Принц, Всадник, Дракон и Меч.

      Бельзерион, точно провинившийся мальчишка, сидел и ждал своей очереди на встречу с... С кем? Что-то мерзко перевернулось в его животе, отчего появился навязчивый рвотный позыв. Мутная голова, которую утяжеляло количество выпитого с вечера алкоголя, упорно отрицала понятные факты. Аудиенции короля он ждал. Да-да, король просился к королю. Вязкая слюна неприятно слепливала рот. Или он с трудом говорил по каким-то другим причинам? За окном падали хлопья декабрьского снега. Зима вошла в свои права. И кое-кто вместе с ней. - Ваше Величество, Вы ждёте кого-то? - послышался спокойный, даже приветливый голос, от которого мужчина бы точно вздрогнул, если бы усталость не придавила бы его к его мягкому креслу намертво. Джерард умел появляться оттуда, откуда не ждали. Так странно было выжидать, словно охотник, свою дичь у западни, а потом убедиться, что сам стал жертвой. Будущий монарх появился из коридора, хотя, по словам слуг, уже три часа безвылазно сидел у себя в кабинете. Старик старательно избавился от внутреннего восклицания, вызванного тем, что у наглого, и в то же время дико воспитанного, мальчишки во дворце уже появилась своя территория. И разрасталась она с неимоверной скоростью. А ещё, кажется, там имелись потайные выходы, благодаря которым он исчезал из кабинета никем незамеченный. - Доброе утро, милейший зять! - король расплылся в беззлобной, печальной улыбке, которая невольно выдавала всю его горесть и несчастье, несмотря на потуги быть весёлым: - Да я к Вам... - Ко мне? - Фернандес что-то пальцами показал двум стражникам у входа (и Бельзерион тут же отметил, что лица у них были совершенно незнакомыми. Ну, конечно! Молодая чета будущих правителей уже сменила всех близко подданных на своих доверенных лиц), и те материализовались подальше от личных покоев молодого авантюриста. Отвесив неглубокий, но вежливый поклон, Жерар указал своему родственнику на массивные двери, ведущие в уютную комнату: - Это мне льстит! Пройдёмте?       Монарху-неудачнику не довелось бывать в любых местах, в которых действительно обитал Фернандес. Внимательный читатель вспомнит, что Принц был человеком педантичным в плане чистоты дома и одежды, но совершенно не беспокоился о чистоте личных покоев и совести. Почти все его апартаменты были темными, заваленными бумажками, и не привлекали глаз. Дворец привычки юноши не обошли стороной. Светлый кабинет, который несколько месяцев назад был обустроен под прихоти Руфуса, перевернулся с ног на голову. На окнах мертвым грузом повисли массивные темные шторы, на светлых обоях красовались различные картины, многие из которых носили религиозный характер, а из света было несколько жалких свеч. Бельзерион чуть вздрогнул, так как видел данное помещение при его настоящем хозяине. То, с какой лёгкостью Граф устраивался на любом теплом месте не могло не поражать. При прочих равных, в комнате было свежо и приятно пахло воском и лёгким спиртным. Ощущение безопасности невольно накатывало на входящего в неё человека. Возможно, этому способствовали зажженные в углах комнат благовония свеч и каких-то трав, а, может, просто владелец кабинета был настолько мягок и учтив, что бояться было нечего. - Чем я могу Вам послужить? - Джерар легко, почти невесомо приземлился в кресло за столом, напротив того, в которое плюхнулся уставший мужчина. Оливковые глаза поблескивали в полумраке отражением свеч. Накрахмаленный ворот подчеркивал худобу и миловидность кое-как освещённого лица молодого дворянина, в котором сегодня, по счастливой лотерее обстоятельств, были небрежно-нежные черты. Кажется, ничего сегодня ещё не опечалило уставшие глаза старика юноши. - Я долго думал...- король был таким маленьким в огромном черном кресле, особенно картину эту дополнял его осунувшийся вид. Он что-то теребил в руках, не прекращая движения, видно, чтобы скрыть накатившее на него волнение. Получалось из рук вон плохо: - Наверное, может быть, мне следовало бы рискнуть... Ну, понимаете, да?... - Пока что отдаленно, - добродушно и чертовски медленно, будто говорил с ребенком, ответил ему его собеседник, оперевшись локтями на деревянный стол, уже заваленный различными бумажками, принадлежащими преступнику. Он старался не выходить из себя, несмотря на всю глупость вида представшего пред ним правителя. Бывшего правителя. Тот обессиленно пискнул, явно надеясь, что Фернандес всё поймет, и ему не придется ничего говорить, то но ли настроение у черта было его промучать, то ли он действительно его не понял. Ускорив движение пальцев, мужчина глубоко и скорбно вздохнул. - Я думал рискнуть и пойти к своей племяннице...- прохныкал он, а потом снизу вверх посмотрел на названного родственника. Тот с каким-то сочувствием качнул головой и нацепил на прямой нос круглые очки, всем своим видом показывая своё участие и понимание. Это придало старику больше сил: - Но Эрза... Вы же знаете, какая Эрза!.. Понимаете меня, да? - О, я прекрасно понимаю Вас, - с грустной полуулыбкой ответил ему Жерар, про себя отмечая что-то одному ему известное: - Я понимаю, что именно Вы хотите сказать о моей супруге, но совершенно не понимаю, о чем вы хотели её попросить. На мгновенье в наивной, как у ребенка, и слепой, как у пожилого человека, душе Бельзеринона промелькнула веселая, почти радостная мысль. Он назвал её своей супругой? Это ужасно мило! Особенно, если учесть, какие были отношения между парой. Или дядюшка жены что-то упустил, и молодые наконец полюбили друг друга? Он обессиленно опустил красивые, чуть пухлые руки, а сам тихо крякнул. Ему явно не хотелось говорит об этом, но явно приходилось. - Я...Я могу задать Вам вопрос личностного характера? - Вы? Конечно можете, - не сумев скрыть удивление, ответил юноша, а сам закопал в себе глубоко насмешку или иронию, чувствуя, как новоиспеченный родственник оголялся пред ним.Он делал это неумело, как младая девственница в первую брачную ночь, но что-то в этом было очаровательное и слегка забавляло молодого дворянина. - А Вы любите Эрзу? Нет, ну этого следовало ожидать! Но не так же прямо! Фернандес минуту помедлил, словно прикидывал, как будет лучше ответить, но не нашел никакой лучший вариант, нежели сказать правду. Сняв с носа, как выяснилось, совершенно ненужные в этот момент очки, он откинулся в своем темном кресле, и чуть улыбнулся. - Люблю. Люблю, и не вижу ни единого повода этого скрывать. - Вы врёте? Лукавите, скрываете правду за тем, что остальные хотят услышать? - прошептал Бельзерион, который в своей дремучей головушке пришел наконец к каким-то выводам, но никак не мог с ними смириться. Всю жизнь проживая в своей личной сказке (которая, на деле, ни разу не соответствовала действительности), наивный король всё переносил на какой-то детский, сказочный лад. Но тут его сказка рухнула! И теперь старик во всем искал подвох, западню или козни. Что ж, это было намного ближе к правде, чем то, как ранее он глядел на мир. Но его "обновленный" взгляд в этот раз ошибся. - Но тут нет ни единого повода лукавить! Вы и сами видите - Эрза меня не любит, и надобности изображать дикую страсть у нас более не имеется. Зачем же мне так унижаться, коли я не люблю её? - Вы уверены, что она Вас не любит? - монарх наклонился чуть вперёд, слегка выпучив свои темные, глупые, но красивые глаза: - Ах, как Вы ошибаетесь! Поверьте мне на слово! Только поглядите, как она стала одеваться, когда появились Вы! Как краснеет от прикосновений Ваших рук, и, поверьте мне, как часто стала витать в облаках, после Вашего появления в её жизни! Жерар устало улыбнулся, не желая разочаровывать родственника. Тот так горел этой мыслью, что открывать ему секрет не хотелось. Эрза, как казалось тогда юноше, любила не его, а возможности, которые он принес в её жизнь. Краснела она от злости, а витала в облаках из-за постоянных размышлений. Одни только платья не могли никак оправдаться логически, потому, пусть он и не желал этого признавать, в душе Графа вспыхнул маленький огонек, словно от старой свечки, надежды. Быть может, он чего-то не замечает? - Это не имеет ровно никакого значения, - мягко сказал преступник, стараясь придать своему голосу ту потерянную беспечность, которой обладал обычно: - Такие девушки, как моя милая супруга, достойны скорее быть любимыми, нежели любить. А первое ей доступно. - Я тоже люблю её, Граф!..- выпалил Бельзерион: - Люблю, понимаете? И её, и Джинни, и Сё, и Милли... Я желаю своим детям только лучшего! - Я понимаю... И это похвально. - Ах, Граф! - воскликнул мужчина, и взволнованно подскочил на свои ровные, чуть пухлые ноги. Он наклонился к столу зятя, ухватившись за его край, словно за спасательный круг: - Я знаю, когда Вы станете отцом или дядей, Вы поймёте мои страдания! Вы поймёте мою любовь! - О, возможно, когда-нибудь это действительно станет так, - на секунду потеряв самообладание, государственный изменник угрюмо улыбнулся, не скрыв раздражения: - Но, пока что, я никак не пойму, как это относится к делу, по которому Вы пришли. Не сведаться же Вы явились о моей любви к моей жене? Бельзерион сначала покраснел, а потом неестественно побледнел, но смог взять себя в руки. Неловко плюхнувшись обратно в кресло, он опустил кудрявую голову и вновь нашел для себя подходящее занятие - теребить шнурок от дорогого камзола. - Я... Вы одновременно правы и не правы... - мужчина смущённо повел носом: - Я действительно пришел не для этого, но я уже сказал Вам причину своего визита. - Проясните это для меня, прошу Вас. Моя недалекость не позволяет понять Ваш мотив правильно. - Я люблю своих детей... Даже больше, чем Вы не просто думаете, чем, возможно, Вы вообще способны любить. - Смелое заявление, - усмехнулся Фернандес, вздыхая: - И, боюсь, весьма резонное. Продолжайте. - Что Вы сделали с моей дочерью? - почему-то шепотом молвил господин, прекращая теребить свои одеяния. Красивые, глупые глаза уставились из-под широких бровей на Графа с таким немым упрёком, с таким ужасом, что юноше моментально пришлось собраться и натянуть на молодое лицо маску безразличия. - С Госпожой Джинни? - С ней самой. - Но я ничего не делал с Её Высочеством, - медленно, после короткой паузы ответил Джерар, чувствуя как напрягается всё его тело от внезапного выпада старика: - И Вам ли не знать, что я даже больше общался с её супругом... - Ложь! - разгневанно воскликнул король, брызжа слюной, словно дворовая бешеная шавка: - Вы врёте! Она сошла с ума после всех этих событий, в которых Вы играли главенствующую роль! - Я бы никогда, - голос преступника не дрогнул, хоть и сам он прекрасно знал, что врёт. И врёт не столько насчёт Джинни, сколько в общих чертах: - Никогда бы не стал сводить человека с ума ради собственных целей. - Но что с ней?! Скажите мне тогда, что с ней? Почему она побелела, как несчастный, но прекрасный лебедь, почему она молчит, как рыба, почему плачет, словно небо осенью? Моя дочь более не интересуется ни разговорами, ни платьями, а только нянчиться со своими братом и сестрой, хоть много лет не терпела маленьких детей? - Может быть, в ней проснулась та самая "родительская" любовь, о которой Вы говорили мне? - Ах, Вы ещё и паясничаете! - Я вынужден Вас расстроить, - почти ласково протянул Фернандес, стараясь никак не задеть самые больные раны монарху-неудачника, устало разъясняя ему всё, практически "на пальцах". На самом деле, Граф принимал правду, осознавая, что Бельзерион недалеко ушел от истины. Жестокость крыла жестокость. Пусть жестокость бывшей королевской семьи была по незнанию или трусости, она не становилась легче для остальных людей. Жестокость Принца была почти благородной, коли такое слово вообще можно было использовать, когда речь заходила про этого человека. И всё равно, факт воздействия на молодую, ни в чем, кроме в собственной глупости, не повинную девушку отрицать было нельзя. Да и прошлое юноши отрицать было нельзя. Он самостоятельно выбрал такой путь, а не от огромной нужды: - Но всё, что случилось с Вашей дочерью, в первую очередь зависит от Вас. - От меня?! - Да. С юной Госпожой не случилось ничего, кроме разрушения её собственного, уютного и лживого мира, который Вы своими же руками ей когда-то построили. Пеняйте на себя. Гневный взгляд старика потух. Он снова осунулся в кресле, словно и не было той брезгливой смелости, того пыла в глазах. Настолько легко было повлиять на короля, да, настолько! Мужчина стал, кажется, в два раза меньше, ярко контрастируя с богатым убранством кабинета. - Я не знаю, что мне делать, Джерард... Я правда не знаю, - прошептал он осипшим от ужаса и беспокойства голосом. - Вы говорите, - Фернандес смягчился, видя, что наконец праведный гнев дурака поунялся, и можно было бы спокойно продолжать водить того за нос, ласково укрывая от всяческих реальных бед: - Что Её Высочеству совсем не здоровиться? - Да, правда, так и есть... Но что делать? - У меня есть одна мысль, знаете... По крайней мере, - Граф чуть повел плечами, когда его слова прервал настойчивый стук в дверь. - Адмирал Фулбастер просит Вашей аудиенции, Ваше Сиятельство. - Адмирал Фулбастер? - глупо переспросил Бельзерион, кажется, вовсе позабывший о своих делах: - Я ранее не слыхал такого имени среди таких уважаемых людей. - О, поверьте мне, скоро это имя будет Вам хорошо известно, - почти хищно и крайне довольно отметил про себя Жерар, а потом громче крикнул: - Пусть войдёт! Не волнуйтесь, Ваше Величество, мы обязательно позаботимся о Джинни. Что-то подсказывает, что ссылать её будет губительно для её увядающей души. - Правда? - с надеждой проронил бывший король, поднимаясь на ноги. Ненависть его так легко сменялась обожанием: - Господи, если ты существуешь, то благослови Вашу доброту душевную, Граф Фернандес! Молодой авантюрист хотел было выплюнуть что-то про отсутствие ни то души, ни то доброты, но не успел. Дверь в этот момент отворилась, и на пороге показался не очень высокий, молодой юноша в умеренно строгом, дорогом костюме. Лицо его, невольно располагающее к себе младой красой, сразу же понравилось Бельзериону, несмотря на хмурое выражение бровей и тонкие, недоброжелательные губы. Темные глаза показывали какую-то диковинную для юного возраста опытность и странное отчаяние человека, который много лет готов на всё. Завидев уважаемого человека, названный адмиралом поклонился, но не слишком низко, ничуть не выказывая страха или обожания. - Так вот Вы какой, адмирал Фулбастер? - заинтересованно заблестел глазами старик. Юные, свежие головы всегда привлекали его взор, особенно, если речь шла о друзьях врага, а сомневаться в том, что Фулбастер был другом Жерара было бы глупо. - Почту за честь знакомство, - голос у молодого человека оказался низким, приятным, чуть приглушённый. Он был явно не шибко знаком с правилами этикета, но с огромным пристрастием их впитывал: - Но я ещё не адмирал. - Как ещё не адмирал? - Не волнуйтесь, Ваше Величество, это дело поправимое. - Да что Вы говорите? - Мы можем надеяться на то, что завтра Вы посетите нашу коронацию? Ах, если так, то Вы всё узнаете!