О тоске и зелёных перьях

/Расскажите со стороны божества об отвечающем/ — С чего же начать? — Кетцалькоатль с уставшим видом прислоняется к стене и вздыхает, прикрывая глаза и пытаясь расслабиться. — Я знаю немало людей, но такого человека я ещё не встречал… Он улыбается как-то вымученно, действительно раздумывая о том, как же описать своего странного смертного имперсонатора. Лично он никогда не был знаком с этим человеком, только наблюдал издалека за его жизнью, пользуясь тем, что он может узнать обо всём, что его вдруг заинтересует. Да и не хотел знакомиться — боги не должны навязываться смертным. — Жуткая безответственность, — критически заключает Кетцалькоатль наконец, — просто ужасающая. Не понимаю, почему она выбрала именно меня? Мы совсем не похожи! — в его голосе звучит беззлобное возмущение. Собеседник смотрит на него выжидающе, с чуть заметным лукавством: «Ага, как же!». — Что? Я же всё верно сказал! Я не бездельничаю в свободное время, безделье — удел слабых духом. И погубить всё живое из-за какой-нибудь случайной мелкой неудачи у меня желания не возникает. Почувствовав на себе теперь уже откровенно насмешливый взгляд собеседника, Пернатый Змей неловко умолкает, обдумывая свои слова. И правда, неверно выразился о желании уничтожить всех и всё. — Ладно-ладно, признаю, у неё есть хорошие черты, и они у нас сходятся, — Кетцалькоатль разглядывает собственные руки, чтоб только не смотреть на собеседника и не увидеть снова ироническое недоверие. — В это тёмное время среди смертных нечасто встретишь того, кто готов пожертвовать собой или того, кто стремится помогать ближним так, как только позволяют возможности. Конечно, она холодна и груба, может, не умеет выражать свои чувства и терпит полнейшее поражение по этой части, но она заботливая, и мне это нравится. Пернатый Змей вдруг подумал о том, как было бы хорошо, если бы о нём кто-нибудь позаботился, о том, как хорошо было бы иметь хоть немного свободного времени. — У неё хорошо, в общем-то, получается, — продолжает он. — Она стремится к большему, но мотивации иногда не хватает. Ну и стараний самую малость. Однако не проблема — она и без того загоняет себя, чтобы только добиться того, что от неё требуют окружающие или она сама. Ужасная самокритичность, признаю, — посмеивается, — даже мне до неё далеко. Слишком требовательна к себе. Собеседник понимающе кивает. — Но… — Кетцалькоатль резко замолкает, силясь произнести то, чего ему вовсе не хотелось бы говорить — не то от стыда, не то от возмущения, а потом говорит так твёрдо и непреклонно, чтобы точно убедить собеседника в том, что он сейчас говорит как никогда искренне, что смотрится забавно, стоит только взглянуть на его смущённое выражение, — я одобряю не всё из того, что она пишет! Мне приходилось читать, и… Да чтобы мы с братом… вот так… Ни за что! Редкое безобразие! Жуткое неуважение ко мне и к Тескатлипоке! Просто отвратительно!.. На сей раз он замолкает надолго, в комнате повисает долгая неловкая тишина. Кетцалькоатль пытается прийти в себя и успокоиться, со стыдом понимая, что он высказал всё это слишком эмоционально, что не стоило этого говорить. Собеседник чуть посмеивается над ним, скромно помалкивая. — Не сказал бы, что она достойна этой роли, — снова говорит Пернатый Змей, придя в себя, — никто из смертных не достоин называться именем бога. Но потенциал у неё есть какой-никакой. Она не хороша, но и не плоха — самый обычный человек. Ведь даже боги не идеальны, да? Даже боги ошибаются, что уж сказать о человеке…