Осторожно, крутой поворот

— Ты уверена, что не хочешь? — Наташа отстегнула ремень. — Я тихо присяду где-нибудь в уголке, меня никто и не заметит. — Прекрати, — я поморщилась, конечно, мне хотелось, чтобы она была рядом, — ты как змей-искуситель. Мы же уже обговаривали и не раз. — Ну да, «развод — дело интимное», — в синих глазах засветилась ирония, — я правильно цитирую? — Правильно, правильно. Жаль только, это еще не развод, а всего лишь предварительное слушание, — я чуть склонила голову, — ты приедешь за нами? — Что за вопрос? — ее бровь возмущенно приподнялась. — Я никуда и не уеду, припаркуюсь сейчас за углом и буду ждать от тебя апдэйтов, что там и как. Репортаж из зала суда. Да? — Да, — слабым голосом ответила я, — адвокат говорит, что это просто формальность, но я все равно как-то нервничаю. — Иди сюда, — она притянула меня к себе и крепко обняла, — кстати, в этом костюме ты смахиваешь на строгую училку. — Да? — у меня вырвался смешок. — А я, между прочим, специально его надела, чтобы выглядеть поскромнее. — На меня это действует иначе. — Так. Тихо, — я приложила руку к ее губам, — ты не даешь мне сосредоточиться на волнении перед ответственным мероприятием. — Ужасно, — она удержала мою ладонь, погладила пальцы, — как я смею. — Мам, — Варя подошла к машине, — ну вы там долго еще? Мы опоздаем. — Переживает, — прошептала я, — поэтому такая раздражительная. За час до выезда Варя вдруг решила устроить подростковый бунт и заявила, что пойдет в суд в рваных джинсах и майке с черепами. Каким-то волшебным образом Наташе в результате очень короткой тихой беседы на кухне, удалось уговорить ее на белую блузку, темные брюки и даже на аккуратную косичку, что вообще было из области фантастики. В здании Дорогомиловского районного суда отсутствовали кондиционеры. Духота в этот день стояла невыносимая. В коридоре с мрачными грязно-зелеными стенами нечем было дышать. Я ощутила, как по моей спине стекает струйка пота. — Приветствую вас, — адвокат появился абсолютно неслышно, вырос у меня перед глазами в дорогом темном костюме в мелкую, почти незаметную полоску, — вы тут пока подождите, а я еще должен подписать в секретариате пару бумаг. Я даже не успела ничего сказать, он тут же испарился. — Кто это? — Варя вытащила из уха наушник. — Наш адвокат. Мирослав Любомирович. — Мама, а если вдруг они решат, что я должна жить с папой? — по ее лицу было видно, что она встревожена не на шутку. До сих пор она ни разу не задавала этот вопрос. — Этого не может быть, — я старалась говорить уверенным голосом взрослого, который контролирует ситуацию, — если ты скажешь, что хочешь жить со мной, они обязаны прислушаться. — Но ведь бывают случаи, я читала в интернете, — Варя смотрела на меня таким взглядом, что я понимала, что должна развеять все ее тревоги и страхи, — бывают, когда они все равно… В сети, действительно, было полно душераздирающих историй: отцы — крутые бизнесмены — доказывали, что их бывшие супруги наркоманки или алкоголички либо просто психически больны. Тяжбы длились годами, а несчастные матери безуспешно обивали пороги разных учреждений. Я точно знала, что не допущу подобного, даже если для этого мне придется пойти на крайние меры. — Все будет хорошо, — категорично заявила я, немного презирая себя за неискренность, — вот увидишь. — Варя! Услышав оклик появившейся в коридоре Светланы Яковлевны, Варя нехотя встала и пробурчала: «Привет, бабуля». Порывисто обняв ее, Шувалова отстранилась и осмотрела ее с ног до головы так, словно искала изъяны. Впрочем, она не опустилась до банальных «похудела» или «побледнела», вместо этого скупо обронила: — Не злись на нас, потом поймешь, что так лучше. Фраза отдавала скрытой угрозой и какой-то слишком уж наглой самоуверенностью. Ничего не ответив, Варя уселась в кресло и вставила наушники. — Здравствуй, Оля, — сухо произнесла Светлана и скользнула по мне оценивающим взглядом. Поздоровавшись, я почему-то вспомнила о словах Берг. На секунду представила, что Шувалову тоже заводят мой приталенный пиджак и строгая юбка-карандаш, и чуть не рассмеялась. Безупречно воплотившая образ английской леди, прибывшей на чаепитие, она выглядела подтянутой и готовой к схватке. Светло-сиреневая блузка с воротником-бантом прекрасно сочеталась с платиновой сединой. От Светланы веяло благородной интеллигентностью и ее любимым Диором. Такой бабушке каждый доверит воспитание внучки. — Мама, мой паспорт у тебя? — Игорь возник из полумрака в белом летнем костюме. Если бы не серый галстук и сурово сжатые губы, он вполне мог сойти за беспечно прогуливающегося по курортной зоне отдыхающего. Вместе с ним по лестнице поднялась страдающая одышкой полноватая женщина в коричневом пиджаке, волосы у нее были слегка растрепаны, юбка помята. Из раскрытой сумки высовывалась пухлая папка с документами, раза в два толще той, что была в руках у моего адвоката. — Да, Игореша. Здравствуйте, Ада Романовна, — Шувалова, переключив внимание на женщину, отвела ее в сторону. Журчащий голос выдавал полное расположение моей свекрови к собеседнице. — Здравствуй, Варя! — громко поздоровался Игорь. Моя дочь никак не отреагировала, то ли не услышала, то ли сделала вид. Сидя с закрытыми глазами, она слегка подергивалась в такт музыке. Я потрогала ее за локоть. Она открыла глаза, взглянув на Игоря, даже не встала, просто кивнула ему и тут же снова погрузилась в Билли Айлиш. — Ну что, Оля? Как жизнь? — он нисколько не смутился, наоборот, казалось, его это позабавило. — Привезла ее вещи? — злая усмешка искривила губы. — Не можешь успокоиться никак? — я посмотрела на него в упор. — Пока моя дочь живет с тобой, не могу. Воротит, когда представляю, что она видит. Я с трудом подавила в себе желание вцепиться ногтями в тщательно выбритые щеки. К счастью, в этот момент дверь в зал приоткрылась и девушка в форменной одежде назвала нашу фамилию. *** Все происходило совсем не так, как бывает в кино или в передаче «Суд идет». Судья с оловянными глазами, удивительно напоминающий постаревшего актера Панина, долго что-то диктовал шелестящим тихим голосом молоденькой секретарше, пока мы все сидели в ожидании. Рыбяк кивком поздоровался с полноватой женщиной и прошептал мне: — Ваш муж, однако, настроен серьезно, Боровскую нанял. — Она хороший адвокат? — мне стало не по себе, впервые за все время Мирослав проявил беспокойство. — Считается, — Рыбяк поморщился, — просто у нее все схвачено. Но не переживайте, — он покровительственно похлопал меня по руке, — вы же не делите имущество. А ребенка у вас никто не отберет. — Мой супруг уверен в обратном, — тихо сказала я. — Без паники, — Мирослав Любомирович постучал по коричневой папке с документами, — вы в руках профессионала. Да и вопрос этот не сегодня решается. Судья наконец обратил внимание на присутствующих и, коротко выяснив, кто из нас кто, объявил: — Шестого числа к рассмотрению поступило ходатайство от Шувалова Игоря Глебовича с просьбой определить место жительство ребенка с отцом. Где ответ от матери ребенка? На лице Рыбяка отразилось недоумение: — Ваша честь, я не получал копию. Мы знали, что сегодня состоится всего лишь предварительное слушание по определению интересов сторон. — Копия отправлена вам заказным письмом шестого числа. Вот квитанция. — густой бас Боровской звучал устрашающе. Она стояла совсем рядом с моим креслом, так что было заметно, как некрасиво топорщится на ней юбка. Пиджак не сходился на огромной груди. Общее ощущение неопрятности дополняли беспорядочно торчащие кудри. Она напоминала мне Вакха в женском обличии. — Значит, выскажете свои аргументы прямо на месте, — решил судья, — не будем тратить время. Как я понимаю, стороны не пришли к соглашению по поводу места жительства ребенка и отец требует немедленного вмешательства. — Это возмутительно, — горячо зашептал мне Рыбяк. — Я опротестую это решение! — Он обратился к судье со слегка заискивающей интонацией: — Ваша честь, нам надо ознакомиться с ходатайством, чтобы подготовить ответ! «Панин» посмотрел на него с явным раздражением: — То, что вы не готовы — ваша проблема, — жестко произнес он и тут же смягчил голос, обращаясь к Боровской:  — Ада Романовна, изложите, пожалуйста, суть. Из блестящей речи, исполненной зловещим басом и оттого еще более впечатляющей, присутствующие узнали, что мой муж, один из крупнейших специалистов в искусствоведении, сын известного академика (а как же), крайне обеспокоен условиями, в которых проживает его несовершеннолетняя дочь. Психическому здоровью ребенка, вынужденного наблюдать за аморальным поведением матери и ее сожительницы, ежедневно и ежечасно наносится непоправимый ущерб. Адвокат в почти рэперском стиле сыпала номерами статей Гражданского кодекса. Варя сидела с опущенной головой, внимательно разглядывая носки туфель. Руки она сложила на коленях, сцепив ладони вместе. Я накрыла их своей рукой, сжала. Не поднимая головы, она прошептала: — Ненавижу его. — Было произведено обследование жилищно-бытовых условий. Разрешите пригласить представителя службы опеки и попечительства? — Протестую, мою клиентку не ознакомили с актом обследования, — Мирослав Любомирович произнес это как-то робко, почти испуганно. Весь его мачизм куда-то испарился. Судья смерил его презрительным взглядом: — Протест отклоняется. Приглашайте, — подавив зевок, он обреченно подпер щеку ладонью. Авеличева представилась и, улыбнувшись мне как старой доброй знакомой, начала зачитывать акт. — Во время посещения ребенок находился дома один, мать приехала позже в сопровождении своей сожительницы. Слово «сожительница» в русском языке, наверное, специально изобрели для милицейских и судебных протоколов. От него так и веяло перегаром, поножовщиной и неразборчивыми половыми связями. — В однокомнатной квартире в антисанитарной обстановке проживают две женщины, ребенок и крупная собака. Вещи хранятся в картонных коробках… Мне уже самой захотелось лишить себя родительских прав. — …У ребенка нет ни места для приготовления уроков, ни отдельного спального места. На кухне обнаружены многочисленные бутылки из-под спиртного, окурки. Я слушала, как загипнотизированная, сочувствуя несчастному ребенку от всей души. — В результате проведенной беседы можно сделать вывод, что психоэмоциональное состояние… Мне надоела пассивность моего адвоката: — Да скажите же, что мы переезжали. Что это все устаревшая информация, кроме того, абсолютно искаженная. Покажите им договор. Покажите фотографии квартиры. Я же все вам отсылала, — я даже не старалась понизить голос. — Позже, — прошептал Рыбяк и опасливо покосился на «Панина», — сейчас нельзя перебивать. — Тишина в зале! — судья недовольно зыркнул глазами в нашу сторону. — Продолжайте, — милостиво разрешил он Авеличевой. — Обследована также квартира, в которой проживает Шувалов Игорь Глебович. В ней есть все условия для полноценного развития ребенка. Отдельная комната, оборудованное место для приготовления уроков, чистота и порядок… — Достаточно, — судья остановил ее жестом дирижера, — каковы ваши рекомендации? Авеличева встряхнула баклажанной челкой и бойко отрапортовала: — Служба опеки и попечительства рекомендует определить место жительства Шуваловой Варвары с отцом по адресу Кутузовский проспект десять, квартира семнадцать. — Мама? — Варя ухватилась за мою руку, словно испугалась, что я прямо сейчас уйду и оставлю ее с Шуваловыми. — Все нормально, — я подмигнула ей и выдавила из себя улыбку, — вполне ожидаемо. Нам же эта тетка с самого начала не понравилась, помнишь? — Ваша честь! Мы возражаем! — Рыбяк вскочил со стула. — Социальный работник посетила мою клиентку, как раз когда они готовились к переезду. Жилищные условия изменились. Мать и дочь проживают в трехкомнатной квартире. У ребенка есть своя комната. Вот документы. — Их надо было предоставлять вовремя, — судья прищурился, — передайте их секретарю. Позже суд ознакомится. Я решила вмешаться: — Простите, Ваша честь, но что значит позже? Вы же решение выносите сегодня! — Вам никто не предоставлял слова, — шикнул на меня «Панин». — Ваша честь, если вам не сложно, посмотрите, пожалуйста, договор, — молящим голосом попросил Рыбяк. Он как-то сник и даже стал казаться ниже ростом. — Можно и мне ознакомиться? — Боровская протянула руку к листам в руках Рыбяка. Судья благосклонно кивнул. Рыбяк передал ей договор. Она быстро пробежала его глазами и, презрительно усмехнувшись, передала судье. — Это филькина грамота, где печать нотариуса? — Но мне никто не сказал, что нужна печать! — выкрикнула я. — Там указан адрес, пусть ваша социальный работник придет и проверит. — Тишина! — «Панин» взглянул на меня с неприязнью. — Вы не имеете права говорить без моего разрешения. Еще раз повторится, будете оштрафованы. Когда Рыбяк уселся, я наклонилась к нему и прошептала: — Почему вы не предупредили меня про печать? — Да кто ж знал? — он пожал плечами. — Обычно никто не обращает внимания. Нормально все всегда было и без нотариуса. Они специально придираются. Боровская опять встала, одернула свою лоснящуюся юбку и, звуча как иерихонская труба, произнесла: — Ваша честь. Разрешите пригласить в качестве эксперта школьного психолога? — Пожалуйста. Только покороче, — судья взглянул на часы. Облаченная в черное Кайсын, проплыв мимо меня, с готовностью гейши застыла перед судьей. На этот раз в ее волосы была вплетена нарядная белая ленточка. Мой телефон завибрировал. «Как дела?» «Как на распятии», — я послала криво улыбающийся смайлик. «Я тебя воскрешу, обещаю», — поцелуй и три сердечка выдавали ее нервозное состояние. Речь Кайсын лилась плавно и мягко, я бы насладилась звучанием мелодичного голоса, если бы не понимала русского. — Девочка, несомненно, травмирована произошедшими в ее жизни переменами. Она переживает внутриличностный конфликт, который влечет за собой агрессию, деструктивное поведение. Зафиксированы случаи проявления насилия по отношению к сверстникам. Проведенный мной тест определил ее состояние как депрессивное. — Вы можете со всей профессиональной ответственностью объяснить, что именно послужило причиной психологического кризиса ребенка? — громко спросила Боровская. — Я считаю атмосферу, которая окружает Варвару, нездоровой, — твердо припечатала Кайсын, — и дело тут не в недостатке толерантности с моей стороны. Тесты показали, что у подростка депрессия, тревожное стрессовое состояние. И также очевидно, что проблема связана не только с разводом, но и с, мягко говоря, неординарной ситуацией, в которой оказалась девочка. На фоне этого возникли трудности в общении с одноклассниками, проблемы с учебой. — Да что вы врете! Нет у меня никаких проблем! — выкрикнула вдруг Варя. — Один дебил тупо пошутил, а остальным по барабану, с кем моя мама живет. — Тихо! — судья стукнул молотком по столу. — Варвара, вам дадут слово позже. — И нормально я учусь. А анкету вашу идиотскую я вообще от фонаря заполняла, чтобы вы отвязались поскорее. Где вы там депрессию разглядели? — Варя, Варя, не надо, — я дернула ее за рукав. Оглушительный стук молотка эхом отозвался в висках. — Если вы не успокоитесь, я удалю вас из зала! — «Панин» аж привстал. — Немедленно прекрати истерику! — Светлана Яковлевна вдруг вскочила со своего места и, бросившись к Варе, попыталась усадить ее на место. — Игорь, достань из моей сумки валерьянку. — И тут же, сверкнув глазами в мою сторону, обратилась к судье: — Извините, Ваша честь, вы же видите, ребенок доведен до нервного истощения! Можно стакан воды? — она вопросительно посмотрела на графин, стоящий на столе. — Да, конечно, — мне показалось, что в оловянных глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие. «Панин» кивнул секретарше, та наполнила стакан водой и протянула его Шуваловой. — Давай попей и успокойся. Никто тут тебе не враг, все добра тебе желают, — Шувалова потрясла пузырьком над стаканом. — Не нужно мне никакой валерьянки, — Варя отстранилась от Светланы, — все нормально. Пей ее сама. Она уселась на свое место и прислонилась ко мне. Сердце защемило от нежности, я поцеловала ее в макушку и едва слышно произнесла: — Ты видела его мантию? Ему бы еще волшебную палочку вместо молотка. Он похож на этого противного блондина, из «Гарри Потера», как его там звали? — На Малфоя, — Варя, не удержавшись, тихонько прыснула. Усевшаяся на свой стул Шувалова обернулась и укоризненно покачала головой. — Продолжайте, — «Панин» опять стукнул молотком. Похоже, он получал кайф от этого действия. — Под угрозой вся система морально-нравственных ценностей, подросток в замешательстве. И уже не понимает, что правильно, а что нет, что нормально, а что противоестественно, — как ни в чем не бывало продолжила свой напев акына психолог. — Понятно, — судья устало потер лоб, — достаточно. Господин Рыбяк, вам есть что сказать? Адвокат откашлялся, прочищая горло, расправил плечи и хорошо поставленным голосом начал вещать: — Ольга Шувалова — ответственная мать, которая заботится о своей дочери и делает все, чтобы обеспечить ей условия для полноценного развития. Она много работает и полностью содержит своего ребенка. Отец никак не помогает материально. Кроме того, Варвара гораздо больше привязана к своей матери, чем к отцу. Воспитанием ребенка он никогда не занимался. Спросите его, в каком классе учится его дочь? С кем она дружит? Он не ответит на эти вопросы. — Так, — судья прервал адвоката на полуслове, — давайте не будем тут устраивать викторину. Если у вас все… — У меня есть характеристика с места работы, — Рыбяк вытащил из папки лист, — Ольга Александровна характеризуется как образцовый сотрудник одного из крупнейших музеев страны, талантливая художник-реставратор, которая внесла огромный вклад в спасение памятников искусства… Я заметила, что Игорь лихорадочно строчит что-то в телефоне. — Спасибо, — судья не дал ему закончить фразу, — можете не продолжать. Передайте характеристику секретарю. Мы приложим ее к делу. Если у вас все, — он снова взглянул на часы, — то суд готов выслушать мнение ребенка, а потом вынести решение. Рыбяк кивнул и уселся на место. — Ну вот теперь слово предоставляется вам, Варвара, — «Панин» доброжелательно улыбнулся, — вы уже успокоились? Варя встала, она была бледной как мел. — Да. — Так с кем вы предпочитаете жи?.. — Со своей мамой! — Варя выпалила это, даже не дожидаясь, когда он закончит. — Она меня любит и заботится обо мне. А с папой мы вообще почти не общаемся и ему на меня плевать, это он просто маме мстит. — Достаточно, спасибо, мы поняли вашу точку зрения. Но мою дочь было не так просто остановить:  — У меня есть своя комната, свой письменный стол, своя кровать. И учусь я нормально, без троек год заканчиваю. А все, что тут вам наговорили — неправда. Голимое вранье! — она оглянулась на психолога. — Потому что вы гомофоб! — Варя! — Светлана Яковлевна покачала головой. — Ну вот вам результаты так называемого материнского воспитания. — Перерыв, — с ожесточением лупанув молотком, «Панин» дернул галстук, ослабляя узел, — суд удаляется на полчаса для принятия решения. Все потянулись в коридор. Шувалова, обмахиваясь листом бумаги, подозвала Варю, обняла ее за плечи и принялась выговаривать что-то с монотонно-поучающей интонацией. — Итак, Мирослав Любомирович, — я нагнала Рыбяка, который очевидно хотел улизнуть куда-то в укромное место, чтобы не смотреть мне в глаза, — давайте честно признаем, вы недооценили серьезность ситуации. — Не знаю, — он замялся, — все странно. Но не надо переживать. Даже если сейчас мы проиграем — это только первый раунд, мы обжалуем решение… — Хватит меня успокаивать! — рассердилась я. — Вы не психотерапевт. Лучше объясните, как так получилось, что вы не подготовили ответ на ходатайство. Почему мы узнаем о том, что он его подал, только в зале суда? Это какая-то вопиющая халатность с вашей стороны. Как и то, что вы не потрудились переговорить с соцработником, хотя я вам неоднократно напоминала. — Ольга Александровна, не надо разговаривать со мной в таком тоне. Я понимаю, что вы нервничаете, ищете виноватых, но поверьте, у меня огромный опыт в таких делах. У судьи предвзятое отношение. Он заинтересован, понимаете, о чем я? — Рыбяк понизил голос. — Я имею в виду, вторая сторона его заинтересовала. Тем более, это Боровская, — многозначительно произнес он. — Это не снимает с вас ответственности, — во мне бурлила злость, — ладно, вопрос: если сейчас мы проиграем, но я не отдам Варю, что мой муж может предпринять против меня? Я имею в виду по закону. — Вообще, конечно, я не имею права вам советовать, — адвокат замялся. — Не надо мне советовать. Просто ответьте на вопрос. — На самом деле не так уж много у него рычагов воздействия. Если вы сейчас не выполните решение суда, это всего лишь административное нарушение. Штраф небольшой. Ваш муж обратится к судебным приставам, к органам опеки. Они приедут и заберут ребенка в любом случае. — Если найдут… — Ну да, если найдут, — адвокат приподнял бровь, — но я не имею права с вами это обсуждать, вы же понимаете. — Понимаю. Я отошла от него и включила телефон: «Пока что перерыв, сразу после него вынесут решение по поводу Вари. Судья за них. Шансов никаких». «Так чего ты ждешь? Давай я ее увезу прямо сейчас. Она может выйти?» «Не хочу тебя в это втягивать». «WTF? Скажи ей, чтобы шла к машине. Нет, погоди. Я сейчас сама за ней приду. Буду ждать у входа». «Хорошо. Напишешь мне потом, где вы, я туда подъеду», — набрала я дрожащими пальцами. «Накормлю ее фастфудом, раз уж мы вне закона», смеющийся смайлик. «Я тебя люблю!», — еле удержалась, чтобы не напечатать это капсом. Я поискала глазами Варю — она с несчастным видом все еще выслушивала Шувалову, крепко держащую ее за локоть. Рядом, как группа поддержки Шуваловой, отиралась Кайсын. Получив от меня смс, Варя скосила глаза в телефон и слегка улыбнулась. Я двинулась в их сторону, демонстративно доставая из сумки кошелек.  — Сбегай быстренько вниз, купи кофе. Там у входа магазин. Варя тут же высвободила свой локоть и шагнула ко мне. Светлана недовольно сказала: — Перерыв уже заканчивается, она не успеет. — Успею я, — Варя бросила на меня быстрый взгляд, — тебе какой? — Капучино, — сказала я и протянула ей деньги, — давай быстрее. Светлана не сводила с меня глаз. — Куда она? — Шувалов подскочил к нам, когда Варя уже почти дошла до лестницы. — Кофе купить, — свекровь посмотрела на меня с презрением, — ее матери вдруг срочно потребовалось выпить кофе. — Это ужасно, согласна, — я улыбнулась, — все, что я делаю, отвратительно. Даже желание выпить кофе во время перерыва смахивает на извращение. Попросите своего судью занести этот вопиющий факт в протокол, — я несла явную чушь, но мне было безразлично, как я выгляжу, главное было сфокусировать их внимание на себе. Шувалова, заметив выходящую из туалета Боровскую, кинулась к ней, оставив нас наедине. — Да ты никак злишься, Оля? — Игорь насмешливо прищурился. — Тебя что-то не устраивает? Все кажется уже не таким радужным? — последнее слово он произнес с нажимом. Телефон в руке беззвучно дернулся, сигналя о входящем, но я не отреагировала. — Знаешь, может, и неплохо, если ты поживешь с Варей, — задумчиво произнесла я, — так сказать, почувствуешь себя наконец отцом. А тут и Даша тебя осчастливит наследником. Жизнь наполнится смыслом. Памперсы, коляска, покупка новых джинсов, Варя, кстати, выпрашивает макбук. Потом еще репетиторы, она ведь в маткласс поступила. Придется тебе реально впахивать. Двоих детей содержать — не шутка. — Обойдется без макбука, — в его голосе послышалось раздражение, — ты и так ее избаловала. Кроме того, — он желчно усмехнулся, — я ведь подаю на алименты. Твой адвокат скоро получит письмо. Проследи, чтобы хоть это не потерял. — Ты все продумал, правда? — с иронией спросила я. — А ты что, надеялась, что ты меня кинешь, вытрешь ноги о нашу семью, наплюешь на мою мать, и все будет охерительно здорово в твоей жизни? Такое вот наступит розовое счастье: мама, мама и дочка. Но я тебе обещал ведь, помнишь? Обещал, что ты пожалеешь. Он раздувался от злорадства, а я мысленно отсчитывала секунды. По идее они уже встретились и идут к машине, но подстраховаться не мешало. Я продолжила тянуть время, не давая ему задуматься. — То есть неважно, что твоя дочь будет страдать. Главное, отомстить мне? — Ничего с ней не случится, поплачет и успокоится. Зато будет жить в нормальной семье. Думаю, с Дашей они быстро найдут общий язык. И ей не стыдно будет смотреть людям в глаза. Я не шелохнулась, разглядывая его в упор, потом медленно и отчетливо произнесла: — Ты понятия не имеешь, на что я готова пойти ради своего ребенка. Решение созрело окончательно, пока я, слушая его, смотрела в холодные светлые глаза, глядящие на меня с превосходством и ненавистью. Я поняла, что больше не буду играть по правилам. Он открыл рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент дверь в зал распахнулась. Перерыв окончился. — Рассмотрев в открытом судебном заседании гражданское дело номер…. На меня вдруг снизошло холодное спокойствие, адреналин куда-то исчез, наступила полнейшая отрешенность, как у японского камикадзе. — Представитель Департамента семьи, опеки и попечительства предоставил суду акт обследования жилищно-бытовых условий…. Я даже не пыталась вслушиваться, словно инстинктивно отстранялась от брызг грязной воды, вылетающих из-под колес машин в дождливую погоду. — Учет мнения ребенка, достигшего возраста десяти лет, обязателен, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам. Судом установлено, что в данном случае существует опасность для психического здоровья ребенка. Украдкой взглянув на экран телефона, я с облегчением прочитала: «Варя со мной». «Мы поехали в KFC возле Киевского. Будем ждать тебя там». — При этом суд считает: оставление дочери с отцом будет наиболее благоприятно сказываться на ее физическом и психическом развитии и соответствовать ее интересам.  — Да! — громко выдохнула Светлана Яковлевна. — Это святая истина! Благослови вас бог! Судья прервался, посмотрел на нее из-под очков, на секунду мне показалось, что он сейчас поклонится, как актер, которому достались аплодисменты зрителей. — Таким образом, суд приходит к выводу, что ходатайство господина Шувалова Игоря Глебовича об определении места жительства ребенка обосновано и подлежат удовлетворению. Определение вступает в силу немедленно и может быть обжаловано в 15-дневный срок. Дата следующего заседания двенадцатого июня. — Браво! — воскликнула я, не сдержавшись, и зааплодировала. — Можно повторить на бис? — Ольга Александровна, не надо, — Рыбяк наклонился ко мне, — он вам сейчас впаяет штраф за неуважение к суду. Боровская пожала руку Игорю, Светлана Яковлевна, утирая глаза платочком, благодарила психолога. С лица Кайсын не сходило участливое-страдальческое выражение. Я еще в школе заметила этот «особый взгляд», смутно мне что-то напоминающий. И тут меня осенило. Это вылитая одна из «сочувствующих из толпы» на картине «Боярыня Морозова», и даже стиль одежды соответствовал образу. — А где Варя? — Игорь начал озираться. — Она что, еще не вернулась? — Ольга?! — Светлана Яковлевна, невежливо отстранив Кайсын, кинулась ко мне. — Что происходит? Почему ее все еще нет? — Иногда зрители уходят со спектакля, не дождавшись финального акта, — я пожала плечами, — думаю, ей стало скучно. — Ох, Оля, — Шувалов покачал головой, — зря ты это затеяла. — Ольга Александровна, — Рыбяк предостерегающе поднял руку, — мы, конечно, обжалуем это определение, но сейчас лучше, если вы не станете нарушать… — Мы? — я покачала головой. — Вряд ли. Вы уволены. — Что ж, ваше право, — подхватив папку, он гордо удалился. — Уважаемая госпожа Шувалова, — от приблизившейся ко мне Боровской исходил сильный табачный запах, — вы сейчас препятствуете исполнению судебных решений. Хотите, чтобы Игорь Глебович обратился к судебным приставам? Зачем вы обостряете ситуацию? — Моя дочь ушла гулять. Ее отец может с ней связаться по телефону и попросить приехать к нему. — Я даю тебе двадцать четыре часа, — как всегда, лицо Шувалова пошло пятнами, — привезешь ее с вещами. Если нет, пеняй на себя. Затаскаю тебя по судам. И все равно ее доставят силой. Ты этого хочешь? — Прикуешь ее к батарее? Что толку, Игорь, во всем этом? Она же ясно сказала, что не хочет с тобой жить. — Ничего, мы найдем способ, как ее переубедить, — он сорвал с себя галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, — как только будет подальше от тебя, у нее в голове все наладится. Это же ты ей мозги промываешь. — Именно! — голос свекрови звенел праведным гневом. — Это ты в ней культивируешь неуважение к отцу. И вообще к мужчинам. Что неудивительно, конечно. Кайсын, с любопытством наблюдающая за нашим разговором, одобрительно закивала. — Предлагаю вам обсудить эту потрясающую теорию со специалистом. Заодно можете поговорить об Эдиповом комплексе вашего сына, — я положила телефон в сумку, — вот Надежда Пантелеевна с радостью с вами поболтает. Да? — рявкнула я поворачиваясь к психологу. Покидая зал, я расслышала, как Боровская советует Игорю немедленно подать на меня жалобу. У входа в здание, нагло заехав колесом на тротуар, припарковалась знакомая машина. Неприятно кольнуло, я вспомнила как меня силой волокли к ней по двору на Волхонке. Затемненное окно медленно опустилось: — Как дела, Ольга Александровна? — Ухорский улыбался во весь рот. — Как чувствуете себя? — Вы не пожалели ни денег, ни даже времени, — я улыбнулась ему в ответ, едва сдерживая ярость, — лично приехали полюбоваться на результат. — Не знаю о чем вы, — он насмешливо выгнул бровь, — меня просто Игорь попросил подбросить его с дочкой домой. — Держитесь подальше от моего ребенка, — воображение сыграло со мной злую шутку: я представила себе, как они сажают Варю в этот проклятый «Лексус», как она плачет. И как я ничего не могу сделать. К горлу подкатила тошнота. Ноги стали ватными. Еще немного и я бы свалилась прямо под колеса его долбаной тачки. — Что-то вы побледнели, — удовлетворенно произнес он. — Неужели расстроены? Я вас предупреждал, помните? Вы тогда смеялись мне в лицо. Чего же сейчас не смеетесь? Искушение ответить было слишком велико, но я сдержалась и, не проронив ни слова, развернулась и пошла прочь, на ходу вытаскивая телефон из сумки. — Ты где? — ее контральто как всегда было целебным бальзамом для моей нервной системы. — Иду к метро, — лаконично проинформировала я, ощущая себя героиней боевика. — Не торопись, мы поедаем всего лишь третью порцию крылышек. — Она как? — продолжая следовать законам жанра, я не назвала имени. — Прекрасно, — Наташа передала трубку Варе, — отчитайся маме, какая ты обжора. — Мам, не верь ей, я даже первую порцию не доела. Ты скоро будешь? — Скоро, моя хорошая. Прошу тебя, никому не говори, с кем ты и где. Даже Рите и Макару. — А в Инсту можно я выложу фотки? Шучу. Ну что ты меня совсем тупой считаешь? Приезжай побыстрее. — Слушай, киднеппинг, оказывается, прикольный такой движ, — Наташа опять взяла телефон, — кстати, я тут с Машей по одному вопросу чатилась. Ну и заодно рассказала ей, что у нас небольшие проблемы. Так вот, она предлагает нам всем перекантоваться у них. — Неудобно их напрягать, птенчик. — Оль, сейчас удобно все. Если ты думаешь про отель, то это палево. — Окей, надеюсь, это займет всего пару дней, — оглянувшись по сторонам и убедившись, что за мной никто не идет, я начала спускаться в подземный переход. — Значит, переходим к плану Б? — ее голос начал прерываться. — Они не оставили нам другого выхода, — успела сказать я, прежде чем связь пропала окончательно.