Принц, Всадник, Дракон и Меч.

       Эрза знала, что должна была выйти к гостям. Что должна была приготовить громкую речь, что должна была поблагодарить своих союзников. Но ноги почему-то дрожали. Что за глупости? Она провела рукой по уже порядком разболтавшейся от танцев и пиршеств копне алых волос. Алый. Алый. Алый. Алый. Она больше не Леди Скарлетт, стоило это признать. - Я подойду чуть позже, хорошо? - она спросила это у своего теперешнего мужа, да с такой интонацией, что вопросом тут даже и не пахло. Скорее утверждением. Скорее, быть может, даже приказом. - Как скажете, Ваше Величество, - он ответил спокойно, хоть с трудом подавил удивление. Но не в его правилах позволять себе что-то вопиющее. Например, проявить хоть капельку сомнений. А он сомневался. И она ушла. Как-то слишком просто и самовольно для той, кого теперь, помимо всех старых обязанностей, сковывали и новые условия игры. Ну, что-то типа звания "жена" и "королева". Хоть до последнего надо было ещё чуть-чуть подождать. Самой коронации ещё не было. Джерар поймал себя на забавнейшей мысли, что и предположения об измене не стрельнуло ему в голову. А следовало быть. Его юная, прекрасная, самовольная жена шла ему изменять. Ему и своим принципам.        Молодая королева зашла в просторный зал, где у догорающего камина сидела жалкая кучка её, будь небо за такую лотерею проклято, родственников. Выглядели они, словно нищие и несчастные. Только леди-война приучила себя такому не верить. Она зашла без стука и без поклонов. Честно, прямо и без прикрас. И смотрела Эрза на близких - ах, она не могла отрицать, что они были ей близкими! - людей с какой-то нескрываемой жалостью. - Послезавтра коронация, - девушка сказала это так спокойно, так обыденно, будто для сидящих напротив неё бывших монархов эти слова не равнялись скорой гибели: - Через два дня после - карета в один конец. - А гильотина когда? Карие глаза блеснули чем-то страшным. Чем-то потайным, практически личным. Что-то между гневом, насмешкой и уважением. Она не отводила этого взгляда от своего отца. - Кажется, я начал не с того? - Скарлетт поднялся на ноги, выпрямился во весь рост. Он неловко постоял немного на месте, а потом распахнул руки, приглашая дочь в объятья: - Я поздравляю тебя со свадьбой, Эрза. Но на его жест милости никто не отозвался. Девушка осталась стоять там, где была до этого. - Никого не убьют. Казни не будет, хоть многие этого и ждут. Все в помещении, даже до сих пор плачущая Джинни, повернули на нее свои изумленные взгляды. А госпожа Фернандес никак не понимала, как под такими взглядами выстоять. Под градом стрел, камней и ударов - пожалуйста. Но не под такими глазами подзаборных шавок, которые прятали свои малодушные души в широких шубах. И все же, благодарность, ещё не искренняя благодарность из-за слабой веры в происходящее, так и наполнила их выражения лиц. - Я лучше умру. Ах, как ей хотелось его ударить! Этого гордого, смелого труса, который, черт бы его побрал, передал ей свою гордость и смелость со своей алой, алой кровью! И трусость, видно, тоже... Девушка еле заметно вздрогнула, глядя вроде бы и на отца, который до сих пор стоял, раскинув руки, но в то же время и мимо него. Даже сейчас она трусила. Скрывала это, называла это милосердием, но на деле просто не могла их убить. - Я не терплю подобное слышать. - Я повторяю, Ваше Величество, - Скарлетт немножко нелепо из-за могучего тела, поклонился в пол, снимая свою странную, маленькую шляпку: - Я пожелаю скорее умереть, чем жить без чести, коей не заслуживаю, если быть честным. Эрза давно так быстро не подходила к человеку. И, когда она подошла, собираясь зарядить военноначальнику хорошую пощечину, Скарлетт решился и, перехватив ее руку, занесенную для удара, стал целовать. Каждый палец оторопевшей девушки, каждый миллиметр её холодной, ледяной кожи. Принцесса не знала, что ему вообще сказать. - Как жаль, что я не увижу того момента, когда, все же, Джерард сумеет согреть твои холодные руки..! - он воскликнул это с такой непритворной нежностью и искренностью, что в разговор хотел вмешаться Бельзерион, но замолк с тупо открытым ртом. Эрзу начинала потрясывать мелкая дрожь. То ли из-за того, что дрова в камине догорали, отчего становилось сыро, то ли из-за жестов отца: - Но я не пожелаю трогать твои любимые пальцы, будь они даже тёплыми. Я не заслуживаю, нет, и более никогда не заслужу такой чести! Скарлетт младшая гневно выдернула руку. В этом жесте была и злость, и грусть, и омерзение. - Трус! Я уже устала тебе это повторять! - Эрза, милая, прошу, не надо! Мой брат, он... - Помолчи, Бельзерион, - брат короля разочарованно опустил руки: - Я уже слышал от тебя такие слова, дочь моя. Неужели, признание своей вины - не достойнейший выход из этой ситуации? - Отлично! - с истеричной насмешкой воскликнула молодая королева: - Давайте все после своих ошибок прыгать в море! А кто, скажите, будет нести за них ответственность? Исправлять их? Или нести горесть унижения во благо будущего? В комнате повисла короткая тишина, из-за неловкости которой Эрза суть остыла, поправляя ворот своего платья. - И ты не боишься восстания? - Скарлетт, после очередной тирады дочери, рухнул на свободное кресло и закрыл лицо руками: - Так дела не делаются. Доведи до конца, раз взяла на себя такую миссию. - Вы? Восстать? - Воительница горько усмехнулась, разворачиваясь на тонких каблуках свадебного платья. За окном уже вовсю валил снег, так и намекая, что давно началась зима, несмотря на числа в календаре. Вся королевская чета переглянулись меж собою: - Я планировала лишь одну казнь, но меня от нее отговорил Граф Фернандес. Поэтому, - девушка взялась за тяжёлую ручку двери и с силой её отворила. Она в последний раз обернулась, но на отца, проявившего в этот день столько нежности, не взглянула: - Граф Лор, будьте ж благодарны своему сопернику.        - Не боишься, что он попробует учудить что-нибудь этакое? - Фулбастер облизнул нижнюю, искусанную от волнения губу. Волосы прилипли к лбу от пота: в шапке стало душно и жарко, когда они перешли в тёплый зал королевского дворца. Его так долго прогревали, что перестарались, и теперь там была страшная духота: - Ведёшь себя, как добрый дурак. Сохранить жизнь всем членам королевской крови - уже авантюра, попахивающая жаренным, а сохранить жизнь Руфусу, этой скользкой змее... - Может быть, - Жерар выглянул проём зала, в ожидании остальных приглашённых на тайное собрание гостей: - Я и есть - добрый дурак? - Тогда когда же ты успел им сделаться? - брюнет наконец снял головной убор, и ровным движением зачесал влажные головы назад: - Не припомню тебя таким. - Ты просто не замечал во мне ни доброту, ни дурость. Да и сам я, быть честным, ранее и не подозревал себя в данных грешках. В залу отворилась массивная дверь, но вместо толпы гостей показалась одна Милкович. Она смотрелась такой маленькой, несмотря на высокий рост, каблуки и длинную шубу, словно тень волочащуюся за ней. Княжна уже собралась в путь дорогу - в руке у неё был кнут для лошади, а на голове - соболиная шапка. Уртир оглянулась, отвесила реверанс мужчинам, и крикнула на весь зал: - Ну что, Ваше Величество? - Мне нечего тебе говорить! - также громко ответил ей Фернандес. По тонким губам княжны забегала усталая улыбка радости и разочарования одновременно. Ещё один насмешливый реверанс, и она развернулась к двери. - Вот и славно! - голос жительницы севера не дрогнул. Она уже собиралась уйти, как развернулась, и быстро пошла в сторону юношей. Каблуки её отстукивали странную песню, Грею доселе неизвестную. Что-то в этой мелодии было грустное, диковинное, в тоже время смешное и укоризненное. Милкович быстро оказалась рядом с Джерардом и нахально схватила его руку. Женщина начала массировать его костяшки, словно гадая на них. - Fugit irreparabile tempus...(1)- прошептал бывший Граф, но брюнет не понял ни одного его слова. А вот Уртир засмеялась. Она откинула его руку с пренебрежением, хоть и сама только что взяла её, а потом двумя руками наклонила к себе его голову, оставляя на лбу невесомый поцелуй влажных, манящих губ: - Целуешь меня, словно покойника. - Incipit vita nova!..(2) - буркнула его в ответ княжна и... наконец отпустила. Она бросила мимолётный взгляд на Грея, слабо ему улыбнулась, и только сейчас тот заметил неестественную бледность лица госпожи. А после женщина наконец собралась с силами и пошла прочь из зала, ничего не объяснив и ничего не рассказав. - Я для тебя умер? - перед самым её уходом громко, через всю залу, спросил глупо улыбающийся Принц. - Я встретила тебя уже покойником! И дверь захлопнулась. Минуты две Фулбастер чувствовал жар своего лица, вызванный диким смущением. Наверное... Да, наверное, он увидел то, чего никто видеть не должен был. Что это означало? В голове роились отвратительные, тёмные мысли, заставляющие его засомневаться во всем, в чём только можно. Появлялось чувство, будто он нечаянно залез под подол юбки какой-то даме. - Что между вами было? - еле-еле дрожащим голосом спросил он, круча в руках несчастный служивый котелок, будто тот был виновником его прямолинейности, не позволяющей с одной стороны разболтать об увиденном, а с другой стороны - просто промолчать. - Ничего. - Ничего? - с презрительной насмешкой воскликнул юноша, сам не способный объяснить причину столь сильного гнева. Быть может, вся беда была в том, что он действительно поверил в любовь Фернандеса? В его тяжкий взгляд, задерживающийся на юной принцессе, его тоскующую улыбку, когда она вновь и вновь посылала его к черту? Ах, верно! Никто никому ничего не обещал и не был должен. Да, о любви говорить во дворце невозможно. Грей и сам это знал, он и сам был готов целовать девушку, к которой главное чувство было привязанностью. Но Джерард!.. - Родителям тяжко отпускать своих детей, - пожал плечами обманщик, но сам легко коснулся ладонью, не спрятанной в перчатках, места поцелуя: - Они всегда ревнуют тех, в кого вложили много сил. Уртир мне, признаться честно, матерью никогда не была... Сестрой, наверное, сестрой. И воспитателем немного. - Так это - ревность? - Скорее сожаленье. - Вы что-то чувствовали друг к другу? - Я - никогда. Будущий адмирал не нашёл, что ему ответить. Он несколько раз возмущённо шумно вдохнул воздух грудью, но потихоньку начал остывать. Фулбастер внимательно взглянул в глаза наставника, запутался в зелёном цвете и увидал увядающую нежность, возникшую так неожиданно. Он вздрогнул, проследил за чужим взглядом, и сразу же увидел вдалеке по каменному полу Эрзу.

"Прости меня, дружище, но мне стало жалко Ур."

       За столом, за который наконец села огромная толпа ближайших соучастников переворота, ни на секунду не воцарялось молчание. Все смеялись, что-то бурно обсуждали, делились планами. Штраусы и Дреяры делили стол с отбросами общества, много лет занимающимися преступностью, но никого это не смущало. Фернандес, сидящий по правую руку от своей королевы, молчал, улыбаясь. Гости ждали его речи, но он никак не начинал. - А я ему говорю...- Нацу что-то громко рассказывал, но, как только люди переключались на другую историю, тихо оседал в кресле. Кажется, его что-то беспокоило, но он никак не мог признаться в этом. Под столом его правую руку нежно придерживала Сердоболию, с волнением поглядывая на любимого. - Мы эту историю сто раз слышали! - Гажил отмахнулся от старого друга: - Опять ты свою шарманку начинаешь! - А мы её ещё не разу не слушали, - Миражанна ласково улыбнулась, но сама не могла прекратить бросать волнующиеся взгляды на свою давнюю подругу, но Алая не отводила тёмных глаз от своего мужа. Любовалась? Штраус старшая хихикнула своей догадке. - Сейчас расскажу! В этот момент по залу пронёсся звон стекла. Джерард ритмично постучал ложкой по ножке бокала, наплевав на остатки приличия. - Простите, мои сердечные друзья, что отвлекаю. Пока есть время и силы, я хотел бы услышать, кто и чем планирует заниматься, когда наша миссия наконец будет полностью завершена?