Любовь и Долг

      Замок медленно пробуждался, из кухни тянуло теплом и свежим хлебом. У камина в Большом чертоге двое мальчишек выгребали золу. – Давай, Бен, быстрее, – подначивал старший младшего, – уверен, Ходор еще сто лет в крипту не зайдет.       Младший рассмеялся и смахнул темную прядь со лба, тем самым вымазав золой и сажей лицо. Через дверь, ведущую из Великого Замка, вошла женщина, невысокая, гибкая, с густой копной каштановых волос. Сначала Эддард подумал, что это его сестра, но, взглянув в ее лицо, понял, что ошибся. – Мама, – неслышно слетело с его губ.       Он знал, что спит и видит сон, открывший потайные двери его памяти, и светлая грусть накатила на него теплой волной. Ему не хотелось просыпаться, уходить отсюда, он ощутил желание вновь прикоснуться к своей матери, почувствовать ее горячие объятия. – Нед, – окликнула одного из мальчишек Лиарра, – найди свою сестру.       Мальчик, к которому она обращалась, даже не обратил на нее внимания, вместо этого он, повернув голову, уставился на Эддарда. – Нед, – вновь услышал он голос своей матери, но на этот раз она обращалась уже к нему, – найди свою сестру, найди Лианну!       Замешкавшись на мгновение, Эддард кивнул ей, а Лиарра тепло улыбнулась ему. – Ступай, найди ее, – мягко сказала она. – Да, матушка, конечно, – воодушевленно ответил он и вышел из чертога через главные, кованые железом, дубовые двери. К своему удивлению, он очутился не на внутреннем дворе, а в длинном коридоре из черного обожженного камня. Впереди и позади него не было ничего, только темнота. – Нед, – окликнул его из пустоты звонкий переливчатый голос. – Эшара, – отозвался он в ответ и побежал на зов ее голоса. Заливистый серебристый смех заполнил весь коридор, но Нед никак не мог догнать ее, он видел лишь белоснежное платье, струящееся за ее спиной. Хрустальный и чистый голос все дальше удалялся от него в черноту старинного замка. Вскоре он стал совсем неразличим и сменился гулом толпы и треском ломающихся о стальные доспехи копий. Но Нед, не зная почему, все еще бежал за призрачной девушкой, не обращая внимания на потусторонние звуки.       Темный извилистый коридор замка освещался каким-то магическим светом, отбрасывающим причудливые тени в укромных нишах и мрачных уголках. Свет этот был не от солнца, а от огня, льющегося с небес. Нед бежал все дальше и дальше. Вскоре коридор начал сужаться и петлять, и Эддард оказался на лестнице, винтом обнимающей башню. Что-то было там наверху, что- то звало его туда. Он медленными шагами начал подниматься по ней. Наконец, он оказался на скособоченной щербатой вершине. Башня была такой высокой, что облака, плывущие в кровавом закате, казались невозможно близкими.       Девушка стояла на краю, спиной к нему. Ветер трепал вуаль ее белоснежного платья и концы длинных вьющихся каштановых волос. Каштановые, не черные! – Лианна, – позвал девушку Эддард, – мама искала тебя.       Его сестра обернулась, держа в руках синий венок. Взгляд ее был таким холодным и суровым, что Нед невольно сделал шаг назад. Она смотрела на него долго, все крепче сжимая в руках синие розы, так, что шипы впились в ее ладони, и капельки крови, будто крошечные рубиновые осколки, падали на подол ее белого платья. – Теперь ты счастлив, Нед? – полным северного ветра голосом процедила Лианна и швырнула в него злосчастный венок. Эддард вытянул руки, чтобы поймать его, и в это мгновение Лианна бросилась вниз с башни, где ее поглотили бурные волны черного штормового моря. – Арья! – услышал он сквозь собственный крик во сне. Нед подхватился на кровати в липком холодном поту, широко раскрытыми глазами разглядывая мирную обстановку покоев. Лучи рассветного солнца уже пробивались сквозь оконные ставни, освещая гобелены на стене и меха у камина. Эддард тяжело дышал, унимая бешено колотившееся сердце. – Лиа, – устало прошептал он, вытирая ладонью взмокшее лицо.       Опять эти мучительные, тревожные сны. Свой ужасный поступок Нед совершил более десяти лет назад, и все же память о нем до сих пор преследовала его по ночам. Эддард не мог оставить ее в ненавистных ей землях, он привез прах сестры и ее сына на Север и похоронил их в крипте рядом с братом и отцом, даже установил для Лианны статую, но иссушающее чувство вины будет преследовать его всю жизнь.       Нед моргнул пару раз и тяжело вздохнул. Теперь его сон стал чем-то далеким, ускользающим и не имеющим значения: волна страха и боли готова была рассеяться, как дым, стоило ему только захотеть, по крайней мере, он на это надеялся. – Арья! – вновь раздался душераздирающий крик из покоев его старшей дочери, уже больше похожий на писк. От этого крика в маленькой кроватке проснулся и захныкал трехлетний Бран. Эддард подошел к сыну, и, взяв его на руки, ласково взъерошил его рыже-каштановую шевелюру. Мальчик быстро успокоился и обнял отца, маленькими тоненькими ручками обхватив его шею и уткнувшись в его плечо. – Кет, – тихо позвал Эддард свою жену. Та открыла глаза и быстро поморгала, пытаясь смахнуть пелену сна. Услышав вопли Сансы, Кейтилин с тревогой взглянула на Неда. – Возьми Брана, – сказал он, передавая малыша матери, – я сам посмотрю, что там происходит. – Хорошо, – медленно протянула Кет.       У покоев Сансы уже собралась приличная стайка поварят, конюшенков и прочей ребятни, которые хохотали, и не могли уняться – сразу было видно, в каком они восхищении. Громче всех звучал голос Рикона. Тот буквально уже плакал от смеха и смахивал с раскрасневшихся щек свои слезы. – Рикон! – грозно пробасил Эддард, а дети, увидев лорда Старка, бросились врассыпную, оставив пунцового сына Неда в проеме двери. Рикон опустил голову и вжался в косяк, бросая осторожные взгляды в сторону покоев.       Санса – нежное и воздушное создание – в одной ночной рубашке стояла посреди постели, закрыв лицо руками, и истошно кричала, в то время, как Арья то и дело подбрасывала ей под ноги дождевых червей, гусениц и всякую другую ползающую живность, которую, похоже, она собрала накануне. Ее серые глаза излучали полный восторг, а вопли Сансы разжигали их еще пуще. – Смотри, смотри, он у тебя в волосах! – задыхаясь от смеха, воскликнула Арья и подбросила очередного червяка.       На мгновение это зрелище позабавило Эддарда, и легкая улыбка коснулась его губ, но затем он постарался нарисовать «лицо лорда», о котором не уставала напоминать ему Кейтилин. – Прекрати немедленно, Арья! – спокойным, но в то же время ледяным тоном проговорил Нед.       Его младшая дочь от неожиданности вздрогнула и чертыхнулась, громко выдохнув, обернулась и уставилась на отца широко распахнутыми глазами. Закусив губу, она опустила голову, осознав, что ничего хорошего ее впереди не ждет. – Что ты себе позволяешь? – стараясь вложить в свой голос твердость, спросил Эддард. – Я? … Я ничего, – пролепетала она.       Санса все это время громко всхлипывала, не решаясь двинуться с места и открыть лицо. Несколько зеленых толстых гусениц поднимались по подолу ночной рубашки, слизкие влажные черви извивались на ее босых зажатых ступнях, и девочка тряслась, как осиновый лист. Нед осторожно взял ее на руки и прижал к себе, нежно проведя ладонью по кудрям цвета осенней листвы. Арья искоса поглядела на них, но голову поднимать не решалась, как и сказать что-нибудь в свое оправдание. – Живо ступайте в мою горницу и ждите меня там! – громко крикнул Нед, – оба!       Рикон до этого разглядывал что-то под ногами, но, услышав слова отца, резко поднял свои глаза на него, а затем вновь опустил голову. – Да, лорд-отец, – тихо промямлил он.       Санса насилу успокоилась в объятиях матери. Сквозь всхлипы и рыдания она поведала, как увидела жирную гусеницу у себя на носу, когда только открыла глаза, что под одеялом в это время уже копошился целый ворох слизкой мерзкой дряни, но хуже всего было то, что Арья притащила вслед за собой грязную и сопливую чернь, которую она называла своими друзьями, и те посмели потешаться над дочерью лорда, и Рикон был заодно с ними.       Услышав ее слова, Кейтилин была готова сама устроить нерадивой дочери хорошую взбучку, грозилась замуровать ее в комнате за шитьем навечно, ну или пока та не выйдет замуж. Прозвучало даже выражение «дурная кровь», заставив Эддарда почувствовать вспышку гнева, которую он с трудом сдержал в себе. Сказав, что сам во всем разберется, он поспешил оставить жену с дочерью, пока ярость не вырвалась наружу, и он не наговорил бы чего лишнего.       Порой Эддард был удручен чересчур манерным южным воспитанием своих детей. Что говорить – он сам вырос на андальской земле, и привитое благородство не позволило ему постоять за свою кровь. Брандон бы не допустил страданий своей сестры, и, возможно, Лианна до сих пор была бы жива. Санса, несмотря на то что обладала внешностью владетелей Речных Земель, родилась на Севере, была дочерью Севера, а Север – жестокий и суровый край, не терпящий слабости. Каждый северянин, будь то мужчина или женщина, должен уметь постоять за себя и за свою семью. Забавно. Когда-то Нед мечтал, чтобы его сестра хоть чуточку походила на южных леди. Эддард всерьез задумался найти жениха для старшей дочери среди южных домов. Хоть знаменосцы его отца и роптали, когда он женил своего сына на южанке, а еще больше недовольных шепотков стало слышно, когда Нед построил септу для жены, но нежная Санса просто не выживет на этой земле.       То ли дело Арья. Арья, Арья. Живое напоминание его ошибок, его трагедии, жизни, которую он мечтал поскорей забыть. А может Боги подарили ему Арью, как второй шанс, как возможность все исправить и не повторять безумие прошлого? А может это призрак самой Лианны снизошел на землю и воплотился в его младшей дочери? Их схожесть пугала. Те же волосы, те же глаза, тот же острый взгляд. Она обещала стать такой же худенькой, того же небольшого роста и с тем же невероятным очарованием.       «Дурная кровь». Эддард даже рыкнул в воздух, крепко сжав кулаки, когда колкие слова его жены пронеслись в голове. Когда Талли еще пасли овец у вод Трезубца, Старки были уже великими королями. И именно эта «дурная кровь» позволила им носить корону Севера.       Рикон и Арья робко ежились под его взглядом и вбирали голову в плечи, когда он, сидя за своим столом и постукивая пальцами по столешнице, придумывал вид наказания для них. Смотреть отцу в глаза они не осмеливались, боясь навлечь на себя еще больше немилости. – Рикон, – хриплым полушепотом обратился Нед к своему старшему сыну, и тот съежился еще больше, – смотри мне в глаза, когда я к тебе обращаюсь.       Мальчик глубоко вздохнул, но все же нашел в себе отвагу поднять свои небесно-голубые глаза на Неда. – Я очень разочарован поведением моего старшего сына, которому в будущем выпадет честь занять мое место.       По лицу Рикона пробежало недоумение. Он бросил возмущенный взгляд на Арью, которая стояла тише мыши и нервно закусывала губу. А затем вновь посмотрел на отца. – Но я ничего не сделал, лорд-отец! – выпалил он, – я … – Вот именно, мой сын, – осек его Эддард, – ты ничего не сделал. Ты позволил безродным мальчишкам насмехаться над своей сестрой. Разве так должен вести себя будущий лорд Винтерфелла и Хранитель Севера? – Нет, отец, – промямлил раскрасневшийся Рикон, – прошу прощения отец. – В наказание ты сегодня будешь помогать Ходору в конюшне, а Джори проследит, чтобы ты не отлынивал от работы. Есть ты тоже будешь вместе с конюхом. – Но, отец, – сделав шаг вперед, попытался возразить мальчик, но увидев поднятую руку лорда Старка, проглотил вырывавшиеся слова. – Ты позволил себе опуститься до крестьянских мальчишек, – спокойно проговорил Эддард, – значит и их жизнь должна быть тебе мила. Ты можешь идти. – Да лорд-отец, – склонив голову в знак почтения и покорности, Рикон оставил сестру и отца наедине.       Арья. Свет его очей. Непокорная Арья-непоседа. Она повела взглядом по горнице, а затем, вскинув подбородок, уставилась на отца. – Что ты можешь сказать в свое оправдание? – стараясь придать голосу твердости, спросил Эддард, но, похоже, у него это плохо получалось. – Санса первая начала! – Проговорила девочка. – Она постоянно смеется надо мной с Бет и с этой мерзкой Джейни. Они называют меня лошадью… – Довольно, – остановил ее литанию Эддард, – ты попросишь прощения у своей сестры, а после проведешь весь день и всю ночь в Богороще в молитвах. Стражники проследят, чтобы ты не сбежала, и … – А Санса? – крикнула Арья, и Нед заметил, что глаза ее налились слезами, – это нечестно! Вы больше ее любите! Конечно. Санса же у нас такая красивая и воспитанная! Она же так великолепно танцует и шьет и… и… и пишет стихи! А я… я… я… не красивая и руки у меня, как у кузнеца!       Под конец она вовсе разрыдалась, слезы градом покатились по ее щекам, и начали трогательно вздрагивать худенькие плечики, но все-таки она не опустила свои глаза. В ее словах звучали укор, и ревность, и отместка. О, моя милая девочка, во имя твоей красоты будут вспыхивать войны! Неду сделалось невыносимо больно, он не мог смотреть на ее слезы. Ему хотелось сейчас же забыть все и прижать свое буйное сокровище к себе, только бы она улыбалась и никогда не плакала. Но провинность есть провинность, ему придется перебороть свои порывы, и быть справедливым ко всем своим детям. – Я не договорил, – мягко продолжил Эддард, выслушав ее речь, – в Богорощу вы отправитесь вместе с Сансой. – Нееет! – протянула она, – я не…       Внезапно Арья замолкла и замерла. Лукавый огонек сверкнул в ее серых глазах, а губы изогнулись в хитрой полуулыбке. От обиды на ее посветлевшем личике не осталось и следа. – Даже не думай! – словно бы прочитал ее мысли Нед. – Ну что вы, лорд-отец, – пропела его дочь, – я с покорностью принимаю свое наказание. Я уверена, мы прекрасно проведем время. Я могу идти, лорд-отец? – Да, можешь, – с опаской проговорил он.       Арья подпрыгнула на месте от восторга, который она испытывала от собственных мыслей, и выпорхнула из его горницы, а по спине Эддарда пробежал неуютный холодок. – Доброе утро, мейстер Лювин, – услышал он ее голосок из коридора, и в распахнутые двери, улыбнувшись вслед убегающей Арье, вошел мейстер. В его облике чувствовался некий шарм, даже не шарм, а величавая красота, какая бывает у благородных и мудрых старцев. Его серые глаза всегда излучали тепло, рассудительность и ученость. Лювин носил одежды из серой грубой шерсти, отороченные белым мехом, в широких рукавах которых он умудрялся припрятать все – от маленькой записки до увесистых деревянных игрушек. Кейтилин всегда удивлялась, как мейстер вообще мог поднимать руки. – Похоже, опять задумала какое-то дело, – заметил Лювин своим уютным хрипловатым голосом. – Похоже, что так, – согласился Эддард, потирая двумя пальцами переносицу.       Мейстер посмеялся, а затем вынул из рукава маленький сверток бумаги, протянул его своему лорду и присел напротив в кресло, укрытое волчьей шкурой. Зеленый воск с оттиском в виде оскалившегося медведя, стоявшего на задних лапах, говорил красноречивее всяких слов. – Торговцы поговаривают, что флот Его Величества покинул берега Тироша и вскоре прибудет в Гавань, – Нед был удивлен слышать это от человека, который в принципе не собирал и не верил слухам, – Вероятно, он вскоре захочет вновь посетить Винтерфелл. – Рейгар ждет от меня ответа на его предложение, – вздохнул Эддард, – и да, наверняка сам прибудет за ним сюда. – Я не совсем понимаю, почему его предложение так тяготит вас, Милорд. Принцесса прекрасна, многие дома добиваются ее руки. – Мой отец был против союза Таргариенов и Старков, иначе бы Лианна сейчас была на троне, а не в сыром склепе. Я должен узнать почему. Вы нашли какие-нибудь упоминания о Договоре Льда и Пламени? – Я нашел копию договора между Криганом Старком и Джекейрисом Веларионом, но ничего необычного в этом документе нет. – Ну что ж. Значит, мне все-таки придется посетить Сероводье.       Нед разломал печать и прочитал послание. Мормонты. Древний, гордый и достопочтенный род. За полгода принесли Северу славу и обесчестили его. Три года назад Тайвин Ланнистер устроил роскошнейший турнир в Ланниспорте в честь тридцатых именин короля. Северяне вызвали настоящий фурор, приплыв на торжество на только что сошедшей с верфи в Темнолесье прекрасной галее с черными парусами. «Королеву Севера» лорд Старк преподнес в подарок своему королю в знак глубокого уважения и преданности, чем заслужил неприкрытое восхищение Рейгара и завистливый презрительный взгляд Тайвина.       Именно Рейгар предложил Старку вместо продажи корабельного леса строить свои корабли и продавать их по более выгодной цене. Тем более и место для верфи было самое подходящее.       Первые два судна «Северная звезда» и «Гордость волков» полностью покрыли расходы на постройку самой верфи и наема корабелов. За последние шесть лет флот Таргариена пополнился еще восемью галеями, отплывшими из Темнолесья.       Прочность кораблей впечатлила короля, и на верфь прибыло двадцать четыре галеи для тимберовки*. Приказ был ясен: заменить штевни, кили, стрингеры и шпангоуты на детали из железоствола. Этот заказ и проданные корабли прилично пополнили казну Винтерфелла, и Нед берег ее для грядущей зимы.       Лето длилось уже восемь лет, хотя мейстеры и поговаривали, что оно началось немногим раньше. Оно было необычайно теплым или даже жарким. Летний снег выпадал очень редко, и за год на Севере собирали два урожая, вместо одного. Каждый год называли «духовым летом» и ждали скорейшего прихода зимы, но дни все удлинялись, и даже в час волка было светло, как днем. Зима придет в конечном счете, и она обещает быть самой суровой и беспощадной за сотни лет.       На том турнире в битве на копьях выиграл Джорах Мормонт и тут же женился на девице Хайтауэров. Щедрый выигрыш скоро закончился, и сир Джорах попытался пополнить фамильные сундуки, продав кое-кого из браконьеров тирошийскому работорговцу. Король в то время гостил в Винтерфелле, и именно тогда он предложил руку Дейенерис Рикону. – Я вас пойму, если вы мне откажете, лорд Старк, – сказал Рейгар тогда, – и не буду держать на вас зла. В следующую нашу встречу я намерен получить от вас ответ.       Но от милости короля без существенных причин не отказываются, тем более, Рейгара любили на Севере, несмотря на то, что совершил его отец. Он, казалось, посетил каждый уголок и замок во владениях Эддарда, и в каждом доме его встречали с почтением. Вассалы Старка в шутку начали искать место под строительство новой столицы.       Эддард с Рейгаром совершили долгое путешествие на запад до Медвежьего Острова только для того, чтобы узнать, что Джорах сбежал на одной из тирошийских галей. Возможно, тогда король и задумал разворошить это змеиное гнездо, зовущееся Тирошем. Джиор Мормонт – отец Джораха, чтобы умалить позор и бесчестье своего дома, отдал свою жизнь Ночному Дозору, оставив остров сестре Мейдж.       Осмотрев остров и увидев холодные и бесплодные земли, Рейгар, договорившись с Ночным Дозором, отдал под посевы Леди Мейдж заброшенные, но плодородные земли Нового Дара с условием, что Мормонты будут жертвовать Дозору пятую часть всего урожая. – Леди Мейдж просит прислать людей для подмоги в уборке урожая, – швырнув клочок бумаги на стол, непринужденно процедил Эддард, – пишет, что не хватает рук, чтобы собрать всю рожь и ячмень, а урожай больше двух недель не продержится. Она уже привлекла к работе всех рекрутов и стюардов Ночного Дозора. – Наши крестьяне сейчас на полях, – взволнованно заметил Лювин.       Эддард задумался над словами леди Мормонт, мерно поглаживая свою небольшую бородку. Нельзя, чтобы урожай пропал – это непозволительная роскошь для Севера. Гловеры заняты на верфи. Толхарты, Слейты, Дастины, и Мандерли уже очистили свои поля, но они слишком далеко от Нового Дара и попросту не успеют прийти на помощь. – Мейстер Лювин, – наконец, произнес Эддард, – пошлите воронов Амберам, Карстаркам и Болтонам, чтобы те прислали свободных крестьян на помощь леди Мейдж.       После того, как мейстер уже собирался уходить, Нед добавил: – Отправьте ворона также в Сероводье, сообщите о моем скорейшем приезде. – Будет сделано, Милорд, – улыбнувшись, ответил Лювин.

***

      После завтрака в Большом чертоге Эддард вышел на крытую галерею Великого замка и вдохнул прохладный утренний воздух. Встающее солнце озарило стены Винтерфелла только наполовину, и люди уже были заняты во дворе внизу. – Пойдем, Ходор, – услышал он голос Рикона, который с вилами в руках, тоскливо бросив свой взгляд на отца, поплелся к конюшням. – Ходор, – ответил великан-конюх и с кривой ухмылкой на простоватом лице засеменил вслед за ним.       Арья вприпрыжку с маленькой котомкой в руках помчалась в Богорощу, а Санса еще стояла внизу, судорожно кутаясь в плащ, подбитый волчьим мехом, и с мольбой в глазах глядела то на отца, то на мать. В конце концов, она не дождалась милости и в сопровождении личной гвардии Винтерфелла направилась в Богорощу.       Кейтилин сидела на скамье и пыталась вышить замысловатый узор на льняной рубашке Брана. Стежки получались из рук вон плохо, и Нед понял, что Кет была раздражена и нервничала. Руки ее дрожали, она время от времени колола свои длинные тонкие пальцы. Губы ее были стиснуты в узкую линию, и Кет не решалась поднять глаза на своего мужа. Наконец, она, вздохнув, отложила свою работу и с укором посмотрела на Неда. Ее глаза, в большинстве случаев напоминавшие теплое летнее небо, сейчас походили на два осколка льда. – Я не понимаю, – выпалила она, – зачем нужно было наказывать еще и Сансу? Бедная девочка, столько натерпелась от родной сестры. – Санса сама добилась всего, что с ней приключилось, – объяснил Нед, – и к тому же – она Старк и должна научиться смотреть своему страху в лицо. Лето пройдет, а потом зима близко. – Но она же леди! – попыталась возразить Кет, но умолкла, услышав за спиной Эддарда тяжелые шаги Миккена – кузнеца, который в это время поднимался по деревянной лестнице на галерею. – Милорд, Миледи, – поклонившись, поприветствовал он своих господ и протянул ножны с мечом Эддарду, – я выполнил ваш заказ, Милорд.       Ножны меча были обтянуты черной кожей с коваными деталями из серебра. Сам же меч был чуть длиннее одноручного, но короче бастарда – в самый раз для мальчика-подростка. Гарда была выполнена из посеребренной стали в виде двух волков, смотрящих в разные стороны. Рукоять Миккен оплел тоненькими ремешками из мягкой кожи, а в навершии блестела серебряная звезда. На клинке у гарды рядом с клеймом Миккена гордо бежал лютоволк Старков . Лорд Старк восхитился работой кузнеца и в благодарность одарил его двумя золотыми драконами. – Этот меч для Рикона? – с восхищением спросила Кет, когда кузнец оставил их. – Нет, не для Рикона, – сухо ответил Нед, пряча клинок в ножны.       Кейтилин смутилась, восхищение вмиг покинуло ее побледневшее лицо, сжав челюсти, она не сказала ни слова.       Когда он получил первого ворона из Звездопада, Нед рассказал ей о своем бастарде. Был очень долгий и тяжелый разговор, после которого они не разговаривали почти целую луну. Эддард понимал терзания жены и приказал построить для нее маленькую септу во внутреннем дворе Большого чертога. И тогда она, казалось, смирилась с черным клеймом на чести мужа, но всякий раз, когда речь заходила о Звездопаде, на лице ее появлялось выражение надменной презрительности и обиды.       Эшара писала, что маленький Нед был гораздо выше ростом всех своих сверстников, прекрасно управлялся с мечом и ездил верхом, но вот характером пошел целиком в отца. До его одиннадцатых именин оставалось еще довольно много времени, но путь до Звездопада был неблизким, и Эддард не хотел опаздывать с подарком.       Также он припрятал подарок и для самой Эшары – серебряную цепочку с подвеской в виде лютоволка, инкрустированного аметистами. Его страсть и любовь к ней за эти годы превратились в светлую печаль и теплились где-то в глубинах его сердца.       Эддард любил Кейтилин, как мать своих детей, как друга, это чувство можно было назвать привязанностью. Но истинной страсти, разжигающей пожар в душе Неда и заставляющей забыть обо всем, между ними, увы, не было.

***

      Он проснулся за час до рассвета, когда сумеречный мир еще не начал шевелиться. Нед поцеловал жену и выбрался из постели, как делал это уже тысячи раз. Он пересек комнату, отодвинул занавеси и открыл высокое узкое окно, вдыхая полной грудью холодный предрассветный воздух.       Голова гудела, все тело казалось таким тяжелым. Всю ночь напролет до его ушей доносились визгливые крики Сансы из Богорощи, не позволявшие ему расслабиться и насладиться сном.       Нед окинул взглядом покои. Кет еще крепко спала, утонув в мехах и прижав Брана к груди. Стоит по приезде отучить младшего сына спать в покоях родителей, подумал Эддард. Камин они топили редко: лето было жарким, а обжигающая вода, бегущая внутри стен Винтерфелла, прогоняла холод из каменных залов. На стене висела походная одежда, ожидая своего часа, и Неду не терпелось поскорей почувствовать тяжесть вареной кожи и, подбитого мехом, плаща.       Во дворе уже стояли оседланные лошади, и Джори лишний раз решил проверить надежность крепления подпруги. До ушей Неда доносились громкие голоса гвардейцев, замковой челяди, ржание нетерпеливых лошадей и лай изголодавшихся псов. Провожал его только мейстер Лювин. Рикон с Браном еще спали, а Кейтилин предпочла и вовсе не замечать своего мужа и не вышла, чтобы обнять его. Краем глаза Нед заметил, как стражники сопровождали Сансу к замку. – Санса, – окликнул ее Нед.       Дочь его замерла на мгновение, но все же, не поднимая глаз, подошла к отцу. Санса была бледна, как мел, дрожала то ли от холода, то ли от ужаса, что пережила ночью. Эддард опустился рядом с ней и вгляделся в ее голубые глаза. Они были красными от слез, в них читалась обида. – Ты злишься на меня? – мягко спросил Нед. – Нет, – быстро и тихо ответила она. – Ты понимаешь, за что ты понесла это наказание?       Санса ничего не сказала в ответ, а Эддард глубоко вздохнул. – Ты знаешь наш девиз. – Зима близко, – пролепетала Санса своим тоненьким нежным голоском. – Зима близко, – повторил Нед, – а зимой мы должны беречь друг друга, зимой нет ничего важнее родных и близких. Ты меня понимаешь? – Да, отец, – сорвалось с ее губ, и она посмотрела на него, а затем, улыбнувшись, кинулась ему на шею и крепко прижалась к нему. – Я буду скучать, – пролепетала она. – Я тоже, дорогая, – обнимая ее, шепнул Нед, – береги маму, братьев и сестру. Ну, ступай, тебе нужно согреться.       Эддард одарил ее поцелуем в лоб, и Санса, сделав изящный реверанс, побрела к замку, время от времени поглядывая на отца. Нед еще раз окинул взглядом свой замок, прежде чем сесть в седло, повернулся и замер на месте. – О, Боги! – выдохнул он.       Перед ним стояла Арья. Лицо и растрепанные волосы были полностью перепачканы мукой, а губы и глаза вымазаны сажей, она была похожа на пугало. Ее одежда, еще чистая накануне, была черной от грязи и порванной в нескольких местах. Знала бы она, сколько времени потратила ее мать, чтобы сшить это платье и плащ. Руки она спрятала за спиной, а на лице играла хитрая ухмылка. – Смотри, что у меня есть, – сказала Арья, протягивая ему нескладное сооружение из веток: птичье гнездо, – я нашла его под чардревом. Его наверно сдул ветер. Птенчик еще жив. И я хочу вырастить его. – Арья, я думаю, мама не одобрит этого, – процедил Нед, – и ты не знаешь, как ухаживать за этим вороненком. – Мейстер Лювин знает, – бросила она. – Хорошо, – протянул Нед, – а что ты будешь делать, когда он начнет летать повсюду, забираться в волосы и своим карканьем мешать всем спать?       Арья опустила глаза. Судя по ее одежде, гнездо она нашла не внизу. Оно действительно было на чардреве и накренилось от ветра. Арье пришлось влезть на дерево, чтобы «спасти» его. В восторге от того, что у нее теперь будет птенец, она совершенно не подумала, что родители будут против такого соседства. – Мы посадим его в клетку, – нашелся Лювин, – он будет жить на вороньей вышке, а ты можешь приходить ухаживать за ним и кормить.       Лицо Арьи просияло, а Нед нахмурился. – Ладно, – сдался, наконец, он, – можешь его оставить, но только не плачь, если он улетит или издохнет. – Спасибо, папа, – она крепко прижалась к нему, а птенец в гнезде недовольно пискнул. – Мейстер Лювин, я доверяю вам как родичу. Помогайте моей жене во всех делах. А ты, Арья, пообещай мне, во всем слушаться свою маму и беречь братьев и сестру. – Обещаю, отец, – светящимися, как звезды, глазами ответила его дочь.       Эддард взобрался в седло и, махнув дочери на прощание рукой, в сопровождении гвардии покинул Винтерфелл.

***

      Про владения Ридов можно было сказать, что они занимают северные берега истоков Зеленого Зубца, если в этом месте был настоящий берег. Всю территорию от Рва Кейлин до Близнецов занимали болота. Перешеек встретил его извилистой дорогой, пролегшей по бесконечной черной топи. Воздух был тяжелым, сырым и липким. Густые чащобы наполовину утонувших деревьев стискивали дорогу, с их ветвей свисали наросты грибов. Повсюду в трясине росли огромные цветы, раскинув свои пурпурные лепестки на глади воды. Время от времени слышался всплеск львоящеров, напоминавших черные бревна с глазами. Воистину, забытое Богами место.       Хоуленд Рид со своими людьми ждал Неда на Королевском Тракте, и оставив гвардию Винтерфелла в отстроенной крепости, они поплыли к Сероводью вдоль берегов болотистых водных путей. Сумрак сочился сквозь вековые черные деревья, окутывая дымкой все вокруг. Воздух был наполнен оглушительной песней лягушек и жаб, треском сверчков и уханьем сов.       Вскоре сквозь сумрак Нед увидел огоньки, блестящие на дрожащей водной поверхности. На глади стояли домики с горящим в окнах светом. Странное и удивительное зрелище – дома на воде! Они были построены на плавучих рукотворных островках, и Сероводье в том числе.       Болотные жители были малы ростом, не богаты, но горды. Они полагались только на свои умения, традиции и изобретательность. У них не было мейстера, и свои болезни они лечили многовековым опытом и местными травами. Рыба и другая живность резвилась в водах в изобилии и обеспечивала население плавучих островков достаточным количеством пропитания. Нед был удивлен, что и урожай они выращивают на плавучих плантациях. Такая воля к жизни достойна уважения!       Замок представлял собой небольшую деревянную усадьбу с пологой крышей из тростника. Внутри было довольно уютно: небольшие комнаты с плетеной мебелью и с гамаками, на дощатом полу лежали плетеные коврики, на стенах были приторочены остроги и луки, в маленьком очаге из жженой глины подергивалось скромное, но уверенное пламя.       На ужин подали вяленую рыбу, рагу из львоящера и печеные на углях корневища тростника, а также дикий мед. Такая трапеза была непривычна Неду, но после долгого путешествия показалась ему весьма питательной и вкусной. – Так о чем ты хотел поговорить, мой друг? – развалившись в плетеном кресле и попивая какую-то бурую гадость, спросил Хоуленд. – Рейгар предложил руку Дейенерис моему сыну, – ответил Эддард, держа в руках то же самое питье и никак не решаясь попробовать его. – Ну и? – невзначай проговорил Рид. – Мой отец, – устало сказал Нед, – он говорил что-то про Договор Льда и Пламени, говорил, что он никогда не должен исполниться. Почему? Перед смертью он твердил, что поступил правильно, и ты у Каменной Септы упоминал этот Договор. Я хочу знать, что это за Договор такой.       Хоуленд пронзительно впился в него глазами, и, казалось, даже не моргал. Затем вздохнул и отхлебнул из кружки свой напиток. – Зря Рикард отправил тебя к Арренам, – наконец, вымолвил он, – ты ничего не знаешь о землях, которыми владеешь. Знаешь, когда я впервые увидел твою сестру? – В Харренхолле, – с полной уверенностью ответил Эддард, но Рид покачал головой. – Нет, мой друг. Она побывала здесь со своим отцом, когда была совсем малышкой. – Мой отец никогда не говорил об этом, – удивился Нед, – и зачем же?       Хоуленд посмотрел на него, как на несмышленого дурачка, а затем продолжил. – Брандон знал, – Рид замолчал, глядя в огонь, а потом вновь перевел взгляд на Эддарда, – что ты знаешь о варгах? Откуда лютоволк на твоем стяге, знаешь? – Варги? Оборотни? Да, я слышал о них от Нен в ее страшных сказках. – Сказки, сказки, – тяжело вздохнул Рид, – когда-то они были легендами, а до этого – историей. Многие слова забылись, многие – изменились: великие стали великанами, лютоволки – собаками. Кто-то в своих сказаниях преувеличил, кто-то преуменьшил, а слова, которые нельзя забывать, стали клятвами и девизами. Чьи-то имена возвысили, а чьи-то прокляли и стерли из времени. Историю пишут победители, ведь так? Но суть осталась одна и та же. Север помнит, говорят, но, похоже, и он забыл обо всем.       Многое, что я расскажу тебе, мой друг, покажется тебе вздором, многому ты не поверишь, и не мне тебя винить.       Много тысячелетий назад, когда были еще живы те, кого назвали Богами, когда эти болота были цветущим садом, когда в непроходимых лесах звучали дивные песни, и царила магия, в Вестерос пришли люди. О них мало что осталось, ибо только они научились говорить, но не умели писать. И это действительно были Первые Люди. Они были дикими и чурались здешних лесов и тех, кто в них обитал.       А жил в них маленький народец. Ростом с детей. Одежда их была из листьев и цветов, из коры и мха, а голоса их были подобны звукам природы, что окружала их. Они были частью лесов, рек и гор, и жили в гармонии с природой. Они были такими древними, что пели свои песни уже тогда, когда люди еще ходили на четвереньках и больше походили на животных. Дети Леса – так их назвали Первые Люди.       Дети Леса были разными, как и мы, со своими характерами и взглядами, и магия у них была разной. Кто-то управлял силами воды, кто-то силами огня, кто-то разговаривал с животными и видел их глазами. Одни были воинственными, а другие с дружелюбием приняли новых для них существ и научили многому, в том числе и магии.       Далеко не всем людям она давалась, у тех, кому она подчинилась, даже дети стали рождаться со способностями родителей, многие даже превосходили их в силе. Это было настоящее чудо!       Одни могли видеть грядущие события и владели огнем, ибо огонь непостоянен, как и будущее. Их способности поражали: они могли раздуть даже угасшее пламя.       Другие смотрели в прошлое и так надолго уходили в свои видения, что врастали в деревья. Дети Леса затем вырезали их лики на этих деревьях, чтобы они могли все видеть и помнить. На их ветви они посадили воронов, чтобы древовидцы могли делиться своей мудростью.       Третьи же владели водой и холодом, ибо холод хранил воду.       Возгордились люди, начали называть себя королями и даже Богами. Они назвали эти земли своими. Множество королей было тогда, и в королевской крови всегда была магия, но самыми сильными из них, были те, кто управлял огнем, льдом и воронами. Начались кровопролитные войны между ними, маленькие королевства пали, а победители брали их дочерей себе в жены, чтобы унаследовать их магию. Много лесов было сожжено и вырублено, Дорн превратился в пустыню, море обрушилось на Перешеек. Но война не прекращалась столетиями. Дети леса в ужасе попрятались от людей, и сами начали воевать с ними.       Никто не знает, что произошло, но в один день земля сотряслась, и огненными слезами зарыдали горы. Пепел скрыл небеса и солнце, и холод окутал эти земли. То была первая зима. И этой зимой в кромешной тьме, неся с собой вьюги и бураны, явились они – Иные. Никто не ведал, кто они и откуда они пришли. Иные пили горячую кровь, крали детей, и их было невозможно убить никаким оружием.       Королевства замерзали и погружались все глубже под снег. Деревья завяли без солнечного света, животные умирали от холода и голода, а вместе с ними и люди. Истинный страх поселился в их сердцах. Вспомнили они о Детях Леса и взмолились о помощи. Дети Леса помогли им, они научили их объединять огонь и лед, и люди создали оружие из обсидиана, способное противостоять Иным. Взамен Дети потребовали оставить им леса. Тысячи лет войн оставили за собой бесчисленное число мертвецов, а Иные подняли их, и этот океан было невозможно остановить ничем.       Из ниоткуда появился герой, в черном, словно перья ворона, одеянии, глазами холодными, как лед, с пламенным мечом в руках, и это пламя смогло оттеснить Ходоков и их армию. Многие воины присоединились к нему, надев черные одежды. Герой объединил народы и прогнал Иных на Север, где и состоялось решающее сражение. Предания гласят, что люди сокрушили Иных в Рассветной битве, но это не так. Иные лишь отступили в земли, где огонь им был не страшен.       Наступил долгожданный рассвет, а вместе с ним вернулось лето. Король Огня и Король Льда поклялись в вечном мире, чтобы этот ужас никогда больше не повторялся. Они в присутствии Детей Леса и перед чардревами скрепили свой союз кровью и Договором, который гласил: Когда огненный меч вновь наполнит чашу изо льда кровью, над землей полетит песня, несущая долгое лето. Леса зазеленеют, птицы запоют, воздух наполнится ароматом цветов, и весь мир будет купаться в теплоте солнца. Но в день, когда кровь прольется из чаши, наступит ночь, долгая и беспощадная, ибо зарыдает лед, наполнив все своей болью и скорбью. И не будет более покоя. Запах крови окутает все вокруг. Начнется суровая зима, холодный ветер не утихнет. Он снесет все на своем пути, каждого он направит к своей судьбе. И будет длиться эта ночь, пока меч не воспылает во тьме, неся тепло крови, и рог не обретет свой голос.       Но шло время, и зима вновь пришла в королевство людей. Древовидцы не дали людям забыть, с чего началась Долгая ночь, и те обозлились на своих королей, обвинив их во всем. Они сокрушили короля льда, перебили всех его сыновей и тех, кто обладал хоть толикой их магии. Король Огня смог спастись и увести свою семью, тем же путем, которым люди впервые пришли в Вестерос. – И какое отношение эта сказка имеет к Старкам? – зевнув, поинтересовался Нед. – Самое прямое, – улыбнувшись, ответил Хоуленд, – твой предок женил дочерей короля Льда на своих сыновьях. Люди хотели истребить всякое проявление магии, и им это почти удалось – она ослабла, но не исчезла. В твоих жилах течет эта магия, Нед. – Это смешно, – с иронией сказал Эддард, – я не обладаю никакой магией. И если это правда, то почему люди не перебили и всех Старков в придачу. – Прошли столетия, когда магия впервые проявилась в крови Старков. Брандон Строитель обнаружил у себя этот дар. Однажды на охоте к нему пристал лютоволчонок, и тот взял его к себе. И многие потомки его также имели своих лютоволков. Магия проявлялась в вашей крови всегда перед наступлением зимы.       Брандон понял, что если магия огня однажды вернется в Вестерос, Иные снова придут. Еще будучи совсем юным, он отправился на поиски Детей Леса, которые скрывались в своих лесах, и если верить преданиям – нашел их. Дети Леса обрушили океан на руку Дорна, чтобы пресечь возвращение огня, и даровали Брандону долгую жизнь, чтобы он смог построить Стену. Он вернулся на холм, где герой воткнул свой меч в землю, и построил там твердыню, которая затем стала Винтерфеллом. Он поклялся перед сердце-древом, что магия льда восстанет, когда будет в ней нужда, когда тьма окутает этот мир, и протрубил в рог, чтобы все услышали его клятву. – В Винтерфелле всегда должен быть Старк, – вымолвил Эддард. – Именно, мой друг.       Нед помолчал некоторое время, а затем расхохотался. – Да ты тот еще сказочник, – сквозь смех сказал он, – Старая Нэн и в подметки тебе не годится.       Хоуленд в ответ лишь вздохнул в отчаянии и покачал головой. – Девять лет длится это лето, – спокойно сказал он, – оно уже самое длинное и теплое на памяти людей и сколько оно продлится – неизвестно.       Нед, успокоившись, серьезно поглядел на друга, а тот продолжил. – Договор между Льдом и Пламенем был свершен, веришь ты в это или нет, но это так. Твоя сестра обладает магией льда, в крови Рейгара – пламя. – Нет, – покачав головой, прошептал Эддард, – нет, Договора нет, Лианна мертва, их сын тоже. Если и есть хоть толика правды в твоих словах, зима должна была прийти девять лет назад. Как ты и сказал, на земле лето. – Взгляни на это с другой стороны, Эддард. А что если кровь не пролилась в ту ужасную ночь?       Эддард, усмехнувшись, задумался над словами Хоуленда Рида. Найди свою сестру, пронеслись в его голове слова матери.