Раз в год и палка стреляет

Уважаемый Директор Дамблдор! Недавно мой сын, Северус Снейп, упомянул, что Вашей школе требуются люди определенного профиля. Пишу вам, ни на что не надеясь, однако искренне желая помочь общему благу. Дело в том, что я, урожденный сквиб, унаследовал Дар, который успешно подавлял всю свою жизнь. Но последние события (в частности — укрепление в правящей верхушке Вальпургиевых Рыцарей) заставили меня серьезно задуматься. Мне все чаще стали являться образы совершенно пугающие, и все они — о некоем Томе Реддле. Не буду в подробностях расписывать эти самые образы — да и Вы, наверняка, понимаете, к чему все стремится, и во что может вылиться сложившаяся в Британии ситуация. Прошу лишь об одном — о встрече с Вами в ближайшем будущем. В качестве доказательства своих способностей могу сообщить вот что: как-то мне явилось видение о получеловеке, несправедливо изгнанном из Школы, и о девушке, погибшей от взгляда Василиска. Если же убедить Вас мне не удалось, могу рассказать об организации, носящей название птицы в вашем кабинете, но думаю, в письменной форме передавать эту информацию было бы рискованно. В этот самый момент Вы могли бы подумать — не враг ли я Вам? И опасения эти были бы небеспочвенны, если бы не родословная моей семьи. Ни в одной из магических переписей до 1960-го года не значится фамилия «Снейп», поскольку, все мои предшественники были магглами или же сквибами, как я. О том, что видения эти — не просто сны — я узнал от своей ныне покойной жены. И те, которые Ваши враги, никогда бы не приняли на службу человека с моей репутацией. Вы это понимаете, и я искренне надеюсь, что смогу помочь Вам в борьбе со злом. Также я хотел бы упомянуть о том, что никто не знает магглов лучше них самих. И на место преподавательницы Маггловедения могла бы найтись более выгодная партия. Надеюсь на понимание, С уважением, Тобиас Снейп. Закончил письмо я уже за полночь — следовало продумать каждое слово, чтобы старик поверил и, поверив, не вызвал к нам на дом отряд авроров. Над головой потрескивала кухонная лампочка. Выхватывала из темноты очертания холодильника, поблескивала на вентилях газовой плиты. Я осторожно свернул пергамент. — И как это понимать? — вкрадчиво спросили за моей спиной. Я, перепугавшись почти до приступа, неистово заорал: — Ебаныйрот! И чуть не рухнул со стула. Тут же в поле зрения оказался мой примерно настолько же перепуганный сын — я еще и рукой махнул, чуть не задев его. — Северус! Так нельзя! — Что ты пишешь? — продолжил допытываться он, видимо, первый испуг уже спал. Парень схватил письмо со стола и развернул. — Северус, верни это немедленно! — я крутанулся на сто восемьдесят, пытаясь перехватить письмо. Сын оказался ловчее. — Что это за дерьмо? — парень попятился в дальний конец кухни, попутно вчитываясь в текст. — Ты с ума сошел? И как… как ты… — он смолк, спиной врезавшись в стену. Взгляд его застыл прямо в центре пергамента, а потом метнулся ко мне — мрачный и подозрительный. — Откуда ты знаешь про «Вальпургиевых Рыцарей»? Я поднялся со стула. Северус запаниковал. — Отдай мне письмо, — как можно мягче произнес я. Парень по-детски спрятал пергамент за спиной. — Северус. Это становится не смешно. — Откуда ты все это знаешь? Ты уже знал, что профессора Прорицаний недостает, без меня! И про Дар — что это?! Вы с мамой это от меня скрывали? — в голосе парня явно проступили истерические нотки. — И про Реддла — откуда ты… — О, значит, и тебе о нем известно? — не выдержал я, понимая, что ничего хорошего из моей ругани не выйдет. Но состав уже набрал скорость. — И тебе, мой юный гений, уже известно, какого толка эти «Рыцари»?! Ты уже использовал непростительные? Как, эффектом доволен? — Заткнись! — прорычал Северус, подавшись вперед. Это выглядело бы внушающе, не будь он щуплым подростком. — Не смей лезть в мою жизнь! Пятнадцать лет не интересовался, а теперь вдруг все сразу и узнал! — Да говорю же, — я титаническим усилием сбавил обороты. Глаз неприятно задергался, и я осторожно коснулся рукой века, пытаясь успокоить нерв, — знакомая волшебница у меня появилась. От нее и узнал — и про Рыцарей этих, и про Реддла, и про многое другое. Частично это все же было правдой, да и, не согласись я на эту авантюру с книгами, сейчас бы думал, что она обычная волшебница. — А теперь я бы хотел получить свое письмо обратно. Парень неуверенно вынул чуть смятый листок из-за спины. Он судорожно дышал, видимо, справляясь с норовящими вырваться наружу вопросами. Я подождал, но он так и продолжал молча смотреть мне в глаза. Тогда заговорил я: — Это наш шанс, Северус. Шанс на нормальную жизнь. В Паучьем тупике маловато перспектив, на заводе я бесполезен — в силу моего состояния. А так — монетизировать собственный… талант… кажется мне не такой плохой идеей. Если умеешь что-то — не делай это бесплатно, да? Парень заметно дрожал. Он понимал, что за подобную истерику последует наказание. Тобиас воспитывал «настоящего мужчину» — я помнил это из разговора с Марком. С Марком, который посоветовал мне быть помягче с сыном. Марк — этот образчик пьянства, оказался куда более человечным, чем Тобиас Снейп. — Я не понимаю, — несчастно подытожил Северус, неуверенно верча в руках пергамент. — Я просто… ну… и эта палочка, и книги — зачем? Зачем тебе в Хогвартс? Кажется, он поверил в мою историю про знакомую-волшебницу, и в Дар тоже поверил. Для начала — вполне себе. — А куда мне еще? — я невесело усмехнулся. Отодвинул стул и опустился в него. Стул страдальчески скрипнул. Я с трудом подавил желание спрятать лицо в ладонях — Северус смотрел так тоскливо, точно в любой момент был готов разрыдаться. Я отстраненно удивился — как мог настолько эмоциональный парень вырасти в бесстрастного шпиона? Он казался до странности беззащитным, хотя даже сейчас, в свои пятнадцать, не являлся таковым на самом деле. Все-таки мне было не намного больше, чем Северусу. Двадцать лет — не так много, особенно для моего времени. Справляться было трудно, но я считал себя молодцом — и работу нашел, и с сыном шаткое перемирие организовал. Я надеялся, что под крылом у Дамблдора мы будем в безопасности — до поры до времени, конечно. Близились очень опасные времена. И сегодня — буквально часов через шесть — мне нужно будет доставить книги Зельде. Это пугало, нависло дамокловым мечом над моей пропитой головой. Я поднялся и поставил чайник. — Можно я дочитаю? — неуверенно спросил Северус, указывая на пергамент. О Боже, он так и стоял все это время?! Я кивнул. Сил пререкаться не было. Северус, все еще подпирая стену, принялся изучать письмо. Я не без интереса наблюдал за его выражением лица. Эмоции оно выдавало попеременно, а в конце снова приобрело то побитое выражение. — Ты не злишься? — осторожно спросил парень, протягивая мне пергамент. — Я сам виноват. Нужно было раньше тебе сказать, — я принял письмо и свернул его. Сова в клетке одобрительно ухнула. Я выпустил ее и стал осторожно привязывать пергамент к маленькой лапке заготовленной заранее бечевкой. Птица уцепилась за мой рукав своими коготочками — все-таки, не такая уж и убогая она была. Подрастет еще, может? Вместе мы дошли до окна. — Надеюсь, это сработает, и ты не потеряешься по пути, — рассеянно пробормотал я. Птица сверкнула глазами и резво упорхнула в распахнутую форточку. С улицы тянуло по-зимнему свежо, и даже заводский шлак не примешивался к запаху снега. Так пахла зима и у меня на родине, точно также, разве что алкоголя в воздухе витало побольше. Я, не сумев удержать тяжелого вздоха, вернулся к столу. Старенький электрочайник, наконец, соизволил пошуметь. — Так это правда? — Северус обогнул стол и уселся напротив. Вид у него все еще был, как у дворового кота. Котенка, скорее.— У тебя… э… видения? — Да, — легко соврал я. — С детства. — Ты поэтому… начал пить? — осторожно уточнил парень — в семье было не принято указывать на зависимость отца. — В том числе, — я вздохнул. Чайник зашумел громче, и мы смолкли. Северус мелко покачивал ногой. Это бесило, но я пока остерегался делать какие-либо замечания. Общение с сыном походило на курение возле склада боеприпасов. Одна искра, неосторожное слово — и вот ты взлетаешь на воздух. — Ты голоден? Мы же совсем не ужинали сегодня… — я заварил зеленый чай. Протянул горячую кружку сыну. — Я не знаю. Я уже ни в чем не уверен, — пробормотал Северус, уперевшись взглядом в пар, поднимающийся от кружки. — Как я тебя понимаю, — вздохнул я, выуживая из холодильника быстрорастворимую лапшу и потряс коробкой. — М? Северус обратил на меня внимание и кивнул. Лапша заварилась довольно быстро. Запахло специями, говядиной и бульоном. Северус накручивал на вилку длинные кудряшки макарон, вытягивал из тарелки и опускал обратно. Мы оба тупо наблюдали за этим нехитрым занятием. Он — пытаясь устаканить мысли. Я — готовясь сказать нечто очень важное. Когда речь кое-как составилась, я тихо заговорил: — Послушай, Северус, — парень обратил все свое внимание на меня. Как будто только и ждал именно этого разговора. — Я не горжусь тем, что врал тебе все это время. Что вел себя, как свинья. Что пил. Все это — ужасно, и я не представляю, как ты меня еще не пристукнул, — я слабо улыбнулся, и, кажется, добился ответной ухмылки. — Но в последние месяцы — как бы сахарно и неправдоподобно это ни звучало — я многое понял. Нет, выслушай! — я ткнул в сторону парня вилкой. — Это не извинения. Я понимаю, что было бы глупо надеяться на прощение с твоей стороны. Я только хочу сказать, — я чуть повысил голос, не давая Северусу перебить меня, — что я сожалею. Это — предложение о мире. Я твой отец, и я не хочу оставлять тебя один на один со Вселенной. Поэтому я хочу в Хогвартс. Чтобы быть ближе к тебе и, в случае чего, помочь. Понимаю, как это звучит — гребаный сквиб клянется защитить волшебника! Смешно! Но я, как ты понял, не так прост. Близятся опасные времена. Я вижу это, предвижу — если угодно. И я не хочу, чтобы ты пострадал. Не в мою смену, Северус, и только через мой труп. На кухне повисла напряженная тишина. Северус смотрел мне прямо в глаза. Не знаю, что он там увидел, но внезапно он горько усмехнулся: — Если бы ты повел себя иначе, я бы подумал, что тебя подменили. Я натянуто улыбнулся в ответ. По спине пробежал холодок. — Интересно узнать, как это так я себя повел, что сумел развеять твои подозрения? — Ну, ты орешь, — он стал перечислять наигранно-спокойным тоном, — пытаешься меня ударить, ведешь себя, как пришибленный, вечно витаешь где-то «не здесь», придираешься к словам… все. Этого достаточно. С другой стороны, ты бросил пить — что кажется мне очень подозрительным. Но, наверное, это все из-за видений? — Верно. Алкоголь подавляет, а мне такое сейчас не к чему. — Плюс, ты завел себе «волшебную» подружку, хотя раньше закатывал скандал при любом упоминании магии. Из всего этого я могу сделать вывод, что, либо ты и правда какой-то псих под обороткой, хоть я и не вижу практического смысла в подобном, либо эти «видения» тебя доконали. — О, интересно, и к какому варианту ты склоняешься больше? — К третьему. Я вопросительно вздернул бровь, и Северус торжественно произнес: — Мой отец оказался не таким дерьмом, как я привык думать. — О, ты не представляешь, как приятно это слышать! — это и вправду было приятно, я такого еще не испытывал. Это звучало покруче, чем признание в любви. — … и в прошлом ты бы наорал на меня за такое, — закончил Северус свое перечисление фактов, обличающих меня-попаданца. Боже, как хорошо, что он еще так зелен! — Прошлое в прошлом, — глубокомысленно произнес я, — а в настоящем у тебя лапша стынет. Я не надеялся получить ответ от Дамблдора слишком скоро. Нет, не так. Я вообще запретил себе надеяться на получение ответа. Но в это же утро наша убогая сова вернулась, и не с пустыми лапами. Я в это время занимался тем, что сидел на кухне и пытался заставить себя сходить к Зельде — то еще занятие, с моим-то дергающимся глазом и нежеланием отлипать от стула. Ноги подгибались, руки заламывались — короче, пиздец страшно мне было. Я уже почти переборол своих демонов, но тут, на счастье, раздался слабый стук в окно. Записка оказалась короткой и тревожной: Ваше письмо было вскрыто. Мой человек прибудет в час дня и аппарирует Вас. До этого времени настоятельно не рекомендую покидать пределы Паучьего Тупика.

А. Д.

— Ну, вот и все, — я оглядел залитую солнцем кухню, словно прощаясь с ней. Перехвачено! Мысли хаотично метались в голове, сталкивались, не желая складываться в общую картину. Я знал, что это все дело рук моей «подруги-волшебницы». Просто, как дважды два — ну, а кто ещё мог знать, что я — сквиб из Паучьего тупика, что я имею хоть какое-то отношение к магическому сообществу? И как я теперь понесу ей эти проклятые книги? Да эта стерва меня по стенке размажет, а я что — стулом в нее брошу? Ага, и пальчиком погрожу, мол, плохая девочка. Ещё и Северус вдруг взорвался, стоило ему услышать про Вальпургиевых рыцарей. Значит, точно знал, что за звери это такие. Может, уже замарался в чем противозаконном. События развивались куда быстрее, чем я рассчитывал. Перехвачено! И вот что мне теперь делать? На кухне, кстати говоря, как раз таки материализовался мой любимый сынок. Он прошуршал по полкам и вынул узкую трубу «Принглс» — о, нет, я бы не советовал, она там еще до моего попадания валялась! Вслух я, конечно, ничего не сказал. — Выглядишь паршиво, — Северус раскрыл пачку чипсов и уселся напротив. — Рассказывай. — О, так ты теперь ко мне вместо кино ходить будешь? — я попытался изобразить улыбку, но, судя по реакции сына, получилось не очень. — Ты покруче кино, это правда, — парень нервно передернул плечами. — Ну? — Мы в дерьме, Северус! — я решил сходу раскрыть все карты. Хватит с меня и той огромной лжи про «видения». — В кромешной жопе. Гребаная Бездна разверзлась над нами и… — Поподробнее, пожалуйста, — Снейп-младший заинтересованно подался вперед. Вот же… интриган! — Кто-то перехватил мое письмо Дамблдору. Я ожидал ругани, да вообще чего угодно, но парень лишь криво улыбнулся. По изменившемуся взгляду я понял, что мои слова все-таки дошли до пункта назначения, однако этот пункт почему-то улыбался. Гаденько так. Неприятно. — Пап? — М? — Ты идиот, — парень хрустнул очередным ломтиком прожаренного невесть с чем картофеля. — Знаешь, что? Разгребай все это сам. А меня впутывать не нужно. У меня СОВ не за горами. О, чудно, он еще и смеется! И, все-таки, студенты во все времена оставались студентами. Помнится, я накануне гос экзамена и имя свое забыл, и адрес. А вот билет номер двадцать пять, второй вопрос — помнил наизусть, как и остальные пятьдесят. Как и математический анализ. Зарывался с головой в учебники, строил шалаши из конспектов. Славное было время. Если бы мне тогда сказали, что моя жизнь в опасности, я бы плюнул в лицо сказавшему и ушел в сотый раз перечитывать пробник. Северус гордо поднялся и прошествовал наверх. Я подозревал, что там уже варится какое-нибудь экспериментальное зелье — сколько бы сын ни старался, конспиратор выходил из него не высшего сорта. Я прикинул, что долго наш дом так не продержится, и, накинув пальто, вышел продышаться и забить голову чем-нибудь менее фатальным. А заодно изучить наш заросший задний двор на наличие гаража или еще чего не такого огнеопасного, как деревянный второй этаж. Наш участок был не слишком мал, по моим меркам. С фронтальной части дома это не просматривалось, конечно, и я в первые дни знать не знал о каком-то там «заднем дворе». Так, случайно, в дни Большой Уборки, вышел не в ту дверь и попал в гребаный двухэтажный дендрарий. Травы поросло знатно, даже молодые деревца кое-где успели пустить свои корни. Я тогда зарекся трогать этот террариум — мало ли, что. Сейчас же, наконец, выдалось время рассмотреть все получше. Дверь на задний двор, как ни странно, располагалась на втором этаже — поэтому дендрарий наш был двухэтажным. Она вела к небольшой, поросшей мхом террасе, с которой, спустившись по ненадежной, увитой плющом лестнице, я и попал в наш «сад». С прошлого моего визита пейзаж опустел. Все припорошило грязным снегом, последние коричневатые листы опали, и я наконец смог разглядеть ржавое подобие гаража в дальнем конце участка. Картина выходила тоскливой: полустертая надпись компании, тонкие стенки и сиротливо оставленный снаружи велосипед. Трехколесный, детский. Я, не в силах сдержаться, задел звонок. Трель вышла такой жалобной, что у меня невольно сжалось сердце. Они были семьей. Тогда еще были. Подобие гаража возвышалось на один этаж. На крыше что-то валялось — это «что-то» свешивалось вниз, но я «это» так и не опознал. Пришлось приложить весь мой скромный запас сил, чтобы отворить, наконец, дверь гаража. Дверь протяжно скрипнула, а из темноты тут же пахнуло плесенью. Я пригляделся, пытаясь понять, не слишком ли это дебильно — шагнуть во тьму неизвестного помещения. Но я все равно шагнул по итогу. Рука автоматически скользнула по стене и нашла выключатель. Свет пару раз моргнул и зажегся, высветив типичный такой захламленный пыльный гараж. И даже он был чище, чем первоначальное состояние дома. — Нихуево, — резюмировал я, и мое «нихуево» эхом отдалось во всех частях жестяной коробки. Так я и стоял, посреди всего этого хлама. Здесь же нашелся еще один велосипед, на этот раз — двухколесный, с облупившимся красным покрытием. На раме я прочитал блеклую надпись, сделанную явно от руки. «Вихрь». Машины, к сожалению, в гараже не обнаружилось, и я все не мог понять, как можно выживать в Англии без машины. Я прошел вглубь небольшого помещения. Пола, как такового, под ногами не было — конструкция стояла на голой земле. Всюду толстым слоем лежала пыль, из-за чего разглядеть сами предметы было трудно. По левую руку от входа громоздились полки со всякой всячиной — я различил на нижней, самой незапыленной, несколько дюжин пустых банок. Там же валялись какие-то мешки и хаотично разбросанные инструменты. Средняя полка была сплошь уставлена картонными коробками и, судя по тому, как она прогибалась, коробки эти вовсе не были пустыми. Верхняя же полка освещалась плохо и уходила под самый железный потолок. Там я различил шляпу-котелок предположительно красной расцветки, закругленную ручку от зонтика и длиннющую липкую ленту с приклеившимися к ней трупиками мух. В углу стояла деревянная лестница. Я поднял взгляд на потолок — там сверкали щели квадратного люка. Подниматься я не рискнул, просто взял на заметку, что когда-нибудь обязательно туда загляну. Добрался до дома я не без потерь. Ветка молодого деревца, проросшего слишком близко к лестнице, хлестнула меня по щеке. Я ощупал царапину — крови было немного. Ну, что тут поделаешь. По второму этажу я ступал тихо. У комнаты Северуса остановился, припадая ухом к серой древесине. Шуршала бумага, парень бормотал что-то и — да, точно! — слышалось бурление котла. Я на пробу дернул ручку. Дверь, ожидаемо, не поддалась, только вот внутри все стихло. — Северус? — позвал я, и через пару минут сын, точно змей, выскользнул сквозь слабо приоткрытую щель в коридор. — Чего тебе? — Северус захлопнул дверь и, видимо для надежности, оперся о нее спиной. — Слушай, — я состроил задумчивое лицо, — а тебе для твоих этих экспериментов много места нужно? — К-каких экспериментов? — спросил он, сбитый с толку, бледнея. Ну, теперь точно спалился. — Ты же запретил мне… — Да знаю я, что ты там опять смертоносную хуйню варишь, у себя, — тут он как будто бы даже позеленел, не то от страха, не то от моего матерного диалекта. — Я совсем дураком был бы, если бы не понял. Ну так что? — Э… я… ну… не очень много. То есть, стол нужен для котла и… и все. И ничего я не варю! — поспешно закончил он. Я закатил глаза: — Ну да, и если я сейчас зайду в твою комнату, там конечно же не окажется до краев полного котла… — Не окажется. — О, правда? — я потянулся к ручке двери, но Северус жестко перехватил мою руку. Так мы стояли какое-то время — глаза в глаза — и потом Северус сдался. — У меня экзамены в конце года, — таким образом он, видимо, пытался свести ситуацию на нейтральный лад, — и теории недостаточно. То есть, совсем. Я пытаюсь работать осторожно. Такого больше не повторится. — «Нет» значит «нет», Северус, — я отступил на шаг. — И не надо мне говорить про технику безопасности и прочую херню. Никаких опытов в этом доме. Никаких. Вообще. И от того, что сейчас у тебя там плещется, я бы на твоем месте немедленно избавился. Пока не получил, да? Я говорил достаточно угрожающе. Парень закивал, как игрушка-болванчик, и попытался что-то сказать. Но оправданий у него не нашлось, и он только выговорил скомкано: — Я больше не буду. — Я тебе не верю. Поэтому — предлагаю сделку. Северус вопросительно уставился на меня. — Давай разойдемся по-хорошему, о’кей? Итак. Ты разгребаешь себе в гараже место, а я, так уж и быть, разрешаю тебе хоть с лица земли его стереть своими зельями. Идет? — Ну… допустим, но… есть какой-то подвох? — Там очень пыльно, — я улыбнулся. — И никакой магии вне Хогвартса, да? — Пап? — О, ты снова решил назвать меня идиотом? — Нет, просто… ты где так?.. — он указал на мою щеку. Я сначала даже не понял, о чем речь. — А… что, хорош? Мы теперь одной крови? — я усмехнулся, намекая на ссадину на щеке Северуса, которая за эти дни уже успела затянуться и посветлеть. — Так кто тебя разукрасил? — Неважно, — буркнул парень, и я понял, что зря упомянул об этом. Я тут же попытался увести разговор в другую сторону: — Покажешь, что там варится у тебя? Я никогда бы не подумал, что зельеварение может быть таким интересным. Нет, конечно, ни черта я в нем не смыслил. Но то, как Северус пытался мне все объяснить… это было просто очаровательно. Он начал нехотя, лишь бы отвязаться, но потом, увидев, что мне не плевать, что я не злюсь и не пытаюсь поскорее закончить с этой темой, осмелел. Срывался на абсолютно незнакомые термины, пытался что-то объяснить, показать. Он горел этим, он был до черта влюблен в свое дело. Я снова почувствовал себя отцом. Не скажу, что мне не понравилось. Через некоторое время за мной пришли. Незнакомец выглядел внушительно. Высокий, с широким разворотом плеч, в длинном кожаном плаще. Он опирался на грубо вырезанную трость и стоял настолько неподвижно, что я сначала его и не заметил. Я спустился с лестницы и понял, что на полголовы ниже. А то и на целую голову. — С кем имею честь? — я попытался взять себя в руки. Мысленно сосчитал до пяти и прошествовал к волшебнику, со своей расцарапанной щекой и невозможно гордым видом. — Аластор Грюм, — отрапортовал гость и протянул мозолистую руку. У меня аж от сердца отлегло. Не думал, что когда-нибудь буду настолько рад, услышав чье-то имя. Я еще раз оглядел аврора — нет, совсем не так я его себе представлял. К тому же, мужчина пока не обзавелся уродливым шрамом на пол-лица и своим знаменитым глазом. Вслух я сказал другое: — Прошу прощения, но… могу я взглянуть на Вашу руку? — Пожалуйста, — Грюм скривил рот и резко задернул рукав. Я знал, что никакой Метки там не увижу, но было бы подозрительным, если бы я поверил только из-за имени. — Благодарю, — так же сухо произнес я. Мракоборец бросил короткий взгляд куда-то мимо — я понял, что Северус все же не удержался и выглянул из своего укрытия. Мне не понравился взгляд, которым Аластар наградил моего сына, поэтому я поспешил ответить на предложенное рукопожатие. Стоило мне коснуться крепкой руки, как мир скрутило в цветной водоворот. В глазах на миг потемнело, и в следующий момент я ощутил под ногами жесткую брусчатку перед Дырявым Котлом. — Все о’кей? — Грюм насмешливо наблюдал, как я пытаюсь вернуться в реальность. Паскудное ощущение похмелья утроилось, стоило мне взглянуть наверх. Там, над Дырявым Котлом, до пизды яркое синее небо резануло по глазам. — Порядок, — я зажмурился. Цветные точки заплясали с удвоенной силой. — В первый раз аппарируете? — участливо спросил Грюм. Хуепарирую! — кажется, я произнес это вслух. Аластор криво улыбнулся, и я вдруг понял, что ему не многим больше, чем мне. Мне-Тобиасу. А то и меньше. — То, что нас не убивает… — пробормотал я, разглядывая брусчатку и свои собственные ботинки. Мракоборец тихо хмыкнул, и мы шагнули в полумрак паба.