. Было интересно наблюдать за их реакцией на каждое слово или жест, и это очень забавляло. Стоило только повысить голос или сделать резкое движение, как они начинали трястись, заикаться, желать уйти как можно скорее. Это не было страхом. Все эти люди лишь подвержены влиянию страшной картинки, слухов, стереотипов, безумных игр разума. Ведь это только воображение, рисующее теми карандашами, которые ему предлагают. Конечно. Потому что Хайль Ганс Шиффер — чудовище, маньяк, беспринципный убийца, не жалеющий никого. Страшный, беспощадный, жестокий. Не имеющий ничего общего с хрупким, слабым омежкой. Не таким его видят. Хорошо ли это? Что ж, пока в этом есть хоть доля занимательного — да.       Доктор решил больше ничего не говорить. Отвёл взгляд и попросил на выход, махнув рукой. Не оглядываясь по сторонам, парень сразу направился к дверям, где его ждал конвоир. В мыслях по-прежнему было пусто, но неспокойно от продолжительного писка в ушах. Несколько противно осознавать, что он — лишь средство длительного эксперимента, животное, инкубатор для чёрт пойми чего. Хайлю действительно было сложно вообразить, зачем же «великому государству» выродки общества, дети, чьи родители давно должны гнить в земле за свои преступления. Впрочем, их сумасшедшему социуму с его непостижимыми дебильными идеями это вполне подходило. Кто бы ещё додумался такое сделать?       Шифферу было похер, если с ним поступали негуманно, отрицая человеческие ценности и права. Было так же похер на чудаков, которые всё это придумали и запустили. И на других участников ему тоже насрать, как и, наверное, им на него. Но его чертовски бесила эта игра в «хорошеньких», «справедливых», «милосердных» и так далее! Это не тюрьма, а дерьмовый ванильный спектакль!

***

      За несколько дней, проведённых в Блэкхаузе, Хайлю ни разу не дали возможности помыться. Не то, чтобы он чувствовал в этом надобность, ведь в его прежней тюрьме гигиенические процедуры проводились раз в две недели, когда заключённые становились к стенке и их из шланга большим напором поливали мыльной водой. Поэтому к лёгкому душку от своего тела он привык. Но здесь была загвоздка в другом. Похоже, что пока вымываются транквилизаторы, уровень выделяемых феромонов контролируют на каждой процедуре, а это значит, что до их окончания ему не дадут даже руки помыть. Но с общей гигиеной здесь было до неприятного хорошо. И под «неприятным» имелось ввиду справление естественных нужд. Даже до заключения Хайль был достаточно чистоплотным в этом плане и мог намывать руки десятками раз за день, да и в Вайтхаусе в каждой камере имелся и сортир, и умывальник (естественно, безопасный для пользования). Однако в этом радужном домике Шиффера ждало разочарование. Туалет, как и шкафчик с едой, был встроен в стену и выезжал только в опрелелённое время — чаще всего через несколько часов после приёма пищи и перед сном. Но вся прелесть была в другом. Чёртово. Дурацкое. Биде. Сколько Хайль не плевался на него, а выбора-то особо не было. Но причина такого его отношения к этому странному предмету фурнитуры была одна — ему не нравилось. Всё. Вместо того, чтобы мыть руки, приходилось подставлять их под лучи, напоминающие ультрафиолет, но парень уж очень сомневался, что это особо помогает. В любом случае, он брезговал.       Лёжа на кровати, не отрывая взгляда от повисшей на потолке камеры, Хайль поддался потоку мыслей. Глаза не двигались, даже дыхание стало поверхностным, еле заметным. Было интересно, считывает ли чип в его теле изменения, которые с ним происходят. С одной стороны, это было просто и логично, ведь омега на все сто был уверен в том, что за ним следят не только снаружи. Паранойя? Возможно. Но Хайль предпочитал учитывать все возможные факторы, чтобы потом они не могли ему помешать. И вот сейчас Шиффер думал о том, насколько далеко шагнули технологии, пока он просиживал робу в тюрьме. Если такое и вправду изобрели, то ему придётся тяжко… Любые отступления от нормы будут контролироваться, а значит задуманное, которое омега совершит в недалёком будущем, мгновенно пресечётся. Всё же не зря в его деле были те пункты с показателями, а делать анализы каждый день — весьма утомительное занятие, как он считал. Поэтому, исходя из своих недолгих раздумий, Хайль пришёл к выводу, что нужно бы каким-то образом проверить свою теорию. Вариантов было немного: голодовка, несколько дней без сна, задержка дыхания вплоть до потери сознания (даже если придётся передавить себе шею) или же маленькая незаметная травма, но которая точно вызовет реакцию. Так как времени у парня было предостаточно, а в четырёх стенах становилось слишком скучно, он решил прибегнуть ко всем методам. Конечно, делать он это всё собирался не просто так, а на перспективу.       Осуществлением своего плана Хайль занялся уже этим утром, отказавшись от завтрака. Оператор на заявление промолчал, и в следующий миг выдвижной шкафчик скрылся в стене. Это насторожило. Парень думал, что ему начнут задвигать о том, как важен завтрак и что он должен заботиться о своём здоровье и прочая-прочая чепуха, однако ответом было лишь молчание, от чего Хайль почувствовал себя оскорблённым. Что же, посмотрим, насколько долго они смогут его игнорировать.       Вообще, Шиффер за долгие годы отбывания срока привык к недоеданию. В силу всё той же брезгливости и высокомерия, ему не состояло труда отказываться от зловонной пищи Вайтхауза по несколько дней подряд и при этом чувствовать себя вполне нормально. Плюс малоподвижный образ жизни на грани медитации — и вуаля! Выросший в приличной семье с высоким достатком, Хайль ни в чём не нуждался, а потому питался лишь отборными продуктами. По этой же причине даже во времена сильного голода он заставлял себя не притрагиваться к еде, которая его скорее убьет, чем насытит. И по этой же причине омега был уверен, что продержаться минимум три дня для него не проблема. Далее — обезвоживание и истощение. Вполне неплохо, чтобы проверить программы этих придурков.       Проблема была со сном. Хайль сомневался, что в настолько скучной обстановке, оставленный наедине со своими монотонными мыслями, он не уснёт, как только свет в комнате перейдёт в режим ночника. Здесь, конечно, мог помочь вариант с травмой, но его Хайль предпочитал оставить на самый конец. И, конечно, если он задержит дыхание и отключится — план пойдёт к чертям собачьим. Хотя, можно было бы и проверить оперативность здешнего любезного персонала… Думаю, лучше всё же сделать это перед сном. Мда, одной частью тела придётся пожертвовать ради благого дела, ха-ха…

***

      Утром следующего дня Хайль проснулся слегка раздражённым, хотя это качество было его спутником долгое время. План с бессонной ночью, как он и думал, провалился, зато по поводу еды оператор его всё так же не доёбывал. Теперь стало интересно, когда подадут тревогу. Или сами ждут, пока он сорвётся? Ха! Очень самонадеянно. В общем, сегодня точно был последний спокойный день. Впереди отвратная процедура, далее, скорее всего, знакомство с будущим партнёром и начало пекла. Во всяком случае, скучать ему теперь не придётся…       Первой неожиданностью стало появление нового врача вместо того дёрганного. Что же, Хайлю казалось, что тот продержится хотя бы до этого дня, но ошибся. Ушёл ли он сам? Или это не тот вопрос, о котором ему следует думать? Новенький оказался на первый взгляд почти таким же, как и предыдущий, правда, с одним большим и довольно бесячим отличием. А заключалось оно в том, что это бесконечно треплющееся чудо в перьях не только начало верещать что-то на весь кабинет о том, как он рад видеть САМОГО Хайля Ганса Шиффера, неприлично долго дёргая его за руку в приветствии и улыбаясь настолько широко, что в какой-то момент его лицо стало больше напоминать псиную морду. Омегу перекосило от этой картины и ему стоило больших усилий сдержать поток матов и не выбить всё ёбаное дерьмо из этого чмыря. Он знал, что это хорошо построенный театр с довольно посредственными актёрами, поэтому не слушал, не всматривался и не верил. Никому. — Проходите, мистер Шиффер! Садитесь! Сегодня Ваша последняя процедура, да? Мы сейчас всё подготовим, а пока расскажите, как себя чувствуете? — голос этого человека, гендер которого Хайлю было трудно определить, настолько резал слух и оглушал, что сперва было трудно понять, о чём он говорит. Несколько визглявый, тонкий, но безусловно громкий голос эхом бился в ушах, поэтому парень ответил не сразу. В лицо новоявленного «почти собеседника» он по привычке больше не смотрел и, наверное, даже не видел всего того спектра эмоций, что там мог отражаться. Однако был уверен, что ничего искреннего там нет. — Как всегда, — Хайль не думал садиться в кресло возле врача и уж точно не собирался с ним разговаривать. Он имел дело с подобным. Такие люди, как этот, очень быстро и профессионально втягивали из других и энергию, и информацию… Стоп. А если он психолог? Или психиатр? Блять… Только этого не хватало. — Вот как? А мне тут птичка на хвосте принесла, что Вы вчера целый день ничего не ели и не пили, — докторишка протянул это так, будто вдалбливал в голову Хайля факты, которых он не знает. Значит, эксперимент не остался незамеченным… Это прогресс. — И? — Шиффер изогнул бровь, всё же посмотрев врачу в глаза. Да, он явно не обычный медперсонал…       Перед Хайлем сидел уж точно не среднестатистический житель Республики. По крайней мере, так считал омега, рассматривая внешние данные доктора. И красивый, чертяка, и высокий, и, похоже, слишком уверенный в себе. Кареглазый блондин с цепким и очень выразительным взглядом, который, словно рентген, пересчитывал все косточки и переворачивал внутренности. О да, такого точно стоило опасаться. Парень и не думал, что ему тут дадут спокойно дыхнуть, но вот это было лишним. Хайлю казалось, что он даже чувствует, как холодные пальцы с острыми ногтями проходятся по его коже, желая проникнуть глубже. Если он сделает неверный шаг, все его планы разрушаться с подачи этого мерзопакостного докторишки… Нет, он не имеет права поддаться какому-то насекомому. Слишком много лет терпел, чтобы какой-то придурок разрушил всё. — Вы в порядке? Выглядите неважно, мистер Шиффер, — и эти слова были точно не беспокойством. То, как этот человек ухмыльнулся и как сузил глаза, наклонив голову в бок, не могло не насторожить Хайля. Он играет. Дразнит. Хочет вывести меня из себя… Знакомая стратегия…— омега нарочито медленно, желая подольше сохранять молчание, копировал каждый жест и каждое движение мышц лица доктора, при этом не забывая держать взгляд ровно, не отрываясь. — Мне кажется, не Вам меня судить, Мистер.       Конечно, это было больше похоже на светскую пассивно-агресивную беседу двух типичных омежек, но в этой ситуации условия и статусы были не равны. Интересно, как же он ответит? Какой следующий вопрос задаст? Какими методами будет давить? Ооо, это, безусловно, уже было интересно. Хайль не общался с мозгоправами уже несколько лет, поэтому даже немного заскучал за этой гнетущей атмосферой с раскалённым воздухом. Шиффер не был уж настолько высокомерен, чтобы говорить всё, что взбредёт в голову, но и умным он бы себя не назвал, поэтому его фразы были тупым пальцем в небо. Продумывать что-то на несколько шагов вперёд — уж точно не его стихия. Ведь он обычный, стандартный бестолковый омежка. Не так ли? — И всё же? В чём причина? — этот доктор всё не унимался, будто рассчитывая таки добиться своего. Он говорил украдкой, теперь переходя на низкий тон, но его лицо ничуть не изменялось. — Хмм… Причина? Почему Вы думаете, что она есть? — Такой, как Вы, не будет делать что-то просто так. Жаждете привлечения внимания? Ооо, дорогой, ты недалёк от правды… — Такой, как я? — Хайль хохотнул, только сейчас замечая, что за ними непрерывно наблюдают всё те же охранники. — Именно поэтому Вы совершили своё преступление? Не заходи далеко… Хайль скрипел зубами, собираясь что-то сказать, но его прервал голос ассистента: — Всё готово. Парень последовал за ширму, где находился ассистент, и, обернувшись на миг, понял, что докторишка за ним не идёт. Тот сидел в кресле, вальяжно закинув ногу на ногу, и беспрерывно сверлил Шиффера взглядом. В нём было что-то хищное, опасное и жуткое. Общение с этим человеком сулило большие проблемы. Нет, это была не игра.       Возвращаясь в камеру в сопровождении одинаково хмурого конвоира, Хайль не прекращал думать о том, что ему следует сделать. Выпилиться раньше времени? Трусливо и не интересно. Зачем тогда он ждал казни, терпел побои и унижение все эти годы, проходил процедуры, общался с малоприятным личностями? Чтобы просто убить себя подручными материалами? Он мог сделать и это ещё в Вайтхаузе. Ложкой. Семь лет назад. Следовать намеченному плану? Он уже вряд ли сработает, если его не подкорректировать. Травма всё ещё оставалась эффективным вариантом, но с появлением доктора с неизвестным содержимым всё могло пойти не так. В первую очередь из-за того, что Хайлю теперь казалось, будто за каждым его действием следят не только какие-то там операторы, а он. Этот чёртов блядский безымянный доктор!       Успокоиться было трудно. Омега и ранее чувствовал такое давление, но тогда, очень давно, он не видел в этом ничего тревожного. Это было своеобразное проявление любви, за которое тот цеплялся, как за спасательный круг. Но… Теперь всё иначе. Не известно, сколько раз они ещё встретятся, но было понятно, что рано или поздно Хайль сорвётся.       Похоже, день неприятных сюрпризов не спешил заканчиваться. Когда парень с конвоиром спустились на первый этаж, второй, вместо того, чтобы повести Шиффера по уже хорошо знакомому маршруту, повёл его в другую сторону, нарочно сильно пихая вперёд. Хайль на миг даже ухмыльнулся, предавшись ностальгии, но ненадолго. Издалека он различил едва слышный шум и по мере приближения к его источнику понимал, что это ни что иное, как омежий галдёж. Да вы издеваетесь… — Хайль закатил глаза, искривив недовольную рожу, но возражений не высказал. Сегодня он был уже не настроен на общение, потому что каким-то чудесным образом докторишка высосал из него всё соки, поэтому решил только понаблюдать и оценить обстановку.       Пройдя по всё такому же раздражающе радужному коридору, парень вышел в белый холл, в центре которого стояли столы со стульями, на которых расположились те самые существа слабого пола, оживлённо разговаривающие на каком-то своём, только им понятном языке. А им всё ни по чём… Быстро адаптировались.       Пройдясь глазами по всему периметру помещения, Хайль быстро сосчитал присутствующих. Девять. Как он и думал. Девять омег приблизительно одного фертильного возраста, с явными отличиями во внешности. Похоже, их свозили из разных регионов Республики… Восемь парней, включая Хайля, и две девушки. Вполне правдоподобная статистика, на сколько он помнил. Появление Хайля, похоже, осталось незамеченным. Омеги собрались вместе, наперебой обсуждая свои впечатления от Блэкхауза и ни у кого, (подчёркнуто) ни у кого на лице не было и тени сомнения в происходящем. Им было весело, ведь обещанные смертнику лишние пять лет — это как манна небесная. Хорошая еда, условия, избавление от транквилизаторов. А тут ещё и, скорее всего, с альфами сведут. Чем не рай? Им же это пообещали? Вот только о том, что их всех всё равно казнят они, наверное, думать не пытались. Хотя и здесь эти действия понятны.       Присев за свободный столик, проводив глазами конвоира, который встал в шеренгу возле входа со своими коллегами, Хайль осмотрел пространство с другого ракурса. Возле него всё так же галдели неунимающиеся омежки, и парень решил прислушаться. — Надеешься, что тебе попадётся красавчик? — Почему бы и нет? Думаю, нам подобрали подходящие партии. — Главное, чтобы не накинулся сразу, как только ты войдёшь. Холл разорвал коллективный гогот в унисон. — А вот доктор Джин тоже ведь такой привлекательный… — Да-да! Жаль, что нельзя его выбрать. — Его взгляд мня прямо в дрожь кинул! Ох, если бы не чёртовы транки, я бы раз сто уже намок! — Подожди ещё немного, и тогда уж точно намокнешь. И снова гогот. Хайль сомкнул губы в тонкую полоску, чтобы хоть как-то удержать приступ тошноты. Громкие звуки и ранее незамеченное буйство запахов выбило из мозгов все тормоза, и только бог знает как ему удалось усмирить непонятно откуда взявшийся гнев. Такие легкомысленные тупоголовые бляди, способные думать лишь о ёбле… Бесит. Бесит!

***

      Как оказалось, холл представлял собой общую столовую, где омеги могли собраться вместе, пообщаться и поесть. Хайль снова отказался, но не потому, что следовал плану, а потому что его тянуло блевать каждый раз, как какой то пацан или девка открывали свой рот.       В камере стало не лучше. Парня трясло, внутри всё переворачивались, мысли плыли, а всё вокруг будто стекалось расплавленным воском на пол, оголяя чёрные стены, в которых проглядывались силуэты знакомых лиц. Хайль цеплялся за волосы, кусал губы до крови и беззвучно выл, обхватывая себя руками. Мозги кипели от бешеного стука крови, воздуха не хватало и жгучая боль пронзала грудь, ударяя то в горло, то в солнечное сплетение. Он не знал, было ли это кошмаром или страданиями наяву. Слишком реалистично, чтобы поверить, что такое возможно. Судорога била тело до тех пор, пока сознание не померкло совсем, но и тогда ничего не прекратилось. И снова ужас, опаляющий красным пламенем, заставлял кричать, звать неизвестно кого, молить и рыдать, будто в последний раз. И снова шёпот. Ранее дорогой, любимый, ценный… Он рушил всё, чего касался, отравлял своим ядом и душил, сжимая пальцы на шее. И звучал так нежно. Как впервые. Гладил по волосам… а затем сжимал их в кулаке. Ты не сможешь без меня. Не сможет… Не сможет… Не сможет… Нет...

***

      Хайль просыпается в холодном поту от голоса оператора, произносящего его имя. Смотрит на шкафчик, выдвинутый из стены и думает лишь несколько секунд перед тем, как открыть его. А затем ест. Неспешно, держа в дрожащих пальцах ложку, которая, в конце концов, падает на пол. Шиффер шипит сквозь зубы, будто угрожая злосчастной ложке, и начинает есть руками. Еда вываливается, измазывает пол, кровать, но парень не видит ничего. Теперь он не пережёвывает, а глотает кусками, запивая жидкостью неопределённого вкуса. Захлёбывается. Заливается в приступе кашля, хватает ртом воздух… И приходит в себя. Оглядывается, не веря в то, что происходило с ним мгновение назад, проводит рукой по лицу, растирая слёзы, тянет губы в ухмылке. Вздыхает. И падает на пол, начиная истерически хохотать… Это длится не долго, но безусловно выматывает больше, чем происходящее за всё это время. Хайль не собирается думать об этом. И даже не задаётся вопросом, почему это случилось. Он понимает на уровне подсознания и соглашается смириться с такой своей стороной. Ему не привыкать. Сердце ещё ошалело бьётся, но страх и паника исчезли бесследно.       Дверь в камеру открывается и на входе стоит конвоир. — На выход, номер 20101. Шиффер поднимается, отряхивая с себя остатки еды и, будто пятен на рубашке совсем нет, выходит в коридор. Мужчина смотрит откровенно неприязненно, но молчит. И этому омега рад. Он не смотрит по сторонам, когда его заводят в незнакомый тоннель с монотонно яркими стенами и не обращает внимания на проходящих мимо других заключённых. Разве это важно? Хайль следит за тем, как под его ногами изменяется цвет плитки и останавливается тогда, когда она становится серого цвета. Перед лицом металлическая высокая дверь с установленным на ней сенсорным циферблатом, и вокруг такая тишина, что тяжело понять, есть ли в ней всё-таки голоса или нет.       К двери подходит мужчина в знакомой форме охранника и набирает, как казалось, хаотичный набор цифр, а затем слышится писк, и дверь отходит от стены и сдвигается в сторону. Внутри светло настолько, что слепит глаза, но Хайль не подаёт виду. Он натягивает кривую улыбку и делает шаг вперёд. — Ну привет, милый.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.