Vivi. Lotta. Ama.

– Ну ты и слон! – крякнул Джонатан. Он осторожно присел, выпуская из рук пакеты, и сгреб в объятия повисшего на шее подростка. Тот пробормотал что-то ему подмышку, и Джонатан потрепал его по голове. Раздались смешки, и мальчишка выпутался из объятий, залившись краской и сконфуженно поглядывая на сидящих у стены друзей, которые забросили игру и теперь с интересом наблюдали за разворачивающейся сценой. Том стоял ни жив ни мертв. Он толком не мог объяснить себе, почему так поступает, почему притаился в щели как мышь, почему воровато подсматривает, как домохозяйка в поисках свежей сплетни? Но он просто не мог иначе. Джонатан Сигал… вызывал интерес. Люциус так и не смог дать насчет него какой-то конкретной информации: у дочери Северуса до сих пор висит пара его снимков, абсолютно магловских; вроде как, раньше, когда лицо Джонатана еще не было располосовано шрамом, он был известной, опять же, среди маглов, моделью. В то же время, по словам Люциуса, Сканно и Забини что-то знают о нем, но молчат. И это странно! Не то, что британские представители Клана не делятся информацией – как раз-таки это в порядке вещей, Клан – закрытое сообщество, он таит множество не подлежащих разглашению тайн. Но Том был прекрасно осведомлен о том, что в Италии волшебникам запрещено жить и работать среди маглов. Ранее и вовсе нельзя было с ними контактировать, даже с родными, если волшебник маглорожденный – из-за этого их после первых же магических выбросов забирали из родных семей и принимали в Клан. Абсолютная обособленность. Этакий итальянский эквивалент закона Раппапорт. Сейчас же, как и в Британии, были введены послабления для того, чтобы маг, оказавшийся в полном технологий городе, не был уязвим. Возможно – наверняка! – некоторые представители Клана вели бизнес с маглами, оставаясь в тени. Джонатан Сигал же явно не прятался, и Тому очень хотелось узнать, почему. – Ну, – поманил детей к себе Джонатан и зашуршал одним из пакетов, – кто тут самый голодный? – он извлек сверток, который тут же исчез из его рук – его с радостным смехом подхватила единственная в компании девочка и снова отбежала к стене. Она тут же сунула любопытный нос в упаковку и достала оттуда несколько конфет. – Как дела, Гая? – улыбнулся он, когда девочка раздала по конфете всем присутствующим, не забыв и про него. – Fico, – криво улыбнулась Гая и, строго оглядев мальчишек, пристроила сверток в тени крыльца. Все еще стоящий рядом с Джонатаном мальчишка выкрикнул что-то, за что тут же схлопотал от него подзатыльник. – Ну-ка не ругайся! Мальчишка насупился и затараторил что-то на диалекте. Том тихо выдохнул: он понял, почему речь детей была ему практически не понятна, а вот Джонатана – вполне. Он говорил на литературном итальянском, том самом, который сам Реддл с таким упоением учил в молодости. – Все, все, Ринуччи, я понял. Разберемся, – Джонатан поднял голову. За солнечными очками не было видно его глаз, да и стоял он вполоборота, но Том предположил, что взгляд его обратился к одному из окон на верхних этажах дома. Неожиданно плечо Джонатана дернулось, и в следующее мгновение он, приспустив очки, с подозрением оглядел улицу. Сердце Тома ухнуло: он шагнул еще дальше в тень, прижался к стене и проверил действие чар, а затем наложил дополнительные. На темечко словно сырое яйцо вылили, и холодная густая жижа стремительно поползла вниз, покрывая все тело и делая его невидимым. Том выдохнул – его дезиллюминационное по качеству могло переплюнуть любую мантию-невидимку. Тем временем Джонатан участливо похлопал подростка – кажется, он назвал его Ринуччи – по плечу и увлек его к остальным детям. Достал из пакета маленькие соки и раздал всем: дети тут же проткнули трубочками свои коробочки – Гая сначала помогла самому маленькому из них, и лишь затем открыла свой. Пока дети пили, Джонатан расспрашивал их о школе. Те отвечали неохотно, их речь перескакивала с диалекта на литературный итальянский и обратно. Один из пацанят заявил, что школа – пустая трата времени, и он лучше бросит ее и пойдет работать. Джонатан, периодически поглядывая то на окна верхних этажей, то на крыльцо, начал терпеливо объяснять, как важно образование, притихшая Гая, не выпуская трубочку из губ, кивала, а Ринуччи пустым взглядом уставился туда, где прятался Том. В конце концов на его задумчивость обратил внимание Джонатан и сказал: – Если хочешь, я найду тебе подработку, но только на время каникул. – Я пытался, меня… – он выругался, безнадежно махнув рукой. – Ничего удивительного. Нанимают тех, на кого можно положиться, а ты разговариваешь как нищий беспризорник. С чего бы тебе стали доверять? – Я и есть нищий беспризорник, скажешь, нет? Их разговор прервал появившийся на крыльце мужчина: он щурился и довольно почесывал потно поблескивающий на солнце округлый живот, выпирающий меж телепающихся пол расстегнутой рубашки. Следом за ним показались ноги. Длинные, худые, покрытые синяками ноги – это первое, что бросилось в глаза, потому что платье на женщине было экстремально коротким, так что консервативный Том на секунду брезгливо скривился. Джонатан же вышел парочке навстречу и встал, скрестив руки на груди. Том не видел его лица, но напряженная спина свидетельствовала о сильнейшем раздражении. – К тебе и такие клиенты ходят, – удивленно хохотнул толстяк. – Ну что ж, не буду мешать. – Чего пришел? – потребовала ответа женщина, стоило ее гостю скрыться в конце улицы. Она скрестила руки, отзеркалив позу Джонатана, и сжала зубы – на худом лице отчетливо проступили желваки. Скорее всего, когда-то женщина была красива: светлые волосы, огромные голубые глаза, изящные руки. Сейчас же она выглядела изможденной, едва ли не больной, потасканной. – Да вот, еды принес. А ты тут работаешь. Снова. – А чего ты хотел? Мне же надо на что-то жить! – Насколько я помню, сейчас ты должна быть на нормальной работе. Обычно это происходит так: ты приходишь на работу, выполняешь свои обязанности, получаешь зарплату и – тебе есть, на что жить. А не водишь домой мужиков. – У меня обед, что хочу, то и делаю! – И как давно? – Джонатан сделал шаг вперед, поднявшись на одну ступеньку, и наполовину заслонив собой фигуру женщины. – Что? – Как давно ты взялась за старое? – Какое тебе?.. – Клаудия! Меня не было две недели! Я что, должен контролировать каждый твой шаг? – Да ты мне вообще никто! – Я. Задал тебе вопрос. Как. Давно? – Пару дней, – уступила Клаудия. Том обратил внимание на притихших детей: Ринуччи, закрыв глаза и болезненно скривившись, едва заметно покачал головой. Видимо, этот жест заметил и Джонатан. – Лжешь. – Пошел ты! – Ты знала, что меня не будет. Ты что же, все две недели?.. И тут Клаудия не выдержала. Гневно размахивая руками, она разразилась отборной бранью на диалекте – Том понимал от силы одно слово из дюжины, но все и так было понятно. Из окон повыглядывали привлеченные шумом соседи: некоторые из них потешались над зрелищем, кто-то с осуждением качал головой, а другие приветливо махали, здоровались и говорили что-то Джонатану – видимо, его здесь хорошо знали. – Полина! – рявкнул Джонатан, и попытавшаяся было скрыться за занавеской в одном из окон девушка нерешительно выглянула наружу. – Я тебе за что плачу? Почему не предупредила? Полина бросила испуганный взгляд на Клаудию и залилась румянцем. – Сговорились, значит, – процедил Джонатан и поднялся еще выше, нависнув над глядящей на него исподлобья Клаудией, которая на его фоне выглядела еще более тощей и болезненной. – Ну, ладно, – он требовательно протянул руку. – Деньги. Живо. – Еще чего! – как разъяренная кошка отскочила от него Клаудия. Кто-то из соседей залихватски свистнул, послышались смешки. – Это мои деньги! Я их заработала! – Я жду! Том ничего не понимал. Эта женщина была проституткой? Кем она приходилась Джонатану? Почему он требовал деньги? Если предположить, что они родственники, и Джонатан против ее промысла, то можно воспринимать это как своего рода наказание. Но женщина была бедна и, судя по виду, больна, как бы она ни зарабатывала деньги, они явно были ей нужны. А ведь Джонатан состоял в Клане и, определенно, был обеспечен, почему же он никак не повлиял на ее жизнь? Ему явно было не все равно. – Мама! – вскрикнул Ринуччи, и Клаудия все-таки сунула в руку Джонатана смятые купюры. – Не сегодняшнее, а все, что заработала за эти недели. – Я их уже потратила! – Я сейчас поднимусь и сам их найду. Через несколько минут пререканий Джонатан подхватил свои пакеты и, не обращая никакого внимания на пытающуюся ему помешать Клаудию, скрылся в тени подъезда. По-прежнему торчащие из окон соседи принялись шумно обсуждать произошедшее и гадать, найдет ли Джонни заначку. Ринуччи зло выкрикнул что-то, чем вызвал лишь новые смешки. Наконец хмурый Джонатан снова показался на крыльце, и одновременно с этим улицу наполнили гневные крики Клаудии, вскоре сменившиеся горестным подвыванием. Не обращая на нее никакого внимания, Джонатан подошел к детям, присев на корточки, по очереди обнял каждого, сообщил, что снова придет через несколько дней и попросил составить список того, что им нужно к школе. В какой-то момент повисла звенящая тишина. Джонатан тревожно вскинул голову, стремительное движение – и вот он уже прижимает детей к стене, а на месте, где он был мгновение назад, валяется чугунный утюг. Еще секунда, и по улице с громким звоном покатилась кастрюля. – Сумасшедшая! Здесь же дети! Рино, погуляйте в парке, пока мама не успокоится, хорошо? Гая, поможешь Паолуччи? – девочка кивнула, взяла малыша за одну руку, в другую вложив припрятанный ранее кулек конфет, и прижавшись вплотную к дому, то и дело поглядывая вверх, поспешила скрыться из виду. – Хватит, Клаудия! Успокаивайся – и на работу! И имей в виду, я проверю! – он ловко отскочил от прилетевшего сверху чайника и, опустив голову, зашагал прочь. Том выждал немного и двинулся следом. Если раньше Джонатан вызывал в нем интерес, то теперь… Том был не уверен. Ситуация, что он только что наблюдал, была какой-то дикой. Неправильной. Неправдоподобной. Обеспеченный, известный в определенных кругах волшебник скандалит в трущобах, отбирает деньги у проститутки и доводит до нервного срыва, а сам при этом подкармливает и собирает в школу ее детей – ну чушь же. Или кто-то из детей – его? От этих мыслей становилось как-то тошно. Он ни на секунду не терял из виду спину Джонатана, петляя по узким улочкам. Неблагополучный квартал остался позади, они несколько раз пересекли заполненные туристами проспекты и площади – в последней он узнал известную среди туристов Пьяцца-дель-Плебишито, – и свернули в безлюдный проулок. Джонатан, не сбавляя шага, снял с головы кепку, и ее место заняли очки. Новая улица – и вот уже прохожие улыбаются, пожимают Джонатану руку и делятся свежими сплетнями. Какой-то старик, цепляясь за дверной проем, шагнул на улицу, и Сигал подлетел к нему, подставив плечо. – Жара такая, ну чего тебе дома не сидится? – Он помог старику сесть на складной стульчик и вытянуть вперед не сгибающуюся в колене ногу. – И этот туда же, – закатив глаза, он подхватил под брюхо тощего рыжего кота и посадил его на колени старика. Кот покрутился на перекошенных ногах, устраиваясь, и затарахтел. – На людей хоть посмотреть, все развлечение. – Я же тебе в том месяце кабельное провел! Что, все равно смотреть нечего? А на жаре лучше, чем под кондиционером? – От кондиционера у меня сопли! – Так сказал бы, я бы отрегулировал. – Не, Бьянке холодок нравится. А меня, вон, Пепе греет. Том понял, что они оказались в месте, где Джонатан проводит много времени. Краем глаза наблюдая за беззлобной перепалкой, он огляделся – прямо напротив них оказалось кафе. Какая связь между питанием и обувью – было неясно, но ароматы из открытой двери веяли такие, что рот порядком проголодавшегося Тома непроизвольно наполнился слюной. – …Скучно тут без тебя было, – жаловался старик, – никаких подозрительных личностей. – А тебе лишь бы за подозрительными личностями следить… Том пропустил прогуливающуюся мимо парочку и подошел ближе к заведению, заглянул в открытую дверь. Небольшой зал был заполнен посетителями, они с таким аппетитом уплетали угощение, что Том твердо решил вне зависимости от исхода его сегодняшнего вояжа позже снова найти это место. Никакого сравнения с давешним рестораном! С упоением смакуя манящие ароматы, он и не заметил, как разговор позади него стих, и чуть не подскочил, когда мимо него, едва не задев плечом, прошел Джонатан. С бешено колотящимся сердцем – чего с ним уже несколько десятилетий не случалось! – Том наблюдал, как он, на ходу кивнув официанту, уверенно протиснулся между стоящими вплотную столиками к стойке, зашел за нее и как ни в чем не бывало завозился с каким-то громоздким устройством. Гораздо медленнее, стараясь ничем не выдать своего присутствия, Том последовал за ним и, обнаружив проход к лестнице на верхние этажи, присел на ступеньку. Желудок требовательно заурчал, и он порадовался, что наложил на себя и заглушающие чары тоже. Его захлестнуло смятение. Прежде всего из-за собственного поведения: какого Мордреда он, голодный, притаился на темной лестнице, на кой ему сдался этот странный человек? С другой стороны, он готов был признать, что эта «слежка» – самое захватывающее, что происходило с ним в последние годы. Пыльные ступеньки и подвывающий желудок – это вам не рутинное прозябание над государственными бумажками. Взмыленный официант пробежал мимо него с парой тарелок, окатив очередной благоухающей волной, Том с натугой сглотнул и осознал, что впервые за долгое-долгое время чувствует себя живым. Тем временем Джонатан выскользнул из-за стойки, сжимая в руках две чашечки кофе, и юркнул мимо Тома в соседнее помещение, судя по концентрации соблазнительных ароматов, кухню. Том внимательнее присмотрелся к месту, в котором оказался. Меблировка, ремонт были максимально простенькими, кажется, ценность представляла лишь барная стойка, за счет техники и полок с винами, которые полностью скрывали собой стену бара. На противоположной от Тома стене висело несколько фотографий, и он прищурился, рассматривая, что же на них изображено. А в следующий миг изумленно изогнул брови и пару раз моргнул. С фотографий на него смотрел Джонатан Сигал – чуть моложе знакомого ему мужчины, без шрамов, зато с длинными волосами, но это определенно был он! Том был слишком далеко, чтобы рассмотреть детали, но вполне мог понять, почему в спальне дочки Северуса висели эти снимки – от них веяло чем-то большим, парень не просто бездумно позировал и фальшиво улыбался, нет, каждая фотография передавала некую атмосферу. На самой крупной, прямо напротив того места, где притаился Реддл, Джонатан, оправдывая свою фамилию, больше всего был похож на птицу, взлетающую или, напротив, приземляющуюся. Фотография была черно-белой и по-магловски статичной, но она словно бы предвещала движение, транслировала чувство восторга от полета, свободы. Захотелось подойти поближе, но Том сдержался: вскоре он придет сюда как посетитель и сможет беспрепятственно осмотреться, а не украдкой, как какой-то вор. В кухонном проеме показался настоящий Джонатан, озабоченно огляделся и подозвал к себе официанта. – Свободен на сегодня, я сам тебя заменю. – Да я сам, всего-то час до конца остался. – Ты себя в зеркале видел? Давай, иди, отдыхай, хватит клиентов распугивать. И чтоб больше в таком состоянии на работу не выходил! Я рад, что у тебя наладилась личная жизнь, но постарайся находить время и на сон тоже. – Спасибо, Джонни, – выдохнул паренек. Он действительно выглядел неважно: бледный, глаза покрасневшие, движения нервные и утомленные. – Больше не повторится. За третьим ждут равиоли с фисташковым кремом и спагетти с морепродуктами, за седьмым – пасту с картофелем и эспрессо. А, еще капрезе за второй, вино я уже отнес. Первый и четвертый в кредит, я их записал, остальных надо рассчитать. – Ясно, свободен, – и на глазах ошеломленного Тома, Джонатан повязал на пояс фартук и принялся самостоятельно обслуживать посетителей. Решив больше ничему не удивляться, Том поелозил по ступеньке, устраиваясь поудобнее, прислонился к стене и закинул ногу на ногу. Однажды, лет восемь или девять назад, когда волшебники только начали постигать магловский быт, Люциус притащил его в кино. Тому не понравилось: шумно, слишком много маглов вокруг, и они слишком близко, сюжет фильма чересчур неправдоподобен, из-за всего этого Том постоянно отвлекался, раздражался, и в итоге плюнул и покинул помещение. Сейчас же он будто вновь вернулся в кинозал, настолько сюрреалистичным казалось происходящее. Только на этот раз он ощущал себя вовлеченным и с интересом наблюдал за главным героем истории – снующим меж столиков Джонатаном Сигалом. Волшебником, членом Клана, моделью, вымогателем у проститутки, официантом. Между тем, Джонатан справлялся со своей задачей гораздо лучше отправленного отдыхать официанта. Он беспрестанно шутил, улыбался, обсуждал свежие сплетни с постоянными клиентами на итальянском или диалекте, а туристам рассказывал о блюдах и давал советы о том, что стоит посмотреть или попробовать на английском. Наблюдая за ним, Том узнал, что означает «башмачное» название этой траттории, оказалось, что один из украшающих стены снимков, который Том не видел из-за своего месторасположения, был сделан специально для кафе, на нем для туристов было иллюстрировано значение выражения «Fare la scarpetta». Поток посетителей снижался, время близилось к закрытию. Когда освободился ближайший столик, Том подумал было сменить место дислокации, но от этой идеи пришлось отказаться: не успели посетители выйти из траттории, как Джонатан шустро прибрал их столик и задвинул стулья, двигаясь со скоростью пикси. Том вытянул ноги и вздохнул – от долгого сидения на ступеньках разболелся копчик. И почему он до сих пор здесь? Почему тоскливо провожает взглядом полные вкусностей тарелки, что проносит мимо него туда-сюда Джонатан, а не проберется на кухню, или не использует манящие чары? Ясно, почему – Сигал может заметить его манипуляции, и Том будет пойман с поличным. Он и без того, проносясь мимо закутка с лестницей, притормаживал и в замешательстве оглядывался, будто чувствовал его присутствие. Уже перед самым закрытием в помещение вошел мужчина и тут же угодил в сокрушительные объятия Джонатана. Наблюдая за их шумным приветствием, Том поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы и его хоть иногда встречали вот так: искренне радуясь, не стесняясь и не опасаясь выражать эмоции, заменив сухое, формальное рукопожатие на нечто более непосредственное. Мужчина, которого Джонатан назвал Лукой, не стал занимать столик, вместо этого пройдя прямиком на кухню, и приветствия стали доноситься уже оттуда. Тем временем последний клиент покинул тратторию, Джонатан запер двери и тоже заглянул в кухню: – Ага! Я, значит, там работаю, а он ест?! – возмутился он, привалившись к косяку и сложив руки на груди. Том встрепенулся: они едят! Быть может, и он что-то попробует… если они уберутся с кухни. – Я тоже работал, – приглушенно отозвался Лука, видимо, не прекращая жевать. – Ладно, сейчас помогу. Джонни! Поболтай со мной на английском, а? Практики не хватает. – Да не вопрос, – буркнул Джонатан и вернулся в зал, поднимая и переворачивая стулья на столы и моя пол. Вручную. Да что ж он, магл какой? Или, быть может, псих наподобие Артура Уизли, только тот повернут на магловских изобретениях, а Джонатан – на всем остальном? Из кухни показалась тучная женщина. Сжимая в руках тарелку с супом и кусок хлеба, она направилась в сторону Тома, заставив его подскочить и прижаться к стеночке, чтобы пропустить ее к лестнице. – Не посидишь с нами? – огорчился выглянувший с кухни Лука. Он сжимал в руке что-то похожее на булочку, а его округлившиеся щеки беспрестанно двигались. – Нет, дорогой, я пойду отдыхать. Джонни, ты поговорил? – Пока нет. Том не выдержал. Воспользовавшись тем, что все отвлеклись на разговор, он выскользнул из своего укрытия и тихонечко пробрался на опустевшую кухню. Там, прямо посреди стола, под полотенцем, обнаружились те самые булочки, румяные, ароматные, пышущие жаром. Том цапнул сразу две и покинул тесное помещение: в таком бесполезно скрываться под невидимостью, одно неловкое движение – и ты обнаружен. К счастью, женщина уже ушла, а Джонатан с Лукой расположились у барной стойки, поэтому Том поднялся на несколько ступенек, так, чтобы полностью скрыться за отделяющей лестницу от зала стеной, наколдовал стакан с водой и вгрызся в свою добычу. – Столько лет прошло, а это по-прежнему твое любимое место, – говорил Лука, пока Том, прикрыв глаза, смаковал угощение. Кажется, булка была с творогом или, что более вероятно, с рикоттой, такая нежная и вкусная, что он даже позволил себе отбросить мысли о том, в какой странной ситуации оказался. К Годрику! Оно того стоит. – Это мое убежище, моя норка, – отстраненно ответил Джонатан. Послышалось гудение, и Том повел носом: густой аромат кофе мгновенно заполнил все небольшое помещение, достигнув даже его укрытия. – Хорошо у вас тут, прохладно. Только вот что-то я не вижу кондиционера. – Климатические чары эффективнее, держатся, даже если дверь открыта. – Что-то ты совсем загруженный. Рассказывай. А, не, подожди! Сфольятеллу принесу. Том отряхнул крошки и сполз на несколько ступенек, занимая прежнюю позицию, с которой неплохо просматривался зал. Лука прошел мимо него, неся блюдо с булочками, и занял место у стойки, тогда как Джонатан устроился с обратной, внутренней стороны, и придвинул другу чашечку кофе. – Ну? – Да что «ну»? Проблемы со всех сторон, – устало выдохнул Джонатан. На фоне стоящего на стойке громоздкого устройства, судя по всему, кофемашины, он выглядел каким-то хрупким, пришибленным: плечи сгорблены, голова опущена. И куда подевался веселый, общительный официант? – Если бы у тебя не было проблем, это был бы уже не ты. Справишься, как всегда. – Да уж… Сделаешь одолжение? – М-м? – Найди мне школу с полным пансионом. Три ребенка: двенадцать, девять и четыре года. – Четыре – слишком маленький. Но я поищу. Опять, что ли, Клаудии помогаешь? – Да как сказать – помогаю, – снова вздохнул Джонатан. Он привстал с места, копаясь в карманах, и выложил на стойку пачку денег. – Гляди, сколько заработала. Лука присвистнул: – Это ж сколько трахаться нужно… – Это за две недели. Лука вытаращился в шоке, и Джонатан пожал плечами: – Ну, репутация позволяет ей брать больше, гм, коллег. – Думаешь, опять сорвалась? – Даже если и нет, то собиралась, иначе зачем ей столько бабла? Да если и не в дури дело, все равно… Знаешь, я когда ее первый раз вытащил, она мне много про свою жизнь рассказывала. Так вот, чтоб ты знал: проституткой она стала еще до замужества, до… эм… в общем, сразу, как только стала девушкой. Торговала телом за еду, так-то, – грустно усмехнулся он. – А Гаечке уже девять. Я не говорю, что Клаудия ее привлечет, но все равно, дети не должны этого видеть. Это… – он помотал головой, не в силах подобрать нужных слов. – Так забрал бы их раньше, так же как вы волшебных детей забираете. – Ну, это другая сторона медали. У Клаудии нет какого-то определенного смысла в жизни, кроме детей. Забрать их – и она снаркоманится за пару месяцев. Да, она отвратительная мать, но все же… я бы многое отдал, чтобы у меня были хоть какие родители. Не хочу и их сиротами оставить. Черт, и так, и так дерьмово выходит. – Вообще не понимаю, почему ты так их судьбой проникся. Нет, ну, допустим, ты сам едва на ее месте не оказался, но ведь не оказался! Да и, сам говоришь, она по рукам пошла задолго до Марко. В Неаполе полно и нищих, и сирот, и детская проституция вовсю процветает – нельзя же всех спасти. – А они – и не все. Да, брат, – Джонатан достал из-под стойки початую бутылку и разлил ее содержимое по рюмкам, – кем мы с тобой стали? – Ну, с волками жить – по-волчьи выть. Жизнь такая. – Ты понимаешь, я ведь и в ее зависимости виноват… – Ой, вот не надо! Вообще выбрось эти мысли! На вот, выпей. – Повисла гнетущая тишина. Том поерзал – ему было неуютно. С одной стороны, от того, что он опустился до подслушивания, было тошно, будто бы он в чужом белье ковыряется. Но с другой… он просто не мог остановиться. Джонатан занимал все больше места в его мыслях, он был загадкой, которую просто необходимо разгадать, иначе… Том не мог сформулировать, что именно «иначе», но одно знал точно: тогда, в кабинете Марино, Джонатан искусно играл роль бесстрастного мафиози, выполняя обязанности официанта – притворялся веселым и беззаботным. И лишь сейчас, наедине с другом, он показал свое настоящее лицо. Том снова пошевелился, закидывая ногу на ногу, и Джонатан встрепенулся. – Ты чего крутишься? – Да… показалось, – пробормотал он, и Том выдохнул. Он в очередной раз перепроверил действие чар – все работало безукоризненно, он ничем не мог себя выдать. – Кстати, как прошла поездка? – Проблемно, – хмыкнул Джонатан. – Задержали на границе. Рожа моя теперь не внушает доверия, сам знаешь. – У-у. Но все обошлось? – Угу. Естественно. Ты же сам присутствовал при приемке товара. – Это само собой, но… без жертв? – Они ничего не нашли. Ты же знаешь, какой я параноик иногда. Еще когда Рокко здесь был, придумали с ним план Б, С, и так далее, комар носу не подточит. – Как он, кстати? Не думает возвращаться? – Да кто ж ему даст? Он крупно облажался, – раздался облегченный вздох и, Джонатан засмеялся: – Что, все не можешь ему тот Империус простить? – Это отвратительно! Это манипулирование. Нет, я понимаю, что иногда это оправданно, но вот так, походя… – Жизнь такая! А в Парагвае… – и Джонатан принялся рассказывать о захоронении проклятых артефактов в иезуитских руинах в Парагвае. Судя по комментариям Луки, эти самые артефакты Джонатан привез сюда, в Неаполь, и Том понял, что только что узнал какую-то тайну. Потому что артефакты невозможно было просто так провезти через границу. Потому что Джонатан, как член Клана, не мог рассказывать таких вещей постороннему – а Лука однозначно был посторонним, маглом, да и подслушивающий Том был чужим, – омерта должна была убить его еще в самом начале повествования. К сожалению, об этой особенности мафиозных клятв Том знал не понаслышке. Он неспроста увлекся в молодости итальянской политикой. На самом деле, его привлекала не обособленность от маглов. Его привлек Клан. Он мечтал стать Крестным Отцом Магической Британии, скрупулезно собирал информацию о мафии, чтобы применить ее в своей стране. Он даже почти смог воссоздать их метку! Почти, потому что все знания, что он почерпнул были относительно общеизвестны. К тайнам Клана просто так не подступишься. Каждый посвященный находится под омертой – особой клятвой, столь же серьезной, как Непреложный Обет. Ничего не предвещало беды, когда, много лет назад, он расслабленно развалился на смятых простынях, а Франко, пристроившись у него подмышкой, водил кончиками пальцев по расчерченному шрамом-молнией предплечью, рассказывая о метке. Том делал вид, что ему приятен голос любовника, а сам же впитывал каждое слово. Вот они подобрались к самому интересному, мгновение – и Франко замолк, а его рука безвольно рухнула Тому на грудь. Тогда он понял, что добыть информацию будет не так просто, но не смог отказаться от исследования. Тело Франко он уничтожил, трансфигурировал в полено и бросил в камин, никто ничего не заподозрил. Пока, неделей позже, Дженнаро, с которым они выпивали в баре, не упал замертво на полуслове. Никто из присутствующих в баре не испугался, не удивился, нет, в их лицах были лишь осуждение и настороженность к чужаку – Тому. На следующий день его вежливо попросили покинуть страну. Отбросив воспоминания, Том прислушался к тихому голосу. Джонатан рассказывал увлекательно, эмоционально. Том с удивлением раскрыл еще одну грань этого противоречивого волшебника – он рассуждал о находках не как обыватель, он разбирался в артефакторике. – …Не стали вызывать местных разрушителей проклятий. Я прикинул, что со всеми предосторожностями даже его магическое поле не вступит в конфликт с магнитным и не повлияет на работу авиасистем. – И как ты не боишься летать со всеми этими грузами? – Привык. Да и, сам знаешь, парашют всегда со мной. – Ага, поможет он тебе, над океаном-то… Джонатан хотел было вновь наполнить рюмки, но бутылка оказалась пуста. Он растерянно потряс ею, убрал на пол, а затем развернулся к бару, бегло осматривая множество стоящих на полках бутылок. Потянулся к самой верхней, так, что полы рубашки задрались, явив взгляду Тома краешек поясницы, на которой ярким всполохом розовел шрам. Том задумался, что же с ним случилось? Неужели эти отметины по всему телу? Он бросил взгляд на стену с фотографиями и предположил, что, быть может, Джонатан лишился из-за этого карьеры, поэтому и оказался здесь, в траттории, быть может, занимаясь магловским трудом, он таким образом зализывает раны? Теория бредовая, но разве не у всех бывают такие периоды, когда необходимо кардинально сменить деятельность, чтобы понять, как жить, куда двигаться дальше. Ведь и сам Том, придя в чувство после многолетнего помутнения рассудка, не знал, куда себя деть, мыкался без дела, пытался найти спасшего их обоих мальчишку. Слушая, как с журчанием разливается по рюмкам содержимое очередной бутылки, Том осознал, что тоже хочет выпить. Посиделки двух друзей обещали затянуться, а он не собирался уходить. Да, подслушивать низко, но он и не был никогда образцом нравственности, а подробности открывались такие, что никто в здравом уме не отказался бы от шанса их узнать. К сожалению, Джонатан с Лукой заняли стратегически важные места, отрезая ему путь к алкоголю, так что оставалось только наесться. С этими мыслями он на цыпочках направился на кухню. Долго искать провизию не пришлось. Том покопался в стоящей на подоконнике корзине, извлек из нее пару персиков и гроздь винограда, и, рассудив, что разговор вполне можно послушать и из кухни, сидя при этом по-человечески, налил себе морс из обнаруженного графина и с удобством устроился на старой табуретке. Слышимость была чуть хуже, но разве не для таких случаев придумали подслушивающие чары? – Так что, можно тебя поздравить? – поднял очередную рюмку Лука. – Это же твой последний рейс? – Не-а, пока нет. Но почти! Сам видишь, курьер из меня тот еще теперь. И слава Богу, потому что я так больше не-мо-гу. Это же… ну, ты сам понимаешь, стресс, я ведь, по сути, каждый раз нарушаю с десяток законов. А вдруг что-то пойдет не так? И потом, одно дело, заказы для Клана – плохо, конечно, но, по крайней мере, никакого вреда, но дурь… Я на Клаудию смотрю, и мне дурно… м-да, по Фрейду… плохо становится. И ладно она, взрослая женщина, но ведь на этой дряни даже дети сидят! А вожу ее я. – Ну, не ты, так кто-нибудь другой. Ты пойми, это их выбор, и ты на него никак не влияешь. – Ты в Скампии давно был? – Я оттуда не вылезаю, Джонни. Раздался звон рюмок. – Раньше хоть с выходом ребят на инквизицию помогал, было, знаешь, оправдание для всех этих поездок, а сейчас тупо как челнок, туда-сюда, туда-сюда… Все! Я устал, я ухожу. Дальше сами. – Ну все, все, хватит. Брат, ты наклюкался. Когда ел-то? На сфольятеллу, закуси. – Имею право, я ж редко. Просто… ну накопилось уже! – Ага, жуй. Насчет учебы твердо решил? – М-м. Хороший вариант. Буду приносить пользу. Так-то и без того этим занимаюсь… Господи, чем я только не… м-м. Так вот, буду официально. Дон Марино поддерживает. Жаль только, что меня в лицо каждая собака знает, не дадут же учиться спокойно! Наверное, судьба у меня такая… – Так, все, сиди. – Ты куда? – За закуской! И не пей без меня, совсем развезло! – Я ж не алкаш, в одиночку пить… Том подскочил и вжался в стенку. Через пару секунд вошел разрумянившийся Лука и деловито полез в холодильник. Достал огромную кастрюлю, огляделся. – Ты что, уломал Марию на микроволновку? – крикнул он и покачнулся, едва не растеряв содержимое кастрюли. – Ну, герой! А то все печь, да печь. Судьба у него… – бормотал он, разливая суп по тарелкам и ставя их на разогрев, а затем достал из холодильника колбасу и принялся сооружать бутерброды. Том подумал, что мог бы и не прятаться, даже если Лука споткнется о его невидимую ногу, в таком состоянии он не поймет, что произошло. Он отлепился от стены и, когда Лука отвернулся к холодильнику, приманил один из уже готовых бутербродов, почувствовав себя совсем обнаглевшим. Пиликнула микроволновка, Лука принялся по одному перекладывать бутерброды на большое блюдо: – Один… два… три… а где?.. а, так сойдет, – и с этими словами он под изумленным взглядом Тома взял обе тарелки с супом в одну руку, а бутерброды в другую, и едва заметно покачиваясь, покинул кухню. Некоторое время из зала доносился лишь стук ложек. – А что за история с этим, как его? Дабблдогом? – Тьфу, блин, я аж подавился, – натужно закашлялся Джонатан. Том напрягся. – Дамблдор он, не к столу будет сказано. – Просто интересно, что за хрен, раз ты к его поискам даже каморру подключил. – Я, как ты говоришь, подключил всех. И наших, и каморру, и инквизицию, – на этих словах Том поперхнулся, – и айтишников – всех. Бросил, так сказать, все силы. – Волшебник? – Угу. – А как его маглы ловить должны? – Пусть найдут для начала. Мы этого ублюдка из страны живьем не выпустим. – Ого. Впервые вижу тебя таким. – Каким? – Готовым убивать. – Я убивал и за меньшее. Помянем! – Так он же пока… – Пока, Лука. Вот именно, пока. Решив, что должен во что бы то ни стало видеть лицо Джонатана в этот момент, Том покинул кухню. Как и в прошлые разы, при его появлении Джонатан пьяно дернул головой в его сторону, пробормотав: – Да что за черт… – Джонни. – М? – Что тебе этот Даббл… – Дамблдор. – Что он сделал? – Ну, – Джонатан попытался было пополнить рюмку Луки, но тот накрыл ее ладонью, мотая головой. Тогда, пожав плечами, он налил только себе и намахнул. – Из-за него я потерял все. Всех, – он потер лицо руками, надавил на глаза. – Давай не будем, а? – Хорошо. Лука завел разговор на нейтральную тему, но он не клеился. Джонатан погрузился в себя, отвечал невпопад, язык все больше заплетался. – Так, все, – не выдержал Лука. – Подъем, доведу тебя до спальни. – Сам не лучше. – Лучше, – он помог Джонатану выбраться из-за стойки и, обхватив за талию, повел к лестнице. – Не прржмайся так. Я пьян и давно не трахался. – Это все потому, что живешь ты на чердаке. И кровать у тебя не по фей… фейхую. Их резко повело в сторону, грохот, и конструкция из стульев на столе развалилась. – Сам ты! – возмутился Джонатан и прикрыл веки, облокотившись бедром на пострадавший стол. Тот с громким скрежетом поехал под его весом. – Итить!.. – Да правда же! – Лука удержал его на месте, и проникновенно заглянул в глаза. – Чтобы кто-то был, нужно… место. А ты спишь на односра… спа… уз-ской кровати. Купи большую! А лучше дом… побольше. Есть же деньги, чего ты ючи… тишься? – Мне ль не знать, как легко их потерять!.. – Так вкладывать надо, чтоб не потерять! – Ла-адн. Отдам тебе, ты и вкладывай, – Джонатан милостиво закинул руку на плечи друга, и они снова двинулись к лестнице. – Какой ж ты все-таки… челвек-ксяк! Блин, что ж так развозит?.. – Так водка… – И вот зачем?.. – Дамблдор, figlio di putana!.. призраки прошлого… Том вернулся на кухню, лишь бы не видеть, как два взрослых мужика на корячках ползут по ступенькам. Больше не опасаясь привлечь внимание, влез в холодильник, достал оттуда ту самую кастрюлю с супом, разогрел его заклинанием и призвал из бара забытую пьянчужками бутылку. Действительно – водка, самая что ни на есть русская. Том налил в стакан из-под морса, сам себе напомнив Долохова, и сел ужинать. Спустя четверть часа раздался хлопок, и кухня опустела.