Страж за плечом твоим

9 Кенни не видел племянника с того памятного праздника для военных, когда они поругались, Леви сорвал с рукава нашивку и ушел, сказав на прощание что-то обидное. Никогда он не умел ладить с этим ребенком. Ури мог. Находил такие слова, что могли убедить мальчишку или поставить на место. На Кенни пацан или огрызался (на Ури, правда, тоже, но после соглашался с ним), или делал вид, что не слышал. Давно когда-то, когда шкет только начинал в школу ходить, Кенни пожаловался Ури на наглого ублюдка и наткнулся на смеющиеся глаза. — Даже не знаю, кто бы мог научить его ругаться, — сказал Ури. — Да я, блядь, тоже без понятия, — проворчал Кенни, понимая намек, но не желая признавать его. Кенни никогда не собирался быть отцом. Так что он не особо заботился о том, как влияет на поведение племянника. Манеры, правильная речь, тонкости этикета и гардероба — это по части Ури. Он же отвечал мальцу на бесконечные вопросы, которые вызывали у него книги. Но когда Леви как-то пришел из школы, насупившись и ворча на детей, которые дразнили его, он пожаловался Кенни. И Кенни охотно объяснил племяннику, кто его однокашники такие, куда им следует пойти и в каких отношениях он состоял с их матерями. Шестилетняя лохматая голова внимательно смотрела на него серыми, как у матери, глазами, слушала и запоминала все. Потом Кенни показал и рассказал, куда и как бить, чтоб отъебались навсегда. Подумал и рассказал, как сделать так, чтобы противник уже никогда не встал, но, покосившись на Ури, добавил, что это на самый крайний случай, если уж или ты, или тебя. Когда Леви впервые пришел побитый, в порванной куртке и почему-то без одного ботинка, но гордый и рассказал, что его пытались припугнуть какие-то долбоебы, Кенни не сумел скрыть гордой ухмылки. Потом Кенни ходил, и не один раз, разговаривать с учителями, когда Леви прогуливал уроки, дрался или ругался так, что даже вечно пьяный школьный сторож узнавал для себя новые слова и выражения. В этой войне дядя был полностью на стороне племянника. Даже если Ури его просил… умолял… уговаривал… «На хую я вертел вашу школу», — ворчал Кенни, закуривал сигарету, закидывал ноги на стол и выразительно смотрел из-под неизменной шляпы на какого-нибудь мистера Смита или миссис Джонс, которые пытались втолковать ему, что школьник не может ТАК выражаться, а надпись в тетради «идите вы на хуй вместе с яблоками» вместо решения задачи не считается выполненным заданием. Когда шкет подружился со Смитом-младшим, с учебой стало полегче. Училкин сын в этом смысле оказался полезен. Кенни, действительно, жалел, что все повернулось так, как повернулось. Смотреть на то, как племянник превращается в собственную тень, было тяжело. Но мир таков, шкет, не всегда все складывается так, как нам хочется. Кенни, например, очень хотелось, чтобы Ури был жив. Время не избыло его тоски. Особенно по ночам. Никакая блондинистая шлюха не могла его заменить. Он выбирал женщин, потому что на других мужиков у него не вставал. Ури был единственным. Он трахал его так, что Ури даже стонать не мог — только глухо рычал и рвано выдыхал имя Кенни. Дом ветшал, становился похож на заброшенный. Род предлагал, из уважения к памяти брата, дом продать и подыскать для Кенни что-нибудь поприличнее. Но Кенни держался за этот дом и связанные с ним воспоминания крепче, чем за бутылку. Утром перед приемом шкет вдруг заявился к нему. — Ты не сдох еще? — спросил он, входя в комнату. Кенни обитал в гостиной. Остальные комнаты пустовали. Сквозь плотно задернутые шторы едва просачивалось солнце. Пол был заставлен бутылками. В пепельнице высилась гора окурков. Кенни лежал на диване. Длинные босые ноги свешивались через подлокотник. — Надо же, какие люди и без конвою, — протянул он. — Решил, что раз я в Митре, надо проверить, не сожрали ли твой труп крысы… Леви оглядел комнату и наткнулся взглядом на прислоненный к стене портрет Ури. Раньше он висел в кабинете и в захламленной гостиной выглядел инородным телом. — Я еще тебя переживу… Уж точно дождусь сначала, чтобы сдох Род. Леви вздохнул, снял форменный тренч. Брезгливо поморщившись, положил его на кресло с когда-то голубой обивкой и принялся за уборку. Пока он возился с бутылками и ворчал на «ебаного алкаша», Кенни заговорил: — Слышь, шкет, дело есть… — Ну? — Помнишь, мы сектантов ловили, которые пацану голову отрезали? — Помню. — Леви бросил свое занятие и сел на журнальный столик напротив Кенни. — И? «Ага, — подумал Кенни. — Полицейская шавка — всегда полицейская шавка. Вон, глаза загорелись аж… А выебывался, когда в Разведку собрался…» — Есть сведения, — продолжал он, — что они вернулись. И сегодня на приеме они попытаются повторить опыт. Только уже не с мальчишками. Кенни сел и посмотрел Леви в глаза. — Кит в курсе? — спросил Леви, взяв из дядиной пачки сигарету. — Папиросы кончились, звиняй. — Кури на здоровье, — кивнул Кенни. — В курсе, конечно. Но на такую шишку они не полезут. Шадис — фигура известная. На тебя тоже вряд ли. Репутация у тебя… А вот… Он умолк. Закурил и выразительно посмотрел на племянника. Леви опустил голову. — Кит, значит, жопу свою решил прикрыть за наш счет… Я ему это припомню… Что ж вы их не накрыли до сих пор? — Работаем над этим. Нам с поличным бы кого живого взять. Поможешь? — А сам что? Слабо? Кенни задрал рубашку и почесал живот. Леви заметил свежий шрам. — Давай, издевайся над дядькой-то! Мало я тебя драл в детстве… Такого никогда не было. Кенни мог дать племяннику подзатыльник или пнуть. Но чтоб драть… Ури не одобрял, а шкет мог и сдачи дать. Кенни просто хотел поиздеваться. — Иди ты в жопу, — беззлобно ответил Леви. — Ладно, я все равно там буду… Ты знаешь, что Фрида мне именное приглашение прислала? — Да. Род на говно изошелся, когда узнал. Ты ему как пинок по яйцам. А она… Кенни, не договорив, запустил пятерню в волосы и уставился на портрет Ури. Леви посмотрел туда же. Они друг друга поняли без вопросов. Оба знали, что вместе с силой титана передается и память, а сила титана досталась Фриде… — Я скучаю по нему, — сказал вдруг Леви. — Я тоже… Столько лет прошло, а… Повисло молчание. Кенни курил и косился на племянника. Посидев несколько минут, Леви вернулся к уборке. Когда закончил, сел на тот же столик, закурил и вдруг спросил: — Слушай, а как… как ты понял, что… что хочешь быть с ним? — Он кивнул на портрет и опустил глаза. Кенни рассмеялся. — А что тут понимать, шкет? Это тебе не задачка про гребаные яблоки. — Иди в жопу… — тихо сказал Леви, не поднимая глаз. — Он бы меня понял… — Ну, прости! — Кенни сел рядом с ним и положил руку ему на затылок — единственный ласковый жест в его арсенале. — Ну что, мне тебе про тычинки и пестики рассказать? Или про пестики и пестики, а? — Вообще-то, пестик — это женский орган… Да нет, конечно! Я же не об этом! Да убери ты лапу, ты меня задушишь! На мгновение он стал ребенком. Насупившимся, вечно чем-то недовольным подростком, каким он был незадолго до смерти своего второго дяди. — Ты втрескался в своего бровастого, что ли? — спросил Кенни и вздохнул. — Иди в жопу, — повторил Леви. Он слез со столика и взял тренч. — Слышь, шкет, нечего тут думать. Я не спец в ваших соплях, но поверь мне: если ты даже представить не можешь, чтобы жить в мире, где его нет и не было никогда, то нехер гадать. Тащи в койку, пока не убежал. Он снова рассмеялся, довольный шуткой. Леви поморщился. Сухо попрощался до вечера и вышел. Леви попытсля представить себе мир без Эрвина. Эрвин Смит никогда не существовал, не существует и не будет существовать. От этой мысли его обдало ледяным холодом. «Только вот зачем я ему в его мире?» — думал он, поднимаясь в их общую комнату. Он ловил на себе недвусмысленные взгляды Эрвина и раньше. Но не верил. Не верил, что правильно их понимает. И дело было не только в том, что внешне Эрвину подошел бы скорее кто-то типа Майка, но и в том, что они жили в разных мирах. Леви не мог объяснить себе это логически, но чувствовал инстинктивно. С другой стороны, если посмотреть на Кенни и Ури, тоже бы никому в голову не пришло, что они вместе. И Кенни, кажется, не сомневался ни в себе, ни в Ури. Легко, конечно, при таком росте быть уверенным, что тебя тоже хотят. А Леви рядом с Эрвином чувствовал себя младенцем. Леви заставил себя отбросить лишние мысли и сосредоточиться на приеме. Фрида первая заметила его в толпе и подошла к нему. Они были примерно одних лет, но ни в детстве, ни тем более сейчас никаких дружеских чувств меж ними не было. Леви прекрасно понимал, что ее любезное приглашение — всего лишь отголосок воспоминаний Ури. «Интересно, — не без злорадства гадал иногда Леви, — а как Кенни трахал ее дядю, она тоже помнит?» Вслух он о таком, конечно, не спрашивал ни у кого. — Здравствуй, Леви, — сказала она, протягивая ему руку для поцелуя. — Как ты поживаешь? — Служу его величеству, убивая титанов по ту сторону Стен, — ответил он серьезно. Она улыбнулась одними губами. Ему хотелось поговорить с ней, и он протянул руку, приглашая ее на танец. — Что ж, сударыня, — говорил он, держа ее за руку так, что у нее побелели пальцы, — чем обязан такой милостью? Вспомнили про бедного родственника? — Ты ужасно злой, — ответила она, не убирая с лица улыбки. — Я никогда не считала тебя бедным родственником. Мне захотелось тебя увидеть… — Вранье, — прервал он и так круто ее повернул, что она чуть не запуталась в юбках. — Из вас всех хорошо ко мне только один человек относился. Так что, его совесть проснулась, да? Не бледней так. У покойника от меня секретов не было. Про вас, величества, я все знаю. — Папа тебя повесит, если узнает. — Она продолжала улыбаться. — Кишка тонка. Хотя пусть вешает. Знаешь, у меня был друг в детстве. И недавно я с ним встретился… — Ну? — Ты его не знаешь, а Ури знал. — Он с силой на мгновение прижал ее к себе и еще сильнее сжал ее руку. — Если дядина совесть проснулась, сделай так, чтобы он меня вспомнил. — Я не могу. Даже если бы захотела. И он тебе не дядя. — На долю секунды ее лицо стало злым. — Ты правда бедный родственник. Никогда не понимала, что дядю и Кенни может связывать… Леви не смог удержаться от ответа: — А ты покопайся в дядиной памяти, дорогая кузина. Я, знаешь ли, в соседней комнате спал… Он провел ее под рукой, музыка смолкла. — Какая ж ты сволочь… — прошипела она, пока он провожал ее к банкетке. Она еще улыбалась, но глаза ее сверкали гневом. — Он же столько для тебя сделал! — И я ему очень признателен, — ответил Леви. — Иначе я бы не пришел. Она снова протянула ему руку. Леви злился на себя за эту глупую выходку, но вместе с тем чувствовал, что ему как будто полегчало. О Фриде он забыл, как только заметил в зале двух подозрительных типов. Когда Кенни подтвердил его наблюдения своими, он сосредоточился только на этом. Он надеялся, что до дела все-таки не дойдет. Прямо в зале они не стали бы ничего затевать… Но Смита понесло прогуляться. Когда Эрвин напрвился во внтуренний двор, Леви заметил, что за ним двинулись двое, и позвал Кененни. Увидев нож у горла Эрвина, Леви больше всего боялся не успеть. Он выстрелил, не раздумывая. Никто не посмеет тронуть Эрвина. Он бы и второго нападавшего застрелил, но Кенни сказал, что кого-то надо допросить… Потом он помогал Эрвину смыть попавшую на него кровь. «Вот она, эта разница между нами, — думал Леви, когда они ехали в гостиницу. — Он не знает, не видит, что мир внутри Стен ничуть не лучше. Даже хуже. Люди злее титанов. Нам не по дороге…» Это была самая длинная ночь в его жизни. Когда Эрвин спросил у него про своего отца, Леви показалось, будто ему кишки через горло вытаскивают. Но он сказал. Он назвал имя. Проклял себя потом, но сказанного было не вернуть. И после всего Эрвин обнимал его… но Леви казалось, что лучше бы он ему все-таки врезал.