О тоске и зелёных перьях

/Расскажите о своих страхах/самой страшной ситуации, в которую Вы попадали. Почему Вы этого боитесь, что чувствуете, сталкиваясь с этими страхами, как справляетесь с ними? Чем страшна для Вас эта ситуация, какие воспоминания она у Вас вызывает?/ Бог ветра, боящийся урагана. Смешно. Нелепо. Самым страшным кошмаром Кетцалькоатля были яростные порывы ветра, несущие стену горьковато-солёной воды в его сторону, подымающие в воздух и кружащие в вихре пыль и мелкие камешки, отколотые бурей от скалы. Ветер страшной разрушительной силы, которому он пытался противостоять, чтобы спасти не себя, но тот мир, которому посчастливилось много сотен лет греться под лучами его Солнца. И не сумел. Кетцалькоатль боится оставаться на высоко вздымающейся над бушующими волнами скале, оканчивающейся обрывом, за которым — острые прибрежные камни и смерть. Волны подымаются всё выше, налетая на них и шумно разбиваясь о сырой камень, вода пенится. Даже здесь, наверху, пахнет сыростью и морской солью. Грядёт буря. Ветер треплет одежды и перья, бьёт в лицо, временами донося до мрачно глядящего вдаль Кетцалькоатля — туда, где тяжёлые чёрные хлопья туч собираются над потемневшей водой, нависая так низко, что их, кажется, можно коснуться рукой — холодные брызги. Это не та скала, но он с головой погружается в воспоминания и теперь видит со стороны то, что произошло тогда между ними с братом. То, как Тескатлипока отомстил ему. Старый кошмар, давно затерявшийся в веках, но ещё такой живой и яркий в памяти Пернатого Змея. Ещё один кошмар, более свежий — мрак Миктлана, холодный, спокойный, м ё р т в ы й. Тишина, сквозь которую слышен отдалённый плач навсегда заточённых здесь душ. И злая усмешка владыки смерти, играющего с ним в попытке одурачить. Кетцалькоатль помнил, как умирал на дне ямы, лежа на сырой земле, пахнущей смертью. Какой ужас испытывал, осознавая, что не исполнил того, что должен был. Он боялся тогда не смерти, после которой возродился бы вновь, а осуждения. Больше ничто на свете никогда не будет способно заставить его вновь пересечь кровавую реку и пойти против ледяного ветра, несущего так легко вспарывающие кожу обсидиановые лезвия за собой, вновь миновать горы и пустыни в одиночестве под небом, не знающем лучей солнца и мягкого свечения луны. Даже для богов страшно царство мёртвых. Кетцалькоатль не пытался справиться со своими страхами. Они жили в нём воспоминаниями, которые невозможно было стереть. Они вряд ли повторятся в грядущем. И лишь один страх, который точно воплотится в жизнь однажды — страшное землетрясение уничтожит последний мир и всех живущих в нём, когда пролетит сотня веков* и Солнце познает свой конец.