Осторожно, крутой поворот

— Уверен, вы оцените талант местного шефа, — мужчина, сидящий напротив меня, небрежно пролистнул меню: — Мне как обычно. А даме… Чересчур смазливый официант слегка наклонился, словно прислушиваясь. — А дама будет кофе. Эспрессо, двойной, — решительно произнесла я. — Да вы что?! — в голосе моего собеседника прозвучало искреннее недоумение. — Мы же с вами договорились пообедать, я специально выбрал именно этот ресторан, потому что, поверьте, такую форель вы нигде не пробовали. И у них замечательное белое вино. На безусом юношеском лице официанта проступила загадочная улыбка Джоконды. — Перед такой рекламой, конечно, невозможно устоять, — видимо, у каждой женщины есть определенный ресурс банальностей, вылетающих изо рта, даже когда нервы натянуты как тетива. — Надеюсь вас впечатлить не только этим, — он лукаво блеснул глазами и кивнул официанту. Тот удалился. — Несомненно, — непонятно с чем согласилась я. Его игривый настрой выбивал меня из колеи, хотя я должна была это предвидеть, когда назначала «свидание», не объясняя истинной причины. Положительным моментом было то, что мы сидели в отдельном кабинете. Но, несмотря на проигранный в голове несколько раз монолог, мне сложно было начать. Я все ждала подходящей минуты. Молодой человек снова возник возле нашего стола с бутылкой. Он открыл ее, пафосно понюхал пробку, налил совсем немного. Мой спутник слегка покачал бокал в руке и пригубил. — Великолепно, — выдохнул он и даже прикрыл глаза от удовольствия. Официант воспринял это как разрешение наполнить бокалы. Мне ничего не оставалось, как сделать глоток. — Ну как? Вероятно, стоило тоже зажмуриться и похвалить, но у меня не было настроения для вежливого притворства. — Кисловато. Наверное, это на любителя. — О, — он приподнял бровь, — обожаю вот такую прямолинейность. Редкое явление. И в сочетании с вашим обаянием убийственно действует. Знаете, я ведь несколько раз собирался вам и сам позвонить. Но все как-то не решался. И тут такой приятный сюрприз. — Извините, — я отставила бокал в сторону, — не хочется вам морочить голову. Если бы не некоторые обстоятельства, вряд ли эта встреча состоялась бы. — Ого, — он наморщил переносицу, — даже так. Звучит интригующе, хотя и разочаровывающе. — У меня к вам серьезный и определенно неприятный разговор. Что там говорят врачи, прежде чем вкалывают пациенту суперболезненную инъекцию? — Может, вначале все же пообедаем? — он все еще улыбался, хотя взгляд его приобрел настороженность. — Я бы предпочла не откладывать. — Мысль о том, что еще какое-то время мне придется вести светскую беседу, в то время как в моем мозгу тикает бомба замедленного действия, показалась невыносимой. — Хорошо, — Мелешков взял со стола мигнувший экраном телефон и выключил его, — так что же за таинственные обстоятельства?  — К сожалению, некоторая часть икон в вашем музее — просто искусно выполненные копии, так называемые «задурки», — выпалив это на одном дыхании, я тут же продолжила: — Естественно, у меня есть доказательства. — Ольга, — он натянуто улыбнулся, — это не очень удачная шутка. — Это не шутка. И мне действительно очень неприятно вам об этом сообщать. Но так уж вышло, что я оказалась в курсе. — Вы знаете, — он повертел в руках бокал, зачем-то поднял его и посмотрел на свет, — у меня много недоброжелателей. И с первого дня, как только музей открылся, в прессе начали циркулировать разнообразные слухи, включая и подобные утверждения. Я привык и даже не реагирую, кто-то оплачивает черный пиар, кто-то пишет заказные статьи — все нормально. Но вы, вам это зачем? — Уж точно не для пиара. Но, увы, и не из благородства! Я преследую свои эгоистические цели. В любом случае, мне достоверно известно, что вы стали жертвой махинаций. Как минимум одиннадцать икон в вашей коллекции — подделки, изготовленные по заказу вашего директора. — Как мило, — его улыбка сделалась шире и стала походить на оскал, — вас не смущает, что перед оформлением сделки все тщательно проверяется у зарубежных экспертов? Я же не семечки на рынке покупаю, к каждой иконе прилагается международный сертификат, да что я вам объясняю… вы сами знаете, как это происходит. — Возможно, где-то и существуют проверенные экспертами оригиналы, но они не в вашем музее. — Кажется, фаза отрицания у него подзатянулась, пора было «снимать бархатные перчатки». — Вот список. — Я вытащила из сумки сложенный вдвое лист бумаги. — Все эти иконы в течение двух лет писались одним талантливым художником. Ваш Ухорский лично приезжал к нему и заказывал копии с репродукций. Мелешков посмотрел на лист так, словно я протягивала ему ядовитую змею. Как будто если он заглянет в него, все сказанное мной действительно окажется правдой. Я аккуратно положила бумагу рядом с его тарелкой. Официант торжественно вкатил столик с блюдами. Форель и вправду пахла божественно. — Замечательно, — выдавил Мелешков и вытер лоб салфеткой, — включите, пожалуйста, кондиционер. — Он работает, — недоуменно произнес официант. — Значит, сделайте холоднее! — раздраженно рявкнул мужчина и, взяв с подноса лимон, с силой выжал на рыбу. Очевидно, наконец началась стадия гнева. Брызги разлетелись во все стороны. Я слегка отстранилась. Развернув лист, Мелешков уставился в него. Затаив дыхание, я следила за движением его зрачков. Лоб его сосредоточенно нахмурился, породив несколько длинных морщин. — И что? — мрачно спросил он, снова складывая лист вдвое. — Допустим, это правда. Что вы собираетесь делать с этой информацией? — Все зависит от вас. Форель на тарелке вопросительно пялилась на меня остекленевшим глазом. Меня замутило от волнения. — Это шантаж? — он медленно провел ножом по рыбьему хребту, словно очерчивая границу между нами. Я отвела взгляд от тарелки: — Почему же шантаж? Наши интересы во многом совпадают. — Да? — он посмотрел на меня с усмешкой. — И в чем же они совпадают? В том, что у меня есть деньги, а вам они как раз не помешают? И во сколько вы, чисто гипотетически, оцениваете свое молчание? — Мне не нужны ваши деньги, — я отодвинула от себя бокал, — мне нужно ваше влияние. Хотя, конечно, оно в основном, строится на деньгах. — На секунду у меня мелькнула мысль, что это прозвучало довольно оскорбительно. — И связях. — Добавила я, чтобы хоть как-то смягчить сказанное. — Если бы я не оказалась в безвыходном положении, я бы вообще не вмешивалась. — Так чего же вы хотите? Я вздохнула. Самое трудное было почти позади. Осталось только вкратце изложить содержание предыдущих серий: выставка в Париже, уход от Игоря, давление Ухорского, суд. Может, все же стоило перед началом разговора дать ему подкрепиться? Мелешков выслушал меня очень внимательно, ни разу не перебив, не задав ни одного уточняющего вопроса. Только в самом начале, когда я сказала, что ушла от мужа к женщине, его губы дрогнули, будто он собирался что-то сказать, но в итоге сдержался и промолчал. — В общем, я хочу, чтобы меня и мою дочь навсегда оставили в покое. И очень прошу вас помочь, — я замолчала, чувствуя, что мой голос начинает предательски дрожать. Его лицо не выражало никаких эмоций, меня охватила паника. — Интересная история, — наконец он нарушил тягостную паузу, — роман можно писать. Только я все еще не понял, как вы можете доказать свои слова. Может, вам просто хочется отомстить моему директору? Кажется, мы подобрались к фазе торга. — Если вы готовы сегодня отвезти несколько икон из этого списка в нашу лабораторию, я вам все наглядно продемонстрирую. — И каким же образом? Вам прекрасно известно, что я не разбираюсь… — О, для этого не надо быть специалистом. Человек, который писал по заказу Ухорского, подстраховался и оставил свою подпись на каждой иконе. Все можно увидеть под ультрафиолетом. Со Скутте я договорилась заранее, предвидя такой вариант развития событий. — И этот ваш таинственный человек… я могу с ним поговорить? — Мелешков с иронией посмотрел на меня. — Или он, конечно же, предпочитает оставаться инкогнито? — Он предпочитает, но поскольку, в принципе, не совершил ничего противозаконного, готов с вами встретиться. Ради меня. Сейчас он здесь, возле ресторана, ждет в машине. — Мда, — Мелешков качнул головой, — вы все продумали, как я погляжу. — Мне не оставили выбора, — я достала телефон и написала сообщение Наташе, — и надеюсь, вы понимаете, что я совершенно не хочу наносить вред вашей репутации. *** — С архангелом я намучался, все никак не мог пигменты подобрать, — в голосе Можаева чувствовалась нервозность. Он даже не пытался шутливо прихвастнуть как обычно. Приехав к нему рано утром, мы успели застать его трезвым, хотя и страдающим от похмелья. В машине по дороге в лабораторию он жаловался на головную боль после вчерашней движухи на чьем-то перфомансе, непрерывно пил минералку и все время стрелял у Наташи сигареты. — И сколько вам заплатили? — Мелешков оторвался от созерцания очередной буквы «И» и мрачно взглянул на Можаева. — Если честно, не помню… Может, полторы. Это еще летом прошлым. Потом этот ваш Сева мне «Преображение» подогнал писать. Там дофига работы. Я ему сразу сказал: «Не меньше трех». Ваня сгорбил плечи, словно устал говорить. Ему срочно нужно было выпить. Это было заметно по его лихорадочно-мечущемуся взгляду, по тому, как он часто облизывал губы. — Вы кому-нибудь еще, кроме Ольги, об этом рассказывали? — Андрей Семенович отошел от микроскопа и вытащил телефон. — Он мне не рассказывал, — вмешалась я до того, как Иван успел что-то ответить. — Я по автографу поняла, что это его работа, когда экспертизу делала после возвращения икон с выставки. Разумеется, сложила «два плюс два»… — Вообще-то, я и с вами бы тут не обсуждал ничего. Мне ваши проблемы до лампочки. Я это делаю только ради нее, — Можаев исподлобья взглянул на меня, вздохнул и еще больше ссутулился. — Лучше, если вы продолжите в том же духе, — Мелешков задумчиво почесал подбородок — и навсегда забудете и об этих иконах, и об этом разговоре. — Паша, можете забирать. Мы закончили, — скомандовал он в телефон своему помощнику. Пожалуй, наступила стадия принятия. Покидая лабораторию, я чувствовала себя немного виноватой перед Мелешковым. Как будто изготавливала копии вместе с Иваном. Проводив нас до «Мазды», он поздоровался с Наташей, которая стояла на тротуаре с сигаретой. — Завтра я свяжусь с вами, — кинул он мне, не отрывая от нее внимательного взгляда, — можете не волноваться. Никто не отберет у вас ребенка. И ваш муж больше не будет создавать вам проблемы. — Только, пожалуйста, не надо никакого насилия, — пролепетала я, вдруг ощутив себя человеком, нанимающим киллера. — Это не кино про мафию, — Мелешков взглянул на меня с веселой снисходительностью, — не переживайте, пальцы отрезать ему никто не будет. — Жаль, — едва слышно выдохнула Берг. *** С корабля мы попали прямо на бал. Так совпало, что именно в пятницу Маша и Кэт организовали вечеринку «только для своих», как выразилась Маша, пообещав, что будет не больше тридцати гостей. Все было без пафоса, почти по-домашнему. Легкая ненавязчивая музыка и струящийся из-под потолка мягкий голубоватый свет создавали какую-то особую атмосферу расслабленности и уюта. В углу огромной гостиной устроили бар, за которым ловко смешивал коктейли смуглолицый юноша с длинными, собранными в хвост, черными как смоль волосами. Большая часть гостей расположилась на веранде — оттуда то и дело раздавались то взрывы хохота, то чьи-то громкие голоса. Я заметила Арину и Элис, сидящих на диванчике под лестницей, ведущей на второй этаж. Они о чем-то тихо, но напряженно переговаривались. По эмоциям, отражающимся на их лицах, было видно, что они выясняют отношения. Лотрековский поцелуй, украшая собой главную стену, нахально бросался в глаза. Я застыла возле собственного творения, чувствуя некоторое смущение. Между мной и этой картиной сложились слишком интимные отношения, и теперь, когда ее разглядывали десятки гостей, я сама чувствовала себя почти обнаженной. — Хотела бы я знать, о чем ты фантазировала, когда это рисовала, — Наташа подошла сзади и обвила меня руками. — Какие фантазии? Ты о чем? — у меня вырвался смешок. — Мне было не до них, слишком уставала от уроков вождения, — язвительно произнесла я, теснее прижимаясь к ней. — Ты уже по ним скучаешь, признайся, — ее ладонь как бы невзначай скользнула по моему бедру и задержалась на ягодице. — Не признаюсь, — подразнила я и слегка отстранилась. — Где Варя? — мой взгляд заметался по гостиной. — Успокойся, — Наташа снова притянула меня к себе, — Варя там же, где и вчера, в виртуальной реальности. — Она вторые сутки в этом шлеме, с перерывом на сон и еду, — обеспокоенно сказала я, — мне кажется, это вредно. — Она просто дорвалась, это пройдет, — Наташа уткнулась в мою шею губами, — ты знаешь, что твои картины оказывают на меня странное воздействие. — Это не я, это Лотрек… — Не будь скромной, Ольга, — Кэт, оказывается, стояла совсем рядом и слышала наш разговор, — в твоих картинах есть что-то такое, — она задумалась, — сексуальная энергетика. Многие знакомые теперь хотят у себя похожее, просят твой телефон. — Да, мне звонили уже несколько человек, спасибо большое. — Кстати, Эрик очень доволен, его girlfriend в восторге от тебя. — Кэт взяла с подноса канапе и откусила небольшой кусочек своими ровными голливудскими зубами. — Ольга тоже от нее в восторге, — Наташа ухмыльнулась, — правда, майн шац? — Конечно, — я легонько толкнула ее бедром, — она идеально позирует, словно рождена для этого. Не то что некоторые гиперактивные личности, которые не могут посидеть неподвижно даже пять минут. — Не слушай Олю, — Наташа подмигнула Кэт, — это у нее карандаши вечно ломаются, поэтому мы навечно застряли на стадии эскиза. — Ничего подобного…  — Внимание! У нас появился блестящий повод! — мой протестующий возглас был прерван Машей, подошедшей с большой бутылкой «Асти». — Наташа, поздравляю! Мой босс только что написал. Проект одобрен, так что в следующем месяце ты приступаешь к работе! За это надо выпить, да? И даже самим открыть, потому что моя женщина делает это очень сексуально, — она поцеловала Кэт в губы и вручила ей бутылку. — Вы о чем? — я недоуменно посмотрела на Берг, внезапно ее щеки стали пунцовыми. — Как о чем? — Маша удивленно приподняла бровь. — После собеседования мы только ждали, что апрувнут проект. И вот час назад уже точно решили… — Маша вопросительно взглянула на застывшую в неловком молчании Берг, и, кажется, до нее начало доходить, что я не в курсе. — Отличные новости! — Кэт аккуратно сняла фольгу и начала осторожно раскручивать проволоку. — О да, детка, сделай это, — выдохнула Маша и хихикнула, — сорри, я, кажется, много болтаю, но это текила. Пробка вылетела с громким хлопком, над горлышком взвилась белесая струйка пара. — Йессс, — Маша подставила фужер, — наполни меня. На веранде опять раздался оглушительный взрыв смеха. — Извини, — Наташа посмотрела на меня виновато, — не хотела заранее что-то говорить, там все вилами по воде было. — Рекрутинг объявили, но насчет проекта мутили, — Маша с размаху плюхнулась в кресло, — так что да, было не сто процентов. Кэт разливала шампанское с филигранной точностью, наполняя ровно две трети фужера. Я не отрывала взгляда от ее рук, отчего-то хотелось, чтобы пена с шипением перелилась через край, стекая на пол. — Многие претендовали на него. Само собой, лакомый кусок — долгоиграющий проект, с классным технологическим стеком… но в итоге наша фирма оказалась круче всех, — Маша довольно откинулась на спинку кресла. — Замечательно! — мне удалось улыбнуться. — За это нельзя не выпить! — звякнув своим фужером о Наташин, я мгновенно осушила его до дна, никого не дожидаясь. Шампанское показалось тошнотворно сладким. — Спасибо за рекомендацию, Маша, — Наташа сделала всего один глоток и поставила фужер на столик. — Я, если честно, вообще не верила, что получится. Поэтому молчала, — она выразительно посмотрела на меня, — не люблю говорить «гоп», пока не перепрыгну. Почему-то у меня не получалось принять до конца это объяснение. Я хотела, чтобы она делилась со мной всем. Даже пустыми надеждами, даже горечью разочарования. — О, вы уже приехали! — появление моей дочери, жующей тарталетку с красной икрой, было как нельзя кстати. — Наташа, можешь заснять, как я играю в Beat Saber? Я потом выложу, когда мы домой вернемся. — Окей, — Наташа взглянула на меня, — пойдем? — Идите, я потом… — Может быть, если я немного побуду одна, обида уляжется, осядет, как пена, не переливаясь через край.  — Ладно, — после секундной паузы она снова открыла рот, как будто хотела что-то добавить, но, передумав, просто кивнула и устремилась вслед за Варей на второй этаж. Маша отправилась вместе с ними. — Ольга, не расстраивайся, — молчавшая все это время Кэт положила руку на мое плечо, — я понимаю тебя как кто-то. — Как никто, — машинально поправила ее я, глядя в сторону лестницы. — Да, Мари ведет себя так же — я хочу, чтобы она была открытая, я говорю ей, почему она не может просто рассказать мне. Мы часто ссорились из-за этого раньше, у меня взяло время понять, что дело не во мне, а в ней. — Да нет, все в порядке, — мне стало стыдно от того, что я позволила себе выглядеть настолько очевидно обиженной, — я не придаю этому значения. — Это самое лучшее, — Кэт внимательно посмотрела на меня, — если получается, конечно, так делать. — По сравнению с более глобальными проблемами — это вообще ерунда, не стоящая внимания, — абсолютно искренне ответила я. — О, я даже не спросила, как прошла ваша встреча? Тот человек, к которому вы поехали, поможет? — Да. Надеюсь, завтра мы уже сможем вернуться домой. Ужасно неудобно вас напрягать. — Stop it! — она укоризненно покачала головой. — Вы нам не мешаете! Наоборот, это же экшен — как мы даем вам политическое убежище. — Спасибо огромное, — мой голос слегка дрогнул, — вы действительно нас спасли. — Пустяки, — Кэт помахала рукой видной брюнетке у бара и с гордостью произнесла: — Моя работа. Я постеснялась уточнить, о какой именно части тела идет речь, а она вдруг сказала: — И все равно тебе нужен хороший лойер. — Да, я завтра начну искать… — Ты знаешь, я сегодня вспомнила: в Штатах у меня есть знакомая, русская, она читает лекции по гендерной социологии в Стэнфорде. Ее отец известный адвокат тут, в Москве. I am calling her now! — загоревшись этой идеей, Кэт схватила свой телефон. — Не слишком поздно? И может, не обязательно прямо сейчас, когда гости? Мне неудобно, что ты… — В Калифорнии полдень, — ее пальцы заскользили по экрану, — и гости сами себя прекрасно развлекают. Действительно, народу в комнате стало больше, ритм вечера словно ускорился, из колонок агрессивно зазвучала Maruv. Кэтрин набрала номер и, как только ей ответили, с невероятной быстротой затараторила по-английски. Все, что я смогла разобрать, было: «чайлд», «хазбенд», «вери гуд». — Она поговорит со своим отцом и скоро даст ответ, — Кэт протянула мне блюдце с канапе, — мне кажется, ты ничего не кушаешь весь вечер. — Кэт, можно тебя на минутку? — К нам подошла заплаканная Арина. С покрасневшими глазами и припухшими веками она показалась мне даже симпатичней — из гламурной телезвезды превратившись в обычную женщину, переживающую кризис в отношениях. — О, baby what’s wrong? — сочувственно заворковала Кэт. Обняв Арину, она увлекла ее за собой. А я взяла курс на бар, решив, что потушить обиду можно только чем-то термоядерным. Бармен по имени Карлос, оказавшийся настоящим бразильцем, с энтузиазмом смешал мне какой-то коктейль под очевидным названием «потом пожалею, что пила это». С бокалом в руке я вышла на опустевшую веранду. Неожиданно поднявшийся холодный ветер прогнал шумную компанию в дом. Облокотившись на каменный парапет, я втянула через соломинку смесь водки, ликера и апельсинового сока и прикрыла глаза, слушая, как деревья шумят кронами. Полную луну иногда заволакивали проплывающие тучи, и где-то вдалеке уже угрожающе гремело обещанием дождя. Я выпила еще немного коктейля — почему бы не разбавить паршивое настроение головной болью? Ветер брызнул на меня каплями-предвестниками, из дома донеслось приглушенное пение LP. Мое рациональное благоразумное «я» безуспешно внушало, что надо смириться: дело не во мне, а в ее характере. Нельзя изменить человека. Но никакие доводы не помогали: ее скрытность была вызовом или предупреждением, вспыхивающей красной лампочкой, сигналящей мне о том, что не все под контролем. Словно она опять незаконно огородила свое личное пространство. Музыка вдруг стала громче и тут же снова стихла. За моей спиной раздались шаги. — Я тебя потеряла, — голос Берг раздался над самым ухом, — ого какой ветер! Ее бодро-непринужденный тон заставил меня сжать зубы, я не собиралась обсуждать с ней погоду. — Что ты пьешь? — бесцеремонно отобрав у меня соломинку, она наклонилась над бокалом, смешно сложив губы трубочкой. — Что-то, — неопределенно ответила я, раздираемая противоречивыми чувствами. Мне одновременно хотелось ее обнять и наорать на нее. Наташа с шумом втянула ярко-оранжевую жидкость. — Какая гадость! Зачем ты это заказала? — В унисон настроению. Дай сюда! — я требовательно протянула руку, но она выплеснула остатки в чернильную темноту двора. — Отвратительное пойло! Брр. — Вообще-то мне нравилось, — процедила я, ежась от очередного порыва ветра.  — Ты замерзла, — Наташа оглянулась по сторонам, — где-то здесь был…. — Меня греет ярость, так что все в порядке. Плед уютно лег на мои продрогшие плечи. — Оль, ну посмотри на это под другим углом. Представь, если бы ничего не вышло. Тебе пришлось бы меня утешать, придумывать какие-нибудь ободряющие фразы типа: «Ничего, в другой раз получится», «На этом проекте свет клином не сошелся». — И что? Я недостаточно умею сопереживать? Или плохо приободряю? — Ты отлично это делаешь. Лучше всех. Но фишка в том, что я не люблю, когда мне такое говорят. Понимаешь, когда делишься с кем-то радостью — она как бы приумножается. И у неудач — тот же эффект. Мне проще тихо самой пережить, отряхнуться и пойти дальше. — И ты согласна на то, чтобы и я так делала? — мне внезапно стало жарко, и я скинула с себя плед. — Так и будем жить? Каждый сам по себе? — Нет, — Наташа подобрала плед с пола и встряхнула его, — не согласна. Это мой заскок. Ненавижу проигрывать, а еще больше ненавижу делать это у тебя на глазах. Постоянно боюсь тебя разочаровать. Сейчас ты скажешь, что это глупо, и все такое… — Не глупо. Я хочу, чтобы тебе было комфортно. Но пора расслабиться, понимаешь? Ты меня уже завоевала. Окончательно и бесповоротно. И мне плевать, получается ли у тебя заменить колесо… сечешь, о чем я? Она шагнула ко мне и осторожно опустила голову на мое плечо. — Там был тугой болт. Зато я неделю назад сменила розетку сама… — Ты балда!  — Знаю. Сильно злишься? — шею обожгло горячим дыханием. — По шкале от одного до десяти уже на четверочку. — Ну, Оль… — Ладно. Все же это замечательная новость, и я очень рада, хоть, конечно, и сержусь. Наверное, это эгоизм. Хочу, чтобы ты принадлежала мне вся целиком, без остатка, вместе со всеми своими успехами и неудачами. — Душой и телом? — она закутала нас обеих в плед, тесно прижимаясь ко мне. — Чувствуешь? Все твое. Мои руки инстинктивно заблуждали по знакомым изгибам, но я усилием воли остановила себя: — Ты знаешь, о чем я говорю. Не только об этом. — Давай поженимся, — она потерлась носом о мою щеку, — поедем в Копенгаген летом и поженимся. — Смешно, — я поцеловала ее в переносицу, — а что это поменяет? — Ты сможешь с горделивой досадой говорить: «Моя жена невыносимо скрытная» или «У моей жены куча комплексов». — Ах, ну если вот так… твое предложение сразу стало выглядеть более заманчивым. На всякий случай я продолжала поддерживать шутливый тон. — Это значит «да»? — она улыбнулась, вглядываясь в мои глаза. — Это значит «я подумаю», — кокетливо ответила я, с ужасом осознавая, что уже представляю себя в свадебном платье. — Ладно, — изогнутые в улыбке губы опасно приблизились к моим, — и все равно… — Из-за раската грома я не расслышала окончание фразы. Не став переспрашивать, накрыла ее рот поцелуем. Плед соскользнул к нашим ногам. Сквозь полуприкрытые глаза я различила новую вспышку молнии. Дождь тяжело забарабанил по крыше, как раз когда я оторвалась, чтобы на секунду перевести дыхание. И тут же ее рука, мягко, но требовательно надавила на мой затылок, настаивая на продолжении.