Раз в год и палка стреляет

Собственная конура мне сразу не понравилась — вонючий уголок этого гнилого жилища вряд ли можно было именовать «комнатой». И это даже если не учитывать то, что нашел я ее не с первого раза. Пришлось обшарить весь дом, чтобы понять, что эта вот дыра гордо именуется обиталищем отца семейства. Кровати, как я уже сказал, не было. Сначала я решил — ну, завалило бедный предмет мебели всем этим дерьмом, бывает. Но чем дальше в «это дерьмо» погружались мои загребущие руки, тем меньше оставалось шансов на наличие хоть какой-то койки. В комнате, которая, напоминаю, должна быть спальней! По совместительству этот сральник был тем местом, где я очнулся — понял я это по стоящему здесь же запыленному зеркалу. Теперь собственное отражение казалось мне привычнее — смотрел в эту рожу и не пугался, только иногда, мельком замечая отражение, думал — ну не урод ли? В моей голове постепенно складывалась карта всего дома. На первом этаже гнилью пахло буквально все: ванная комната с глубокими трещинами в стенах, въедливые потеки на потолке кухни, сама кухня — стол да стул с соседствующим холодильником, газовая плита, об которую я чуть не обжегся, когда впервые пытался усмирить пламя. Мерзотный запах сражал наповал от самой входной двери. Складывалось впечатление, что в доме недавно кто-то умер. Ночью кромешную тьму разбавлял только свет сиротливо торчащей с потолка лампочки. Я поежился, представляя, как во время уборки нахожу реальный труп какого-нибудь собутыльника. Мне стало пиздецки страшно, поэтому я поскорее убрался на второй этаж. Там ситуация была чуть получше. Пахло сырыми досками, еле заметно — плесенью. Терпимо, короче. На втором этаже располагалось убогое подобие кабинета — хотя, какой нахер кабинет в доме заядлого алкаша? Напротив кривилась дверь в комнату Северуса. Хотя я бы назвал это место скорее чуланом. Там почему-то жутко воняло хлоркой. Как итог — я вероломно нырнул в кровать сына и попытался уснуть. Сон не шел, хотя я был вымотан до безобразия. Кровать оказалась коротковатой для моих лягушачьих лапищ. Скорее всего, кровать давно уже стала мала и самому Северусу. Я поерзал, поджал ноги и прикрыл глаза. Как он тут спит вообще?! В башку полезли непрошенные мысли об алкогольной заначке на первом этаже. Были эти мысли моими, или мне подкинуло их больное подсознание Тобиаса, я не знал. Твою же мать! — я очнулся уже на подходе к кухне. Так, спокойно. Сейчас мы просто… Я смотрел на бутылку пива в своей руке. Казалось, она тоже на меня смотрела, звала и все такое прочее. Я медленно открутил крышку. Принюхался. Живот тут же свело предвкушающей судорогой. Ну уж нет. В следующий момент я безжалостно вылил весь литр в раковину. Сток зажурчал, а у меня в груди поселилась такая тоска, что я почти отказался от своей тупой идеи. Но я был бы не я, если бы и вправду отказался. Я метался по дому, как гребаное торнадо. Выискивал бутылки, открывал и выливал содержимое в раковину, пока несчастный слив-алкоголик пытался справиться с внезапным затоплением. Я слышал, как напиток богов спускается по стоку и больше не чувствовал ничего, кроме злорадного удовлетворения. В то же время я был мрачен, как священник на похоронах. Мы оба были алкоголиками, я и Тобиас, в смысле. Вот только я знал меру, а он, похоже, уже перешел эту грань. Резервуары с пойлом находились действительно повсюду, в самых неожиданных местах. Один я нашел за унитазом — полную, непочатую жестяную банку. Четыре таких же обнаружились под кроватью Северуса, и я был рад, что избавился от улик до его возвращения. Подавись, Тобиас! С пойлом было покончено раз и навсегда. У меня затряслись руки — близилось что-то вроде ломки. Только бы не завтра… Я плюхнулся на все ту же кровать прямо в одежде, и мне было плевать, насколько помятым я проснусь. А потом оглушительный рев будильника возвестил о том, что пора бы получить пособие по потере кормильца. И еще кое-что, что я задумал накануне вечером. Создавалось наисквернейшее чувство, что нихрена я в итоге не выспался. Голова болела, в рот как будто насрали мыши. Я спустил ноги с кровати. Все, все в этом гребаном доме осталось по-прежнему. А я-то уже решил, что словил наркотический гарри-поттерский приход. Завтракать пришлось остатками ужина. Шестое чувство мне подсказывало, что и обедать тоже придется все тем же несъедобным дерьмом. Почему вчера оно казалось мне пищей богов? Рылся в бумажках я не то чтобы долго — сам в прошлой жизни получал подобные выплаты, и примерно знал, что как устроено. Только в моем времени все сразу перечислялось на карту, а тут приходилось куда-то идти, разговаривать с клерками… в общем, паскудство полнейшее. И так, день с самого начала был испорчен моим хреновым самочувствием. Впереди простирались безрадостные равнины мусора, который нужно было убрать, несчитанные горы грязной посуды, холмы из вонючей одежды и прочие прелести жизни Тобиаса Снейпа, с которыми он каким-то хером мог мириться. Из зеркала на меня глянула родная бомжарская рожа, на сей раз с завязанными волосами и при мерзком болотном галстуке. Что-что, а выглядеть солидно меня еще в приюте научили. Наверное, завидев такую тоскливую картину, клерки стадом сбегутся выдавать мне милостыню. На это был расчет. До метро я доковылял не без потерь — правый ботинок расклеился и стал «просить каши». В потной подземке мне подмигнул опухший попрошайка — наверное, счел за своего. Из-за этого урода я всю дорогу напряженно принюхивался к себе — а не пасет ли перегаром от несчастного отца-одиночки. По черно-белому объявлению на двери «клерочной» я понял, что сегодня среда. Это знание не давало мне ровным счетом ничего. Было бы неплохо для начала узнать, какой сейчас вообще год. Я силился вспомнить, какие даты были выбиты на газетных номерах госпожи Зельды, и пришел к выводу, что чего-чего, а цифр там не было вовсе. Мирского вида старушка в кресле на колесиках неожиданно быстрыми пальцами копалась в бумагах, время от времени бросая на меня цепкие взгляды. На зеленом бейдже я прочитал: «А. Лэндж». В общем и целом, процедура надолго не затянулась. И я решился исполнить свой план — даром, что ли, в очереди отстоял? — Прошу прощения, как мне получить пособие по безработице? — спросил я как можно мягче. Старушка вздрогнула и устремила свои светлые глаза на меня. Так обычно смотрят на таракана — внезапно завидев его, в ожидании замершего на стене. Я успел разглядеть красноватые отметины от очков у ее носа — так пристально и долго пялилась эта старушка. Наверное, оценивала. Или выпала из реальности на долгие секунды. А может, решала, как прихлопнуть охреневшего наглеющего мистера Снейпа. Но потом, словно кто-то снова запустил механизм, суетливо сунула мне стопку листов: — Оформите вот это. И еще — нужно подписать у работодателей три отказа. Мы сегодня до пяти работаем, так, к слову. Она белозубо улыбнулась, и у меня на лбу проступил холодный пот. Изыди, чудище. Миссис (хотя, с такой улыбкой скорее мисс) Лэндж протянула мне обратно пенсионные документы и, собственно, саму сумму… …которая оказалась в тридцать раз больше моей вчерашней зарплаты. Не то чтобы я хоть немного понимал в местном курсе валют, но, кажется, пришел мой черед скалить зубы. — Благодарю. Кажется, в конкурсе стремных улыбок победил все же я. — Ждем вас до пяти вечера, — сухо произнесла Леди-клерк и откатилась вместе с креслом в сторону. Деньги грели карман и сердце, а пустая бумажка с «отказами» жгла руку. Я про себя горячо поблагодарил старую мастерицу-крючкотворницу и направился прочь из этого пропащего места. Зельда Тафт встретила меня обворожительной улыбкой и костоломным рукопожатием. — Вы сегодня рано. Уже готовы заступить? — Нет, — я достал успевшую немного помяться бумажку, и глаза издательницы вспыхнули любопытством, — мне… И тут я понял, что совершенно не знаю, как о таком просить. Мошенничество чистой воды — но она же ведьма и наверняка сможет подделать все три подписи. В то же время, я подставляю ее… Но когда это я чтил букву закона? Кажется, я думал так усердно, что Зельда все поняла без слов. Хотя скорее всего она просто умела читать мысли — легилименция, черт бы ее. — И где мне нужно подписать? Следующие полчаса дались мне особенно трудно. Зельда все норовила вписать в бланк магическую роспись, где буквы меняли цвет, двигались или выстраивались в причудливые формы. Благо, я догадался и попросил ее скопировать-таки бланк прежде, чем его немеренные братья-близнецы безнадежно запестреют инициалами с уползающей змеей «З» и образующей неприличный орган «Т». В конечном итоге желаемого я добился — на руках была бумага с отказами от двух неких джентльменов и одной дамы с именами совершенно маггловскими. И, как уверила Зельда, люди эти существовали по-настоящему. Когда я прямо спросил, не боится ли моя работодательница мошенничать, Зельда призрачно намекнула, что в прошлом совершала кое-что похуже подделки подписей. И я благоразумно заткнулся. В бумагах нужно было обязательно поставить дату. Так я и узнал, что сейчас конец 1975-го года. Где-то Куинн поет свою «Богемскую рапсодию», скоро мир обзаведется «болезнью легионеров», а Тарковский уже демонстрирует свое зубодробительное «Зеркало», Стивен Кинг пишет очередной роман, а Тобиас Снейп мошенничает с подписями. Мой личный вклад в историю. Зельда горячо пожелала мне удачи, хоть и не особо поняла, что именно я задумал. На выходе из типографии я столкнулся с маленьким Саймоном. Мальчик поздоровался и пробежал мимо — на этот раз из-под шапки торчали розовые волосы, а нос чуть сильнее заострился. Глаза у ребенка стали совсем черными. Еще одна омерзительная очередь, и вот он я — счастливый обладатель пособия по безработице, которое, правда, начнут выдавать со следующего месяца. Далее в списке моих первозданно-важных дел стояли поход за новой обувью и починка сантехники. Мне не очень нравилось, что оба этих дела стоили денег. Нет, не так. Мне пиздец как не нравилось. Финансов катастрофически не хватало, поэтому я решил купить что поскромнее в первом секонд-хенде, попавшемся мне на глаза и «на дом» вызвать самого дешевого сантехника, что смогу найти. Вот только где такого искать, я не знал. Поэтому первым делом отправился за обувью. Я буквально обрастал полезной информацией. Везение, вездесущее везение захватило волной мое хилое тельце и понесло в невъебенно счастливые дали. Все клетки бомжарского тела вопили от восторга, ворсинки на пальто заинтересованно приподнялись, и я еле удержался, чтобы не вскочить с примерочной скамьи. Две девушки — одна из них была местной продавщицей — вполголоса вели беседу, из которой на меня громом обрушились слова «Прорицания» и «Дамблдор». Я так и замер — с натянутым наполовину ботинком, низко склонившись между обувных полок. Девицы продолжали говорить — выяснилось, что одна из них только-только закончила Хогвартс и собиралась там преподавать «самый бесполезный предмет» — по мнению второй особы. Потом собеседницы вступили в разгоряченный спор, опять же, вполголоса. Драматично хлопнула дверь, и я догадался, что приятельницы поссорились. Осталось только угадать, кто из них действительно был «за» прорицания — Тобиас Снейп снова готовился провернуть неебически сложный кульбит. Мне определенно везло на ведьм — неужто проснулось наконец «то самое» мужское обаяние? Из своего арсенала лиц я выбрал то выражение, какое обычно нравилось девушкам. Морда Тобиаса к этому моменту избавилась от похмельных отеков, и ее теперь смело можно было назвать лицом. Сначала я купил ботинки — простые, но крепкие на вид. Не то чтобы я хорошо разбирался, но стоили они не так уж много, а поношены были совсем чуть-чуть. Разве что молния слегка заедала, но это так — мелочи. Девушка на кассе выглядела расстроенной. Я подумал — может ли она быть недавней ученицей Хогвартса? По всему выходило, что да — возраст был вполне подобающим, поэтому я не спешил покинуть магазин. — Что-то подсказать, мистер? — без пяти минут прорицательница выглянула из-за прилавка. Я не знал, как начать, поэтому начал не особо элегантно: — Прошу прощение за наглость, юная леди, — тут я понял, что подобное обращение как-то уже из ряда вон — «юная леди» настороженно замерла. — Я подслушал разговор и… что, вы в самом деле увлекаетесь прорицаниями? — тут я миролюбиво вскинул руки. — Ничего такого, просто мне бы не помешала некоторая… консультация в этом вопросе, а я, понимаете ли, сквиб и совершенно не разбираюсь в местных маркетах. Где бы я мог найти книги по этой теме? — О! Надо же, никогда раньше не встречала сквиба, который бы… кхм, простите, так… вам нужны книги по прорицанию? — девушка буквально расцвела на глазах. — Позарез! — Учебные или художественные? — она многозначительно помолчала, видимо, чтобы я оценил важность ее знаний, а потом защебетала о совершенно неизвестных мне личностях — все это были авторы книг или же сами прорицатели. Я подобострастно кивал, где надо, посылал девице многозначительные взгляды и пару раз даже выдал тихое «да Вы что!». В общем и целом, с задачей я справился неплохо — талант к болтологии у меня проклюнулся еще при жизни. Пока друзья-товарищи в страхе бежали от ментов, я попросту забалтывал служителей закона так, что те были готовы сами мне заплатить, только чтобы я убрался. Везучий сукин сын — восхищался я, наблюдая, как барышня выписывает на клочке пергамента названия книг и адреса магазинов. Почерк у нее оказался прямо-таки каллиграфический, поэтому не разобрать то, что выведено чернилами, было попросту невозможно. На радостях я остался в магазине еще на час — воодушевленная девушка завлекла меня в отдел верхней одежды. Наверное, ей было приятно, что после ссоры с подругой она так быстро нашла единомышленника. Мне было приятно вдвойне, и не только от общения с этой, несомненно, прекрасной особой. В пропитых мозгах Тобиаса зрел новый, неебически авантюрный и пиздецки нереалистичный план. Я лелеял мысли о нем, как собственное дитя, и в то же время запрещал себе думать, загадывать на будущее. Отдел верхней одежды оказался в два раза больше, чем обувной. Признаться, я в жизни не задумывался, что обожравшиеся англичане сдают в секонд-хэнды так много одежды. В моем-то Подзалупинске едва ли находился один захудалый ларек, а тут — целые склады никому не нужных вещей. Я расстегнул свои обноски и скинул на ближайший пуф. Поспешно, чтобы продавщица не заметила, стянул мерзотный галстук и принялся расхаживать между рядами. В итоге я нашел то, что искал. Черное, очень большое и теплое пальто — нечто подобное я очень хотел приобрести в той жизни и почему-то вечно откладывал покупку. Сейчас же я решил, что, если стану походить больше на себя прежнего, то и тобиасовские мысли об алкоголе вскоре меня покинут. Девушка-продавщица была в восторге. Хотя, надень я хоть говно и палки с биркой этого магазина, она бы восторгалась также. — Это очень качественная вещь, — уверяла она, подтащив ближе напольное зеркало. Потом девица назвала цену и я сделал вид, что не прихуел. На самом же деле гребаное идеальное прекрасное пальто стоило чуть ли не вдвое больше ботинок. Я не должен был тратиться, не должен был, но… Короче говоря, уже через час я долбился в дверь соседу-собутыльнику. Нет, я точно не знал, где он живет. Ноги сами привели меня к порогу — это было пиздец, как жутко. Судя по всему, организм Тобиаса включал автопилот всякий раз, когда желал приложиться к бутылке. Пока что с моим запланированным воздержанием он поделать ничего не мог. Я понимал, что выиграл бой, но не войну. — Тобиас! — мужчина рявкнул так, что я чуть не слетел с крыльца. Он был уже знатно подпит и очень, очень весел. — А ты чего, на свидании был? — он криво усмехнулся, разглядывая мое новое пальто. — Обмоем что ли? — Позже. Слушай, мужик, — тут он заинтересованно подался вперед, так, что чуть не свалился на меня. Еще одна пьяная свинья. Ну, охуеть теперь. — Ты с сантехникой того, дружишь? — У нас с ней медовый месяц, — он рассмеялся собственной шутке. — А че? — Да вот, — я глянул за спину мужчины. Его дом по степени засранности был чуть менее запущен. — Из крана чисто дерьмо какое-то льется. Не глянешь, в чем дело? — Разве что за бутылку виски, — он подмигнул мне. — По рукам. Он исчез в своем свинарнике и, ругаясь, прошуршал куда-то вглубь. Вскоре мой великолепный сантехник вернулся в полном обмундировании — то есть, все в той же майке-алкоголичке, но поверх нее он напялил красную куртку и кокетливо накинул поеденный молью шарф. С полосатыми трениками все это смотрелось бомбезно. Мужик, имени которого я так и не узнал, вручил мне один из двух неебически тяжелых ящиков с инструментами и мы поплелись к дому. — Пивом пахнет, — было первым, что изрек гость еще на пороге. Я осторожно, как если бы оно было из чистейшего золота, повесил свое пальто в шкаф. Туда же отправил новые ботинки, а свои старые решил приспособить для уборки — мало ли что под ноги подвернется, стекло какое. Или труп. — Блять, реально же пиво, — мой лучезарный помощник склонился над раковиной. Похоже, слитый в ночи пивас каким-то образом поднялся по трубам и образовал такой себе оазис. Я уж испугался, что «сантехник» вылакает этот водоем, как кот. Но он сдержался, только хмыкнул удивленно. — Ну, шеф, командуй, где чинить! Всю свою жизнь я недооценивал мышечную память человека. Прямо сейчас, на моих глазах, изрядно пьяный экземпляр смело и ловко управлялся с трубами, попутно глотая свежекупленное мной пиво. Я маячил рядом и занимал себя тем, что спасал жестяную банку Хайнекен от размашистых движений, летящих во все стороны инструментов и ругательств. — Ве-ли-ко-леп-но, — по слогам проговорил он, на пробу открывая кран. Я сбегал на кухню и открутил вентиль там — вода шла если не кристально чистая, то уж куда лучше прежней. Пивной засор тоже куда-то делся, и я решил списать все на магию сантехники. Пока шла починка, я успел сгонять в магазин за бухлом, и теперь на кухне сверкала блестящими боками бутылка отменного виски. Примерно так же при ее виде сверкнули глаза моего лучезарного помощника. — Мужик. Вот скажи, — я произнес это таким убийственно-серьезным тоном, что «сантехник» чуть из штанов не выпрыгнул. — Как тебя зовут? Минуту он смотрел на меня молча. И потом неприлично заржал: — Серьезно, Тоби? Я кивнул. Он резко смолк, заглянул мне прямо в глаза и прошептал: — Ну, дела… — Ага, дела, — я неловко пожал плечами. Притвориться больным или пьяным. Если второе я не мог, то уж первое было мне под силу. — Марк. Мое имя Марк, — заплетающимся от выпитого языком проговорил он, а потом неуверенно глянул на бутылку вискаря, — тебе бы того, завязать, а? — Ага. В таком вот растерянном расположении духа я вытолкал Марка за дверь. Очнулся я возле холодильника. Нет, Тоби, никакого пива! Я резко развернулся и взбежал по лестнице. Наверху, в заваленном кабинете, лежала с утра приготовленная одежда для уборки. Я улыбнулся отражению в зеркале. Кто бы говорил про полосатые треники. Одежда была из тех, что не жалко выбросить. Дырявая в нескольких местах рубашка, в прошлом белая — я бы поспорил, что Тобиас надевал ее еще на выпускной. Черные треники с рваным коленом, которые внезапно оказались настолько длинными, что пришлось изрядно их подворачивать, чтобы не подцепить чего с пола. Мои же поношенные, «голодные» ботинки, и на голове — аж скулы сводит — девичий красный ободок, завалявшийся на комоде. Среди кухонного хлама мне в ногу уперлась жесткая плешивая щетка с длинным черенком, видимо, со съемной насадкой или типа того — я-то привык одним несчастным пылесосом управляться. Старый свитер был нагло выдернут из корзины с грязным бельем и превращен в тряпку. О дивный новый мир. Я закатал рукава, схватился за черенок щетки и ринулся в бой. Наверное, не стоит описывать всю ту дрянь, что я выносил из дома в огроменных черных мешках. Сначала я думал разбирать все тщательней — все-таки мое скупое сиротское сердце постоянно твердило оставить какой-нибудь хлам — но в итоге я понял, что это бесполезно. В первый день «осторожной уборки» я разобрал только один угол в ванной. Даже не протер, просто — избавил от хлама. Это показалось мне таким ничтожным, что на следующий день я просто выволок все, что воняло, с кухни, оставив только необходимости вроде стола, стульев и возникающих невесть откуда столовых приборов. Уборка пошла веселее. На то, чтобы прочистить уродливые, черные щели в ванной ушло два дня, еще день — чтобы оттереть саму ванную от желтого в коричневу налета. Я старался работать хотя бы по пять часов в день, остальное время проводил дома в дурацком красном ободке и подвернутых трениках. Пару раз мне приходилось просить Марка что-нибудь починить — к собственным кривым рукам я испытывал некоторое недоверие. Мужчина твердо решил, что я спятил, и при встрече смотрел с душераздирающей тоской. «Эх, Тоби, — говорил он между глотками пива, — как же я без тебя буду…» Он даже вздыхал иногда, точно несчастная матушка над колыбелью, украдкой, разве что мерки для гроба не снял. Постеснялся, наверное. Таким макаром, к концу следующего месяца я победил плесень в ванной, привел в божеский вид кухню с прихожей и стал подступаться к своей «конуре». На работе дела шли стабильно — каждый день без выходных и праздников я выходил из дома в десять тридцать и возвращался к четырем. В моем гардеробе тем временем прибавилось новой одежды — ничего такого, две простые, слегка великоватые рубашки, теплый узорчатый свитер, и, наконец-то, приличные темные джинсы. В этот день я тоже возвращался домой в четыре. Уже было темно, и поэтому я не сразу заметил худосочную фигурку с большим чемоданом на крыльце. Но, когда заметил, сразу узнал — как можно не узнать свою собственную, нескладную копию? Северус Снейп встретил меня взглядом настолько тяжелым, что я чуть не обделался. Ну, ничего, приятель. Прорвемся..