Страж за плечом твоим

Ночь выдалась душная и безлунная, тоскливая. Эрвину казалось, что он ощущает на губах и языке ее кислый привкус. Спать он не мог. Он лежал на застеленной кровати, не сняв даже сапоги, и смотрел в темный потолок. И ему казалось, что там, в густой тьме, он видит, будто на картине, всю свою жизнь. Такую неправдоподобно длинную для разведчика, такую странную и запутанную. Детство Эрвин помнил кусками. Школа, родители, собака. Потом — срочный отъезд. Кадетский корпус. Найл и Майк. Разведкорпус. Леви. — Леви, — позвал он вслух, на мгновение забыв, что того нет рядом. В ночной тишине шепот показался невозможно громким. Эрвин представил себе Леви сейчас. Что он делает? Курит и мучается от бессонницы? Или спит после долгой дороги? Эрена и взявший его под охрану отряд Леви отправили под Трост — в тот замок, где когда-то, в каком-то полузабытом сне, Эрвин обсуждал со своими старшими офицерами возможность бунта. Через несколько дней он вернется туда. Тогда они боялись, что корпус могут ликвидировать. С тех пор прошло пять лет, и за это время, как знал Эрвин, наследство Леви сильно поубавилось. Они покупали оружие. Это Леви. Все делал Леви. Какие-то у него остались знакомства с тем темным миром, с которым сам Эрвин никогда не соприкасался. у Полиции свои дороги в Подземный город, как выразился Леви. Действовали они осторожно, и на данный момент, по прикидкам Эрвина, оружия, спрятанного в замке Утгард, хватило бы, чтобы захватить власть в небольшом городе. Интуиция подсказывала Эрвину, что арсенла теперь может быть даже нужнее, чем тогда, пять лет назад. Но на чьей стороне теперь Леви? «На твоей конечно, идиот, — будто сказал кто-то в его голове. — Он все еще предан тебе». — «Он обманывал меня десять лет, — сам себе ответил Эрвин. — Нельзя просто сделать вид, что ничего не случилось. Такое не простить». — «Он все тебе прощал. Даже измену». Эрвин невольно поморщился, вспомнив ту историю. Он не то чтобы жалел о том, что тогда произошло, просто… Вышло глупо, грязно и неприятно. И ради чего? Чем бы он себя ни оправдывал, оно того не стоило. Леви тогда… Вздохнув, Эрвин сел на кровати и стянул сапоги. Надо хоть немного поспать. Завтра очередной неприятный разговор. Судьба Эрена официально была решена, но фактически им еще предстояло бороться. Найл теперь смотрел на Эрвина с откровенной неприязнью. А ведь когда-то они были друзьями. Что ж! Видимо, думал Эрвин, такое теперь время. Время разрывов. Майкл вот тоже косится на него. Той ночью, когда Леви ушел спать в пустой кабинет, Майк пришел к Эрвину и просил, какого хрена это было. Леви Майк никогда не любил и своей неприязни не скрывал. Но он его уважал. За силу, за бесстрашие, за быстроту. Чего Майк не уважал, так это — по его выражению, когда распускают руки. — Да и странно, что между вами кошка пробежала, — сказал тогда Майк. — Вы же были не разлей вода. Если уж вы поссорились… Он усмехнулся, но в его глазах Эрвин видел беспокойство. Однако он просто отмахнулся от старого друга и ничего не стал рассказывать. В конце концов за десять лет можно и поссориться. Ладно, за пять. Учитывая ту историю… Эрвин лег, укрылся покрывалом, закрыл глаза. Почему-то ему показалось, что знакомая рука легла на его плечо. Леви так делал иногда. И тут же вспомнился тот взгляд Леви. «Я ударил его, — подумал Эрвин, — а он даже не попытался увернуться. Едва ли это потому, что он не мог этого сделать». Леви в это время сидел в кухне в старой казарме и курил. От дыма уже слезились глаза, на языке осел неприятный привкус. Петра спросила, собирается ли он спать, и в ответ он только плечами пожал. Печь не топили, и холодные, непрогретые стены обдавали его влажным холодом. Леви ни о чем не думал, просто курил, глядя в темное окно и терпеливо ожидая, когда можно будет скомандовать подъем и погнать всех на уборку. В замок они прибыли уже к вечеру. Солнце скрылось за горизонтом, темнело. Леви велел накормить и напоить лошадей, поужинать чаем и сухарями и ложиться спать. Кое-кто ворчал, что капитан опять думает о лошадях больше, чем о людях, но Леви только посмотрел на него, и разговоры стихли. Эрена заперли в подвале. Он попытался возражать, но никто его даже не слушал. Леви вышел на улице, подошел к конюшням. Прислушался к дыханию лошадей. Потом он засветил фонарь, подошел к стойлу Фриды и увидел, что она тоже не спит. Он вывел ее на улицу. Лошадь довольно повела ушами и фыркнула. Леви потрепал ее по шее. — Ну, девочка, — сказал он. Она потянулась к нему мокрыми губами и снова фыркнула. Леви прижался головой к ее горячей шее и замер так. Как-то особенно остро он ощутил теперь свое вечное одиночество. Эрвин был далеко во всех смыслах этого слова. «Дорогая кузина», в честь котрой он назвал свою лошадь, давно мертва. Ури тоже. Кенни теперь по другую сторону, и никакие кровные узы этого не исправят. Больше у Леви никого нет. Он взял лошадь под узцы и провел вокруг замка. Леви казалось, что вот-вот ночную тишину разорвет какой-то шум, случится что-то плохое, страшное. Но ничего не происходило. Все, кроме него, спали.