Paris sera toujours Paris

*** Она не была обыкновенной девушкой, созданной из персти земной и скудно освещенной изнутри мерцающим лучом человеческой души. То был ангел! (В.Гюго - Собор Парижской Богоматери) *** День святого Валентина люди в Париже любили отмечать с большим размахом. Полки и витрины магазинов украшались красными, розовыми и белыми лентами; на узеньких улочках, между домов протянули бумажные гирлянды в виде сердец; в парфюмерных магазинах, кондитерских и подарочных лавках было настоящее столпотворение. Во всех уголках Парижа, в каждом доме и в сердце каждого человека расцветали тепло и нежность. В этот особенный день люди стремились показать родным и близким свою любовь и заботу. Но только один человек хмурился, едва ему стоило пройти мимо украшенной цветами и лентами – площади перед собором; он с тяжестью в сердце отстоял службу по Святому Валентину, защитнику и покровителю всех влюблённых сердец, в Нотр-Дам. Человека этого звали Клод Фролло. Он был высоким мужчиной, с задумчивым и серьезным выражением лица. Будучи священником в Нотр-Дам, он заслужил в клире репутацию спокойного, рассудительного, строгого и скромного служителя церкви. В этот день Парижский епископ поручил дюжине священников приглядывать за тем, чтобы праздник проходил спокойно и без всяких волнений. Клода не радовало что среди представленных к этой обязанности лиц, должен находиться и он сам. Пока мужчина стоял возле входа в собор, он думал о том, что гораздо лучше для него было бы работать в саду при монастыре. Скоро должно было потеплеть, а земля ещё не была как следует вскопана. Так, погружённый в мысли о саде, Клод не заметил, как по площади быстрым шагом резво шёл в сторону собора белокурый паренёк лет девятнадцати. Один из священнослужителей хотел его остановить, но в этот самый миг, Клод Фролло оторвал взгляд от фасада собора и заметив своего родного брата, подошёл к нему. – Здравствуй, Жеан. – И тебе не хворать, братец, - живо отозвался паренёк. – Ты, как я вижу, очень занят. Я наверное позже подойду. Клод нахмурился. Он что-то вполголоса сказал старому священнику и дождавшись от него утвердительного кивка, спустился по ступеням к брату. – Можем поговорить и сейчас. Но предупреждаю, денег на развлечения я тебе больше выдать не могу. – Ну, Клод... Почему ты всегда думаешь, что я к тебе только из корыстных целей захаживаю? – Потому, что я слишком хорошо тебя знаю, - резонно заметил его старший брат. – И так, я жду. – Чего же? Начала праздника? - Увидев, как Клод скривился от этих слов Жеан не смог сдержаться и усмехнулся. – Жду историю из-за которой, ты прибежал ко мне. – Ах, история. - Фролло, не только по взволнованному голосу, но и по поведению брата понял, что он сильно нервничает и оттого теребит в руках тёмно-зелёную кепку. С самого детства у Жеана была эта странная привычка, которой, по всей видимости он за собой не замечал. – Клод, я познакомился с чудесной девушкой. Священник кивнул побуждая брата продолжить рассказ, но Жеан видел, что весь этот разговор бередит старые, покрытые толстой коркой раны на сердце Клода. Он уже пожалел что решился на эту беседу, но поделать с собой ничего не мог. С ним всегда было вот так: сначала говорит, а уж потом думает. – Её зовут Изабелль. Она учится со мной в университете, только на курс младше. Я с ней долго общался, а пару дней назад позвал на свидание. – Поздравляю, Жеан. Я рад за тебя, - только и смог выдавить из себя Клод. – Спасибо, братец, да вот только наше свидание будет сегодня вечером, а столик в ресторане заказать совсем не дешёвое удовольствие, - подвёл свой рассказ к логичному завершению паренёк. – Не из корыстных целей значит? – Но в чем же здесь корысть? Я не понимаю? Я впервые полюбил девушку и как мужчина позвал её на свидание. Ты должен гордиться мной, - повысив голос на Клода, возразил Жеан. Теперь за развернувшейся около собора сценой наблюдали не только священники, но и проходившие к центру площади люди. Клод нахмурился и в нервном жесте поправил дужки очков. – Жеан, - всё тем же спокойным голосом, ответил он. – Я буду гордиться тобой, как только ты сам, своим трудом и усердием заработаешь денег на всё чего тебе только захочется. Я буду рад, когда на эти деньги ты поведёшь свою девушку на свидание. Буду счастлив, когда остепенишься. – Клод остановился и внимательно посмотрел на брата, щëки которого горели пунцовой краской. – А сейчас ты ведешь себя как дитя малое. Жеан боролся с желанием закричать на Клода, а что ещё лучше - убежать от него куда подальше. Но так он бы подтвердил заявление старшего брата, о своей схожести с маленьким мальчиком. И потому, вперив взгляд в плиты у себя под ногами, он, насупившись, проговорил тихим голосом: – Знаешь, Клод, а если бы у тебя была такая беда, я бы помог тебе, а не высказывался о твоём положении. На эти слова священник лишь горько усмехнулся и покачал головой. – Хорошо что в моём положении ни о каких свиданиях речи быть не может. Наступило минутное молчание. И за это время на площадь всё стекались и стекались толпы людей, желающих провести какую-то часть дня слушая музыку, но при этом оставаться в тени величественного собора Нотр-Дам. Жеан нарушил молчание первым. Вся его обида, которая накопилась в нём за весь разговор с братом вылилась наружу: – Тебе просто этого не понять. Ты не любил никого. Тебе кажется странным всё, что касается любови - подарки, отношения, да даже этот чертов праздник! - с жаром воскликнул парень не заботясь о том, что только что произнёс имя нечистого не только рядом со святым местом, но и с десятком священников. Не заметил Жеан и того, как руки Клода с силой вцепились в подол сутаны, сжимая крепкой хваткой грубую ткань. Юноша, подняв взгляд на брата продолжал: – Ты уже и забыл как был когда-то таким же как я. Ты заперся в этом соборе, зарылся в старые, рассыпающиеся от времени книги. Оглянись, Клод! Ты мнишь себя святым, великомучеником, наставником для бедных заблудших душ вроде меня, но ты ошибаешься. Твоими наставлениями и молитвами сыт не будешь, да и девушку не прокормишь. Не хочешь по-настоящему помочь своему единственному брату обрести счастье? Ну и не больно мне нужно. – Жеан, - позвав по имени юношу Клод кое-как выдавил из себя улыбку. – я понимаю, что в силу юношеского максимализма, тебе хочется веселья и вечного праздника. Но тебе следует взглянуть на реальный мир, такой какой он есть на самом деле: многие в твоём возрасте уже не разгибая спины трудятся на двух, а то и трёх работах. Всё что я от тебя прошу - усердно учиться. Я и без того, кажется, даю тебе суммы каждые две недели на еду и разные мелкие нужды. Когда мне было столько же сколько и тебе... - Клод хотел было продолжить свою речь, но его прервал восклицанием брат. – ...родители погибли, тебе пришлось забрать документы из университета, чтобы воспитать меня. Затем ты начал сдавать в аренду квартиру в Париже и дом в Амьене, а потом ушёл в священники, потому что это был «знак свыше»! И что мы имеем? В свои тридцать пять ты строишь из себя дряхлого старика. А между тем, ты по своей воле закрылся в этом чёртовом соборе, как моллюск в раковине. Ты дальше площади никуда не выходишь! - увидев, как Клод сжал зубы и на скулах его забегали желваки, Жеан, сказавший слова на эмоциях, уже сто раз успел пожалеть о том, что вообще решился произнести их в слух. – По своей воле Жеан?! - сдерживаясь, выдохнул священник. – Я не вижу смысла продолжать этот разговор. У меня нет желания устраивать сцен и ссор. Надеюсь, что через время, ты, подумаешь над словами, которые решил высказать из-за обиды. - Клод коснулся плеча юноши, и завершил: – Мне пора, брат. Служба. Развернувшись к нему спиной, Клод размеренным шагом отошёл к тому месту, на котором он и ещё несколько священнослужителей должны будут нести свой так называемый «патруль». Пару минут после разговора с младшим братом в его голове вертелись вопросы: «А что если Жеан не шутил и не врал? Быть может стоило помочь брату с этой девушкой, он ведь и впрямь нервничал, когда рассказывал о ней? Отчего Жеан выместил обиду из-за несостоявшегося свидания не только на Клоде но и на соборе, на родителях в конце концов?!» Клод устремил свой взгляд на середину площади, туда, где стояла сцена вокруг которой собирались люди. Время близилось к началу праздника. На площади собралась огромная толпа людей. Зазвучала музыка. Анн Идальго по традиции поздравила всех присутствующих с праздником, затем сказала несколько вступительных слов, во время которых Клод пришёл к выводу, что всё же разбаловал Жеана. Затем, по очереди, начали выступать какие-то творческие коллективы. Был даже детский хор, который присутствовал на любых праздниках. Но Клод Фролло не обращал внимания на всё происходящее. Взгляд его был направлен на парк и он вновь вернулся к идее о том, что лучше уж было заниматься прополкой сорняков, чем стоять здесь. Работа с растениями и животными, ровно как и работа в архивах была для него гораздо более привлекательной, чем четырёх часовое стояние на одном месте, в неизвестных ему целях. Через пару минут, от нечего делать, он попробовал сосредоточиться на концерте. Краем уха Клод услышал, что на сцену пригласили кордебалет кабаре Paradis Latin, а девушка с непривычным для слуха именем - Эсмеральда, выступит в качестве солистки. «Замечательно», - горько усмехнулся Клод, и по привычке коснулся дужки очков. «Теперь люди получат порцию вульгарности и пошлости от какой то развращённой девчонки из кабаре» - мужчина тяжело вздохнул. «Дожили... теперь любовь - чистое, непорочное чувство; приравнивают к сладострастию!» Клод презрительно отвёл взгляд от сцены и принялся изучать толпу. Он не увидел как на сцене оказались двадцать танцоров в белых костюмах, не посмотрел как мимо них, на середину прошла миловидная девушка в костюме то ли птицы, то ли ангела, но едва он услышал её нежный голос, в миг когда она подняла взгляд к небу и протянула руку в призывном жесте к собору, Клод взглянул на неё и больше не смел отвести от неё глаз. В её движениях и словах не было и тени вульгарности. Вся она сияла, точно серебрянная звезда на ясном ночном небе. Она манила и притягивала взгляд не только Клода но и других зрителей. Голос её, священник, сколь богохульственным это ни было, сравнил с ангельским пением. Тёмные волосы её струились по открытым плечам и ниспадали на белоснежную ткань лифа. Когда она поворачивалась боком, казалось, что на её лице, в чёрных локонах, по рукам и по всему телу загорались мириады крошечных искр. Клод больше и не видел на сцене никого кроме неё одной. Он смотрел на её обворожительную улыбку, на то, как руки её взлетают и опускаются подобно двум изящным крыльям, как из под длинного платья, сквозь небольшой вырез показывается её аккуратная ножка спрятанная в туфельку на тонком каблуке. Она вновь протянула к собору руку и в ещё более прелестной манере спела: «Dans le ciel, regarde à Paris oiseau, oiseau paradis». Но Клод уже не слышал слов, они были для него, как шум моря – где-то там, на заднем плане. Сердце мужчины пропустило несколько ударов, когда девушку подняли на руки крепко сложенные танцоры, но затем когда её опустили всё снова стало по-прежнему. Зазвучали последние ноты и девушка, бросив короткий взгляд в сторону Клода, нараспев произнесла в микрофон сладкое: «Je t'aime», и послав воздушный поцелуй поклонилась апплодирующей публике. В голове священника беспрерывно звучало единственное слово: «émeraude» оно было обворожительным и нежным, было достойным именем для той, кто носил его. «Эсмеральда» - повторил он про себя. «Её имя - Эсмеральда». Всё оставшееся время праздника, Клод больше ни на кого не обращал внимания, он только думал о той красивой певице, о её сверкающих глазах, о светлой улыбке и грациозных жестах. Ему вдруг захотелось снова увидеть как она поёт и танцует, но уже не для этой толпы, а только для него одного. Мысль об этом заставила его вздрогнуть. «Что за бредовые идеи? Откуда вообще они взялись?» - тонкие пальцы, привычным жестом коснулись дужки очков и Клод со вздохом прикрыл глаза. Праздник постепенно подходил к концу, а безумные фантазии о танцовщице, незаметно укрепились в подсознании священника.