Vivi. Lotta. Ama.

Он вновь оказался в самом сердце магической дуэли, скованный, беспомощный. С одной стороны сумасшедший старик, пытающийся сразить двух врагов одним заклятием, не запятнав при этом доброго имени, с другой – тот, кто предназначен ему судьбой, тот, кто, не дождавшись его, растерял самого себя, тот, от кого волнами расходятся ненависть и слепое, всепоглощающее бешенство. Он заглянул прямо в пылающие алым глаза, что не видели его, и, в отчаянной решимости жить, провалился в чужое сознание, разрывающееся от яростных эмоций. Его захватил вихрь. Злость смешивалась с жестокостью, превращаясь в жажду крови. К ней примешивалось чувство неправильности, стремительно трансформируясь в беспокойство и тревожной птицей вспарывая почти сформировавшееся желание убивать, превращая его в хаос. Он лишь чудом не тонул в окружающем безумии, пропуская чужеродные эмоции сквозь себя, отыскивая среди них хоть что-то человечное, что-то, за что можно было бы уцепиться. Но круговерть сокрушительных эмоций все ускорялась, словно пыталась вышвырнуть незваного гостя, так, что вскоре он перестал их распознавать. Назад пути не было, и он нырнул еще глубже, ухватившись за предвкушение мести, протащившее его сквозь яростно свирепствующую ненависть и выбросившее в скрытом под этим неистовым водоворотом страхе. В кромешном ужасе перед небытием, то здесь, то там вспыхивала колючая боль, в разрядах которой он нащупал то, что в данный момент связывало их крепче любого предназначения. Он ухватился за чужое отчаянное желание выжить любой ценой, что резонировало с его собственным, сплелся с ним и, через мучительное мгновение их общей боли, растворился. Его прошило острое, щемящее чувство единения. Сквозь пронзительное счастье от обретения того, чего он, сам того не подозревая, жаждал всю свою жизнь, пробивалось понимание, что оно ускользает, испаряется, изъеденное продолжительным одиночеством. Душа его Пары, самая ее суть корчилась в предсмертной агонии, он чувствовал ее бессильное, неисполнимое желание устремиться ему навстречу, слиться. Если бы только он мог помочь ей, как-то все исправить, забрать часть чужой боли себе, спасти ее, его, себя… Кажется, он кричал. Вокруг все померкло, а восхитительное, несмотря на боль от осознания, что это конец для них обоих, чувство единения пошло трещинами и лопнуло под давлением сотен голосов, ворвавшихся в его сознание стремительным потоком. Он снова осознал себя в Атриуме, вокруг испуганно кричали волшебники, он безошибочно различал каждую наполненную страхом и неверием эмоцию, но не находил среди них того всепоглощающего безумия, что клубились вокруг его Пары. Волдеморта рядом больше не было, и его отсутствие ощущалось сосущей пустотой, словно он сам вмиг растерял всю свою суть. Мысли путались, но он не дал им разбежаться окончательно. То, что он только что пережил, выходило за рамки понимания, но кое-что было для него кристально ясно. Волдеморт на грани, он уже почти мертв, а значит, и ему осталось совсем недолго. И он совершенно определенно больше не сможет его ненавидеть. Какофония взволнованных голосов становилась все тише, словно отдалялась, и вдруг он обнаружил себя в одиночестве, в маленькой запыленной спаленке. В душе крепла решимость. Он, не раздеваясь, завалился на кровать, прикрыл глаза и сосредоточился на том невыносимом и грандиозном ощущении, что испытал, когда впервые погрузился в разум Волдеморта. На этот раз ему не пришлось прорываться сквозь ревущий ураган чужой ненависти и боли, истосковавшаяся душа Волдеморта будто сама притянула его к себе, обернулась вокруг угасающе обессиленным, но все же ласковым котенком, наполняя уже знакомым восторгом единения. Его заполнило щемящее счастье, покой и понимание, что вот так и должно быть, для этого он родился, его место – здесь, под теплым боком души его Пары. Но он не позволил себе раствориться в этом чувстве. Он помнил, зачем явился, чувствовал, что его жертва даст достаточно сил этой душе, чтобы выжить, выздороветь, засиять ослепительным светом, он знал, что она на это способна. И он вытолкнул из себя всю магию, что у него была, перенаправил ее к своей Паре, с радостью наблюдая за ее исцелением, желая ей если не счастья, то покоя, свободы от безумных эмоций… Видение померкло, и Том медленно открыл глаза, сразу же цепляясь взглядом за спутанные, серебрящиеся в предрассветном сумраке волосы. На душе было тихо, все встало на свои места. Будто сама магия взяла его за руку и провела сквозь эти сновидения, отвечая на многочисленные вопросы. Стала понятна эмоциональная нестабильность Джонатана: Том и сам позабыл, что в годы безумия пребывал в точно таком же состоянии, но лишь теперь, ощутив все сквозь призму воспоминаний Джонатана, он увидел это сходство. Том невесомо погладил взлохмаченные прядки. Этот мальчик не просто отдал ему больше, чем имел в собственном распоряжении, но и забрал себе то, от чего, по его подсознательному подозрению, страдала его душа – зашкаливавшие эмоции. И все без каких-либо знаний и подготовки, интуитивно, на голом желании. Но самым важным сейчас было то, что Том понял, увидел, на своей шкуре прочувствовал, каким путем тот прошел. Невозможно объяснить, что это – «прикосновение к душе», но вот пройти по уже протоптанной и указанной ему тропинке… Том задумчиво крутанул на пальце кольцо. Джонатан завозился и повернулся к нему, сонно моргая: – Привет? – Привет. – Сколько вре… – он уткнулся в плечо Тома, стараясь подавить зевок, – е-емени? Вставать пора, – вздохнул он, когда Реддл наколдовал Темпус. – А ты чего не спишь? – Досмотрел сон и проснулся. Джонатан смерил его внимательным взглядом и придвинулся ближе, обвивая руками его плечо и переплетая пальцы. – Такой серьезный. Значит, опять что-то из моего прошлого. Ты знаешь, это тревожит – ты видишь самые мерзкие эпизоды моей жизни… – Вовсе не мерзкие. Можно вопрос? – Угу. – Когда ты заметил, что твои эмоции стали острее? – М-м… не знаю, это как-то постепенно происходило. Наверное, года через полтора после того, как я уехал из Англии? Не знаю. Может, когда начал работать с Рокко, или когда совершил первое осознанное убийство. – Он чуть нахмурился. – Это была самозащита. – О, только не успокаивай меня. Я знаю. Я делал это много раз. Когда заходит речь о моей жизни, я ставлю ее выше жизней окружающих, – вопреки словам он крепче прижался к Тому, и тот зарылся в его волосы, нежно массируя кожу головы. Джонатан на пару минут притих, млея под его прикосновениями, а затем вздохнул и решительно выскользнул из постели, предупредив, что надолго займет ванную – ему необходимо было изменить внешность, а на то, чтобы сделать это по-магловски, требовалось время. Накануне они с Томом провели пару экспериментов и выяснили, что, хотя его магия действует на Джонатана, чары быстро развеиваются. Джонатан был словно дырявая чаша: пока вливаешь в нее магию – эффект есть, но стоит прервать поток, как она мигом перетекает обратно к Реддлу. Пока Джонатан собирался, Том припомнил предупреждение Фурио о том, что им придется работать с техникой, а значит, избегать магии, и вызвал домовика, велев ему приготовить завтрак, а заодно собрать сэндвичи и термос с чаем с собой. Сам он тем временем спустился в библиотеку. Его рабочее место выглядело точно так, каким он оставил его больше суток назад, перед тем, как отправиться на встречу с Люциусом. Том окинул взглядом стройные стопки фолиантов и, подойдя ближе, взял в руки тетрадь с собственными заметками. Она была пухлой и таила в себе множество подробностей о разработках Антареса Блэка, показавшихся Реддлу важными. И вся эта тетрадь, полная научных терминов и теорий была и вполовину не так ценна, как то, чему он стал свидетелем этой ночью. Джонатан в свое время, являясь совершеннейшим неучем в ментальной магии, смог на расстоянии найти путь в самое сердце его сознания просто потому, что однажды уже прошел по нему, так что теперь при необходимости и Том сможет. Он снова посмотрел на блеснувшее в тусклом свете кольцо. Том не снимал его вот уже двенадцать лет, просто не мог, это была единственная достаточно сильная защита его разума. Сними он его – есть вероятность, что его сознание растворится в примитивных разумах миллионов окружающих его мелких, не видимых глазу существ, насекомых. Или же он просто снова сойдет с ума. Однако же, аппарируя, он безошибочно определял местонахождение Джонатана, так может быть, для того, чтобы проникнуть именно в его сознание, кольцо снимать и не потребуется? По телу побежали мурашки, Том судорожно выдохнул. Их связь – она ведь никуда не делась. Сны, определение присутствия Джонатана, редкое улавливание его эмоций – связь была, она таилась в том постоянном ручейке магии, который тек от Джонатана к Тому. Сам Том никогда бы не нащупал ее, но теперь, пережив опыт самого Джонатана… Позади послышались легкие шаги. – Я тебя потерял. Что это? Том замялся. Делиться догадками не хотелось, было еще рано. Тому нужно было хорошенько все обдумать, а Джонатану предстоял непростой день, ему следовало сосредоточиться на текущих задачах. – Читал кое-какие исследования по Магии Разума. Это основной Дар Блэков, и ты не поверишь, сколько интересного я нашел, – он обернулся и обнаружил Джонатана с темными, кажется, каштановыми волосами и такой же щетиной, скрывающей шрамы. В довершение всего, один его глаз был карим, а другой привычного светлого серо-зеленого оттенка. – Как лучше: с линзами, – Джонатан указал пальцем на карий глаз, – или без? – Лучше никуда не иди, останься со мной. – Джонатан укоризненно нахмурился, и Том поспешил исправиться: – Я больше люблю твой цвет глаз. Тебе обязательно так гримироваться? Кто может тебя здесь узнать? – Кто угодно, я мелькал на всех форумах «Охотников на ведьм», чтобы, когда я в поездках в других странах, меня находили «единомышленники». Да, лучше все-таки с линзами, – решил он и, чмокнув Тома в нос, попятился к двери. – Не задерживайся здесь, пожалуйста. Нам аппарировать через полчаса, а мы еще не завтракали. – Стол уже накрыт, – бросил ему вдогонку Том и, оставшись в одиночестве, еще раз оглядел разложенные на столе книги и взмахнул рукой, отправляя их по местам на полках. Позавтракав, они переместились по координатам, которые накануне указал им Фурио. Они оказались в самом центре поляны, у одного края которой стоял странный магловский то ли грузовик, то ли автобус, белый, с маленькими окнами и большой металлической тарелкой и антеннами на крыше; а сквозь деревья у другого края поблескивала под утренним солнцем вода. Джонатан на секунду прикрыл глаза, вдыхая свежий лесной воздух, а затем потянул Тома к автобусу. – Это дом на колесах, – пояснил он. – Маглы в таких путешествуют, чтобы палатки не ставить и в отели не селиться, – он открыл дверь на боку автобуса и пропустил Тома внутрь. – Мистер Реддл? – напрягся заметивший его Майкл Сканно. Наравне с Забини он был негласным представителем Клана в Британии, ничего удивительного, что его привлекли к этой операции. – Все нормально, Микеле, он сегодня будет с нами, – успокоил его Фурио. Под недоверчивым взглядом Микеле он пожал руку Тому и приобнял Джонатана, а затем пригласил их присесть на узкий кожаный диванчик у одной из стен. Том огляделся. В тесное помещение умудрились впихнуть длинный стол, на котором стояли аж три компьютера, над ними, как и над тем диванчиком, на котором устроился Реддл, громоздились навесные шкафчики. Напротив экранов компьютеров стояли три складных стульчика, два из которых занимали Фурио и Микеле, а третий пустовал. По полу и столу тянулись десятки черных проводов. – А где Ренато? – тоже заметил пустое место Джонатан. – Вышел отлить. Я Микеле, наслышан о тебе, – Сканно протянул руку Джонатану, и тот пожал ее, скосив скептический взгляд на Фурио, дескать, ты, что ли, обо мне сплетни сплетничаешь? – Ладно, познакомитесь еще. Давай, Джонни, время. Джонатан выпрямился во весь рост и скинул с плеч черную кожаную куртку, оставшись в черных же джинсах и футболке, и, подойдя к столу, принялся разматывать какие-то совсем уж тонкие проводки. Фурио взял его куртку и вышел на улицу, в дверях столкнувшись с молоденьким щуплым пареньком, который посторонился, пропуская его и, оглядев присутствующих, расплылся в широкой улыбке. – О! Здорово, Джонни! Тебя не узнать! Как жизнь? – он подскочил к Джонатану с приветственными объятиями, и тут же принялся помогать ему с проводками, прикрепляя их к одежде. Через пару минут вернулся Фурио и приступил к инструктажу: – Мотоцикл припаркован за автобусом, на проселке. Дорогу помнишь? А план деревни? Узнай, сколько сможешь, но не рискуй, если что, сразу уезжай. – Фурио, перестань, – взмолился Джонатан. – Я все помню, все знаю. Все пройдет по плану. – С тобой никогда ничего не идет по плану. Если нам придется тебя оттуда экстренно вытаскивать, можем по незнанию попасть на одну из их скрытых камер, так что… – Буду осторожен, – Джонатан закатил глаза. Он снова облачился в куртку, затем вставил один из проводков в ухо, а на мочке закрепил крохотную сережку. – Брось, я буду там как турист, никто меня ни в чем не заподозрит. Ренато? – Подключаю, – отозвался паренек, клацая по клавиатуре. Экран мигнул, на нем появилась картинка, и Том, присмотревшись, понял, что видит самого себя. – Качество нормальное, – прокомментировал Ренато, и придвинулся к другому компьютеру, на экране которого через несколько секунд появилось изображение их убежища, но с другого ракурса. – Надо еще микрофон проверить, можешь выйти наружу с кем-нибудь? Наушник включил? Джонатан угукнул и протянул руку Тому, увлекая его к выходу. Они пересекли полянку и подошли к воде. По пути Джонатан тихо объяснил, что при помощи всех этих устройств они смогут видеть и слышать все, что с ним происходит, и даже передавать ему команды, а на сережку и куртку наложены слабые чары отвлечения внимания, которые не позволят окружающим заметить аппаратуру. Объясняя все это, Джонатан периодически перебрасывался парой слов с оставшимися в помещении итальянцами, а Реддл, понимая, что каждое его действие видно через камеры, лишь краем глаза косился на его профиль, впитывая в себя освещенные мягким утренним солнцем черты и жалея, что, несмотря на проведенный в Неаполе месяц, все же остался закостенелым англичанином, чтобы позволить себе, невзирая на свидетелей, впиться в припухшие после жаркой ночи губы. Впрочем, перехвативший его взгляд Джонатан плевать хотел на то, что их видят, так что Фурио пришлось выйти, чтобы поторопить их, а затем проводить до мотоцикла. Лукаво ухмыляясь он пронаблюдал, как Джонатан, прежде чем надеть шлем, снова притянул к себе Тома и впился в его губы долгим поцелуем, и показательно расфыркался, намекая, что их нежности затянулись. С тяжелым сердцем Том дождался, когда рев мотора затихнет вдали, а поднятая колесами пыль уляжется, и лишь затем вернулся в автобус. Взгляд его тут же обратился к мониторам: на одном из них была видна дорога, по которой ехал Джонатан, на втором с головокружительной скоростью что-то мелькало, видимо, камера была обращена вниз и вбок, захватывая лишь обочину. За третьим компьютером быстро печатал что-то Ренато – Том обратил внимание, что на его голове появились большие наушники с микрофоном, и паренек тихо переговаривался с кем-то, через слово используя незнакомые Реддлу термины. В стороне от них, прямо за водительскими сиденьями Фурио отогнул от стены панель, оказавшуюся еще одним маленьким столиком, поставил рядом парочку складных табуреток и поманил к себе Тома. – Ты позавтракал? Кофе хочешь? Кто-нибудь будет кофе? – громко поинтересовался он, расставляя на столике термос, несколько вставленных друг в друга стаканчиков и какие-то магловские закуски в ярких упаковках. Ренато, не отрываясь от своего занятия, вскинул вверх оттопыренный палец и одобрительно загудел, а Микеле, проследив, как Фурио разливает ароматный напиток по бумажным стаканам, достал палочку, собираясь воспользоваться манящими чарами. – Так, а ну-ка убрал! – заметил его действия Фурио. – Никакого колдовства рядом с техникой! Я же предупреждал. Давай ножками, здесь всего-то пара шагов. А вообще, лучше отдай палочку мне, во избежание. Микеле тут же воспротивился перспективе остаться без палочки и вступил в короткий, ни к чему не приведший спор, а Том, краем глаза наблюдая за тем, как Джонатан выехал на асфальтированную дорогу, достал собственный термос и сэндвичи, под одобрительным взглядом Фурио добавив их к общим припасам. Когда раздраженный Микеле вернулся за свой стол без палочки, но с парой дымящихся стаканчиков кофе, Фурио выложил на стол небольшое зеркало и, пробарабанив по нему пальцами, задумчиво посмотрел на Тома. – Рокко сегодня тоже участвует, удаленно. Я не говорил ему об истинной подоплеке ваших с Джонни отношений, он будет в ярости, когда узнает. Том хмыкнул. Он и не сомневался в том, что реакция будет бурной. С другой стороны, сам Фурио отнесся к открывшейся правде с пониманием, почему же нельзя было ожидать того же и от его друга? Итальянец на это лишь пожал плечами, объяснив, что Рокко слишком сильно печется о Джонатане. Прихлебывая предложенный ему кофе, Том аккуратно поинтересовался, как так вышло, что Рокко отлучен от Клана, но при этом участвует в столь важных мероприятиях, но ответа так и не получил – зеркало потемнело, а затем на нем появилось изображение самого Каваллари, мгновенно помрачневшего, стоило ему увидеть Тома. Тем временем Джонатан снова съехал на проселок и, уже через несколько минут оказавшись на территории достаточно большой деревеньки, согласно плану, сымитировал поломку мотоцикла. Остановившись на обочине, он показательно поковырялся в механизме, обошел мотоцикл по кругу и принялся осматриваться. Внимательно вглядывающийся в изображение Ренато сразу обнаружил несколько камер и отметил их на карте. – Ты кто такой? – послышался из динамиков незнакомый голос, к которому тут же присоединился другой: – Уезжай отсюда. Изображение смазалось, Джонатан развернулся, и Том увидел двух настороженных маглов. Джонатан пару раз попытался завести сразу глохнущий мотоцикл и принялся объяснять, что ему нужен автосервис или хотя бы магазин запчастей, но один из маглов, нервно оглянувшись, ощерился: – А нам не плевать? Пшел отсюда! В дверях паба на другой стороне улицы показались еще пара мужчин и направились к ним. Фурио выругался, сетуя на то, что проблемы появились так скоро, а Ренато заметил: – Этот парень все время поглядывает в сторону того перекрестка. Он ведет, – он сверился с картой, – к главной площади перед церковью. Может, там происходит что-то, что местные хотят скрыть от чужаков. – Ну да, инквизиция всегда связана с церковью, – пробормотал Фурио, напряженно наблюдая за набирающей обороты перепалкой. – Вот это агрессия, – присвистнул Микеле. – Они точно что-то скрывают. Том крепко сжал зубы. Джонатан все пытался вежливо объяснить, что он не может уехать из-за поломки, но его, казалось, вовсе не слышали. На шум подошли еще несколько маглов, один из них, поняв, в чем дело, предложил подогнать свой пикап и довезти Джонатана вместе с мотоциклом до другой деревни. Сигал, обрадовавшись адекватной реакции, попытался завести с ним разговор. – Соглашайся, – сказал в микрофон Фурио. – Все бесполезно, они тебе и шагу ступить не дадут. В этот момент в кадр попали дети, которые с интересом оглядывались на галдящих мужчин, но не подошли, а вместо этого, держась за ручки, вприпрыжку побежали к главной площади. Том отчетливо услышал тяжелый вздох, вырвавшийся из груди Джонатана, и понял, что он все-таки постарается задержаться, ведь смысл его «разведки» был не в определении местоположения камер и магоулавливателей – их было ожидаемо много, буквально на каждом шагу, – а в том, чтобы попытаться понять, все ли население деревни является адептами инквизиции. – Неудобно вас утруждать, – обратился Джонатан к мужчине, который предложил помощь. – Может быть, если у вас есть инструменты, я мог бы ненадолго занять ваш гараж? Думаю, я вполне могу сам справиться с поломкой. – Вот что, парень, – перебил его доселе молчавший пожилой мужчина. – Тебе здесь не рады. Так что не тяни время, тебе предложили помощь – бери, и уезжай отсюда подобру-поздорову. – Да! Ехай отсюда нахуй, или я тебе… – один из парней полез с кулаками, картинка резко дернулась, и взгляду Тома предстала спина с заломленной рукой, послышалась сдавленная брань, а окружающие мужчины как один пришли в движение, стремясь защитить своего. – Спокойно, спокойно, парни! Все хорошо, я ему не навредил. С тобой же все хорошо? Вот видите, все хорошо. Эм, пикап, да? Довезите меня, пожалуйста, за бензин я заплачу, – Джонатан по-прежнему старался быть вежливым, но его голос тонул в криках: «да ты…», «да я тебя…» – Уймись, Билли, сам же нарвался! – прикрикнул пожилой и оттеснил воинственного парнишку за спину. – Только мне потребуется помощь, чтобы загрузить мотоцикл в кузов… – Что тут у вас происходит? – Здорово, Марк! – махнул рукой один из парней, а еще несколько просто кивнули. Джонатан повернулся ко вновь прибывшему, и тут сердце у Тома беспокойно екнуло, а Фурио сдавленно выругался. Подошедший мужчина дернулся, во все глаза глядя на Джонатана, и чем дольше он смотрел, тем более жадным был его взгляд. – Джонни?..