Back to school

Рождество — это всегда мило. По крайней мере, это должно быть мило: пушистые ели, красные шапки, подарки, каникулы и прочие сопутствующие бонусы. Но это Рождество совсем другое. Оно — тягучее и тяжелое, расплывающееся масляным жирным пятном и пахнущее отходами нефтепереработки. Правда, сейчас только начало декабря, и до каникул целых три недели, но у особо жаждущих веселья подготовка к оному начинается еще осенью, благо все витрины украшены, а прилавки ломятся от атрибутов самого главного праздника года. Но Брайану Кинни не нужно ждать декабря, покупать елки и напяливать на себя красные колпаки, так как его праздник всегда с ним. Сейчас, например, этот праздник сидит в соседнем от учительской кабинете и отбывает наказание. Учителя не оценили креатива, когда, подрядившись украшать зал, Джастин вместо того, чтобы надуть воздушные шары, подвесил к потолку гондоны с цветной краской, уверяя, что так делал великий Сальвадор Дали, работая над своими инсталляциями. Брайан смотрит в окно, и ему ебать как хочется курить. А еще хочется наплевать на все принципы и общественную мораль, которой он, впрочем, никогда и не следовал. Но дело здесь не только в этом, а точнее, с некоторых пор стало совсем не в этом: открытый, прямой взгляд ярких голубых глаз преследует его везде, и под этим фатальным взглядом он словно между жерновами, неумолимо размалывающими его и всё, что было до. Голоса других преподавателей мерно гудят позади, помогая мыслям ровно плыть на своей волне. Совершенно не хочется вступать в бессмысленные диалоги, с поросячим восторгом вываливая скучную и, по сути, никому не нужную информацию о том, кто куда поедет и как проведет Рождество. Раздражаясь от вынужденной необходимости находиться здесь еще целых пятнадцать минут до звонка, Брайан, подойдя к столу, открывает свой ящик. Ему совершенно ничего в нем не нужно, он делает это на автомате, но, открыв, замирает, удивленно приподняв бровь. Слева в углу лежит сверток, и по очертаниям очевидно, что это какая-то чашка или кружка. Она запакована в рождественскую бумагу и выглядит как подарок. Взяв пакет, он скептически вертит его в руках, а затем, не утруждая себя мыслью о том, кто мог его сюда положить, буквально одним движением разрывает бумагу. Рассматривая действительно кружку темного цвета с какими-то дурацкими розочками в виде декора, Брайан иронично хмыкает, представляя, как какая-то экзальтированная мадам решила проявить свою симпатию в такой банальной форме. Решая продлить веселье, он поворачивается и, сжимая посудину в руке, идет налить себе кофе. Ароматный бодрящий запах разносится вокруг, и Кинни наполняет кружку горячим напитком до краев, но в какой-то момент чуть не роняет её, так как видит полный пиздец. По мере наполнения, сие чудо преображается буквально на глазах: пошлые розочки превращаются в головки членов, а те вырисовываются следом во всей своей подробной красе, и на темной поверхности, как по мановению волшебной палочки, появляется надпись «Отсоси». Это кружка-хамелеон. Скорее всего, из магазина приколов. Чуть не обжегшись, Кинни выливает кофе нахуй, и, открыв дверь в коридор, за пару шагов оказывается перед соседней дверью в класс. Распахнув ее чуть ли не пинком, он лицезреет картину ничем не хуже предыдущей. Джастин Тейлор сидит за партой и, положив одну ногу на стол, перед этим предварительно сняв обувь, натягивает на ступню презерватив, а рядом с ним на полу и других партах валяются распакованные гондоны. Совершенно очевидно, что парень развлекался, вынимая презики и, растянув их как рогатки, стрелял по выбранным мишеням. — Парни выебываются, говоря, что им малы резинки, — он невозмутимо смотрит на своего учителя. — Фигня это все, — пацан пытается надеть латексное изделие до конца, и Брайану становится всё похуй. Захлопнув дверь, он мгновенно приближается и, вцепившись тому в плечо, резко дергает, вскидывая, и, прижав задницей к парте, стискивает обеими руками. Блондин, поддавшись напору, не сопротивляется, поднимая роковой взгляд своих небесных глаз, и Брайана настигает его проклятие. Он обманчиво мягко проводит рукой по нежной коже на щеке, а затем, заведя пальцы на затылок, сжимает копну светлых волос в кулак и, не обращая внимание на вырвавшийся стон, впивается в губы, раскрывающиеся то ли от желания, то ли от боли, то ли от всего вместе. Он не позволяет парню пошевелиться, сдавливая в объятиях и смакуя его вкус, не давая шанса как-то отреагировать, но затем все-таки ослабляет хватку, ощущая, как небольшие ладошки скользят по спине, нетерпеливо потираясь о ткань рубашки, заставляя хотеть большего. Это их первый поцелуй, и Брайану не впервой лизаться среди разбросанных презервативов, в то время как один все-таки натянут на что следует. Правда, презики всегда были использованы, а другой был надет на член, но никак не на ногу. Но к черту детали. Кинни не отрывается, вынуждая парня сесть на парту, и заглатывает его так, что заставляет дрожать от нехватки воздуха. А Джастин бьется в его руках, с шумом втягивая кислород, когда Кинни всё же его отпускает. — Глотали когда-нибудь? Этот вопрос Брайан не единожды задавал после поцелуев взасос, но совсем не ожидал услышать его в свой адрес, тем более сейчас. Притиснув запыхавшегося Тейлора к себе, он прижимается к распухшим губам еще раз, заставляя румянец еще больше разгораться на щеках, потом одним движением расстегивает пуговицу на школьных штанах, а вторым дергает молнию вниз. — Ты будешь первым, — Брайан берется за края брюк и сдергивает их, а затем, схватив парня за бедра, укладывает на спину. — Что вы делаете?! — тот упирается руками в грудь, а Кинни, нависнув над ним, шепчет в ухо. — Собираюсь воспользоваться твоим предложением и отсосать, — он прижимает его сильнее, согнув пополам. — Это была просто шутка, — тот как-то беспомощно смотрит, а затем дергает ногой, на которой все еще натянут презик. Резинка сильно давит, и Джастин морщится. — Неужели? — темная бровь как обычно ползет вверх, а тонкие пальцы скользят по детской ступне, снимая латекс. — А я рождественские подарки всегда воспринимаю всерьез, даже после того, когда меня в детстве обломали, что Санты не существует. — Я… — Тейлор порывается сесть, но это не так просто сделать, когда член уже сделал стойку и отдает честь. Но если быть честным, то вставать ему совсем не хочется. А хочется лечь обратно, закрыть глаза и почувствовать, как умелые губы скользят по тебе, вырывая стоны удовольствия. — Джастин, — мягкий шепот обволакивает словно в подтверждении мыслей, а руки укладывают на жесткую поверхность. — Успокойся, — Брайан смотрит в голубые глаза и, увидев в них согласие, опускается на колени.

*****

— Тейлор! — Люк Гордон, сияющий от непонятно чего, возникает перед другом на следующий день и бросает сумку на соседнее место в коридоре, где сидит Джастин. — Я ее уломал, — он плюхается рядом и, повернув голову, гордо смотрит на приятеля. — Кого? — тот не проявляет должного внимания, а, подперев щеку рукой, думает о чем-то своем. — Рэйчел Майерс, — тот закатывает глаза, а затем спохватывается. — Ты ведь не против? — тут он видит недоумение во взгляде блондина и объясняет. — Ты всё никак не решался, ну, она на тебя и забила. — А-а, без проблем, — Тейлор машет рукой, понимая, что речь идет о сестре Джонатана, а друг все никак не успокаивается и возбужденно теребит его рукав. — Хочешь расскажу? — того просто распирает, и Джастин наконец-то поворачивается к другу. — Прибереги это для Майерса, когда он тебе будет яйца отрывать, — блондин скептически хмыкает. — Я его лучший друг, — возмущается Люк, — а, значит, лучшая кандидатура. — В логике тебе не откажешь, — Тейлор берет свою сумку и начинает в ней копаться. — Круто не быть девственником, — Гордон игнорирует скепсис и откидывается назад, улыбаясь. — И думаю, что я первый из нас троих, — тут он опять поворачивается и пытливо смотрит на блондина. — Ты ведь еще целка? — Понятия не имею, — блондин отшвыривает рюкзак, не представляя, как оценивать минет. — Эй! — Люк с подозрением прищуривает глаза. — У тебя уже что-то было? Горячее дыхание опаляет чувствительную кожу на члене и хочется толкнуться глубже, но крепкие руки не позволяют, мучая и удерживая на грани. — Мы договаривались, что расскажем друг другу, если произойдет какая-то движуха, — Люк недовольно произносит, разочаровавшись в том, что он, возможно, и не первый. — Колись, Тейлор. С кем? Карие глаза темнеют до черноты, и ты перестаешь сопротивляться, отдаваясь желанию, и, схватив за шею, уже сам целуешь, понимая, что тебе хочется всего и сразу. Мысли путаются, и от этого все движения становятся нервными, резкими и совершенно непоследовательными. — Блядь, — Гордон смотрит во все глаза, — с ним что-ли? Джастин вновь фокусируется на реальности, пытаясь отогнать воспоминание, и, невольно облизав губы и потерев вспотевшую кожу у виска, закусывает нижнюю губу, а затем трет по ней пальцами. — И что теперь? — Гордон еле дышит. Он не хотел верить, что его друг влюблен, и с упорством доказывал, что это просто влечение и надо всего-то ничего: трахнуться. И все пройдет. — Не прошло? — Люк сочувственно смотрит, находя ответ в отчаянном пронзительном взгляде, начинающем подозрительно блестеть. Руки скользят по мятой рубашке, и перед тем, как различить слова, ты чувствуешь дыхание возле шеи и мягкое сглатывание, от чего начинает скручивать живот, и ты хочешь еще. — Джастин, иди домой. Тебе застегивают брюки и, обняв напоследок, целуют совсем не по-взрослому, а в висок, как будто дали ребенку долгожданную игрушку в надежде, что тот успокоится. Оба успокоятся. — Он не уехал, — Люк пытается обнадежить друга. — Может, из-за тебя? Джастин равнодушно пожимает плечами. — Пойдем, — он встает и кивает в сторону класса. — Сейчас математика, — и чуть усмехается, видя, как Гордон ободряюще хлопает его по плечу. — Брайан… Я хочу по-настоящему. — Джастин, не заставляй меня об этом жалеть, — тебя подталкивают к двери, впихивая в руки рюкзак. — Я и так стал носить длинные свитера, когда у меня твой класс. — Думаешь, после минета больше не придется? — ты сопротивляешься, не желая уходить. — Мне еще час здесь сидеть! — Я тебя отпускаю. Иди домой. — Нах… Тебя прижимают к холодной, покрашенной в кошмарный цвет стене и, опять с силой вцепившись в волосы, целуют, больше причиняя боль, чем даря удовольствие. — Джастин, иди домой, — дверь резко распахивается, и тебя буквально выталкивают в коридор, где шум от толпы учеников накрывает грохочущей волной. — Считай, что ничего не было.

*****

Подвалы всегда надо очищать от хлама. Всегда. А еще не жалеть бюджета на качественные петарды, хлопушки и прочие огнеопасные гаджеты, иначе рождественский фейерверк может случится незапланированно и совсем некстати. Сначала ты чувствуешь легкий запах дыма и в суете не обращаешь внимание. Но запах остается, и ты размышляешь, что бы это значило, выглядывая на улицу. Может быть, там горит мусор? Затем запах усиливается, уже не давая шанса себя игнорировать, и все понимают, что находятся с детьми в помещении, которое горит. А когда происходит взрыв из-за масляной краски, раскиданной в банках в подвальном помещении, начинается настоящая паника. Густой дым пробирается на верхние этажи, забирая кислород, и чтобы сохранить жизнь, действовать нужно быстро, но без суеты. Тем, кто находится на первом этаже везет гораздо больше: еще можно пройти по другой лестнице или даже вылезти в окно. Давки нет, и ты довольно быстро выбегаешь на морозный воздух, правда, без одежды, и понимаешь, что это еще не конец. Надо срочно думать о теплых помещениях, куда можно загнать ораву школьников, так как перспектива умереть от менингита, когда только что спасся от пожара, совсем не впечатляет. Те, кто живет рядом, отпрашиваются домой, затем начинаются звонки родителям и прочим родственникам. Тем, кто находится на верхних этажах, везет меньше — из-за давки. В школе несколько пожарных лестниц, но из-за не скоординированной эвакуации на одних оказывается больше людей, чем на других. Приходится ждать, и от этого шансов наглотаться дыма гораздо больше, особенно, если огонь добрался до отделки, которая может выделять едкий газ. Но все же школа постепенно пустеет, а на улице уже слышны сирены пожарных машин. Брайан находится на втором этаже и, обойдя все классы и обнаружив по закону жанра в одном из них потерявшегося и забытого взрослыми первоклассника, подхватывает его и понимает, что времени уже нет. Той лестницей, которая ближе к нему, уже воспользоваться нельзя из-за очень густого дыма, и он поворачивает к другому ходу. И тут раздается еще один взрыв. Окна звенят, и Кинни, инстинктивно прикрыв ребенка собой и пережидая фонтан из стеклянных брызг, чувствует на левой щеке резкую боль. Один отлетевший кусок режет его, удачно не задев глаза, но он, не обращая на это внимания, пытается сообразить, где пожарная лестница. — Брайан! — с противоположного конца коридора бежит Джастин, и Кинни подавляет желание выматериться, экономя время. — Лестница там! Схватив Тейлора чуть ли не за шкирку, Кинни в несколько секунд оказывается с двумя детьми на лестнице, выходящей на улицу, и видит скопление учеников и машин пожарной и скорой помощи. Когда ноги оказываются на земле, Брайан резко разворачивает Тейлора к себе. — Какого… — делает глубокий вдох, переводя внимание на малыша-семилетку, и, подхватывая его на руки, идет к скорой. — Зачем вернулся? — ледяной тон морозит почище уличного воздуха. — Жизнь не дорога? — Не возвращался я, — Джастин, недовольный тем, что его отчитывают, возмущенно смотрит и пытается глубоко дышать, наслаждаясь кислородом, — мы последние были на лестнице. Я тебя увидел и решил… — Если бы произошел еще один взрыв, то твое решение, каким бы оно ни было, было бы последним в твоей жизни, — они пробираются сквозь толпу и, подойдя к машине скорой, Брайан молча отдает ребенка врачам, а затем поворачивается к Джастину и внимательно его оглядывает. — Ты в порядке? — он все-таки мягко проводит рукой по светлым волосам, придирчиво сканируя парня и замечая страх, панику и странную, совсем неуместную для данных обстоятельств тоску в глазах. — Испугался? — он прижимает его к себе, потеревшись щекой о белобрысую макушку. — Да, — тот отрывается, поднимая глаза вверх, и пронзительно смотрит. — Было страшно. Без тебя. Брайан сам не понимает, как наклоняется и целует своего ученика. Целует по-настоящему. На глазах у всей толпы. Целует долго. Как будто никуда не торопится, и у них впереди целая ночь. Плевать, что многие замечают и смотрят. Плевать, что слухи в таких случаях распространяются со скоростью, чуть меньшей скорости света. — "Считай, что ничего не было"? — Брайана отстраняют, и ироничный взгляд подростка прожигает насквозь, а Кинни видит красный след на юношеской щеке, понимая, что испачкал Джастина в собственной крови. — Если возьмут сомнения, тебе подтвердит вся школа. Брайан опять прижимает его к себе и прикасается к дрожащим губам. Нахуй всех. Нахуй школу. Нахуй всю педагогическую этику и принципы. Брайан наклоняет голову Джастина чуть влево, давая себе больше доступа, и, проталкивая язык внутрь, ощущает горячее, страстное прикосновение в ответ. Нахуй всех. Им нужно согреться.