Осторожно, крутой поворот

В понедельник утром, когда я собиралась на работу, позвонила Маша. Оказалось, Кэт уже вернулась из Судана и рвалась полюбоваться Лотреком, а заодно и выплатить первую половину суммы. Мы договорились, что они заедут в мою мастерскую где-то около шести. Войдя в метро, я отправила Берг сообщение: «Не хочешь встретиться завтра вечером? Можем попить кофе». Мне была невыносима мысль о том, что я увижусь с ней только в среду, да и то ненадолго — сразу после занятия надо было бежать на родительское собрание к Варьке в школу. Наташа ответила, когда я уже, стоя на эскалаторе, ехала наверх, к выходу из метро. «Не получится, во вторник вечером я буду занята. В другой день?» Я написала: «Может быть». И с досадой выключила телефон, чтобы не подвергать себя искушению написать вдогонку что-то еще. Мне начали надоедать эти игры, она что думает, я буду бегать за ней, как девчонка? От обиды на глаза навернулись слезы. Черт, с каких это пор я стала такой ранимой? И вроде месячные только недавно закончились. Откуда взялась эта девичья плаксивость? С испорченным настроением я спустилась в наше полуподвальное помещение. Леночка Синицына ходила кругами возле обморочной Эсфири, не решаясь приступить без меня к оказанию первой медицинской помощи. Пинкевич свалился с жестким гриппом, а Скутте уехала на совещание в департамент. Остальные занимались большим панно Гарофало «Поклонение пастухов», на эту масштабную работу уже было потрачено несколько месяцев. Я уселась за свой рабочий стол и включила компьютер. — Лена, ты закончила первоначальную фотофиксацию? — Да, Ольга Александровна, все сделала, как вы сказали. Я переслала вам файлы с фотографиями. Лена, приехав в Москву из глубинки, только в прошлом году закончила Суриковский институт. Она была исполнительной, но немного медлительной девушкой. Все ее движения были плавными и степенными, она и говорила нараспев, немного окая. — Прекрасно, значит, будем демонтировать картину из рамы, а холст из подрамника. Займемся раздублированием и устранением прорывов холста. — Сейчас? — испуганно спросила Леночка. Я строго посмотрела на нее: — Нет. Вначале мы попьем чай с конфетами, посмотрим пару сериалов и только потом приступим, помолясь. Она сконфуженно заморгала. И я поняла, кого она мне все время напоминает: васнецовскую Аленушку: большие глаза, длинные русые волосы, и одевалась она соответственно — длинные сарафаны, цветастые юбки почти до пола, платья с завышенной талией. — Не бойся, Лен, я знаю, что ты еще никогда этого не делала, но всегда бывает первый раз, да? — Мне стало неловко, что я сорвалась на нее, она ведь не была виновата в том, что у меня снесло крышу из-за, сказать смешно, двадцатишестилетней девушки, каким-то образом вскружившей мне голову. — Возьми там, на второй полке сверху, микалентную бумагу, прежде чем отделим авторскую основу, укрепим живопись, иначе, когда будем доставать из подрамника, она у нас посыплется. Лена передала мне рулон, и я начала аккуратно наклеивать бумагу на поверхность картины. Микалентная бумага была дорогой, у нас ее, к сожалению, давно перестали производить, старые запасы почти закончились, приходилось закупать японскую, которая была ничем не лучше нашей, но намного дороже. — Ты замерила прорыв? — Да, максимальное расхождение краев два сантиметра. После того как мы переместили картину в рабочий подрамник, я внимательно осмотрела холст. Выяснилось, что авторский холст ветхий и ломкий, полностью утратил эластичность, значительно загрязнен и пропитан клеем при предыдущей реставрации в начале двадцатого века. — Ольга Александровна, как же мы состыкуем края? Холст твердый, не тянется абсолютно. — Не переживай, что-нибудь придумаем. Я выдвинула ящик стола и достала скальпель. — Потихонечку счищаешь клей и грязь там, где нет оседания грунта. А я потом пройдусь бормашиной. Я взяла телефон и вышла в коридор. Два пропущенных звонка от Светланы Яковлевны, ну это как всегда. Обычно по утрам за завтраком она с завидной регулярностью обращалась ко мне с просьбами типа: «Ольга, будешь идти с работы, прикупи грамм двести сыра «бри» или «ты бы не могла забрать мою сумку из мастерской, я отдавала починить замок, вот квитанция». В течение дня к этим просьбам добавлялись новые или в прежние вносились поправки, например не «бри», а «камамбер», он ароматней и пикантней, и не двести грамм, а двести пятьдесят. Она постоянно нагружала меня незначительными поручениями, хотя справлялась с подобными бытовыми мелочами лучше меня. И я давно раскусила, что это один из ее способов держать меня под контролем. Она прекрасно понимала, что мой брак с ее обожаемым сыном не удался. Важно было создавать иллюзию семьи, удерживая меня на коротком поводке. Поэтому почти каждый день она звонила мне на работу. Пользоваться мессенджерами и переписываться она принципиально отказывалась, гордо объясняя, что ей важно слышать человеческий голос. Решив, что перезвоню ей позже, я еще раз заглянула в Ватсап, разочарованно пробежала глазами по сообщениям от коллег: семинар в центре Грабаря, выставка Серебряковой в Русском, тонна тупых картинок от Зойки. От «Инструктор Берг Н. Э.» не было новых сообщений. Что ж, так мне и надо. Меня реально «колбасило», как выражается Варька. Пока я составляла план реставрации несчастной обморочной Эсфири, мне удавалось отвлечься, но стоило взять в руки телефон, и на меня опять накатывало беспокойство и неудовлетворенность, наверное, так себя ведут влюбленные подростки. Эк меня в тридцать пять-то угораздило. На участках, где усадка холста вызвала оседание грунта с красочным слоем, я решила использовать бормашину со специальной насадкой в виде усечённого конуса. Это был старый, но действенный метод, когда требовалось очень деликатное вмешательство. Лена впервые видела, как для очищения загрязнений применяют зубоврачебный инструмент, и следила за всеми моими движениями с приоткрытым от волнения ртом. Возможно, я казалась ей супергероем, который обладает особыми умениями. Я вспомнила, какими глазами смотрела на Наташу, когда она ловко маневрировала в потоке машин на своем «Шевроле», как восхищалась ее четкими, отточенными движениями, быстротой ее реакции. Я подумала о ее красивых длинных пальцах, расслабленно лежащих на руле, о том, как эти руки касались моего тела под свитером, и, быстро выключив бормашину, передала ее Лене. — На, попробуй, мне надо отойти на минутку. Я стремительно направилась в туалет и там, смочив салфетку, приложила ее к горящим щекам. Аккуратно, чтобы не размазать косметику. Это немного помогло. Проклятая Берг, откуда она свалилась на мою голову? Я включила телефон, презирая себя за слабоволие. «Почему я все время думаю о тебе?» «Ты специально меня мучаешь?» «Я хочу тебя!» Полюбовавшись на текст, который, несомненно, свидетельствовал о моей полной невменяемости, я стерла его, так и не отправив. Вернувшись в мастерскую, я застала Лену, с упоением работающую бормашиной. — Молодец, у тебя здорово получается. Я достала из ящика пачку крафт-бумаги. — Сейчас мы ее смочим и наклеим на место разрыва, поперек хода волокна. Она будет высыхать и одновременно подтягивать края разрыва друг к другу. — Потрясающе, — восхищенным шепотом произнесла Лена. А я вспомнила, как сама лет пятнадцать назад, когда впервые оказалась здесь на практике, так же удивлялась, когда наблюдала за моим наставником, гением реставрации, ныне покойным Петром Николаевичем Лешаковым. Он всегда применял нестандартные методы и добивался потрясающих результатов. — Ну и на сутки мы отложим картину в помещение с повышенной влажностью, тогда холст станет более эластичным и нам легче будет с ним работать. — Я взглянула на часы, висящие на стене, до встречи с девушками оставалось около часа, и я решила, что еще успею сходить в магазин и купить мандарины с толстой кожицей, как заказала Светлана Яковлевна. *** — It’s amazing! — Кэт не могла оторвать взгляд от картины «Подруги». — This is masterpiece! Шедевр, — добавила она, помня, что я не слишком сильна в английском. Маша, расположившись на честерфилде, с иронией во взгляде наблюдала за реакций своей спутницы. — Рада, что вам нравится, если честно, мне самой эта тема неожиданно стала близка в последнее время, — мне хотелось хоть с кем-то поделиться, и, конечно же, кому еще я могла поведать о своих переживаниях, как не им? — Вам нравится женщина? — спокойно спросила Кэт. — Да, но все очень сложно, — я замялась, — мы недавно знакомы и… — Вы нравитесь ей? — продолжала напирать американка. — Мне кажется, да, просто я не уверена… Не дав мне закончить, она безапелляционно заявила: — Do you want to have sex with her? Вы хотите иметь с ней секс? Маша прыснула: — Ah my god! Кать, ты сейчас Ольгу доведешь до инфаркта, посмотри, как она покраснела. Оля, не обращайте на нее внимание, она прямая, как линейка. — I am not straight! — возмущенно воскликнула американка. — Конечно, любимая, уж я -то в курсе, это в хорошем смысле этого слова означает, что ты говоришь все, что придет в голову, потому что слегка ебанутая, — Маша послала Кэт воздушный поцелуй. Кэт слегка улыбнулась и пожала плечами: — Не вижу тут проблемы. Не надо бояться говорить. Скажите, что вы хотите секс. Все будет очень хорошо. Ты красивая женщина, она будет тебя хотеть. — Оль, я так понимаю, у вас такое впервые? — спросила Маша с серьезным выражением лица. — Наверное, да, — я задумалась, — мне вообще впервые кто-то нравится именно так. Мой брак… он не слишком удался, если честно. И я никогда не испытывала к своему мужу ничего подобного. Это так странно… вот для вас, судя по тому что вы мне рассказывали, все было естественно, и вы не делали из этого трагедии. А для меня… у меня земля из-под ног уходит. Моей дочери тринадцать в этом году будет. Как она воспримет, если узнает?! — Молодежь сейчас более продвинутая, даже в нашем гомофобном обществе, поймет она вас, вот увидите. — Ольга, — вмешалась Кэт, — вы слышали Мишель Гуревич? Chinawoman? Я отрицательно покачала головой: — Darling, would you play for her my favourite, please? — она повернулась к Маше и сложила руки в умоляющей позе. — Мы ее сегодня уже раз пять в машине слушали, — проворчала Маша, доставая из кармана айфон, — так, короткая справка: Мишель Гуревич — певица русско-еврейского происхождения, рожденная в Канаде. Раньше выступала под именем Chinawoman, — она оторвала взгляд от экрана, — можно сказать, она одна из современных лесби-икон. Завтра выступает в «Агоре». Кэт просит, чтобы я поставила вам ее любимую песню. — Pleeeaaase, — совсем по-детски попросила Кэт и плюхнулась на диван рядом с Машей, обняла ее за плечи, заглядывая в телефон. — Хорошо, хорошо, — Маша улыбнулась и подставила висок для поцелуя. Заиграла медленная мелодия и чарующий низкий голос запел: «I'll be your woman and you can be mine…». (1) — Это женщина поет? — удивленно спросила я. Маша повернула айфон экраном ко мне, и я увидела на фото симпатичную худенькую брюнетку. Постепенно голос начинал завораживать. Я не понимала ничего, кроме фразы «я буду твоей женщиной», но и ее было достаточно, чтобы по моей спине поползли мурашки. — Ольга, вы хотите на ее концерт? — спросила Кэт. Я кивнула: — Если в интернете остались билеты, я бы… — Там нет, — Маша выключила песню, — это эксклюзивный концерт, закрытое мероприятие. В этот раз она приезжает специально по приглашению Софии, хозяйки клуба «Агора». София в прошлом году случайно оказалась на выступлении Гуревич в Питере, в «Эрарте», очень впечатлилась и вот решила устроить такой, можно сказать, домашний концерт только для своих. — Понимаю, — произнесла я. — Но так как мы постоянные члены клуба, мы можем привести с собой гостей, за которых ручаемся. — О боже, у вас там прямо какое-то тайное общество, — я рассмеялась, — даже страшно. На входе пароль не спрашивают? — Нет, — Маша улыбнулась, — там нет фейсконтроля, у каждого члена своя магнитная карточка и все. Так что, завтра в семь вам будет удобно? Я сейчас скину адрес, это на Крестьянской Заставе, мы вас от метро заберем. — Там есть какие-то особые требования к стилю одежды? — спросила я, мысленно представляя себе затянутых в черную кожу девиц с хлыстами в руках. — Да нет, — Маша наморщила лоб, — я вообще не заморачиваюсь такими вещами, у нас Кэт всегда решает, в чем я иду. Да? — с насмешкой в голосе спросила она у Кэт, шутя, толкая ее локтем. — Кто меня тиранит? Кэт тут же отреагировала: — Guilty as always, Ольга, не надо official конечно, что-то обычное для клубов. — Я не то чтобы знаток, если честно, я не хожу по всем этим ночным заведениям, — я почувствовала себя безнадежно отсталой. — Короче, там все демократично, — успокоила меня Маша, — маленькое черное платье какое-нибудь или вообще что в голову придет, можно даже пляжный сарафан, никто слова не скажет. — Ольга, вы такая красивая, вам все подойдет, — вдруг сказала Кэт, — смотрю на вас и думаю, что в вашем случае у меня нет работы. Идеальное лицо. — Ого, — Маша ухмыльнулась, — это высшая похвала, она обычно всегда говорит: «Все хорошо, но я бы поправила разрез глаз или нос, или щеки бы куда-то к ушам утянула». Я сейчас начну ревновать, Кать. Кэт рассмеялась счастливым смехом. — Thanks god! Так я знаю, что ты меня немножко любишь. Маша снова толкнула ее локтем: — Не делай из меня монстра, дома я тебе покажу — как немножко. Кэт быстро поднялась с дивана: — Мы должны идти сейчас, — она подмигнула мне, — как у вас говорят, надо ловить момент. Они ушли, а я поискала в телефоне Мишель Гуревич, улеглась на честерфилд и еще некоторое время слушала странноватый низкий голос. Поискала переводы песен. Все соответствовали моему меланхоличному настроению. Я позвонила Варьке, обещала, что скоро приеду. Пришло сообщение от Скутте, она писала, что и завтра ее тоже не будет, просила меня поторопиться с Эсфирь. По дороге домой я размышляла, слышала ли Наташа песни Гуревич? Мне хотелось послать ей клип, спросить ее мнение, рассказать о завтрашнем концерте. Но я не могла побороть гордость. Не хотелось, чтобы она решила, что я ищу любой предлог для общения. Маша с Кэт были так естественны и раскованы, они понимали друг друга с полуслова. Я поймала себя на мысли, что завидую им. Четырнадцать лет совместной жизни с Игорем не сделали нас близкими людьми. А они выглядят одним целым. Я выходила замуж не по любви, не по материальному, но по моральному расчету. Я, конечно, не признавалась самой себе тогда, но гораздо больше, чем он, меня восхищала его мать. Она казалась мне идеальной. Когда Игорь сделал мне предложение, мы все втроем поехали к моей бабушке. Она тогда уже тяжело болела, но несмотря на это, накрыла по такому случаю стол. Испекла мой любимый пирог с вишней. Она так хлопотала, так старалась. У моей будущей свекрови весь вечер было устало-участливое лицо, словно она выполняла очень важную, но в общем-то трудную миссию. Беседа, в основном, крутилась вокруг того, какой замечательный Игорь и в какую чудесную семью мне повезет попасть. Они уехали, а я решила задержаться еще на несколько дней. Убрав со стола, мы с бабушкой мыли посуду, и она, стоя у кухонной раковины с полотенцем на плече, вдруг сказала: — Если не любишь, то лучше не стоит. Лучше быть одной. Я тогда даже возмутилась: — С чего ты взяла, что не люблю? Злилась я, конечно, на то, что в душе осознавала ее правоту, только мне было тогда все равно. Не могла же я ей объяснить, что мне главное — стать невесткой своей обожаемой преподавательницы. Я и сама с собой была не слишком честна тогда, предпочитая даже про себя называть свое чувство к Шуваловой уважением. *** Дизайн клуба превзошел все мои ожидания. За очень скромной дверью было спрятано со вкусом оформленное в индустриальном стиле помещение площадью несколько сотен метров. В центре его располагался большой круглый бар с подсветкой, барной стойкой и прилавком. Меня поразил высоченный стенд с бутылками, который, расширяясь к потолку, превращался в переплетающееся трехмерное «облако» огней, освещающих обширное пространство над баром. Над металлическими столами разной формы висели квадратные люстры из проволочных сеток. Стулья тоже были металлическими с черными пластиковыми сиденьями. Кирпичные неоштукатуренные стены пестрели граффити. В стенных проемах прятались скульптуры в стиле Исаму Ногучи (2). Мы ждали начала выступления сидя за столиком неподалеку от небольшой круглой сцены, возвышающейся над танцполом. Для похода в клуб после недолгих колебаний я выбрала узорчатое платье цвета темного серебра, декорированное вставками из кружева. С первых же минут я была шокирована, узрев возле барной стойки довольно известного политического обозревателя, сидящего в обнимку с молодым мальчиком. В своих программах он клеймил гнилых либералов и «их ценности», мужественно расправив плечи в полувоенном френче, обвинял европейцев в излишней толерантности. Странно было увидеть его здесь в таком виде: прилизанного гелем, в рубашке цвета фуксии со стразами и в обтягивающих штанах. Певица еще не появилась, а мы уже выпили по первому коктейлю. Народ подтягивался и вскоре все столики вокруг нас были заполнены, за нашим оставалось два свободных места. — К нам кто-то присоединится? — поинтересовалась я. — Моя знакомая Элис со своей girlfriend обещала прийти тоже, — ответила Кэт, в одной руке она держала бокал, а другой — нежно поглаживала Машу по бедру. Маша выглядела абсолютно расслабленной, не такой колючей как всегда, даже ее обычно растрепанные рыжие волосы были аккуратно уложены и собраны сзади в хвост. Я заметила, что она слегка подкрасила глаза и губы. Элис оказалась худощавой короткостриженой блондинкой. Маша успела мне шепнуть, что женщина довольно успешная тележурналистка, работающая на популярном американском канале. Элис держала под руку девушку, лицо которой показалось мне смутно знакомым. Они радостно поздоровались с нами и, усевшись на свободные стулья, сразу заказали коктейли и еще закусок. Как выяснилось, Элис не знала русского, поэтому беседа протекала на английском, и я не имела возможности в ней участвовать, о чем не особо сожалела. Мои мысли были заняты совсем другим: справа, через два столика от нас я увидела компанию, которая приезжала недавно к Наташе. С ними сидели еще двое парней, нежно обнимающих друг друга за плечи. Та самая «девушка в красном пальто» сегодня была в ослепительно алом платье с глубоким вырезом. Видимо, это был ее любимый цвет. Она громко смеялась, закинув голову, и не выпускала из рук высокий бокал с ядовито-бирюзовой жидкостью. — Уже почти восемь, — сказала по-русски спутница Элис, и в этот момент я ее узнала. Конечно же, она показалась мне знакомой, ведь ее лицо постоянно мелькало в отечественных сериалах, где она играла несчастных простодушных девушек, приехавших в столицу попытать счастья и сразу становившихся жертвой негодяя, который бросал их беременными, без денег. Но честный и очень богатый бизнесмен, естественно, влюблялся в наивную простушку с миловидным личиком, и все заканчивалось традиционным хэппи-эндом. Актрису звали Арина Смольная. Моя свекровь ее обожала, и как раз недавно, сидя в гостиной, не отрываясь, смотрела передачу «Пока все дома». Смольная с мужем, известным режиссером, и двумя маленькими детьми принимала Тимура Кизякова в своей красиво обставленной квартире. Пока Тимур пил чай и ел яблочный штрудель, Арина рассказывала про то, как еще на съемках своего первого сериала познакомилась с будущим мужем и сразу поняла, что это ее судьба. Муж, режиссер Долгов, усердно кивал, посмеивался в пышные усы и периодически целовал руку своей жены. Светлана Яковлевна с умилением смотрела на экран, попивая кофе, а я, занимаясь глажкой, вполуха слушала эту приторную чушь, перемежаемую кадрами из сериалов, в которых снималась Арина, и фильмов, поставленных Долговым. У меня голова пошла кругом — сейчас передо мной сидела совершенно другая девушка, на ней был брючный костюм мужского покроя, галстук и жилетка. И главное, она держала за руку эту американку, большим пальцем водя по ее загорелому запястью. Такое резкое преображение вызвало у меня когнитивный диссонанс. Неужели возможно так раздваиваться? Вдруг свет в зале начал тускнеть, раздались аплодисменты, к микрофону подошла изящная брюнетка. В жизни она выглядела худее и еще симпатичней, чем на видео. Пока она настраивала микрофон и говорила приветственные слова, я, не зная зачем, посмотрела вправо, чтобы еще раз взглянуть на «девушку в красном». Мое сердце сжалось, как от удара электрошокером — рядом с ней сидела Берг. Я тут же отвернулась, надеясь, что в полумраке меня не заметят. Музыка проникала мне под кожу, так, словно Гуревич знала, что сейчас творилось в моей душе. Накануне я подготовилась и почитала переводы ее песен, пока холст «обморочной Эсфири» в очередной раз был увлажнен и отложен на высыхание. Певица не была разговорчива, объявляя каждый следующий номер: «Аnother depressing song that I wrote». Во время очередной «депрессивной песни» от слов: «When you look off, tell me, who you really love…»(3) у меня на глаза навернулись слезы. Я не разрешала себе верить, что это из-за того, что голова девицы лежит у Наташи на плече. Это было бы слишком унизительно. Я предпочитала думать, что дело в талантливом исполнении и трогательной мелодии. Публика аплодисментами дважды вызывала Гуревич на бис. После того, как она окончательно покинула сцену, пообещав когда-нибудь еще обязательно приехать, свет в зале зажегся. Народ поспешил к барным стойкам, и официанты засновали между столиками с подносами. Я сидела, застыв как изваяние, будто именно неподвижность должна была сделать меня неузнаваемой. Зазвучала танцевальная музыка, и на большую площадку перед сценой потянулся народ. Я заказала еще один коктейль, меня так и подмывало снова посмотреть на тот столик. И наконец, поддавшись искушению, я осторожно сделала это и тут же столкнулась глазами с Берг. Она сверлила меня взглядом, а «девушка в красном» что-то шептала ей на ухо, запустив руку в ее темные вьющиеся волосы. Я моментально встала и направилась к танцполу. Тем временем музыка сменилась на медленную, я остановилась в растерянности, и тут же передо мной выросла высокая мускулистая женщина с короткой стрижкой в черной футболке с надписью «I’m your woman». — Потанцуем? — спросила она. Я открыла рот, чтобы как можно более вежливо отказать, но в этот момент из-за моей спины раздалось знакомое до боли контральто: — Извините, но дама уже приглашена. Мускулистая пожала плечами, пробормотав что-то неразборчивое, и отошла. Наташа взяла меня за руку и повела вглубь танцпола, не спрашивая моего разрешения, обняла за талию и повела в танце. На ней был темно-синий костюм. Широкие брюки и узкий жакет, из-под которого была видна белая рубашка с глубоким вырезом, потрясающе шли ей, подчеркивая великолепную фигуру. — Твоя девушка не расстроится? — спросила я, стараясь говорить как можно равнодушней. — Она не моя девушка, — Наташа прижалась ко мне плотнее, заставляя все мое тело предательски содрогнуться от восторга. — Мне кажется, это очевидно, что вы пара, — я попыталась отстраниться, но безрезультатно, то ли она была сильнее, то ли я не хотела по-настоящему сопротивляться. — Не надо спешить с выводами, — она прикоснулась губами к моему виску. Я чуть не застонала, так дико меня к ней тянуло. — Зачем ты все это делаешь? — я была в полуобморочном состоянии от болезненного наслаждения, которое испытывала, находясь в ее объятиях, но все еще старалась мыслить здраво. — Что именно? — ее дыхание обжигало мое ухо. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Чего ты хочешь от меня? Если это какая-то игра, то ты выбрала не тот объект. Ее рука скользнула по моему бедру, я вздрогнула. Но она тут же вернула ее на талию и поинтересовалась: — Как ты здесь оказалась? Не ожидала увидеть тебя в таком месте. — Пригласили клиентки, я тебе о них рассказывала. Те, для кого я рисую Лотрека. А ты тут, как я понимаю, со своей девушкой? Как ее зовут? Конечно, я произнесла это как можно более безразлично, но вряд ли это ее обмануло. — Вика. И она не моя девушка. — Ты с ней спишь? — Иногда. Но это не имеет значения. Мы не вместе. Просто иногда тусуемся. — Это она тебе все время звонит? — Да. Это допрос? Она нахмурилась, но мне было наплевать, я хотела получить ответы. — Расценивай это, как хочешь. Я взрослая женщина, у меня дочери тринадцать, я не собираюсь быть для тебя еще одним развлечением. Она немного отстранилась, но ее руки продолжали лежать на моей талии. — Для меня это не развлечение, а для тебя? Она смотрела в упор, обдавая ледяным холодом синих глаз. Я горько усмехнулась: — К сожалению, нет. Но мне не нравится, когда мной манипулируют. И уж поверь, я очень быстро это замечаю. Она нахмурилась: — Это не манипуляция. Это инстинкт самосохранения. У меня уже был опыт отношений с замужней женщиной. — Ну и отлично, — я пожала плечами, — тогда и говорить не о чем. Музыка сменилась на быструю как по заказу. — Мне надо идти, — я высвободилась из ее объятий. — Оля, подожди, — она попыталась меня удержать, — ты неправильно меня поняла. — Нет, — я решительно тряхнула головой, — достаточно, я тебя услышала. Мне хотелось как можно скорее сбежать, но пришлось притормозить, попрощаться с Кэт и Машей, они усадили меня выпить на посошок, как с удовольствием произнесла Кэт. Я заказала такси и присела, намеренно развернувшись на стуле так, чтобы видеть тот самый столик. Лицо «не ее девушки» выражало явное недовольство, бокал с ядовито-бирюзовым, сменив оттенок на винно-бордовый, плясал в ее руке, и мне казалось, что она вот-вот выплеснет его в лицо Берг. Нельзя было сказать, что меня бы огорчил такой исход. Наташа, однако, сохраняла невозмутимо-мрачный вид и никак не реагировала, она не смотрела в мою сторону, с преувеличенным вниманием наблюдая за танцующими. Вырвавшись на улицу, я жадно вдохнула свежий морозный воздух, продолжая по инерции сдерживать слезы, запрокинула голову, звезд на небе не было.