Глава 31.1
9 апреля 2020 г. в 23:34
— Итак, если я правильно вас понял, вы хотите быстрого безболезненного развода и не собираетесь пока заниматься разделом имущества?
Офис Рыбяка, оформленный в стиле хай-тек, пах респектабельностью и кофе. И сам Мирослав Любомирович ничем не отличался от киношных голливудских адвокатов — атлетическое сложение, загар, квадратный подбородок и белоснежная рубашка.
Визит к юристу я рассматривала как процедуру неприятную, но обязательную, напоминающую поход к стоматологу. Зойка, активно атакующая меня сообщениями, категорически рекомендовала всемогущего, по ее словам, Рыбяка.
— Я не уверена, что получится безболезненно. Имущественных претензий у меня нет. Вся недвижимость принадлежала мужу и свекрови еще до брака. В любом случае, основной приоритет для меня — скорейший развод.
Ноющий зуб необходимо срочно удалить. Я нервничала и меня раздражало, что я так дергаюсь из-за составления искового заявления. Наташа настаивала на том, чтобы отменить занятия и поехать со мной, но я пресекла инициативу на корню, пошутив, что развод — дело слишком интимное. В ответ на ее знаменитое саркастическое «А да?», я лишь пожала плечами, устояв перед искушением согласиться.
— Это правильный подход. Я работал со многими парами, иногда процессы затягиваются на годы. И если вы твердо решили…
— Абсолютно твердо, — перебила его я, — это без вариантов.
— Прекрасно, — он сверкнул отточенной улыбкой, — мне нравится, когда клиент точно знает чего хочет. Это гарантия успеха.
Удивительно, но он как будто точно понимал, что я чувствую. Мое предубеждение против него постепенно начало рассеиваться.
Наташа сразу отнеслась к выбору кандидатуры со скептицизмом и предложила найти юриста, работающего с ЛГБТ. Я не согласилась. Идея вызывала у меня смутное чувство протеста. В ней, как и в выражении «сексуальные меньшинства», было что-то унизительное — не хотелось еще более чувствовать свою особенность.
— Какую причину будем указывать? — пальцы с аккуратным маникюром зависли над клавиатурой. Мельком я подумала, что ухоженные руки — одна из немногих деталей, которые мне нравились в Игоре.
— Несходство характеров? Расхождение во взглядах? Так, кажется, это звучит? — с иронией произнесла я, словно извиняясь за избитость формулировок.
— Да, — он слегка улыбнулся, — такие вот стандартные причины обычно. Это все?
Я почувствовала себя отвечающей у доски туповатой ученицей, которая перечислила не все признаки возникновения революционной ситуации.
— Ваш супруг не пьет, не изменяет? — он даже решил мне помочь с помощью наводящих вопросов.
Интерьер обдавал холодными сине-черными тонами, поражая обилием стекла. Неожиданное размытое оранжевое пятно картины-абстракции над столом вызывало ассоциации с закатом. Начало официального конца моего брака. Я на мгновение подвисла, пытаясь проникнуться судьбоносностью происходящего, но, как ни старалась, не смогла выдавить из себя ни одной пафосной мысли.
— Мой супруг очень положительный человек, — мне даже удалось произнести это без сарказма, — и да, у него есть женщина, но я не хочу указывать это как причину.
— Почему? — он недоуменно приподнял бровь. — Это ускорит процесс, судья даст вам меньше времени на обдумывание.
— Не знаю, может, потому, что это не причина и мне не хочется…
— Окей, я вас понял, никаких проблем. Желание клиента закон. Тем более такого очаровательного, — якобы нечаянно обронив комплимент, он как ни в чем ни бывало продолжил набирать текст. — Вы все еще проживаете совместно?
— Нет, я с дочерью ушла жить к своей… подруге, — я запнулась. Вообще-то я планировала сказать совсем другое. Вероятно, меня подавляли строгий деловой костюм, коробка с сигарами на столе и фото Рыбяка со стройной дамой в горнолыжных костюмах на фоне снежных вершин. Я все никак не могла решиться внести диссонанс в эту нормативно гетеросексуальную атмосферу.
— Место жительства ребенка просите определить с вами? — он уже перешел к следующему вопросу, а я все еще собиралась с силами.
— Разумеется.
— Ваш супруг согласен на развод? — его пальцы зависли над клавиатурой в ожидании ответа.
— Я написала ему, что сегодня подаю заявление — пока никакой реакции. Уверена, что он тоже не против, но мирно решать вопросы не желает. Скажем так: мы не сохранили дружеские отношения.
Пока я говорила, Рыбяк одобрительно кивал головой. Будто все, что я перечислила, идеально соответствовало каким-то, ведомым только ему критериям для успешного развода.
— Супруг согласен на то, что ребенок будет жить с вами?
Я вздрогнула так, словно он неосторожно задел нерв.
— Видите ли, тут сложно все… — тянуть дальше не имело смысла. Врачу, адвокату, священнику… я задумалась над формулировкой поизящней, жалея, что у меня нет стандартной заготовки каминг-аута.
— Развод никогда не бывает простым, именно поэтому вы обращаетесь к специалисту, — успокаивающе сказал он и провел ладонью по миниатюрному хрустальному глобусу, стоящему на столе.
— Есть обстоятельства… немного специфические, не думаю, что вы часто с таким сталкивались, — ходить вокруг да около надоело, — дело в том, что я ушла жить к женщине…
Он перебил меня:
— Я понял, вы живете у подруги, но ведь это временно, до того, как вы подыщете жилье, — Рыбяк мельком взглянул в свой смартфон, непрерывно вибрирующий на стеклянной столешнице. Дребезжащий звук напрягал не меньше, чем необходимость пояснять.
— Это не временно, она мой партнер…
— По бизнесу? — рассеянно уточнил Рыбяк, набирая сообщение.
Я бросила взгляд на оранжевое пятно и подумала: «Какого черта!»
— Нет. Мы состоим в отношениях.
Отложенный в сторону телефон рассерженно завибрировал и даже сдвинулся на несколько сантиметров. Адвокат накрыл его рукой, словно стараясь утихомирить.
— Простите. Помощник пишет из зала суда. Еще раз… с кем у вас отношения?
— С женщиной! У меня отношения с женщиной! — выдохнула я, испытывая облегчение. — Моя дочь в курсе. И мой муж и свекровь тоже, и скорее всего на этом основании они будут требовать опеки над ребенком.
Он выключил смартфон.
— Ваша дочь хочет жить с вами?
— Да, конечно, — твердо сказала я, — но что, если они… в конце концов, у нас ведь это не приветствуется.
— Это все ерунда. Политика, не имеющая отношения к судебной практике, — он махнул рукой. — У государства есть четкая позиция: в абсолютном большинстве случаев ребенок остается с матерью, тем более, если и сама девочка хочет этого. Даже не представляете, с какими особами у нас детей оставляют. Вам уж точно можно не волноваться.
Слова разлились в голове приятным наркозом, обволакивая и расслабляя.
— Спасибо! Если честно, меня именно этот момент тревожил. Они все время шантажируют ребенком…
На мужественном загорелом лице заиграла ободряющая улыбка героя вестернов:
— Не надо нервничать. Закон на вашей стороне. И ваши сексуальные предпочтения в юридическом смысле никак не могут повлиять на исход дела, — Рыбяк вытащил бумаги из принтера, — вы в надежных руках. И все будет сделано как положено. Забудете обо всем как о страшном сне через несколько месяцев.
***
«Закончила с адвокатом, еду на работу».
«Все окей?»
«Да. Он сказал, что не о чем беспокоиться. Производит впечатление неплохого профессионала».
«И все же мне стоит с ним познакомиться».
«Твоя жажда тотального контроля иногда пугает. Думаешь, я не способна отличить плохого адвоката от хорошего?»
«Думаю, ты способна на все. Но на следующую встречу я пойду с тобой».
«Посмотрим)))», я все же смягчила сообщение смайликами.
«Ок».
Сухое «Ок» да еще с точкой в конце означало, что она рассердилась, но я не стала продолжать диалог, понимая, что рано или поздно она все равно добьется желаемого. Но слишком поспешная капитуляция точно не входила в мои планы. То, что легко получить, не ценишь.
***
На работе, склонившись со скальпелем над Ватто, я специально отключила телефон, чтобы не поддаться порыву написать что-нибудь мило-примирительное. Включив его только через несколько часов, я обнаружила, что Варина классная звонила пять раз, и в итоге оставила голосовое сообщение. Поставленным голосом Минерва извещала, что Варя опять «проявила агрессию по отношению к Вадику» и меня вызывают к школьному психологу. Из хороших новостей было только то, что лично она со мной встретиться не сможет, так как у нее заседание методсовета.
Потребность позвонить все же оказалась непреодолимой.
— Как дела? — спросила я, как можно более беспечным тоном.
— Работаю. Где ты? — видимо она расслышала звук радио, таксист по имени Мустафа Хабибуллин врубил его как раз в этот момент.
— Вы не могли бы сделать потише? — обратилась я к водителю. Он пожал плечами и выключил радио совсем.
— Еду к Варе в школу, меня вызвали. Что-то там опять с этим Шестопаловым. Подробностей пока не знаю, пишу ей, она не отвечает.
— Я заеду за вами, — Наташа не спрашивала, она просто ставила меня в известность, — через час.
— Да не надо. Я тебе просто позвонила, чтобы рассказать. Работай спокойно… и я не знаю, когда там закончится.
— Я заеду, — она, не дав мне ответить, отсоединилась.
В задумчивости уставившись на погасший экран телефона, я старалась не злиться. В моем восприятии ее манеры поведения всегда присутствовала некая двоякость: мне нравилось и не нравилось то, что она диктует свои правила. Властность отталкивала и притягивала одновременно. Все чаще хотелось произносить беспрекословное «да», и чем заманчивей это было, тем опасней.
Варя позвонила, когда я уже входила в здание школы:
— Мама, ты где? — ее голос звучал непривычно напряженно. Сердце сжало холодными щупальцами тревоги.
— Я в вестибюле, а ты?
— Возле кабинета школьного психолога. Она вначале со мной разговаривала, а сейчас там с бабушкой перетирает. Меня в коридор выставила.
— Сейчас буду, — я кинулась к лестнице, ведущей на второй этаж.
Каким образом моя свекровь оказалась здесь? Ну конечно же, они ведь не могли до меня дозвониться. Как говорится — беда не приходит одна, только Шуваловой мне тут не хватало.
Варя ждала у двери с надписью «Кайсын Надежда Пантелеевна — психолог».
— Что произошло?
Она отвела от меня заплаканные глаза.
— Варя, я не буду ругаться. Просто объясни мне, что случилось, — ласковый до приторности тон выходил паршиво.
— Да ничего такого. Просто все дебилы. А Шестопалов главный. Обозвал меня лесбиянкой. И, блин, все сразу ржать начали, — с горечью произнесла она.
— Погоди, — меня бросило в жар: сбывались предсказания Светланы Яковлевны, — почему он так сказал? Откуда он знает?
— Ой, мам, да неважно, — со злой досадой сказала Варя, — я его ударила учебником. Парту перевернула. Ему на ногу. Так что он в травмпункте сейчас.
— Господи, — я мучительно подбирала правильные слова, — но зачем же ты так? Не надо было обращать внимания.
— Да, сейчас, — Варя с вызовом посмотрела на меня, — я что, овца? С какого фига этот чмошник так со мной будет разговаривать?
С сожалением осознавая, что в ее словах заключается некая суровая житейская правда, я, конечно же, не подала виду и строго сказала:
— Позже это обсудим. Подожди меня тут, никуда не уходи. Наташа скоро за нами приедет.
— Я знаю, — Варя шмыгнула носом, — она мне написала.
В кабинете психолога царила идиллическая атмосфера чаепития. Когда я вошла, Кайсын как раз подливала кипяток в чашку Светланы Яковлевны, сидящей в большом глубоком кресле с высокими подлокотниками.
— Здравствуйте, — громко произнесла я, останавливаясь на пороге.
Женщины как по команде повернули ко мне головы.
— Здравствуйте, Ольга Александровна, — на круглом лице Надежды Пантелеевны нарисовалась вежливая гримаса, — присаживайтесь, пожалуйста. — Она указала на офисное кресло, стоящее напротив ее стола. Чаю?
— Нет, спасибо, — я обвела глазами кабинет. Детские рисунки на большом стенде. Фото Надежды Пантелеевны с учениками, очевидно, сделанные на экскурсиях. Крупным заголовком славянской вязью слова Корчака: «Детей нет, есть люди».
На стене над ней висели церковный календарь, извещающий, что сегодня Седмица пятая великого поста, и большая репродукция с изображением святой Марии Египетской в простой деревянной рамке. Рядом за стеклом — черно-белое фото императорской семьи.
— Мне пора, — Светлана встала, подчеркнуто не глядя в мою сторону. — Благодарю вас за советы, для меня это была очень ценная беседа.
— Звоните, — психолог кивнула Светлане Яковлевне, — если у вас возникнут вопросы.
Светлана уже нажала на дверную ручку, но вдруг передумав, резко повернулась ко мне:
— Надеюсь, хоть сейчас ты осознаешь, что я была права. И прекратишь издеваться над своим ребенком.
Не дожидаясь моего ответа, она скрылась за дверью.
Кайсын, не дав возникнуть неловкой паузе, тут же начала говорить. О том, как часто родители не видят, что дети нуждаются в помощи, о важности понимания детской психологии и еще, и еще, и еще…
Многословная прелюдия утомляла. Окончательно перестав воспринимать поток ненужной общей информации из учебников, я, воспользовавшись тем, что она на секунду замолчала, резко перешла к конкретике:
— Моя дочь, конечно, поступила неправильно, и я буду с ней разговаривать на эту тему. Но Вадим систематически провоцирует ее. И всем об этом известно. Почему до сих пор никто не принял меры?
— Конечно, и с ним мы проведем работу, — Надежда Пантелеевна прижала руки к груди, — и, разумеется, у нас нулевая терпимость, как к физической, так и к вербальной агрессии. Но вы знаете, меня волнует не только сегодняшний случай. Я разговаривала с классным руководителем — оказывается у вашей дочери резко ухудшилась дисциплина на уроках, успеваемость тоже снизилась. И все это за последние несколько недель.
Пока она говорила, мое внимание было почему-то приковано к розовой ленточке, вплетенной в жидкий хвостик пегих волос, собранных на макушке. Ленточка кокетливой спиралькой свисала над ухом психолога и смешно тряслась в такт ее речи. Чем дольше я слушала, тем сильнее мне хотелось дернуть за нее, как за шнур выключателя.
— Ну очевидно же, что дети нелегко воспринимают развод родителей, — во мне нарастало раздражение.
— Да, разумеется. Я побеседовала с Варей и с вашей свекровью, и я более или менее в курсе ситуации. Но мне интересна ваша точка зрения, — она потеребила небольшой золотой крестик, лежащий на ее пышной груди, — как вы считаете, насколько комфортно чувствует себя ваш ребенок в новых условиях?
— Ей непривычно, но, в целом, она нормально себя чувствует, — я пожала плечами, — она ни в чем не ущемлена.
— Варя рассказывала, что до переезда посещала кружки, дополнительно занималась английским, физикой и компьютерными технологиями…
— Мы просто решили приостановить это на пару недель, — я не дала ей договорить, — сейчас мы подыскиваем квартиру в центре.
— Скажите, а ваш муж… он когда-нибудь проявлял насилие по отношению к вам или к ребенку?
— Нет. И я не знаю, к чему вы клоните, но то, что произошло сегодня, это реакция отнюдь не на безобидное оскорбление.
— Конечно, это реакция, — она закивала головой, — но такой острой она бывает только, когда ребенок выплескивает накопленный негатив.
— Возможно, — устало согласилась я, — но это временное явление.
— Девушка, у которой вы живете, — Кайсын снова потрогала крестик, — какие у нее отношения с Варей?
— У них прекрасные отношения. Полное взаимопонимание, — с вызовом ответила я, — вы ведь спрашивали у Вари? Уверена, что она сказала то же самое.
— Да, ваша дочь говорила, что ей интересно общаться с… вашей подругой. Но она считает, что вы стали уделять ей меньше внимания.
— Погодите, — я попыталась ее остановить, — это не так…
— И ей кажется, что теперь она для вас не на первом плане.
— Да глупости. Варя не могла такое сказать. Я всегда очень много работала, и она привыкла, что я часто задерживаюсь допоздна. И, конечно, она для меня — приоритет.
Я возражала, но ей удалось заронить ядовитое зерно сомнения. Неужели я была настолько слепа? И пребывая в наивном благодушии, не заметила, что моя дочь несчастна? Радовалась тому, что внешне Варя ведет себя спокойно, кайфует от Дикси и играет на компе с Наташей. Идиллия, блин.
— Возможно, вы так искренне считаете, — от ее буравящего взгляда мне стало не по себе, — но правда в том, что ваша дочь переживает всю эту ситуацию совсем не так безболезненно, как вы себе, очевидно, представляете.
— Моя дочь иногда ведет себя импульсивно, она бывает обидчива, как и многие подростки, но не надо утрировать, — эта дама выводила меня из равновесия, после общения с ней мне точно потребуется психологическая помощь, и, к счастью, я точно знала, кто способен мне ее оказать.
— Насколько я понимаю, вы все сейчас живете в одной комнате? — конечно же, разве она могла не упомянуть об этом вопиющем, с ее точки зрения, факте.
— Я уже говорила, это временно. Мы собираемся снять двухкомнатную квартиру, — то, что мне все время приходилось словно оправдываться, бесило, но я решила, что ей не удастся спровоцировать меня на грубость.
— Вы когда-нибудь беседовали с Варей на интимные темы? Как она, по-вашему, воспринимает перемены в вашей личной жизни?
Меня даже позабавило, как завуалированно она пытается подвести меня к мысли, что главная причина Вариного плохого поведения — моя нетрадиционная сексуальная ориентация.
— У нее нет предубеждений, — из меня все же начала выплескиваться желчь, — несмотря на то, что в этой стране их активно навязывают.
— То есть вы считаете, что ее ничто не смущает? И свободно ведете себя в ее присутствии со своей подругой? — ей удался безразличный тон, но в буравящем взгляде все равно мелькнуло брезгливое любопытство.
— Мы ведем себя так, как положено вести цивилизованным людям при детях. Такой ответ вас устраивает? — пора было заканчивать этот бессмысленный разговор.
— Не стоит воспринимать меня в штыки, — ей трудно было отказать в профессиональном умении вовремя натягивать доброжелательную улыбку, — в конечном итоге у нас ведь одна цель: сделать так, чтобы ваш ребенок чувствовал себя комфортно, — правда над взглядом ей не мешало бы поработать — слишком острый, слишком неприятно-оценивающий.
Услышав тихое бульканье входящего, я поспешно вытащила из сумки телефон.
«Я уже здесь».
Всегдашняя лаконичность стала спасательным кругом, еще немного и я бы начала тонуть в сомнениях.
— Простите, мне пора, — я встала, — очень надеюсь, что вы поговорите и с родителями Шестопалова. Его поведение не может вас, как психолога, не волновать! Я рассчитываю на то, что вы и их так же заинтересованно будете расспрашивать об интимной жизни.
— Всего хорошего, Ольга Александровна, — она ехидно прищурилась, — вероятно, мы с вами еще увидимся. А с Варей мы обязательно продолжим беседовать, — с воодушевлением добавила она.
— Думаю, это лишнее. Если я решу, что ей понадобится помощь профессионала, я к нему обращусь.
Ее лицо напряглось лишь на мгновение, но она тут же снисходительно улыбнулась.
— Любой специалист вам скажет то же самое. А я всего лишь буду выполнять решение администрации гимназии. Вашу дочь собирались отстранить от занятий на неделю, но, посоветовавшись, мы решили, что правильней будет оказать ей помощь. Вот мои контактные данные, — она вытащила из ящика стола визитную карточку, — звоните, если у вас будут вопросы.
***
Варя с сосредоточенным лицом переписывалась с кем-то в телефоне.
— Наташа уже тут, — сообщила она, слезая с подоконника.
— Погоди, — я ухватила ее за рукав, — у меня вопрос: почему ты не говоришь мне, что тебе плохо?
— Мне не плохо, — она покраснела, — с чего ты взяла?
— С того, что мне сказала ваша психолог. Такое у нее сложилось впечатление после вашего разговора. И мне важно знать: ты говорила ей правду?
— Нет, — Варя выдернула руку. — Она гонит. Я вообще молчала. Она сама какую-то фигню мне втирала, а я просто кивала, чтобы она поскорее отвязалась.
— То, что по вечерам тебе приходится оставаться одной, Варь, это просто период такой…
Меня затопила острая волна раскаяния: я вдруг представила себе, каково ей сидеть вот так в четырех стенах в незнакомом районе, где у нее нет друзей и все вокруг чужое: — Обещаю тебе, что это ненадолго. Потерпишь?
— Ладно, — вяло согласилась она.
Мне стало не по себе: она очень редко бывала настолько подавленной. Стоило отложить воспитательное занудство про то, что «Кулаками ничего ни решишь», на потом. Сейчас важнее было другое…
***
— Ну что? — Наташа, заглянув в боковое зеркало, завела двигатель. — Готовы заедать стресс? Поехали в «Шоколадницу».
Варя вздохнула:
— Я не очень хочу есть.
— У тебя что-то болит? — то, что она добровольно отказывается от сладкого, обеспокоило меня уже не на шутку.
— Нет, все нормально, просто неохота, — немного помолчав, она жалобно произнесла: — Нам сочинение задали, по «Капитанской дочке».
— Почему я сразу чувствую себя так, будто это мне его задали? — я улыбнулась в ответ на слабую улыбку, озарившую ее лицо.
— Угадай с трех раз, — Варя немного оживилась. Все же хорошо, что она с детства умела легко переключаться и не зацикливалась на негативных эмоциях.
— Ты хоть читала ее? — без всякой надежды в голосе спросила я.
— Ну… местами, — Варя посмотрела в окно, — между прочим, я единственная в классе получила пятерку за контрольную по физике.
— Это не «между прочим», это круто, — с энтузиазмом сказала я, — но «Капитанскую дочку» ты все-таки прочтешь.
— Потому что Наташа круто объясняет, а наша учительница тупит, — Варя благополучно пропустила мою ремарку мимо ушей, — никто, кроме меня, не смог найти длину рычага.
— Надо было мне в педагогический идти, — задумчиво произнесла Наташа.
— Серьезно? — я изумленно посмотрела на нее.
Она прыснула:
— Нет конечно. Это обязывает как бы любить всех детей без разбора, — она подняла глаза на зеркало, — а мне интересно только с отдельными экземплярами.
— Следующая тема — закон Архимеда, — объявила Варя быстро, стараясь скрыть, что польщена.
— Готовься, повторяй, — я шутливо хлопнула Наташу по бедру и тут же отдернула руку, как ошпаренная. Долбаному психологу каким-то образом удалось проникнуть мне в мозг и свить там гнездо.
Варин телефон звякнул входящим.
— Рита пишет, что Шестопалов в порядке, перелома нет. Просто ушиб. Ей Егор написал, — радостно сообщила она.
— Ура, — истеричный смех прорвался наружу, — мы не восторгаемся по пустякам! Моя дочь умудрилась не сломать ногу однокласснику. Есть повод все же сходить в «Шоколадницу», я считаю.
— Или просто купить торт, — едва слышно произнесла Наташа.
— Хорошая идея, — так же тихо ответила я.
— Вообще-то, я нечаянно, — Варя картинно надула губы, — откуда я знала, что ему по ноге попадет? Хотела просто эффектно парту перевернуть.
— У тебя получилось, чего уж там. Теперь зато будешь ходить к этой Пантелеевне. Любительница эффектов, блин. Домики ей рисовать и семью. При твоей-то любви к изобразительному искусству — самое то.
— Не хочу я ходить к ней!
— Ну, моя дорогая, у тебя нет выбора. Кстати, осторожней кивай ей в следующий раз. Она все истолковывает по-своему. И если ты действительно хочешь поговорить с кем-то, то я найду тебе нормального специалиста.
— Мам, ты с ума сошла? Я не хочу ни с кем говорить. Что ты из меня какого-то фрика делаешь? И ей я ничего рассказывать не собиралась. Я же объяснила, она сама за меня все говорила…
— Ладно. Но мне все же интересно, откуда Вадик узнал.
— Только не ругайся, — Варя заерзала на сиденье, — это случайно.
— Да уж сил на это нет, так что давай, — я махнула рукой, — семь бед….
— Я Ритке сказала, по секрету. А она нечаянно Колосковой, а та Егору, потому что они с ним встречаются.
— Ну?
— А Егор Мите, тот его лучший друг. Ну и Митя с Шестопаловым вместе на футбол ходят, и Митя проговорился, — Варя вздохнула, — ничего у этих пацанов не держится, хуже баб.
— Кроме Вадика этого, кто-то еще что-то тебе говорил… обидное? — спросила Наташа.
Я вдруг поняла, что, внешне никак это не показывая, она переживает не меньше меня. И хотя я ни на секунду не сомневалась в том, что она меня поддерживает во всем, стало немного стыдно от того, что я совсем не задумывалась о том, что она чувствует в данной ситуации.
— Да нет, — протянула Варя, — просто он начал гнать на меня, а все такие «ха-ха» и типа жевали попкорн. Только Ритка сказала ему, что он козел….
— Ну так ты, считай, хайпанула, — Наташа подмигнула ей в зеркало, — и теперь в топе. Не прогибайся под всех этих лузеров. Они скучно живут и тебе завидуют.