Осторожно, крутой поворот

Даже застенчивый голос не способен был вытеснить у меня из головы нарисованные воображением образы то ли роскошной нагловатой брюнетки, то ли хищной длинноногой блондинки с яркой помадой на силиконовых губах. Ничего, кроме избитых стереотипов, в голову не приходило, я ожидала появления юной, но, тем не менее, уже довольно тертой провинциалки, обеими руками вцепившейся в Игоря и считающей его во всех смыслах исключительно выгодным вариантом. Худенькая девочка, сидящая напротив нас с Наташей, то и дело поправляла очки на покрытом россыпью веснушек носу и символизировала собой разрыв всех созданных мною шаблонов. — Дело в том, что, как только мы вернулись из Парижа, Игоря как подменили. Он безумно нервничает и не хочет говорить, что происходит. А вчера я услышала, как он говорил по телефону, и поняла, что из-за вас у него какие-то крупные неприятности. — Из-за меня? — я постаралась скрыть возмущение. — Интересно, на основании каких слов вы сделали такой вывод? Мое внимание притягивала тонкая золотая цепочка с подвесками, тускло поблескивающая на ее груди: сердечки, звездочки, сердечки, звездочки… Такое милое девичье украшение, скромно-сентиментальное. Мне, наверное, хотелось отыскать хоть немного вульгарности. Но мило смотрелось все: даже две сережки в ухе, даже крохотная татуировка на шее в виде ласточки, выглядывающая из-под воротника джинсовой куртки. — Он все время вас упоминал, оправдывался, говорил, что не виноват ни в чем и что не знал, что вы окажетесь… — она перевела взгляд на Наташу. Та сохранила невозмутимую серьезность, но в глазах ее заплясали озорные смешливые искры. Даша все же не смогла выговорить слово «лесбиянка», как, вероятно, кто-то не мог бы послать человека на три буквы. — …И что невозможно вас заставить… Звездочки с сердечками смешно встряхнулись на почти незаметной груди, обтянутой черной футболкой. — Еще что-то про деньги, все время повторял, что вернет. Кричал, что ничего сделать нельзя, потому что вы попали под влияние вашей… — она опять смущенно посмотрела на Берг и закончила, — девушки. И если бы он знал, что вы что-то там не подпишете, он бы никогда в это не ввязывался. Наташа наклонилась к моему уху и спросила: — Заказать коньяка? — Да, — с почти неприличным воодушевлением ответила я. Ее голос как обычно оказывал успокоительный эффект, не говоря уже о том, что она всегда точно знала, что мне нужно в данный момент. — И чего вы от меня хотите? — я практически искусственно подогревала в себе неприязнь — эта девочка, похожая на участницу передачи «Умники и умницы», мне нравилась, и это было, конечно, противоестественно. — Я понимаю, что не имею никакого права просить… и вообще, все это ужасно неловкая ситуация. — Скорее, абсурдная, — поправила я. — Но, пожалуйста, помогите ему. Я не знаю, о чем идет речь, но он ведь не чужой вам человек… И ничего плохого вам не сделал? — в глазах промелькнул страх, словно она боялась, что я сейчас расскажу ей что-то, о чем она не хотела знать. Официант с выбритыми висками и фигурой танцора принес коньяк и лимон. Я дождалась, когда он, наполнив бокал, отойдет, и ответила: — Даша, это не месть, и если вы не лукавите и, действительно, не в курсе, то, поверьте, вы просите о невозможном. Отказывать Шувалову и Светлане было гораздо легче, чем ей. И особенно нелепым было то, что я испытывала сейчас совершенно иррациональное чувство вины. Она нахмурилась, но не зло, а скорее упрямо, и опустила голову: — Знаете, Игорь никогда не рассказывал о ваших отношениях, но как-то вскользь упомянул, что вы его никогда не любили. Возможно, это правда, просто… — она подняла на меня глаза, — вы же его не ненавидите? Тогда почему? Почему вам так сложно его выручить? «Вы его никогда не любили» — я покраснела так, словно меня уличили в преступлении. И еще потому, что это было слишком знакомым оправданием измены. Я залпом по-плебейски опустошила бокал. Терпкий вкус подействовал ободряюще. Наташа наколола на вилку дольку лимона и протянула мне. Я отрицательно мотнула головой и сама налила себе из графина еще. Она отправила вилку в рот и, заметив, что я невольно поморщилась, еле заметно улыбнувшись, провела языком по верхней губе. С трудом оторвавшись от этого завораживающего зрелища, я снова посмотрела на Дашу: — Это не вопрос любви или ненависти. И даже не вопрос принципа. Можете назвать это инстинктом самосохранения. — То есть я правильно поняла, ему действительно что-то угрожает? — на резко побледневшем лице веснушки проступили еще ярче. — Я не знаю, — честно ответила я, — надеюсь, что нет. Но вообще, я советую вам держаться от всего этого подальше. — Вы имеете в виду бросить его, потому что у него проблемы? — в ее усмешке было превосходство взрослой женщины, уверенной в том, что она-то уж сделает правильный выбор. Я пожала плечами: — Просто не вмешивайтесь, Игорь сам разберется. Графин опустел как-то очень стремительно. Я махнула рукой официанту. Наверняка девочка решит, что я не просто жестокая, но еще и пьющая женщина. Мне стало немного смешно. Игорь определенно приобретает статус жертвы во всех смыслах. — Почему вы не хотите ему помочь? Ведь он же отец вашей дочери. — Я скривилась то ли от ее слов, то ли от кислого вкуса во рту. Наташе удалось все-таки подсунуть мне эту гадость. — Я не буду вам ничего объяснять. И, наверное, мы уже просто переливаем из пустого в порожнее… На этой эффектно закругляющей разговор фразе как назло появился официант с новым графином и еще одним блюдцем с интеллигентно нарезанными дольками. Меня слегка передернуло. Захотелось стейка. Но не могла же я пошло жевать мясо во время такой душещипательной беседы. Берг, лукаво улыбаясь, спросила у девушки, кивая на графин: — Вы будете? — Я? — Даша даже порозовела от смущения. — Нет, спасибо, я за рулем. — Понятно, — Наташа опять улыбнулась ей. Рейтинг Даши в ее глазах, несомненно, повысился. Мне даже захотелось ее ущипнуть, приказав выключить режим «обаяние». — Минеральной воды, пожалуйста, холодной, без газа. В стеклянной бутылке, — девушка уже справилась с приступом стеснения, но на Берг старалась не смотреть. Официант, услужливо кивнув, испарился. «Странно, что не смузи», — промелькнуло в голове злобно-ехидное. Бокал передо мной снова наполнился темной вязкой жидкостью. — Игорь очень хороший, — Даша совсем по-детски вздернула подбородок. — Вы, наверное, думаете, что он меня соблазнил, воспользовавшись тем, что я его студентка, но все было не так. — Мне абсолютно неважно, как… Она не обратила внимание на мой протест и с упоением продолжила: — Я в него влюбилась, еще на третьем курсе, когда писала у него курсовую по творчеству Дионисия. — Интересная тема, — зачем-то солгала я. — Да нет, отстойная, — Даша рассмеялась, — но Игорь очень классно преподает. Он на лекциях ведет себя как настоящий актер на сцене, — она мечтательно улыбнулась. — Это у него наследственное, — я не удержалась от ремарки. — Да! Говорят, Светлана Яковлевна великолепна. Но она у меня не вела ничего, — в голосе девушки прозвучало сожаление. Я сфокусировала взгляд на звездочках и сердечках и сделала еще глоток. Вкус показался слишком резким. — Это тот же? — спросила я у Наташи придирчиво. — Конечно, — она приподняла бровь, — а что? Не нравится? — Нормально, — я потянулась за лимоном. — А вы знали, что он женат? — захотелось вывести ее из зоны комфорта, за желание пооткровенничать тоже ведь надо платить. — Да, конечно, — без всякого смущения произнесла она, — я вас даже прогуглила, фото разные нашла на сайте ГОСНИИРа. — Какие? — спросила я, подпирая щеку рукой. — Там, где вы выступали на конференции. В таком стильном черном платье с длинными рукавами, — охотно объяснила она. — А, «Святой Иероним», — я сразу вспомнила тему моего доклада о разработке специальной методики по восстановлению авторского слоя и даже тот февральский день. Все как будто вообще происходило не со мной, а с какой-то другой женщиной, замужней, живущей размеренной, правильной, лишенной эмоций жизнью. Даша отпила воды, оставляя на краю стакана темно-сиреневый след. Зря она выбрала этот оттенок, бледно-розовый ей шел куда больше. — На пятом курсе я начала писать у него дипломную. И когда я к нему приходила на консультации, мы просто общались о многих вещах, не только по теме. Но он ни на что такое не намекал, вообще никакого подтекста. — Зачем вы мне это рассказываете? Я потянулась к бокалу, хотя пить совсем уже не хотелось. Наташа кивнула проходящему мимо официанту: — Счет, пожалуйста. Даша, как-то чересчур судорожно вцепившись в стакан, сделала большой глоток. — Не знаю. Наверное, это будет справедливо по отношению к нему. — Простите меня, Даша, но мне кажется, в силу возраста вы еще очень наивны, — ее восторженный лепет вынудил меня опуститься до примитивной реакции типичной для всяких пожилых матрон. — Ничего подобного! — она даже повысила голос. — Вы очень сильно ошибаетесь. Я сужу о человеке по поступкам. Игорь порядочный и добрый. — Даже так, — я не смогла удержаться от ироничной улыбки. — Как раз на последнем курсе у меня мама заболела, и я перестала посещать пары. Игорь позвонил, спросил, куда я пропала. И когда я ему объяснила, он договорился о консультации с Аркадием Борисовичем. — Черепашевским? — я удивленно вскинула брови. Игорь всегда недолюбливал Аркашу, с которым учился в одном классе. Их родители дружили. Отец Черепашевского был известным профессором-эндокринологом, и сын пошел по его стопам — уже к тридцати годам сделал блестящую карьеру, став завотделением в одной из ведущих столичных клиник. — Да, и благодаря ему у мамы сейчас, слава богу, все относительно в порядке. А потом Игорь очень помог с дипломной. Мне будто рассказали о совершенно незнакомом человеке. И если бы не детали, я бы решила, что у Даши богатая фантазия и она просто выдумала себе Шувалова. — Тоже по Дионисию? — неуместный сарказм выплеснулся и тут же заставил устыдиться своего поведения. — Не-а. Функциональное назначение и бытование икон в России. Скука страшная, если бы не Игорь, я бы никогда не взялась за эту фигню и уж тем более не дописала бы, — на мгновение ее лицо озарила улыбка, но тут же оно приняло решительное выражение. — А в день защиты я пригласила его в бар, — она с вызовом посмотрела на меня, — и сама все спровоцировала. — Ну замечательно, что у вас все сложилось и что он проявил такое похвальное благородство, — у меня возникло навязчивое желание показать ей фото Игоря. Может, она перепутала и у нее роман с другим мужчиной? — Но, повторяю, это ничего не меняет. — Почему вы злитесь на него? Вы ведь сами ушли… — сиреневые губы внезапно задрожали. — Он не собирался разводиться. — Только не плачьте, — я подвинула к ней салфетницу, хотя на самом деле мне хотелось ее обнять и пожалеть, так, словно она была моей младшей сестрой. — Я не собираюсь, — она наморщила нос и поправила очки. Этот жест делал ее такой беззащитной, что я уже сама готова была расплакаться. Наташа выразительно посмотрела на свои наручные часы с большим круглым циферблатом. — Извините, Даша, но нам пора. И не переживайте, все наладится, — дежурно-утешительная фраза сорвалась с моего языка сама собой. Встав, я ощутила головокружение. Наташа аккуратно положила деньги в книжечку со счетом, принесенную официантом. Даша оставалась сидеть, глядя на меня своими увеличенными диоптриями голубыми глазами. — Я беременна, — прозвучало слишком оглушительно, хотя она произнесла это едва слышно. Я глубоко вздохнула, как будто насыщение кислородом легких вообще помогает, когда тебе приходится делать или говорить неприятные вещи: — Поздравляю, но это ничего не меняет. — Я тест сделала три дня назад. Игорь еще не знает. Срок совсем небольшой. И что мне делать? — она словно не слышала меня. — Вы ждете от меня совета? — я растерялась. — Мне показалось, что это может повлиять на ваше решение, — она смотрела на меня снизу верх с обезоруживающей беспомощностью. Это было уже слишком. — Нет уж, не перекладывайте на меня ответственность, пожалуйста. Вы совершеннолетняя, решайте свои вопросы самостоятельно. Наташа аккуратно задвинула стулья, красноречивый жест выглядел бездушным, но я была благодарна ей за него. Даша не пошевелилась, как будто так она могла нас удержать. — Все будет хорошо, — пообещала я, ругая себя за кретинизм, не надо было соглашаться на эту встречу. Она кивнула мне молча, оставаясь сидеть. *** — Не могу не признать, что ты была права, — я громко хлопнула дверью машины. — Тссс, — Наташа покачала головой, — я всегда права, но машину ломать не стоит. — Прости, — я никак не могла попасть в щель, чтобы пристегнуться. В приступе раздражения я бросила попытки и обессиленно откинулась на спинку кресла. Берг повернулась ко мне, наклонилась, целуя, щелкнула ремнем и негромко произнесла: — Ничего страшного, может быть, даже к лучшему, что ты с ней поговорила. — Она завела машину и выехала со стоянки. Меня прорвало: — Нет, но, блин, ты только подумай, она со мной советуется! Почему со мной? Пусть у него спросит. И он, козел, хоть бы уже к тридцати пяти научился предохраняться! Или, может, он хочет ребенка? Он всегда говорил, что ему одного вполне достаточно. — Да, он, может, и не хотел, но она его не спросила, как мне кажется. — Зато теперь она спрашивает, причем у меня! — Оля, это бесполезные страдания. Завтра понедельник, ты расскажешь все своей Марине, и они все от тебя отстанут. Правда, вместо них к тебе пристанет начальство и полиция, но тут даже я тебе скажу, что лучше всего молчать. — Конечно, я буду молчать. Главное, чтобы эти придурки сами не начали сливать друг друга. Мелодия Bad guy прервала наш разговор. — Мам? Вы где? — голос моей дочери звенел нетерпением. — Скоро будем. Ты поела? — переключение на обыденный тон удалось непросто. — Да. Вы успеваете? Помните, что начало в полдевятого? — тревога, с которой она это произнесла, удручала и раздражала одновременно — невозможно поставить на паузу собственного ребенка и погрузиться в личные проблемы. Я пообещала, что мы не опоздаем, и отключилась. Некоторое время мы ехали в тишине. Но эмоции, щедро подогретые алкоголем, бурлили во мне, требуя выхода. — Знаешь, я, конечно, удивлена: он этого Черепашевского терпеть не мог всегда и вдруг обратился за помощью. Это так странно. — Тебя это задело? — Наташа не отрываясь смотрела на дорогу. — Не то чтобы задело, но у меня абсолютный когнитивный диссонанс. Она вроде говорит об Игоре, а ощущение, что о каком-то незнакомце. Я даже вообразить себе не могу, что он старается для другого человека просто так, не ожидая никакого вознаграждения. — По-моему, ты придаешь слишком большое значение пустякам, — она покосилась на меня и прибавила скорость. — Дело не в этом. Представляешь, какой холодной сукой я была в его глазах все эти годы? И вот я думаю: ведь женщины у него и до нее, наверняка, были, но чем-то его эта девочка ведь зацепила? Хотя понятно, чем. Она говорит о нем с таким придыханием. Голова продолжала неприятно подкруживаться, я даже прикрыла глаза. — Он в любом случае урод моральный, и эта девочка с ним еще наплачется. Я тут же снова распахнула глаза и уставилась на нее. — Да что ты говоришь? Ты разве не слышала ее? Он, оказывается, умеет быть чутким и отзывчивым! Наверное, дело в том, какая женщина рядом. Даша вот, молодец, умненькая, хорошенькая, юн-н-н-ная, машину водит. Я почувствовала, что мой язык заплетается, в горле отчего-то пересохло. — Да, Даша ничего так, — она усмехнулась, — я смотрю, ты прямо переживаешь, что была недостаточно хороша для него? — Нет. Четырнадцать лет жизни. Вот о чем я сожалею. И мне вообще противно! Он врал все время. И я врала. Но у меня хотя бы было больше поводов скрывать… — я сообразила, что говорю что-то не то, но было поздно. — Ну, конечно, гетеросексуальная измена куда благородней, — Берг скривилась, — а у тебя вообще позор. — Я не это хотела сказать… — Да забей на формулировки. Твой муж, оказывается, не так уж и плох. А ты его, видимо, не разглядела. И теперь он достался другой. Трэш, конечно, тут нельзя не посочувствовать. — Черт, ну причем тут это? Почему ты так все воспринимаешь? Я что, не имею права повозмущаться? По-моему, у меня нормальная реакция. Я прожила четырнадцать лет с человеком и не могу вспомнить ни одного позитивного момента, как будто отредактировала свою память. — Ты собираешься именно сейчас заняться реставрацией своей памяти? — Единственное, что приходит в голову: как-то он подарил мне альбом с репродукциями Серебряковой. Просто без повода купил, знал, что я ее люблю, — мои губы странно немели, — или еще, когда мы только встречались, ездили кататься на роликах. Он меня учил. А я боялась… Но он не смеялся, а так терпеливо поддерживал. И это было… мило. — Хватит! — она произнесла это так резко, что я вздрогнула, но по инерции продолжила: — Но все эти как бы трогательные моменты, конечно, можно по пальцам пересчитать. И так обидно, что у меня они не вызывали никаких эмоций. Разве что признательность. — Да блин! Что с тобой?! — она ударила по рулю. — Это что за цирк, Оля? Тебе не приходит в голову, что я не хочу слушать все это шайзе (1)? Твой муж — негодяй, пытающийся тебя подставить, может, лучше именно это удерживать в своем мозгу? Или коньяк мешает? — Не смей на меня злиться и тем более меня отчитывать! — я даже протрезвела. — Ты не понимаешь, да? Есть границы. Мы с тобой не подружки, которые плачутся друг другу на бывших. — Больше не буду с тобой ничем делиться, раз ты так реагируешь. — Будешь, — с мрачным упрямством произнесла она, — но, учти, у меня аллергия на сопли по твоему Шувалову, так что не стоит ожидать понимания. — Ты бесчувственная и черствая, — я поцеловала ее в плечо. — Ага. А еще голодная. Она резко затормозила возле Prime. — Сиди. Я сейчас. Она вернулась довольно быстро с роллами и двумя бутылками воды. — Откуда ты знала, что я хочу с курицей? — Это было не так сложно угадать, как про Серебрякову. — Ну все, теперь ты будешь припоминать мне? — Сама виновата. В следующий раз, как потянет на сентиментальные воспоминания о своем браке, считай до десяти. — Я тебя все равно люблю. — И я тебя. Но коньяк не твой напиток. — Знаешь, я ведь поняла, почему ты ей предложила выпить. Чтобы мне меньше досталось, — я поднесла к ее рту ролл, она послушно откусила. Прожевав, ухмыльнулась: — Не может быть, неужели так очевидно все? — Какое подлое коварство, — я открыла бутылку с водой и протянула ей. — Да толку, она все равно оказалась беременной за рулем, — Наташа, не отрывая взгляда от дороги, взяла бутылку и отпила. — Она симпатичная и неглупая, — задумчиво произнесла я, — наверное, меня бесит, что у него оказался неплохой вкус. — Он ее бросит, — спокойно сказала Наташа, — ему просто льстит ее внимание. Ты же видишь — она в нем абсолютно растворилась. — А мне кажется, не бросит, — задумчиво сказала я, — может, он по-настоящему влюбился. Надеюсь, Светлана Яковлевна увидит, с каким обожанием эта Даша смотрит на ее сына и оценит, особенно на контрасте со мной. Даша родит Шуваловой еще внука, и будет всем счастье. — Ну, я бы не особенно рассчитывала на такой сценарий, — Наташа похлопала себя по карманам и, найдя зажигалку, закурила. — Ты что, бразильских сериалов пересмотрела в свое время? Где все в конце находят свою любовь. — Аргентинский я смотрела какой-то точно, — я задумалась, — там была Милагрос, как он назывался?.. Наташа пожала плечами. Но я уже вспомнила: — «Дикий ангел», мы с бабушкой его смотрели, она вообще обожала такие мелодрамы. — Я помню его. Моя бабушка, как ни странно, тоже их обожала, — она рассмеялась, — так вот откуда этот неистребимый романтизм. — Ну нет, конечно, ответственность за мои редкие приступы романтичности несут исключительно Маргарет Митчелл и Коллин Макаллоу. А Милагрос мне нравилась. Такая пацанка. — Тебе нравятся девушки в штанах на подтяжках? — спросила она с нарочитым удивлением. — А еще больше без них, ты должна была уже это давно усвоить, — я провела рукой по ее бедру и мстительно улыбнулась, заметив, как она тут же дернулась и сжала руль.