Голос Заводной Птицы

Ни один, ни два, а много раз Никандра возвращалась мыслями к Заводной Птице. Она не хотела возвращаться, но непослушная натура вдруг откапывала на свет и упрямо предъявляла ей все тот же вопрос: кто он, Заводная Птица? Было интересно. И Ника поняла, что любопытство победило, и уже не отделаешься, не отгородишься. Это тебе не ноутбук: надоело — нажала «Завершить работу» — и все. Здесь этот номер не пройдет. Просто так не выключишь. Ника попыталась отвлечься чтением, но Мураками оказался в этот раз всего лишь фоном, на котором беспокойно суетятся упрямые мысли. Глаза пробегали по строчкам, но смысл ускользал. Иногда едешь в автомобиле и не осознаешь происходящего за стеклом. Одни дома сменяют другие, мелькают машины, идут люди, и зрение выхватывает их, бегло ощупывает и выпускает из невидимых рук, и нет понимания происходящего, нет углубленного изучения. Собственно, излишние внимание отвлекает в поездке, но иногда попадаются такие интересные дома, люди и авто… Ника прекратила бездумно читать. Она, сосредоточив взгляд, вцепилась в строчки. Где-то половина романа было прочитано, а перед глазами оказался знакомый абзац: «…Она садилась на ветку какого-нибудь дерева возле дома и… кр-р-р-ри-и-и… начинала заводить пружину нашего мира. Не будь ее — в мире прекратилось всякое движение. Но про это никто не знает. Все люди думают, что мир приводит в движение какое-то более достойное и сложное устройство, огромный механизм. Однако они ошибаются. На самом деле это Заводная Птица. Летает туда-сюда и подкручивает то тут, то там меленькие пружинки. Вот от них-то мир и движется. Пружинки — самые простые, вроде тех, что вставляют в заводные игрушки. Но их вполне достаточно. И видит их одна Заводная Птица». Нике стало немного жутко, потому как в открытое окно влетел знакомый звук. Металлический скрежет. Но на этот раз он был другим. Больше походил на скрежет ворот. Никандра выскочила из-за стола. Нет, на этот раз ей точно не показалось. Кто-то открывал ворота уверенно и легко, словно проделывал эти нехитрые движения много раз, затем — шелестящий звук двигателя. Ника вышла на улицу к большим воротам, через которые въезжали машины, и поверила, если не в чудо, то в мистическую предопределенность. Прошлое уже пятый день преследовало ее. — Папа?! — Здравствуй, дочь, — сказал Родион Викторович, еще не заглушив двигателя. Соседняя дверца открылась и вышла Анастасия. Отец, вынув ключ из зажигания, направился к удивленной Никандре, говоря: — Ты уж извини, Ник, мы с Настюшей долго думали звонить тебе заранее, или нет. Решили не звонить. Не предупреждать, что приедем. Мы ненадолго. Ты одна? — Да. Родион Викторович за эти двадцать лет внутренне не изменился. Стал заметно сдержаннее, как говорят, остепенился, но неспешной походкой и осанкой он продолжал молчаливо демонстрировать свое прошлое, свою принадлежность к миру богемы. Постарел? Можно ли сказать это о нем? Да, полностью поседел, появилось больше морщин, но и их отец Никандры пытался преподнести не как недостаток, а как заслуженную награду, доставшуюся от минувшего времени. Двадцать с лишнем лет назад Анастасия стала его очередной пассией среди бесконечной гирлянды натурщиц, которые ненадолго задерживались в его мастерской. Они что-то требовали от Родиона Викторовича, ставили условия, а он, искренне не понимая, о чем они говорят, отстранялся и отстранял их. Он не порывал отношения с очередным увлечением, увы, остывшим. Нельзя было назвать это разрывом, это было именно расставание, медленное неизбежное затухание отношений, похожее на то, как после бурной весны и жаркого лета приходит спокойная осень, а затем холодным дыханием обдает зима. Несмотря на увлекающуюся натуру, эмоциональность и порой импульсивность, Родион Викторович в отдельных случаях не любил, как он говорил, «драматизировать ситуацию». Слово «долг» было ему чуждо. И вот, когда появилось очередное увлечение — Анастасия, он действительно решил, что оно очередное. И это пройдет. Но не прошло. В череде женских фигур она была самой интересной, и интересными были не внешние данные, а поведение. Родион Викторович немного насторожился, ибо никогда с таким не встречался, но с любопытством стал наблюдать. Анастасия же не говорила ему о долге и верности, не устраивала сцен, когда он по обыкновению флиртовал на стороне. Она молчала, будто ничего не видела. И он подумал: «Или она умнее, чем предыдущие, или ей просто все равно». Оказалось первое, благодаря которому она и осталась с Родионом Викторовичем навсегда. — Здравствуй, Ника, — сказала Анастасия. «А у нее уже пятый десяток на исходе», — машинально подумала Никандра, встречая нежданных гостей. Анастасия-мачеха не смогла заменить родной матери, да и Анастасия не особо стремилась. Когда она вошла в жизнь Родиона Викторовича, Нике было около пятнадцати лет, а позже появился Костя. Он, если и не стал Никандре отцом и матерью, то точно заполнил тот вакуум, который возник в шестилетнем возрасте сразу после смерти родной матери. И все-таки, как Никандра не старалась держать дистанцию, она принадлежала этой семье, она была дочерью своего отца. От него она унаследовала талант художника, эмоциональность, импульсивность, а от рано ушедшей матери излишнюю впечатлительность. И Ника действительно была под впечатлением от приезда, правда, недолго. Она взяла себя в руки и мысленно сказала: «Стоп. Мы редко видимся и… Слишком много прошлого на небольшом куске пространства». — Что-нибудь случилось, Ника? — спросил отец, заметив странное выражение лица дочери. — Все в порядке. — Как поживает Константин? — Он на медицинской конференции. Вероника в Москве. — М-м. Я за своими старыми этюдами. — Они на чердаке. — Да. Ты говорила. Они зашли в дом. Анастасия осталась в гостиной. Никандра поднялась к себе в комнату. Она проверила смартфон — никто не звонил. Жаль. И, взяв его с собой, Ника вернулась в гостиную, села в то самое кресло. Анастасия сидела напротив и молчала, о чем думала, кто знает, а Ника, расположившись в том самом кресле, вспомнила, что было связано у нее с этой комнатой. Событий не так много, но они стали и остались для нее значимыми. Здесь случилась вторая встреча с Костей. Он пришел извиняться. Он не был так смел как в первый раз, и косноязычно попытался объяснить. «Объяснять ничего не нужно, уходи», — сказала тогда Никандра и еще подумала, что опять этот мальчишка пришел. Она считала себя старше, а он был именно мальчишкой, оскорбил ее. Хотел пригласить на реку купаться, а она отказала, она не могла, а Костя мимоходом ответил: «Чего сиднем сидеть, полчаса и там будешь. Ножки, глядишь, не покосятся». Никандра взорвалась: «Убирайся! Пошел вон! Пошел вон, я сказала!» Костя не знал, что у нее парализованы ноги, да и сидела тогда Ника на обычном стуле. После двух неудачных встреч, казалось, нить навсегда оборвется, они не встретятся больше, но странно, Ника опять хотела видеть Костю. Вначале она объяснила себе это желание так: «Конечно, хоть какое-то развлечение». И попросила Полину оставлять открытыми ворота, может, Костя пройдет мимо, а она его пригласит, ах, только бы набраться смелости, однако смелость осталась невостребованной. Случилось нечто невероятное. Костя испуганно влетел в открытые ворота, держа в руке гриб. Он спрятался за деревом и глянул на Нику растерянно-просящим взглядом. Как потом он рассказал, прятался от Верки. Ника быстро прикрылась пледом, чтобы спрятать обнаженные ноги и нечаянно смахнула книгу, что лежала на коленях, потянулась за книгой, упала вместе со стулом. Костя бросился поднимать ее и сказал что-то о помощи. Никандра вновь взорвалась: ну, почему, почему никто не хочет воспринимать ее обычным человеком? Откуда в людях эта жестокая способность каждый раз тыкать ее в ее же недуг, как несмышленого щенка? Ладно, домашние, к черту Полину, Ника привыкла, но он? Зачем опять? Этого нельзя простить. Реальность никогда не совпадает с мечтами. Сидя на стуле и невнимательно читая книгу, Никандра краем глаза видела открытое пространство в недоступную для нее жизнь и представляла, как пройдет мимо Костя, а она его позовет. Это были мечты. В реальности он влетел, вторгся в ее жизнь грубо. — Ты не ушиблась? Может, позвать кого-нибудь? — поинтересовался Костя. — Тебе что, больше всех надо?! Не нужна мне твоя жалость! — Ника готова была послать его, но вся злоба схлынула от простой фразы. — Знаешь, не была бы ты девчонкой, я бы тебе врезал, как следует, чтоб не выделывалась. Что-то сломалось внутри. Никандра поняла что — это треснул лед. И радость: «Значит, он воспринимает меня как простую девчонку, и бросился помогать не оттого, что я калека, а оттого… Ну, просто оттого, что людям надо помогать». Когда Костя собирался уходить, он поинтересовался: «Что читаешь?» Это было фентэзи. Как оказалось, он тоже уважал этот жанр, и Никандра отдала ему книгу почитать, пусть прочтет и придет вновь, чтобы вернуть. Так они стали встречаться регулярно. А именно в этой гостиной именно на этом кресле она сидела и наблюдала, как разгорается конфликт между ее домашними и Костей. Он придумал для Никандры пикник на черничной поляне, посадил ее на тачку и увез в лес. Она заранее написала записку для Полины, чтобы та волновалась, если не найдет ее дома. И та не волновалась, она скрыла записку и подняла всех на ноги. Приехал Родион Викторович. Получалось так, что Костя без предупреждения, самовольно увез ее на тачке в лес. Именно с этого кресла Ника впервые встала. Она вспомнила, как это случилось. Опять конфликт. Костя разругался с ее отцом и в запале бросил обвинения, что он, Родион Викторович, виноват в смерти Никиной матери, что Ника просто мешает Родиону Викторовичу жить и получать разнообразные удовольствия, «…особенно это в мастерской у вас хорошо получается!» Родион Викторович не ударил Костю, он отпихнул его, как прибившегося шелудивого пса, отмахнулся от него как от назойливой мухи. С Никандрой случился приступ. Она не поверила, что история повторяется. Сначала ушла ее мама, ее единственный любимый человек, и вот опять другой любимый человек — Костя. Нет! Этого уж точно не случится. Она не допустит. Никто не отнимет у нее Костю. Второй раз ее не смогут лишить… «Костя!» — крикнула Никандра и в следующее мгновение не поняла, что произошло. В гостиной воцарилась гробовая тишина. Голова закружилась, и она почувствовала ноги. Лишь когда к ней подбежал Костя, чтобы поддержать, чтобы Ника не упала, она поняла, что произошло — и испугалась. Родион Викторович наконец-то вернулся с чердака. Он вынес пару этюдов. Ника прогнала воспоминания. Анастасия встала с места. — Ну, Ника, я, кажется, все, — произнес отец. — Там еще осталось, но они меня не интересуют. В следующий раз. Настюш, поехали. Мачеха молча вышла. Родион Викторович, задержавшись, опять спросил дочь: — Точно все хорошо? — Конечно, пап. У меня все в порядке. Ника улыбнулась. Не было враждебности, и уж тем более злобы она не испытывала к отцу, скорее жалость. Да, у него было много женщин, он объездил с выставками полмира, но на самом деле остался несчастным человеком, а разбитую чашку не склеишь, точнее, склеишь, только это будет не то. — Пап, пойдем, я вас провожу. Они вышли, простились. Машина, попятившись задом, развернулась на дороге и уехала. Ника стояла у ворот и вновь провожала взглядом еще одно прошлое. «Но почему же еще одно прошлое? — удивилась она, — Костя — прошлое, настоящее и будущее». Никандра закрыла ворота, вернулась в комнату уже с готовым решением: завтра она встретится с Заводной Птицей.