Страж за плечом твоим

12 Леви вышел из казармы. Ночь стояла темная, звезды и месяц прятались за тучами. Было душно, как перед грозой. В столовой шумно отмечали его повышение. Традиция: вчерашний рядовой должен проставиться. Иначе удачи не будет. Суеверие, конечно. Сам Леви не верил ни во что, но к чужим суевериям относился спокойно. На выпивку пришлось изрядно потратиться, но он не жалел об этом: жалованье теперь будет больше, а тратить деньги ему не на что, кроме чая и курева. К тому же в одном из банков Митры лежала сумма, которой должно было хватить на спокойную старость, если он до нее доживет, — наследство Ури. Леви сначала из гордости хотел отказаться от этих денег. Ему претила мысль, что он будет обязан Рейссам. Но потом подумал: какого хрена? Одним словом, после одной пьянки он не обеднеет и с голоду не умрет. Сам он не пил никогда. В кадетке было пару раз, но он быстро понял, что это удовольствие не для него. Ему не нравилось, что выпивка делала его менее внимательным. Трезветь в мгновение ока, как умел Кенни, он не мог. От пьяных голосов, быстро наполнивших столовую, он устал и вышел проветриться и покурить. Едва спустившись с крыльца, он услышал голоса: кто-то разговаривал за столом во дворе. Он узнал голос Майка и инстинктивно замер. Рука с незаженной папиросой замерла у рта. — И что, вот эти полтора метра агрессии и ненависти ко всему живому — это предел твоих мечтаний, да? — Майк был сильно пьян и слегка запинался. — Прости, но я никак понять не могу. — Не полтора, — мягко ответил голос Эрвина. — Метр шестьдесят. — Ну, это все меняет, конечно! — Это не твое дело, — сказал Эрвин с явным раздражением в голосе. — Или у тебя зубы лишние? — О, знакомые интонации, — рассмеялся Майк. — Понабрался уже. — Я серьезно, Майк. Прекрати. — Ладно-ладно, мне-то что, тебе с ним жить. Только вот… Если бы я не знал, что он был полицейским, решил бы, что он бандит. От него кровью пахнет. — Я тебе врежу, честное слово. Послышался звон посуды. Наверное, разливали по кружкам виски. За столом долго молчали. Официально о получении чина Шадис сообщил Леви только через неделю после того памятного утра. И, вручив ему документы и поздравив, сообщил, что через несколько дней прибудут новобранцы, а в конце лета, то есть через два месяца, состоится новая экспедиция за Стены. Но сейчас Леви думал не об этом. Он вспомнил о словах Кита только потому, что они напомнили ему, сколько времени прошло. Уже больше недели он ночевал в комнате Эрвина. И вряд ли кто-то мог этого не заметить. Вашу ж… — Он правда человека застрелил у тебя на глазах? — спросил вдруг Майк, и Леви вздрогнул. — Этот тип собирался меня убить, я же говорил. — В голосе Эрвина слышалась усталость человека, которому надоело отвечать на одни и те же вопросы. — Да, но… Ты представляешь, чтобы я или Ханджи хладнокровно прострелили человеку голову и вели себя так, будто ничего не случилось? — Если бы Ханджи или мне приставили к горлу нож, ты бы не стал стрелять? — Майк не ответил. — Я бы выстрелил. Но в отличие от Леви, я бы промахнулся, потому что не умею стрелять. — Я никогда не думал, что мне придется драться с людьми, а не с титанами. Ладно, пошли внутрь. А то чую дождь. Леви так и стоял у крыльца, не зная, как себя вести. Разговор он услышал случайно. Ни Эрвин, ни Майк не рассчитывали на свидетелей. Крыльцо тускло освещалось фонарем и светом из окон столовой. Эрвин заметил Леви прежде, чем тот успел сообразить, что делать. — Леви… — пробормотал Эрвин, поравнявшись с ним, и остановился. Майк дружески хлопнул Леви по плечу, пожелал обоим спокойной ночи и скрылся за дверью. Леви наконец закурил. — Ты… Ты слышал? — спросил Эрвин. — Да. Леви торопливо сделал несколько шагов и сел за стол, где только что сидели Майк и Эрвин. — Извини… я… — Эрвин сел рядом с ним. — Извини. Леви докурил, растоптал окурок и ответил: — Да ладно… Это не самое ужасное, что мне приходилось слышать о себе, поверь. Я только не понимаю, зачем ты обсуждал меня с кем-то… Ему хотелось сломать что-нибудь, но он не нашел ничего подходящего и просто сжал до дрожи в пальцах край столешницы. — Мы друзья. Мы обо всем говорим. — Да, конечно, — буркнул Леви. — Про Митру ты ему зачем рассказал? Я же просил не трепаться… — Тут виноват, каюсь. Леви снова закурил. Долго молчали. — Слушай, Эрвин… Я же… Я не знаю, как правильно. — Ты о чем? Леви зябко прижался к нему, и Эрвин обнял его, укрыв своим плащом. — Ну, понимаешь… У меня никогда такого не было. Когда в кадетке все лизались по углам, я или убивался на тренировках, или читал. А какая у меня была семья, ты знаешь. Так что в этом смысле я… Ну да, я ненормальный. Я не знаю правил этой игры. Может, так и надо, чтобы ты перемывал мне кости… Или может… Может, тебе нужен кто-то… выше… и менее ненормальный… Эрвин рывком усадил его себе на колени. Взял за подбородок и с силой поцеловал. — Я сам решу, что мне нужно, ясно? — Он все еще держал его за подбородок, и даже в темноте было видно, как сверкнули его глаза. — Я не перемывал тебе кости, ясно? Майк спросил, я ответил. Вот и все. Люди так делают. И мне не нужно ни его одобрение, чтобы быть с тобой, ни твое — чтобы с ним разговаривать. Надеюсь, понятно? Леви притянул его голову к себе и поцеловал, крепко вжав пальцы в его затылок. — Слышу что-то новое в твоем голосе… — прошептал он, целуя его в шею. — Мне нравится. — Пойдем спать, — жарко выдохнул Эрвин ему в лицо, пробираясь рукой под его куртку и рубашку. — Не получится, если ты будешь меня раздевать прямо здесь… Закрапал дождь. Где-то далеко блеснула молния, послышался раскат грома. — Вот теперь точно придется уходить, — сказал Эрвин. Учился Леви быстро. Для человека, который совсем недавно даже не целовался, слишком быстро. Он трахал Эрвина, не стесняясь оставлять на его теле следы ногтей и зубов, вбиваясь в его тело так, словно боялся, что Эрвин в любой момент исчезнет. И после долго лежал у него на груди, пытаясь отдышаться. Потом высвобождался из его объятий и тянулся за папиросами. За окном шумел дождь. Гроза уже закончилась, только изредка догромыхивал гром. Леви сидел на кровати, скрестив ноги, и курил. — Давно хотел спросить, — заговорил он осипшим после громких стонов голосом. — Откуда у тебя это? — Он скользнул пальцами по ребрам Эрвина, нащупывая старый шрам. — Похоже на след от лезвия… Эрвин рассмеялся. — Да, это от лезвия. Два глупых кадета решили, что на лезвиях можно фехтовать. У Майка на ноге такой же. — А я думал, я ненормальный, — усмехнулся Леви. Затушил окурок и устроился у Эрвина на груди. — Ты с ним спал? Эрвин замер. Такого вопроса он не ожидал. Неужели ревнует? — Не задавай вопросы, на которые не хочешь услышать ответ, — сказал он. — Я сам решу, что мне нужно, ясно? — отозвался Леви, передразнивая Эрвина. — Отвечай. — Да, — ответил Эрвин, осторожно обнимая его и зарываясь пальцами в его волосы. — Давно. Очень давно. Он ждал реакции, но Леви неподвижно лежал, распластавшись на нем, как огромный наглый кот. — Ты, знаешь, тоже не святой, — не сдержался Эрвин. — Глядя, как ты танцевал с Фридой Рейсс… Леви вдруг выпрямился. Сел на его бедра. Скрестил руки на груди. — Ты сейчас говоришь, что ревнуешь меня к ней? Ты серьезно?! Ты, блядь, серьезно?! — Прости. Я знаю, что это глупо. Но вы так выглядели… — Мы ругались, — сказал Леви ледяным голосом. — Понимаешь? Мы всегда ругаемся. Из-за чего — дела семейные. Она меня всегда терпеть не могла, с детства. И я ее тоже. — Вы танцевали… — А как ты еще ты предлагаешь выяснять отношения на ебучем светском приеме?! — Хорошо, я верю. — Эрвин сел и обнял Леви одной рукой, другую положил ему на горло. — Но я все равно ревную. — Леви сглотнул, почувствовав, как сдавливает сильная рука его горло. — Потому что ты мой, понял? Эрвин и сам не знал, что так сильно его задело. Леви, очевидно, тоже ревновал. Но его ревность возникла сегодня, а Эрвин мучился догадками с того дня, как Леви получил именное приглашение. Он опрокинул Леви на кровать. Навис над ним. Леви не сопротивлялся. Даже в темноте было видно, что Леви смотрит на него с удивлением, но без тени обиды. — Да, я твой, — выдохнул он, обвивая его руками. — Эрвин… Я… — С Майком меня давно ничего не связывает, кроме дружбы, — выдохнул Эрвин, не переставая сжимать его шею. — Надеюсь, ты это запомнишь. Леви был покорен и мягок, как никогда до того. Он послушно взял в рот член Эрвина и так же покорно потом позволил трахнуть себя. Раньше он не рвался быть снизу. («Я тебя с такой елдой к себе не подпущу!») В этот раз Эрвин не настаивал. Он просто сказал, что хочет этого, и Леви позволил. Раньше он сопротивлялся, и Эрвин не решался спорить. Но сегодня что-то незаметно изменилось в их отношениях. И Леви снова и снова шептал, впиваясь ногтями в спину Эврина: «Я твой, я твой». Несколько дней спустя Леви принял отряд новобранцев. Их было всего десять человек. Для Разведкорпуса, как сказал Эрвин, это было много. Леви придирчиво оглядел вновь прибывших. — Не знаю, сколько из вас вернется живыми из первой экспедиции, — честно сказал он. — В любом случае, вернетесь живыми — вы все сделали правильно. Он приветстовал их на поле, предназначенном для тренировки на лошадях. Все были верхом. Софи под ним нетерпеливо перебирала ногами. Леви курил, оперевшись на луку седла. — В общем так, — говорил он, — в первый бой вас поведу не я, но моя задача — сделать все, чтобы вы вернулись живыми, пока у нас есть время до экспедиции. Кто боится и сомневаетя, что сможет выступить против титанов, говорите сразу. Лучше вернуться домой сейчас живыми, чем потом мертвыми. Леви оглядел конный строй перед ним. Никто не пошевелился, даже не дрогнул. Что ж, эти детишки готовы сражаться за человечество. Или думают, что готовы. — Что ж, — сказал он, — начнем мы с верховой езды и управления УПМ. Тренировать новобранцев ему приходилось еще в Полиции. Но там задачи были несколько иными. Там не было этого щемящего ощущения, что ты просто отправляешь детей на верную смерть. Леви знал статистику: среди полицейских выживших было гораздо больше, чем среди разведчиков. Более живучим был только Гарнизон. Этим сто лет ничего не угрожало. Во время экспедиции он не был их командиром. У него не хватило опыта, чтобы вести людей в бой. Но он был помощником командира отряда, где находились его подопечные. Из десяти человек вернулись семеро. Те трое не увидели сигнала об отступлении. А Леви не успел. Он ехал рядом с Эрвином и тихо, чтобы встречающая их грозным шепотом толпа ничего не слышала, спросил: — Это чувство, что ты бесполезное говно, пройдет? Или придется смириться? — Не пройдет, — так же тихо ответил Эрвин. — Но ты сделал все, что мог. В толпе встречающих слышался злобный шепот: «На наши налоги… Дармоеды… Чего не сидится…» Леви вскинул голову и оглядел толпу. Он узнал Гришу Йегера, и тот тоже узнал его и поспешно отошел назад. Гриша Йегер был его последним делом. Он сразу понял, кто перед ним. Такого, как Ури, он мог распознать легко. Но Гриша ничем себя не выдавал. Он врач. Он не помнит, как оказался за Стенами. Пожалуйста, господин майор, у меня сын. Леви со дня на день ждал бумаг о переводе в Разведкорпус, и ему было все равно. Он решил поверить Йегеру, что тот не хочет людям внутри Стен зла. А если бы хотел… Не его была забота! Иди с миром, лечи людей. В протоколе Леви своим мелким беспокойным почерком записал: «Оснований для подозрений нет». Дорогу колонне вдруг перегородила женщина. Леви не слышал ее слов, но догадался, что она ищет сына… Шадис велел принести то, что осталось от ее сына. Ей вручили сверток с его рукой. Леви покосился на Эрвина. Тот выглядел так, будто его вот-вот вырвет. Старушка плакала, баюкая руку. «Чтоб вас всех», — подумал Леви.