Целыми днями сидя, по настоянию Юнги, дома (что ему на руку — не удобно общаться с людьми посредством записей в телефоне, а доставку в интернете очень удобно через формы на сайтах заказывать), Хоуп успешен в наведении порядка в квартире и в мыслях. Постепенно он отделяет важное от остального, выкидывает ненужные вещи и страдания из-за чужих действий.
Он поражается сам себе, как бурная взаимная влюблённость смогла ему подарить столько правильного, которое никогда не поступало от тех, кто был рядом так долго. Помимо этого — старается гасить в себе ощущение окрылённости, боясь вновь быть свергнутым слишком болезненно на землю.
В среду покой нарушается звонком в дверь. Парень с опасением идёт к ней, но думает лишь о том, что Юнги не мог прервать тур и приехать так рано, а родители только утром звонили и присылали в мессенджер фото с экскурсии на Чеджудо.
Тишина за металлическим полотном спокойствия не прибавляет, лишь заставляет дышать чаще и закручивает нервы в спирали. Всё туже и туже, а дальше — лишь взрыв.
Новая порция глухих звуков, которые сигналят о том, что некто рвётся попасть внутрь, а до глазка так и не добрался — напуган. При чём рациональной частью вроде как ворочает и там вывод — никто ничего плохого не сделает, если дверь не открывать, но интуиция слишком неожиданно громко вопит об опасности.
Не шевелиться было хорошим решением — за дверью слишком внимательно слушали. Хотя это не остановило от произнесения:
— Хосок, открой. Это я, — в жилах кровь стынет от былого ужаса слепой любви, в которой когда-то всё прощалось и казалось таким правильным. — Знаю, что ты дома. А вот соседей твоих нет… Так что если я подожгу дверь — ни одного свидетеля не будет.
«
А если я открою дверь, не будет ни одного свидетеля насилия надо мной», — в свою очередь рассуждает парень, уже ощущающий запах бензина и от чего-то успокаивающийся. Ответить он не может вслух, а потому хватает телефон и с помощью Гугла пытается ускользнуть от беды.
— Хосока нет дома, — голос раздаётся из переводчика, где зажато изображение динамика для произнесения оригинального текста.
— А ты ещё кто? — Хоуп так и видит нахмуренные густые брови с искривлённым в бешенстве ртом. — Если ты его любовник — лучше тебе бежать отсюда, как можно скорее. Он психически нездоров и по венерологии не в лучшем состоянии…
Юноша зажимает уши, лишь бы не слышать этого бреда, произносимого до боли знакомым и рвущим на части. Пытаясь придумать что-то во спасение, не может ни до чего дойти, но благо — запах не усиливается и палёного не слышно, а остальное не страшно уже. Особенно помогают мысли об Августе, которые вытягивают из беспросветности.
— Ладно, передай ему, что заходил и ещё вернусь, — раздаётся прежде, чем по лестнице стучат быстрые шаги, свидетельствуя о грядущем, скорее всего непродолжительном, затишье.
Хоуп приваливается спиной к стене и стекает по ней несвязной массой, не способной ни думать нормально, ни шевелиться. Как уснул, он не помнит, но будит его звонок на телефон. Стоит поднять трубку и там беспрерывное:
— Ты в порядке? Чего не отвечал так долго? Я беспокоюсь, пожалуйста, напиши мне, — судорожно дышит и чётко выдаёт реальное беспокойство, которое бесстыдно греет душу и дарует ещё больший прилив сил.
Парень отбивается и заходит в мессенджер, где завал чужого волнения, и вместо ответа набирает видеозвонок, мгновенно получая приём и новый вопрос:
— Как ты? — уже спокойнее, поскольку на экране улыбающееся лицо, на котором написано лишь удовольствие от возможности созерцать друг друга. — Вижу, что в порядке. Но всё равно жду рассказ — что случилось. Мне пора, прости…
Хосок показывает большим и указательным пальцами «окей», а затем ещё сердечко, на которые нет ответа, хотя понимает — эти знаки были замечены совершенно точно, прямо перед сбрасыванием звонка. А теперь выбор у него нешуточный — рассказать и заставлять реально беспокоиться или же просто дожить до воскресенья своими усилиями и там уже лично обо всём поведать.
«
Прости. Я отключился. Прошлую ночь почти не спал и вот — стоило только прилечь… Прости»
Прекрасно осознаёт, что за частичную ложь извиняется, а не за своё «не на связи», но всё же тревожить человека в другой стране, который занят выматывающей работой — последнее дело.
***
Приходы бывшего становятся ежедневными и всё больше заставляют раскаиваться во лжи Августу, который, возможно, мог бы вызволить и укрыть где-нибудь.
Одна из самых крупных проблем — что квартира не съёмная, как у многих в Сеуле, а своя, доставшаяся от родственников со стороны матери. Поэтому просто переехать куда-то — не выход. Ублюдок знает о принадлежности и будет ходить сюда, даже если жильцы сменятся, если квартира будет кому-то сдана. Угрозы не прекратятся, а значит бегство отпадает, как решение на постоянную основу.
Выбираться на улицу теперь совсем не хочется, поскольку у этого не только оттенок беспомощности из-за немоты, а ещё и привкус отчаяния из-за невозможности подгадать — когда его будут ждать, а когда — нет. И ведь самое обидное то, что этому ублюдку было абсолютно плевать и даже не думал приходить перед операцией или сразу после неё, никакой поддержки и заботы, а как понадобилось что-то — тут как тут. Благо, Хоуп додумался ещё после первого ухода Августа сменить замки.
Нервное состояние и вновь подрагивающие пальцы — не проходят. Раздражает это проявление немощности, но успокоиться не выходит, все таблетки, которые должны бы помочь с подобным, — с накопительным эффектом и не воздействуют мгновенно, как желательно.
А ещё и сны преследуют — один страшнее другого, из-за чего уже хронический недосып и синяки под глазами, пусть и всего за несколько дней.
Хосок не особенно верит в избавление, но не может перестать надеяться, ведь всего за день Август в его декабре подарил излечение весьма качественное… Тогда что будет, если смогут дольше насладиться друг другом?
***
Всю субботу Хоуп, как на иголках, и не может даже чая себе заварить. Его состояние скатывается в беспроглядную темноту, несмотря на то, что старательно убирается в квартире, погружается периодически в интересную книгу и готовит кимчи — то есть старается отвлечься всеми доступными способами. Ему в таких случаях частенько помогали прогулки на свежем воздухе, но в данный момент даже предположение такого смерти подобно.
И вся эта его нервозность уже даже не потому, что есть вероятность опасности для него самого, а из-за банальной заботы о Юнги. Тот не оставит его в покое и попросить парня уйти — бесполезная трата времени, на которую не стоит даже растрачиваться, хотя это могло бы его от проблем избавить.
Хосок уже десять раз пожалел обо всём, что с ним происходило до сих пор, но ничего этими сожалениями изменить не смог, лишь себе настроение испортил больше прежнего. Последний час он для успокоения вчитывается в строки, которые ему присылает, в своё отсутствие, то и дело Август — рассказы о прошедшем дне, яркие моменты и усталость, а также фотографии, которых от старшего в избытке: из отеля, где он облюбовал балкон и вид с него; из машины, там он просто дурачится, пока время есть, и создаёт коллаж из четырёх фоток со смешными выражениями лица; в гримёрке он особенно любит сниматься — «до» и «после», с подписями для Хоупа — «а каким я тебе больше нравлюсь?»; а так же несколько фото с выступлений — те его менеджер делает.
Разницы во времени у них нет, а молчание в чате легко объясняется наступившей несколько часов назад ночью, но Хосу было бы легче продолжай они общаться обо всём и ни о чём.
«
Я жду тебя, Август… Без тебя эта зима слишком холодная…» — засыпая, с грустью думает юноша, которого кошмары гонят на кухню за кофе уже через пару часов.
