Страж за плечом твоим

2 Ури напрасно надеялся, что от Леви можно будет что-нибудь спрятать. «Мелкий сукин сын» (как выражался Кенни) перечитал все, до чего смог дотянуться, потом сообразил, как добыть книги с верхних полок без помощи взрослых. Одолев даже какую-то скучную классификацию грибов, растущих в окрестностях Митры, он добрался и до тайников. Впрочем, потом, вспоминая свое детство в этом доме, он думал, что тайники не были такими уж тайными — и скорее всего, намеренно. Однажды Ури застал «племянника» за чтением старой книги, которая была надежно спрятана. Леви сидел в своей комнате прямо на полу и осторожно перелистывал хрупкие пожелтевшие страницы. Большую часть слов он не понимал — книга была очень старая — и, как и всегда в таких случаях, просто проглатывал незнакомое, стараясь запомнить, чтобы потом разобраться. На мягком ковре было удобно, свет из окна падал прямо на страницу, и он почти не слышал ничего вокруг. Шевелил губами на самых длинных словах и трепал рукой волосы, когда задумывался о чем-то или разглядывал картинку. — Где ты ее нашел? — раздался над ним голос Ури. Леви поднял голову и ничего не ответил. Было в Ури, особенно в его глазах, что-то такое, что пробуждало у Леви смутный страх. С Кенни было проще. Он был вспыльчив и скор на расправу, но отходчив, и его реакции даже для ребенка были понятны, а Ури… Леви никогда не слышал, чтобы он повышал голос или ругался, но каждое его слово, каждый взгляд будто бы не оставляли тебе выбора. Как-то Леви случайно услышал, как Кенни назвал Ури «ваше величество», и не удивился. Был бы на его месте Кенни, он бы схватил племянника за ухо, сообщил бы ему, что он мелкий наглый сукин сын. Ури только вздохнул и сел на пол рядом с Леви. Леви на всякий случай отодвинулся. — Что ты узнал из этой книги? — спросил Ури. — Ну… — Леви запнулся и умолк. Ури взял из его рук книгу, пролистал несколько страниц. Хотел снова задать вопрос, но передумал. — В этом доме много тайн, Леви. Ты знаешь, что такое тайна? — Угу. — Так вот, у нас много тайн. В этой книге — тоже тайны. И я бы хотел, чтобы ты понял одну вещь. — Он положил руку Леви на шею. Рука у него была холодная и тяжелая. Леви поднял на него взгляд. — Ничто из этих тайн не должно выйти за пределы нашего дома. Все, что ты здесь узнаешь, прочтешь или услышишь, — все это нельзя никому рассказывать. Потому что, — говорил он, не убирая руки, — если ты проболтаешься, никто не сможет тебя защитить. Даже я. Даже Кенни. Ты меня понял? — глядя Леви прямо в глаза, спросил он. — Понял, — ответил Леви. Он был умен не по годам и многое понимал. Он слышал разговоры дядей, видел, как Кенни снимает заляпанную кровью куртку. Он много читал. Он не всегда мог связать одно с другим, но многое инстинктивно чувствовал. И уж точно он понял, что таится в глазах Ури. В этих глазах была смерть. Умирать не хотелось. Обещанный год до школы пролетел быстро, но за это время пыл Леви охладел. Он любил читать, но поглощал книги без всякого порядка, не особенно задумываясь об их содержании. Он запоминал слова и факты, связывать их воедино он научился потом. Ему нравилось читать, а сидеть долго на одном месте, делать только то, что скажут, и отвечать на вопросы — нет. Школа сразу разочаровала его. С детьми он общаться не привык и не понимал их. Говорить с учителями так же свободно, как и с дядями, было нельзя. То, что говорили ему в классе, не совпадало с тем, что он читал в книгах, и Леви иной раз еле удерживался от того, чтобы не поправить учителя. Но он вспоминал взгляд Ури и сдерживался. Ему нравилось считать, он легко решал самые трудные примеры и ненавидел задачи. Каждое «У тебя есть два яблока, твой друг дал тебе три. Сколько теперь у тебя яблок?» вызывало у него бешенство. Он не любил яблоки, друзей у него не было, и он не понимал, почему должен над этим бредом ломать голову. С книгами было проще. Их можно было просто читать. Он пропадал в школьной библиотеке, иногда забывая, что ему пора на урок. После визита Кенни в школу по поводу прогулов, на поведение Леви смотрели сквозь пальцы. Друзей он не нашел. Он был ниже всех и постоянно слышал и чувствовал насмешки одноклассников. Лезть к нему, впрочем, боялись. Однажды попытались, и Леви вспомнил все, чему его учил Кенни. Больше никто не рисковал. Поначалу Леви мало заботило его одиночество. Но постепенно он стал думать, что что-то не так. Иногда хотелось обсудить с кем-то новую книгу или посмеяться. Он не знал, как завести разговор, а первым к нему никто не подходил. Мальчишки и девчонки смотрели на него косо, а он не умел преодолеть барьера между собой и ими. Однажды он услышал в столовой, как один мальчик рассказывал другому сюжет книги, которую Леви как раз только сегодня утром закончил читать, и он сел рядом с этими мальчиками за стол. На него не обратили внимания. Леви спокойно слушал разговор. Рассказчик и его слушатель были старше его, они, вероятно, учились на класс или два выше. Леви глядел на рассказчика и старательно запоминал его лицо. У мальчика были большие, почти в пол-лица глаза, синие, как небо. Над глазами жили большие, как толстые гусеницы, светлые брови. Мальчик был похож на учителя, мистера Смита. Обед кончился, дети разбежались по классам. Леви поплелся на математику считать ненавистные яблоки и несуществующих друзей. Потом он видел этого мальчика снова: в столовой, в библиотеке, во дворе. Леви не знал, как его зовут, и про себя называл просто «брови», ощущая смутную неловкость от такой заочной фамильярности. Он узнал, что они берут одни и те же книги, старался во дворе не терять его из виду. Однажды после уроков Леви плелся за ним. Он жил в другом квартале, и ему потом придется возвращаться дольше обычного. Но он почему-то не хотел оставлять «брови» одного. Кенни часто говорил, что неприятности он чует жопой. Леви не до конца понимал, что это значит. Он читал книжку про тело человека и знал, что жопа предназначена не для того, чтобы чуять. Теперь же он чувствовал, что до него дошел смысл этого странного выражения. Они свернули на пустынную улицу, и… Леви так и не смог понять, откуда они взялись, но он сразу понял, к чему идет дело. С этими долговязыми, развязным парнями Леви часто сравнивал директор, но Леви их терпеть не мог. Впятером на одного не нападают. Даже Кенни так говорил. Леви прятался за углом, его не могли видеть. Он замер, готовый в любой момент сорваться с места — дайте только повод. Ури как-то сказал, что у Аккерманов ядовитая кровь, которая делает их непобедимыми и бешеными. Смысл этого выражения от Леви тоже ускользал. Да и тот разговор он случайно подслушал: Кенни и Ури о чем-то бурно спорили, и Леви из любопытства подкрался к двери их комнаты. Из разговора он мало что понял, но про ядовитую кровь запомнил и сейчас чувствовал, как она стучит в висках, как застилает глаза кровавая пелена. — Что, папка-учитель тебя одного гулять отпустил? А я тебе говорил здесь не ходить, а? — услышал Леви мерзкий голос. — Я буду ходить там, где хочу, — спокойно ответил другой голос. Тут же послышался звук удара, и Леви ринулся вперед. — Убью! — крикнул он. — Еще раз тронешь его — убью! Он ударил кого-то в живот, другому расцарапал лицо. Сам получил по затылку и по лицу. Кровь хлынула из разбитого носа. Но он не чувствовал боли и ничего не боялся. Потом он понял, что сидит на земле и тяжело дышит. Шайка разбежалась. На пустынной улице они были вдвоем. Леви поднял глаза на мальчика. Тот смотрел на него с совершенно спокойным выражением на лице. — У тебя кровь, — спокойно сказал он и протянул Леви носовой платок. — Спасибо, — промялил Леви. Мальчик поднял его на ноги. — Пойдем, — сказал он и потащил Леви за собой, на ходу говоря: — Меня зовут Эрвин. Я бы сам справился… но спасибо за помощь. Леви пробормотал что-то в ответ и, плохо соображая, вошел вслед за Эрвином во двор его дома. Эрвин почти силой затащил его в дом и усадил в гостиной на диван. В доме уютно пахло едой, шкафы ломились от книг. Было тепло. На стенах висели рисунки и карты, в углу валялись игрушки. В другом углу спала, положив морду на лапы, большая собака. В доме Ури всегда был порядок. И не было никаких животных. И их дом был каменный, а этот — деревянный. И Леви вдруг подумал, что жить он хотел бы здесь, а не там. Когда они вошли, собака подняла голову и тявкнула, но Эрвин сказал: «Сандра, тихо!» — и она уснула. Леви хотел что-то сказать, но не знал что. Эрвин притащил ему грелку со льдом и велел приложить к носу и глазу. Леви послушался. — Как тебя зовут? — спросил Эрвин, разглядывая гостя. — Леви. Я… Спасибо. — Он протянул Эрвину грелку. — Я лучше пойду. А то дяди будут ругаться… — Он двинулся к выходу, но остановился. — А можно… можно, я ее поглажу? — Попробуй. Если Сандра разрешит… Сандра разрешила. Леви с удовольствием чувствовал, как пальцы погружаются в собачью шерсть, как собака блаженно вздрагивает под его руками. Он уже почти забыл о драке, обо всем на свете. — Я никогда не видел живых собак, — признался Леви. — Только в книжках. Она такая мягкая. — Обычно она рычит, когда чужие к ней лезут… — сказал Эрвин. — Ты ей нравишься. Леви посмотрел на него и улыбнулся. — Откуда фингал? — спросил Кенни, когда увидел племянника. Леви рассказал про драку, умолчав, однако, о том, что специально шел за Эрвином. — Тоже мне, ерой, — проворчал Кенни, но по его лицу было видно, что он доволен племянником.