До последнего вздоха

Мэллори очнулась после тяжёлого, тревожного сна, когда самолёт уже приземлился, долетев до нужного места. Двери открылись, и пассажиры вышли наружу. Увиденное повергло Мэллори в самый настоящий шок — это было место, подчистую уничтоженное ядерным взрывом. Не осталось ни травинки, ничего живого. Сердце Мэллори страшно заколотилось. Спустя некоторое время к Мэллори, Коко, Галланту и его бабушке Иви подошли двое мужчин и велели им следовать за ними. Они спустились куда-то в подземелье, прошли вдоль про узкому мрачному коридору и наконец оказались в просторной гостиной, тускло освещаемой светом одной лишь свечи. Несколько минут спустя к ним подошла женщина в длинном платье викторианского стиля. Вид у неё был довольно строгий и пугающий. — Я — Вильгельмина Венабл, — произнесла она, окинув взглядом прибывших, — добро пожаловать на третий аванпост! *** — Это несправедливо, что вас сделали пурпурами, а меня — серой! — говорила Мэллори, обращаясь к Коко и Галланту, — Коко, я прошу тебя, поговори насчёт меня с мисс Венабл! — А кто ты, собственно, такая, чтобы тебя сделали пурпуром? — с презрением в голосе отвечала ей Коко, — ты — обслуга, Мэллори! Глупо было бы думать, что ты способна на что-то большее! Мэллори и не считала себя способной на большее. Да и как верить в себя, когда весь мир, начиная с родной матери, внушает тебе, что ты — никто, человек второго сорта? Мэллори приняла это как данность и уже не пыталась никому ничего доказать. Здесь, на этом мрачном аванпосте, где время, казалось, теряло свою силу, словно царила смрадная атмосфера смерти и чего-то зловещего. Сердце Мэллори сжималось всякий раз, когда она проходила по мрачным гостиным и слушала неизменно гнетущую музыку, звучащую по здешнему радио. Надежды на спасение не предвиделось. И сколько времени ещё Мэллори ещё проведёт здесь, в этом пугающем месте — она себе не представляла. Оставалось лишь смириться. Смириться и продолжать ждать помощи откуда-то извне. Но придёт ли она, эта помощь? Мэллори целиком положилась на волю Божью. Больше ей ничего не оставалось.