Страж за плечом твоим

22 — Пожертвование в пятьдесят тысяч? Да ты не очень старался, я смотрю. Эрвин болезненно скривился. Леви усмехнулся и положил письмо на стол. Он сидел на краю стола, и видно было только обтянутое кожаной юбкой бедро, куртку и край непослушной челки. Выражение лица ускользало, пряталось за стоячим воротником, но что Леви все еще злится, Эрвин чувствовал по его дыханию. — И нечего рожи корчить, — продолжал Леви, на секунду повернув к Эрвину лицо, — раньше думать надо было. — Прекрати. — Эрвин старался говорить спокойно, но голос выдавал раздражение. — Ты сам сказал, что не злишься… Две минуты назад Леви увидел у него на столе злосчастное письмо и прочитал. Вслух. С выражением и комментариями. Эрвин даже представить не мог, что у Леви настолько ядовитый язык. Он без всякого стеснения сообщил командору, что эта женщина раздвигает ноги под любым армейским чином выше майора («Такие уж у нее вкусы»), что Кенни ее тоже трахал, Леви это доподлинно известно. Все это говорилось с таким явным желанием уязвить, унизить, что Эрвин растерялся. Любому другому он бы просто съездил разок-другой по лицу и попросил бы заткнуться, но Леви… Леви имел право злиться. Однако реплика про пятьдесят тысяч прозвучала совсем уж оскорбительно. — А кто злится?! Говорю как есть. Леви достал папиросы, прикурил от свечи на столе. — Я серьезно. Прекрати ерничать. И без тебя тошно. — Когда ты ее ебал, тебя не тошнило. Эрвин так резко встал, что стул грохнулся на пол. Леви спокойно посмотрел на него. Лицо его выражало полное и абсолютное равнодушие. Если бы он был в ярости или смотрел на Эрвина с презрением, это было бы логично и понятно. Но нет. Загляни кто-нибудь сейчас к Эрвину в кабинет, решил бы, что они говорят о погоде. Леви затянулся, глядя Эрвину прямо в лицо, и ничего больше не сказал. — Никогда бы не подумал, что у тебя такой ядовитый язык, — пробормотал Эрвин. — Ладно. Что делать с деньгами? Если я их возьму… — Если ты их возьмешь, — спокойно подхватил Леви, — мы сможем купить еще лошадей, газ и лезвия, еще сдача останется. Можем пополнить запасы провизии… Оружие… Звучало разумно, Эрвин и сам все прекрасно понимал. Но эти деньги, существовавшие пока еще только в виде чека на предъявителя и сопроводительного письма («Благодарю за удовлетворение моего праздного женского любопытства и выражаю надежду, что наша встреча не была последней», — читал Леви жеманничая и подражая женскому голосу.), жгли Эрвину руки. — Я знаю, — сказал Эрвин, — но… — Да хватит из себя целку строить! Ты вроде для того это и сделал, нет? И не надо меня глазами сверлить. Я тебя под нее не подкладывал. Ты сам так решил. — Да прекрати ты уже! Тебе обязательно издеваться? — Да. — На лице Леви по-прежнему не читалось ничего, кроме показного равнодушия. — Обязательно. Можешь считать, что это моя месть. Но если бы меня это не касалось, я бы сказал тебе то же самое: бери деньги и не выебывайся. Это же просто сделка, Эрвин. Она получила то, что хотела, и платит по счетам. Откажешься — оскорбишь даму, и она тебя не простит. — Что за бред… Платить за это ее не оскорбляет? — Нет. В высшем свете свои правила. — Леви пожал плечами. — Все продается, все покупается. Не ты первый, не ты последний. Не хочешь при следующем визите в Митру обнаружить в своей тарелке крысиный яд, не выебывайся. Эрвин не ответил. Он повернулся к окну и смотрел во двор. У конюшен новобранцы — те сироты, которых пару недель назад привезли Майк и Леви, — и еще несколько человек, учились ездить верхом под руководством Майка. Обычно это было обязанностью Леви, но Эрвин срочно вызвал его к себе, и пришлось отдуваться Майку. Что сказал бы Майк, если бы узнал про эту историю? Или Ханджи? Шадису тоже приходилось добывать деньги таким способом? Леви подошел к Эрвину и осторожно обнял его за пояс, уткнулся носом в его плечо. — Прекрати, командор. Говорю же, не ты первый, не ты последний. Я злюсь, потому что ты меня обидел, потому что мне больно. Но если логически рассуждать… Эрвин притянул его к себе, поднял его лицо за подбородок и поцеловал. — Прости… Мне самому так мерзко от этой истории… И твои реплики мне жизнь не облегчают, знаешь ли… — Так и задумывалось. Слушай, теперь серьезно. Не разбрасывайся деньгами. Кто тебе еще пятьдесят тысяч даст? Эрвин поморщился. — Мы можем еще о чем-нибудь поговорить? — Можем… Мне нужна новая лошадь. Эта кляча, которую я взял после Шиганшины, вихляет и капризничает. Пока нормально, а в экспедиции может выйти боком… — Ладно. Еще пожелания будут? — Пока нет. Эрвин вернулся за стол. Леви потянулся, снова закурил, сев на подоконник. Эрвин посмотрел на него, но Леви будто не заметил его взгляда. После той ночи между ними повисло что-то неприятное. Эрвин чувствовал себя виноватым и не знал, как загладить случившееся. Леви имел право ревновать и злиться. А Эрвин хотел, чтобы все стало по-прежнему… Раньше Леви бы подошел к нему, обнял… И можно было бы усадить его к себе на колени, поцеловать, расстегнуть ремни на груди и рубашку… И все забыть… Леви сидел у окна, курил и смотрел во двор. О чем он думал, Эрвин не знал. Леви вдруг открыл окно, высунулся наружу и закричал: — Слышь, усатый! Будешь так поводья тянуть, рот ей порвешь! Майк что-то ответил, но Эрвин не расслышал слов. — Долбоеб, блин, — сказал Леви, закрывая окно. У двери Эрвин его остановил. Схватил за руку и резко притянул к себе. Леви удивленно вскинул брови и ничего не сказал. Эрвин сжал ладонями его бедра. — Что тебе надо? — спросил Леви таким тоном, будто Эрвин ему до смерти надоел. — Посиди со мной… Не уходи… Он еще ближе притянул его к себе, уткнулся лбом в его грудь. Леви несколько секунд будто бы сомневался, уйти ему или все-таки остаться. — Я люблю тебя, — выдохнул Эрвин, целуя его в шею, — только тебя… Правда… С первой встречи… Леви вздрогнул под его руками и осторожно высвободился. — Я знаю все, что ты скажешь, Эрвин. — Он скривил губы, будто бы от боли. — И я правда думал, что смогу просто… Забыть… Не знаю. Но я не могу. Я ничего не забываю. И делать вид, что ничего не было… Эрвин сел на стул и взял Леви за руки. Он пристально посмотрел ему в лицо, но на нем снова застыло равнодушное ко всему выражение. — Я не прошу тебя сделать вид, что ничего не было… Я просто хочу, чтобы ты остался. Сейчас. Пожалуйста. За столько лет Эрвин привык, что Леви рядом. Если он не был занят тренировками или поручениями, он сидел в кабинете Эрвина. Всегда. Он мог читать, спать, курить, ходить по комнате туда-сюда, пить чай — что угодно, но он был рядом. А после той ночи он под любым предлогом оставлял Эрвина одного. Ночами все было как раньше. Эрвин слушал его стоны под собой, крепко сжимал в объятиях, целовал. О той женщине Эрвин почти не вспоминал. Так, запах духов, томный голос, светлые локоны, в неверном свете казавшиеся рыжими. Бледное пятно в памяти, ничего больше. Если бы не полученное утром письмо, он, возможно, забыл бы о ней совсем. Леви об этом не заговаривал. Эрвину казалось, что обида забыта, если и не прощена. И вот пожалуйста. Все припомнил. И даже про Кенни наверняка соврал, чтобы уколоть побольнее. Леви смотрел на него сверху вниз, глаза его казались черными. Эрвин крепко сжимал его бедра и ждал, что он скажет. Леви молчал. В конце концов он высвободился из рук Эрвина и вышел, хлопнув дверью. — Ну тебя к титанам, — пробормотал Эрвин ему вслед. — Начитался романов, блядь. Эрвин вызвал Ханджи, и они вместе решили, как распорядиться свалившимся богатством. Чтоб там Леви ни говорил, не такая это маленькая сумма. Несколько месяцев можно жить спокойно.После Шиганшины не хватало лошадей, лезвий и газа. Многие были ранены, и их лечение тоже обходилось Разведкорпусу в серьезную сумму. Так что… Противно, конечно, а что делать… Но больше такого не повторится. Хватит! Сделал глупость, больше оступаться нельзя. Вечером они с Майком сидели в столовой. Майк раздобыл бутылку виски, и они собирались ее вдвоем прикончить. Уединение, однако, нарушила Нанаба, заявившая, что тоже хочет выпить. Потом пришла Ханджи и притащила с собой Моблита. На шум явился Леви. Одним словом, спокойный вечер превратился в посиделки с алкоголем и музыкой. — Откуда у тебя гитара? — спросил Эрвин у Майка. — Выменял у какого-то мальчишки на пару нашивок. — Майк пожал плечами. — Помирать, так с музыкой. — Казенное добро разбазариваешь, — протянул Эрвин. Майк только усмехнулся себе в усы и заголосил: «Тихо, тихо… Редко, редко, донесется скрип телег; мы с утра ушли в разведку…»* Леви, стоявший за спиной Эрвина, положил руки ему на плечи и едва ощутимо сжал их. Эрвин почувствовал облегчение: значит, мир. Эрвин осторожно взял его руку и прижался к ней губами. Всего на секунду. Леви в ответ едва ощутимо поцеловал его в висок. Когда они, уже за полночь, поднялись к себе, Эрвин стиснул Леви в объятиях, с силой поцеловал и сразу увлек на кровать. — Все еще злишься на меня? В темноте было видно, как у Леви блестят глаза. — Злюсь. Эрвин… Я не могу жить так, будто этого не было, но я обещал быть на твоей стороне. Эрвин еще крепче сжал его, поцеловал в шею. Леви зарылся пальцами в его волосы. Ногти царапнули кожу на затылке. — Леви… — Что? — Люблю тебя… — Я знаю… ______________________________ * Михаил Светлов, «В разведке»