Manens rea

      … жалостливо хрустели скорлупки распотрошенных устриц, и блестели от их содержимого аккуратные нежные пальцы.       Азирафаэль с ангельской безжалостностью отправил в рот очередную склизкую бедняжку, щедро сбрызнув ее кислым винным соусом.       Кроули развалился на триклиньях и с ленцой следил, как Азирафаэль уплетал четвертую порцию с таким видом, будто останется место и для пятой.       — Будь ты смертным, ты бы уже лопнул, — заметил Кроули, сам ни разу не притронувшись к коронному блюду каупоны.       — Должны же быть какие-то плюсы от вечной жизни. А устрицы восхитительные! Ты только попробуй!       Кроули поморщился и отрицательно качнул головой. Он отвык за эти годы от еды и уже не видел смысла возвращаться к каждодневным трапезам. Зачем? Единственные руки, из которых он был готов принимать пищу, стали недосягаемыми и никогда ему уже ничего не приготовят. А просто предаваться чревоугодию, как это делает Азирафаэль, чтобы потешить вкусовые рецепторы? Нет уж, лучше пить.       — Эх, я просто хотел тебя взбодрить… Но это такой Сизифов труд!       — Кстати, о трудах. Спас свои книжонки?       — О, да! Успел в последний момент! — Азирафаэль просиял, как новехонький факел. — Хвала Небесам, только у пары-тройки обгорели с краев страницы.       — Что-то интересное?       — Пока не разбирал. Займусь этим на днях. Навскидку скажу, что там много всего, не только пророческие книги. Хочешь присоединиться?       — Уволь, нет, — резко фыркнул Кроули, представляя, что Азирафаэль трижды заставит помыть его руки, а потом вооружит пинцетом, чтобы он трепетно переворачивал каждую страницу под увеличительным стеклом.       — Я что на самом деле тебя позвал-то? — Добродушные смешинки пропали в лице Азирафаэля, и он стал подчеркнуто серьезным, отложив уже пустую скорлупку. — По поводу Голгофы…       — От серафима прилетело?       — А? Нет. Они были так заняты, что обо мне и думать забыли. Сейчас и подавно не вспомнят: только успевай проверять горы досье соискателей на статус праведника. Тоже мне, перепрофилирование! Так, о чем это я… Ах, дырявая голова! Кроули, у меня кое-что есть для тебя.       — Что же? Одноразовый пропуск в Рай? — усмехнулся Кроули.       Азирафаэль не стушевался от колкости и, стараясь не привлекать внимания людей за соседними столами, извлек из складок тоги корявую веточку с обтрепанными зелеными листочками и тремя маленькими, как перепелиное яйцо, плодиками. Передавая эту ветку, Азирафаэль трясся над ней, как над самой священной в мире реликвией.       — От-ткуда?       — Прямо из Его рук. Просил передать, если я тебя найду. Строго лично. Видимо знал, что мы с тобой общаемся.       Кроули трепетно взял повидавшую виды веточку смоковницы и растерянно повертел ее. Плодика раньше было четыре. Но какое это имело значение?       Завороженный, он не отрывал взгляда от его возвращенного подарка. Потому продолжал слушать Азирафаэля только краем уха.       — …сам понимаешь, что это не должно всплыть. Иначе у меня будут… проблемы. Если наверху узнают, то на одну свободную вакансию в Аду убавится.       — Он что-то сказал?       — Да, кажется, было что-то… — Азирафаэль нахмурился. — Я тогда просто так струхнул… как же там? Знал бы ты, как тяжело воспринимаются на слух все эти притчи! Если коротко и без его этих мудреностей: «Я ошибся». Можешь подсказать, что это значит? Я голову сломал, когда думал над этим.       Кроули выждал минуту, подбирая слова. Но в итоге сказал совсем другое.       — Зря старался, какая-нибудь очередная его чепуха. Я много от него подобного наслушался... — Внутри, как прежде, гулко застучало, а потом лихо кувыркнулось, подобно ударившемуся голубю о тесные прутья клетки. Кроули быстро спрятал ветку в складках одежды.       Последняя в мире подлинная реликвия Иисуса Христа. Только один из множества колющихся осколков несбыточного счастья с Иешуа.       Ветка нещадно жглась, но Кроули был готов принять эту боль. Вечером он положит ее в маленький деревянный ящичек у себя дома, который всегда будет брать с собой при многочисленных переездах.       Парадокс, но Кроули все же вооружился одной из заповедей, которые Иешуа повторял едва ли не каждый день.       Он простил Его.       «Что ж. Хоть увидел статую Родосского. Хотя все равно там скука смертная».       — Не бери в голову, ангел. Он при жизни был тем еще чудиком, что уж теперь. Но спасибо за твою работу посыльным. Хотя вряд ли тебя за это вознаградят глотком из вашего нового винного фонтана… Так что… Искусить тебя еще одним кубком?

***

      Азирафаэль на кухне мурлыкал себе последний хит Эдит Пиаф «y a pas d'raison pour qu'tu n'pleures pas, avec tes souvenirs sur les bras…»*, краем глаза наблюдая, как Кроули растянулся на мягком диване и покорно ждал яблочного пирога из духовки. Перед ним на столе была разложена цветастая карта монополии. Кроули то и дело косился на их «банк», но стремился в кои-то веки играть честно, а не тащить лишние банкноты в карман, стоило Азирафаэлю отвлечься. Старый знакомый, с которым Кроули играл во все игры мира, отучил его жульничать.       По кухне уже плыли ароматные нотки корицы и подрумянившейся золотистой корочки, так что угощение обещало быть с минуты на минуту.       Азирафаэль поставил чайник и, неслышно ступая в пушистых шерстяных носках, приблизился к Кроули.       Тот, сняв темные очки и заколов отросшие волосы синим карандашом в неряшливый пучок на затылке, сосредоточенно корябал что-то красным на краю стола, отодвинув карточки с купленной им недвижимостью.       — За два тысячелетия вкусы так и не изменились, милый? — Азирафаэль украдкой глянул ему за плечо и снисходительно вздохнул. — Твои художества даже огонь не жрет.       Черная змея, два раза скрутившая на виске бесконечность, обленилась и давно распустила тело до одной.       Кроули бесстыдно продолжил прорисовывать короткие волоски на яичках детородного мужского органа. Никакого прогресса в рисовании за столь длительный срок, как и разнообразия.       — Ангел, — Кроули не поднял глаз, от усердия высунув кончик розового языка. — Не перманентный маркер же. Отс-с-стань. Завари молочный улун. Тошнит от твоего бергамота уже.       — Сахар, мёд?       — Мёд.       — Хорошо, — ласково ответил Азирафаэль и пошел искать заварку.