Любовь и Долг

Валирийские мечи здесь считают сокровищем, семейной реликвией, передающейся от отца к сыну. Знали бы они, в чем тайна их создания, то тут же прокляли бы и побросали в море. «Дневник Эйгона Завоевателя. Королевства.»

      Пробуждения могут быть разными. Можно проснуться от надрывающихся колоколов Септы Бейлора, которого хочется придушить и отправить вместе с Висеньей в Пекло еще раз. Можно проснуться от навязчивого луча солнца, протиснувшегося сквозь щель в плотных шторах, и возненавидеть лето, которое скупо на облака и дожди по утрам. Можно проснуться от поцелуя, вдохнуть полной грудью запах женщины в своей постели и понять: чужая, чужая…       Губы Элии сначала мягко коснулись плеча, затем легкими нежными шажками прошли по ключице, обдали жаром кожу на шее. Она знала толк в удовольствиях и виртуозно умела доставить их истосковавшемуся телу, но…       Наверное, лицо свежее ото сна с немного припухшими веками было прекрасно в этот момент. Однако его сердце оставалось невозмутимым, словно в нем никогда не существовало никаких чувств и эмоций. Элия знала это, не могла не знать. Рейгар все это время лежал неподвижно с закрытыми глазами и ждал, когда Элия позволит себе немного больше. Он не мог сказать, насколько далеко она зайдет, воздействуя на него тяжелым страстно-пряным ароматом, убежденная в собственной неотразимости, и ему стало любопытно.       Тощая, болезненная. Мейстеры с детства внушили ей, что радость материнства тут же убьет ее. У нее были черные волнистые волосы, выразительные глаза, высокий лоб и живые манеры. Дерзкая чувственная улыбка говорила о страстности натуры и о множестве причин любить жизнь.       Элия осторожно приподнялась над ним, ее шелковистые волосы скользнули по его груди. Он почувствовал, как кожа на бедрах покрылась колючими морозными мурашками, и едва сдержался, чтобы не вздрогнуть. Столько лет его губ не касались губы женщины. В голове Рейгара намертво укоренилась мысль, что таким образом он предаст Лианну, что она вдруг исчезнет, перестанет являться к нему ночами, ее образ позабудется, и он никак не мог избавиться от этого бреда. Может сейчас получится побороть себя и отпустить ее наконец. Рей четко ощутил дыхание Элии на своем лице.       Миг.       Он успел повернуть голову, а ее губы коснулись его щеки.       — Прости, — тут же прошептала Элия, тяжело вздохнув, — я думала… неважно.       На его памяти она никогда не позволяла себе подобного. Конечно кокетничала, однако не больше, чем с другими мужчинами, ночами умаляла его постыдный зов плоти, иногда терпеливо выслушивала все, что накипело, и как-то грустно улыбалась, глядя на него.       Подчас Рейгар думал, что стоило все же послушать отца, сделать Элию своей женой, а затем в тайне любить другую, которую никогда бы не смог назвать своей, любить трепетно и нежно, как солнце, как прекрасный цветок, как яркую звезду. Может быть она осталась бы жива, жила бы где угодно и с кем угодно, но жила! Проклятье!       Рей лежал и молча вглядывался в узкую светлую полоску пробивавшегося солнца, не находя в себе сил сказать Элии, что отверг ее. Она и сама это прекрасно понимала. В его разуме не присутствовало ничего, кроме пустоты и слепящего света.       — Я помню нашу первую ночь, — вдруг прозвучал ее тихий бархатный голос. Элия лежала на противоположной стороне кровати и, похоже, не дышала вовсе. Он и не заметил, как поспешно она отдалилась от него, наверное, был даже рад этому.       — Помню, как ты отвернулся от моего поцелуя. Почему-то мне казалось, что тебе просто нужно больше времени. Теперь думаю, между нами не может быть ничего кроме дружбы и… выдуманного романа.       — Ты надеялась получить мое сердце? — возможно Рей произнес это намного холоднее, чем собирался, но для всех он — бесчувственная черствая тварь, которая режет равнодушием по живому. Рейгар не собирался никому показывать свои слабости, кроме вполне очевидной любви к дочери и к своему королевству. Он не заботился об Элии и не тревожился он ней. Одно дело случайная пассия, другое — любовница, которая в одночасье может превратиться в инструмент принуждения в руках его врагов.       — Какая разница чего я хотела?! Главное, чего хочешь ты, — на последнем слове голос ее дрогнул, и Рей услышан резкий надрывный вздох. Проклятье, Элия! Накануне вечером он и не думал, что утро может начаться так прескверно. Рейгар ни разу не слышал столько укора и иронии от нежной и послушной дорнийской принцессы: похоже, и ее терпению пришел конец.       — Я понимаю, это грех — женатому мужчине искать наслаждение в объятиях не своей наречённой, — неумолимо продолжала свою речь Элия, — и грех мне соблазнять тебя всякий раз, грезить о несбыточном. Но что дорнийке до греха? Любить мне тебя никто и ничто не может запретить.       Она замолчала. Рейгар и не думал, сколь много романтических мыслей витало в голове всегда рассудительной и благоразумной принцессы. Боги, Элия! И давно с тобой такое творится?       Рей мог бы осыпать ее золотом с головы до ног, мог бы сделать самой желанной леди королевства, но того, что она просила, он был не в силах дать. Рейгар закатил глаза и чуть не застонал от собственного бессилия. Его ладонь невольно потянулась к груди с желанием посильнее сжать или разорвать, чтобы избавиться от гнетущей тяжести. Пусть бы она пожелала корону, но только не взаимности. Пусть забудет все слова, пусть заберет их назад, пусть уподобится тем вертихвосткам, ищущим в его постели привилегии для своих семей и осуществление мечты о своем сыне-бастарде на троне.       Рейгар всех их оставил ни с чем. Не нужно лишать чести девушку, чтобы все в это поверили. Стоило лишь опоить ее сонным зельем, испачкать свиной кровью простыни и отправить в покои поутру армию служанок с бокалом лунного чая и богатым подарком.       После смерти Деймиона лорды с удвоенным рвением стали подсовывать дочерей и племянниц в опочивальню короля. Затем по замку пошли неприятные пересуды о том, что король немощен или, что еще хуже, предпочитает юношей, раз его не трогает красота и невинность. Рейгар принял правила игры по-своему. Только сами бедняжки знали о случившемся, но что их слова стоили против сплетен, с ураганной скоростью разносившихся по замку?       Рей бы все отдал, чтобы хотя бы на миг увидеть лица их мужей после первой брачной ночи. Он подбирал довольно достойные партии для «обесчещенных» красавиц: им не на что было жаловаться. Элия иногда жалела девушек, особенно ее сердце трогали судьбы самых кротких и смиренных из них. Их семьи и сами неплохо понимали, что ждет бедняжек впоследствии, но все равно не оставляли надежду, что вот именно их зазнобу король полюбит всей душой и обязательно сделает матерью своего наследника. Мрази!       Напряженное молчание затягивалось, сердца стучали все сильней, кто-то из них должен был принять правильное решение. Рейгар счел своим долгом объясниться с Элией, последнее чего ему теперь хотелось — оскорбить ее чувства. Этого она не заслуживала.       Рей, обернувшись, пристально взглянул в печальные черные глаза, которые уже и не надеялись ни на что. Он хотел коснуться ее рук, ладоней, затем лица кончиками пальцев, но не смог, вместо этого просто рассматривал ее, стараясь убедиться, что с ней все в порядке.       — Твои чувства — величайший дар, которого я, увы, не достоин. Росток моего сердца …       — Боги! Рейгар!       Элия закрыла лицо ладонями и покачала головой, а затем, закусив губу, вновь посмотрела на него. Она тяжело задышала, ее щеки запылали, а между бровей пролегла морщинка, которая совсем не красила ее. Рей невольно поморщил нос.       — Оставь все эти красивые слова для сопливых девиц! — голос ее сорвался, скатившись до шепота. — Я не хотела, чтобы ты вообще знал о моей любви. Да вот не выдержала, раскололась, дура.       Она резко встала, прошла к столику, налила вина, но так и оставила бокал на месте, вглядываясь в стену перед собой, и тихо постукивала кончиками тоненьких пальчиков по столешнице, возможно обдумывала слова, которые пытались вырваться из ее уст или же проклинала это утро, как и сам Рей.       Он бы мог попросить у нее прощения, попробовать защититься, оправдаться. Но Элия только покачала головой и посмотрела на него какими-то сухими, странными, но в тоже время спокойными глазами. Между тем, Рейгар не знал, что ей сказать, и пребывал в некотором шоке. Элия, казалось, и не ждала от него никакой реакции, просто начала озвучивать свои чувства, впервые за семь лет выплеснув их наружу, и, похоже, была рада, что ее не перебивают. Но когда она заговорила о Лианне, лишний раз напомнив, что ее нет, что она хотела бы для него счастья, где-то в груди больно кольнуло нечто неприятное, тяжелое, холодное, заставив сжать простыни под ладонью до дрожи в мышцах. Дыхание отозвалось жжением, а разум начало застилать раздражение. Он пытался дышать глубже и ровнее, даже приподнял уголки губ в надежде, что это похоже на улыбку.       Надо было произнести хоть какую-нибудь фразу, пусть и самую банальную, лишь бы избавиться от гнетущего чувства. Возможно, нечто из ряда: «ты еще встретишь свою любовь, а теперь пошла вон». Рейгар только собрался с духом, чтобы ляпнуть эту глупость, как в дверь постучались. Элия тут же прекратила самоубийственную речь и оглянулась. Рей упал на подушки и облегченно выдохнул. Краем глаза он уловил, как она поспешно накинула на обнаженное тело халат из тончайшего багряного тюля, который нисколько не скрывал ее прелестей, а, напротив, отчетливо подчеркнул угловатые выпуклости, а затем направилась к двери.       — Ты впустишь посетителей в таком виде? — негодующе спросил Рей.       — Тело женщины создано Богами для любования, — иронично отмахнулась она, — тем более мы оба знаем имя этой ранней пташки.       В следующее мгновение в покои вошел молодой долговязый слуга в черной ливрее с красным шитьем. Он держал в руках поднос с одеждой, которую с особым усердием выстирали и отгладили. Роуэн пробежал равнодушным взглядом по телу Элии: от ступней до ее острых ключиц, но его лицо не смутилось ни на толику, вызвав усмешку на губах короля. Слуга чинно поклонился Рейгару, а затем и Элии.       — Доброе утро, ваше величество, — ухмыльнулся Роуэн манерной улыбкой, — надеюсь, вы проснулись сегодня в добром здравии, и у меня нет причин для беспокойства? У вас сегодня запланировано много дел. Угодно ли вам сию минуту умыться и облачиться в одежды? На завтрак хрустящий хлеб с ягодным джемом и овсяной кашей, стол накрыт в кабинете. Я просил не допускать к вам никого, пока вы трапезничайте.       Пока Роуэн говорил, Элия пыталась прожечь его взглядом насквозь и возможно даже немного усомнилась в своей привлекательности, но она не знала юношу, так как знал его король. Роуэн с младенчества привык наблюдать женские прелести, и они его нисколько не трогали, службу в замке он ценил гораздо больше. Рейгар театрально потянулся и потер лицо руками, скрывая тем самым усмешку над возмущенным выражением лица дорнийки.       — Да, Роуэн, ты как раз вовремя.       Юноша кивнул, распахнул дверь, и тут же в покои короля вошли служанки с кувшинами воды, полотенцами, гребешками, а также с платьем для Элии и украшениями на бархатных подушках.       Черная льняная рубашка, черный суконный камзол длиной до середины бедра с пришитыми рукавами, украшенный лишь красным аксельбантом на правом плече, черные же бриджи. Такое платье казалось королю верхом практичности. Не требовалась толпа слуг, чтобы одеться; черный цвет отлично скрывал следы чернил и крови, к тому же простой люд, видя короля в таком одеянии, выказывал больше лояльности, не считая его еще одним кичливым монархом и транжирой.       Конечно, Рейгар вполне и сам мог управиться с многочисленными пуговицами, надо сказать, в походах он часто справлялся в одиночку, но точку в этом споре поставила его матушка, заявив, что Рей пренебрегает своими подданными. Ведь те, как оказалось, спят и видят как бы только прикоснуться к телу государя, благословлённого Богами на правление, в жилах которого течет кровь укротителей драконов. В обмен на отказ от каждодневной носки богато расшитого, но неимоверно душного и тяжелого гауна, он пообещал, что обязательно приблизит к своему королевскому телу оруженосца или служку.       После того разговора у Ланнистеров, Редвинов и Хайтауэров вмиг обнаружились малолетние племянники и кузены, которые рады были бы служить своему королю верой и правдой и с такой же верой и правдой докладывать о каждом шаге Рейгара своим высокородным родственникам, но королю с лихвой хватало подобных любезностей и в Малом Совете.       Его выбор пал на мальчика из приюта, старательного и услужливого, но, по словам командиров, ни на что негодного. В семь лет его прогнали из богатого борделя вместе с матерью, заболевшей чахоткой. Голодное детство нанесло непоправимый вред здоровью мальчика: ни сытная еда, ни каждодневные тренировки не могли наполнить его тело силой. Однажды он чуть не умер во время гребли. Зато Роуэн отлично показал себя в роли личного слуги его величества: мало кто был настолько знаком с жизнью замка, как он.       — Ее высочество, принцесса Дейнис, проснулась сегодня в добром здравии, — отчитывался Роуэн, застегивая пуговицы на камзоле, — она уже завтракает, Сирио Форель ожидает ее в танцевальной зале.       — Хорошо, — улыбнувшись, отозвался Рейгар.       — Сир Герольд переговаривался с сиром Барристаном: сегодня в сопровождение принцессы они поставят сира Джейме.       — Джейме? — удивился король, — с чего это вдруг? Хотя… Я одобряю их выбор. Сир Джонотор слишком стар для ее развлечений.       — Сир Джонотор Дарри отправится на прогулку с их высочествами принцессой Дейенерис и принцессой Арианной.       — Сир Барристан сегодня сопровождает матушку, как я полагаю?       Роуэн улыбнулся и искоса поглядел на Элию. Она уловила его взгляд, и тут же частый гребень, которым она расчесывала свои волосы, замер в руке.       — Вы правы, — ответил Роуэн.       — Что ж, — выдохнул Рейгар, — пускай. Матушка любит беседовать с Селми, не стоит лишать ее такого удовольствия.       Роуэн тем временем перешел на манжеты, а король при помощи большого зеркала перед ним следил за реакцией Элии на слова юноши. Служанка, которая стояла рядом с ней с платьем в руках, выглядела неестественно бледной и печальной, чем насторожила его. Она не сразу отзывалась на приказы Элии, была погружена в собственные мысли.       — Лорд Аррен назначил лорда Бейлиша писарем в Малом Совете, — продолжал Роуэн.       — Куда же подевался лорд Харди? — слова слуги отвлекли Рейгара от служанки, и он полностью переключился на свое отражение в зеркале.       — Лорд Харди слег в постель с желудком. Слышал, лорд Аррен очень ценит лорда Бейлиша за его прошлую верную службу.       — Лорд Бейлиш, — проговорил Рейгар, — хм, это имя кажется мне знакомым. Откуда он?       — Его называют Мизинцем, ему принадлежат земли на Перстах. Очень скудные скалистые земли. Поговаривают, что у него нет даже кастеляна, а стража замка состоит из трех человек.       — Ясно. Полагаю, лорд Аррен хорошенько подумал, прежде чем назначать незнакомца на важную должность, причем без моего ведома. С другой стороны, чем нам может навредить нищий лорд?       — Я думаю, ничем, — отозвалась Элия, — очередная собачонка на побегушках и не более.       Отвечать ей не было никакого смысла, Рей просто мысленно согласился с ней. Роуэн все также продолжал наводить лоск на его и без того безупречное облачение, смахивая невидимые пылинки с плеча, и рассказывать о событиях в замке. Слушая в пол-уха о визите его матушки в приют для малолетних сирот и матерей, оказавшихся на улице, об излишних тратах на шелка и драгоценные камни его дорогой во всех смыслах этого слова жены, о новых служанках и пажах, Рейгар пристально смотрел на девушку, которая пыталась зашнуровать Элии платье. Вид ее совершенно ему не нравился. Ей было около двадцати лет, бледное и чересчур худое лицо плохо сочеталось с фигурой, скрытой многочисленными одеждами. Казалось, она терпит нестерпимую боль, отдающуюся в каждом дюйме ее тела при малейшем движении.       — Как ее имя? — тихо поинтересовался Рейгар у Роуэна.       Юноша проследил за взглядом короля.       — Ее зовут Саррой.       — Она чем-то больна?       — Насколько мне известно, нет, — пожал плечами слуга, — ее недавно перевели из прачек, тихая и закрытая девушка.       — Пусть ее осмотрит мейстер, — поправляя воротник-стойку, приказал Рей, на что юноша послушно кивнул и еще раз посмотрел на девушку. Та, будто почувствовав, что разговор идет о ней, бросила на них короткий взгляд, смутилась, а ее пальцы начали быстрее перебирать непослушные шнурки корсета. Причем совладать с ними ей никак не удавалось, что заставило Элию воспользоваться услугами другой служанки, а Сарру прогнать прочь, велев ей отнести к прачкам грязную одежду.       — Ваше Величество, — смущено протараторил Роуэн и осекся на полуслове. Он слегка скользнул робким взором мимо сидевшей на пуфике Элии, как бы избегая взглянуть на своего короля, и с тем же нерешительным видом уставился на носки своих сапог, вычищенных до блеска и избегавших любой крупицы грязи.       — Говори! — не выдержал Рейгар, своим повелительным тоном заставив юношу втянуть голову в плечи, от чего он, долговязый и худощавый, стал напоминать побитого щенка, посмевшего утащить с кухни добрый кусок буженины.       — Ваше Величество, — вновь начал мямлить Роуэн, — портные по вашему приказу приготовили черное облачение. Оно сшито по меркам сира Эртура…       Рейгар сцепил руки за спиной и высоко поднял голову. Остатки хорошего настроения вмиг улетучились, он поджал губы и, даже не глядя в зеркало, мог сказать, что вид его теперь напугал бы многих, даже смелых людей. Возня за спиной короля затихла, он ясно ощутил направленный на себя взгляд Элии.       — Это правда? — пробормотал юноша, так и не осмеливаясь поднять голову, — это правда, что вы отошлете сира Эртура в Ночной Дозор?       Сказав это, Роуэн позволил себе дышать: его плечи начали подниматься и опускаться быстрее чем обычно.       — Так решил сир Эртур, — твердо ответил Рейгар, свысока глядя на слугу.       — Но… Вы могли бы…       — Остальное не должно тебя касаться, — казалось, от тона короля замерли все, даже в покоях стало мрачно и неуютно.       — Любопытно, — улыбнулась Элия, — сколько слов о любви прошептала ему его избранница, что так опротивел белый плащ?       Рейгар, услышав ее слова, резко обернулся и прищурил глаза. Ее фраза была совершенно не тем, что могло разрядить обстановку. Все его нутро немедленно требовало заткнуть нахалку, посмевшую так безжалостно поливать грязью доброе имя его друга и… и … Лианны?       — О чем это ты? — едва сдерживаясь, бросил он.       — Это же очевидно, — ни один мускул не дрогнул на лице Элии. Казалось, за столько лет, которые они провели вместе, она должна была считывать малейшее изменение в душе короля, но сейчас, совершенно не обращая внимания на его сдвинутые брови и холодный твердый взгляд, дорнийка продолжала улыбаться. — Что же, по-вашему, Эртур пытается забыть все эти годы? От чего пытается убежать?       Это не правда! Не правда! Рейгар задрожал всем телом и непроизвольно сжал кулаки так, что кисти рук стали бледными как сама смерть. Роуэн отступил от него на несколько шагов, понимая, что взгляд из-под бровей и стиснутые зубы короля не сулят ничего хорошего. Ему было невдомек, что сейчас мучительно острая, словно острие валирийского меча, боль пронзила легкие, скрутила желудок и выстрелила прямо в левую руку, отозвавшись на кончиках пальцев. Рейгар едва сдержался, чтобы не схватиться правой рукой за сердце и отчаянно хотел сделать вдох, но не получалось. От нехватки воздуха покои пошли кругом, как фигуры на детской карусели. Он дотянулся до пуговицы, удерживающей воротник, и, одним движением оторвав ее, глубоко вздохнул. Боль притихла и замерла в ожидании где-то под ребрами. Пожалуй, ему и самому не помешала бы помощь мейстера, но где отыскать такого, который оставит состояние короля в тайне, Рей ответить не мог.       Элия, наконец, уловила его самочувствие. Взволнованно оглядела его с головы до ног, хмуря брови, а затем остановила взгляд на лице Рейгара. Она шагнула к нему с желанием прикоснуться, уже вытянула руку, но Рей жестом остановил ее.       — Миледи, — с тяжелым вздохом проговорил он, — моя матушка верно заждалась вас. Остальные тоже могут идти.       Служанки переглянулись между собой, поклонились и выбежали за дверь. Роуэн, удостоверившись, что его королю ничего не нужно, покинул покои вслед за девушками, бросив напоследок на него обеспокоенный взгляд. Элия медлила. Чем больше тревоги Рей видел в ее черных как омут глазах, тем больше он хотел сорваться с места и убежать. Так не вовремя сейчас проявилось его состояние, но сильнее всего удручала чужая жалость.       — Рейгар, — пробормотала Элия, напряженно улыбаясь и при этом суетливо заламывая пальцы.       — Я просил тебя уйти, — сдавленно произнес он, искоса бросив на нее холодный взгляд, а затем отвернулся, чтобы не видеть широко распахнутых черных глаз, заблестевших так не к месту.       — Ваше величество, — в голосе ее послышались нотки смятения и настороженности. Почти у самой двери она оглянулась.       — Я могу прийти к вам сегодня вечером?       — Сегодня ночью я хочу побыть один, — сухо ответил он.       — Тогда, пожалуй, увидимся завтра, — слова ее выдавали обиду и звучали тускло, но Рейгару сейчас было совершено плевать на ее чувства, хотя от осознания этого ему делалось некомфортно.       — Разумеется.       Рей стоял к ней спиной, сцепив сзади руки, но оглянулся лишь тогда, когда дверь захлопнулась.       Кабинет находился недалеко от покоев. Бо́льшую часть времени король проводил именно здесь, на верхнем этаже угловой северной башни твердыни Мейгора. Оттуда ревниво поглядывал, что делается во дворе замка и за его пределами. Высокие окна открывали восхитительный вид на столицу, которая в эту минуту нежилась в теплых лучах солнца и, казалось, дышала, вдыхая полной грудью запах йода и соли с нотками печного дыма и гари.       А дальше, за стенами города, насколько хватало взгляда, искрилось в лучах рассвета море. Все пленило взор, все вызывало трепет: и глубокое синее небо, сливавшееся на горизонте с лазурными водами, и золотые блестящие домики, словно прилегшие отдохнуть у замковой стены, и изумрудные кроны деревьев, капельками разбрызганные то тут, то там, и ветер, шепчущий в парусах лениво покачивающихся кораблей. Отсюда суда казались такими маленькими, что можно было вытянуть руку, взять одно из них за корпус пальцами и как в детстве запустить в быстрый ручеек. Рейгар любил этот полный красоты и неожиданностей город у подножия трех холмов.       Просторный, как бальная зала, кабинет производил на господ неизгладимое впечатление. Его стены обили белым, словно кость, чардревом, выложили орнамент из пятипалых листьев темным гранатом. Благодаря огромным арочным окнам, мирийскому хрусталю в простенках и высокому сводчатому потолку, расписанному сценами из Семиконечной Звезды, здесь было много света и воздуха. Вдоль одной из стен расположился камин, а за ним прятался потайной ход: Рей мог незаметно удалиться от просящих, толпящихся в приемной, спуститься в сад по узкой винтовой лестнице и побыть наедине с собой.       С недавнего времени настоящим сокровищем кабинета стал трофей из покоев тирошийского архонта — стол из златосерда с малахитовой столешницей и с причудливой резьбой на увесистых ножках, тонкости исполнения которой смогли постичь только тирошийские мастера. Рейгар нанял нескольких из них для создания в приюте собственных мастерских. Он был уверен, что среди сирот и бастардов найдутся те, кого Боги одарили необходимым талантом. Секреты тирошийцев дорого обошлись казне, но через несколько лет работы бывших учеников будут на вес золота и окупят затраты сполна.       Не менее помпезно смотрелось подаренное вельможами Норвоса кресло, обитое искрящимся атласом. В пару к нему норвосцы подарили и кресло для гостей, такое же роскошное, но ужасно неудобное. Четверть часа, ровно столько хватало просителю, чтобы изложить суть вопроса, попрощаться и удалиться восвояси, не дожидаясь, пока спина и ноги затекут и онемеют окончательно.       Солнечный свет лился в высокие окна. Был самый разгар утра, обещавшего отличный денек. Даже суровые, мрачные лица, глядящие с портретов былых королей, казалось, смягчились и позволили себе легкую пренебрежительную улыбку. За исключением одного, пожалуй. Взгляд Рейгара остановился на портрете, висевшем на дальней стене, в тени колонны. Умелая и льстивая рука мастера изобразила его отца еще до событий Сумеречного Дола, молодого и полного сил, но уже тогда улыбка на тонких губах больше напоминала оскал, платиновые волосы, собранные в узел, походили на волосы мертвеца, а пристальный взгляд из под кустистых бровей делал выражение лица зловещим и внушал трепет даже с портрета .       — Ты должно быть доволен и удовлетворен, — подумал Рейгар, глядя в блеклые сиреневые глаза, — зная, что я несчастен настолько, насколько ты и хотел. Все случилось по твоему желанию: моя возлюбленная мертва, дорнийка греет мою постель, я не оставил наследника, а дорогой моему сердцу человек желает покинуть меня навсегда.       Рей закрыл глаза не в силах больше смотреть на полотно холста. Давно нужно было его сжечь, да все никак рука не поднималась, и он не мог сказать почему. Может, чтобы не нарушать ансамбль из семнадцати венценосных представителей династии, а может, оставил как постоянное напоминание самому себе, что власть без драконов уязвима, что он самый обычный человек из плоти и крови и что лишь его дела и хрупкое равновесие благ между лордами и простолюдинами по-прежнему оставляют его на троне.       Эртур стоял за его спиной уже около получаса и с момента своего прихода не проронил ни слова. Рей не торопил его, а, напротив, дал время еще раз хорошо обдумать свое поспешное решение, глядя на манекен, одетый в тяжелое черное облачение Ночного Дозора.       Становилось жарко, но жара словно и не действовала на дорнийца. Бежевый шелковый платок, аккуратно обнимавший шею, подпирал подбородок, окаймленный черной с проседью бородой. Плотный белый камзол был застегнут наглухо, на плечи наброшен белоснежный плащ, сколотый серебряными звездами. Эртур посетил брадобрея и теперь выглядел весьма ухоженно и статно, а его небольшая борода скорее придавала щеголеватости еще моложавому лицу, чем старила. Рассвет неизменно висел на левом боку с рукой в кожаной перчатке, обманчиво мирно лежащей на эфесе.       Рейгар всегда отдавал должное благородному виду своей гвардии: он наполнял гордостью его сердце, но сейчас, понимая, что возможно видит Эртура в белом облачении в последний раз, Рей почувствовал горечь утраты.       Король медленными шагами обошел рыцаря и присел на край письменного стола, скрестив руки на груди. Ему не нравилось, как голова Эртура опускалась все ниже под его пытливым взором, и теперь лучший из рыцарей королевства и кумир миллиона юношей выглядел как мальчишка, которого поймали за руку при совершении мелкой кражи. В конце концов Рейгару надоело мучить несчастного.       — Я не могу тебе запретить облачиться в черное и отправиться на Стену, — спокойно и размеренно заговорил Рей, тем не менее, Эртур поежился всем телом и крепче сжал эфес меча, — но я в праве знать причину.       Глаза рыцаря забегали, а дыхание явно участилось. Рейгар ощутил, как отяжелело пространство вокруг него, словно колонны исчезли, и вся масса потолка и кровли рухнула на его плечи — так довлела вновь наступившая тишина. Эртур наконец робко перевел взгляд на короля, похоже, до последнего надеясь, что тот не сорвется и не станет его убивать. Столько страха было в этих некогда живых глазах. Рей невольно нахмурился.       — Что ты скрываешь? — едва слышно проговорил он. Тело его подалось чуть вперед, руки вцепились в столешницу, глаза прищурились. Эртур откашлялся, словно подавился воздухом, а затем кивнул, собираясь с духом. Рей и не заметил, как затаил дыхание.       — Отныне вы можете быть спокойны, ваша милость, — тихо пробормотал Эртур сдавленным голосом, — у лорда Тайвина Ланнистера не останется причин попрекнуть вас. Я запятнал свою честь, и более мне не место в Королевской Гвардии.       Рейгар чертыхнулся. Отнюдь не эти слова он жаждал услышать. Эртур называл следствие, а что послужило причиной апатии и пристрастия к спиртному так и осталось загадкой. Похоже, разговор обещал быть намного труднее, чем Рей ожидал. В голове промелькнула мысль, такая липкая и неуютная, что он невольно поморщился.       Только Боги ведали, сколько боли принесла ему смерть Лианны. Она стала частью его самого, и в тот чудовищный день ее беспощадно вырвали из его сердца. И оно умерло. Конечно, если пронзить его стрелой или мечом, короля не станет, а он был все еще жив, но в сердце его совсем не осталось нежности, сострадания и тепла, один сплошной мрак.        Злился ли Рей на Эртура из-за его светлых чувств к Лианне? Переосмыслив свою жизнь, Рейгар пришел к выводу, что нет. Совершенно. Эртур, сколько он себя помнил, всегда был рядом: он делил с ним детские шалости, радости и огорчения, понимал его с полуслова, разделял его мировоззрение и всегда был на его стороне. Не удивительно, что они полюбили одну и ту же женщину. Но было во взгляде друга еще нечто такое, что Рейгар не мог взять в толк, то, что грызло его изнутри, превратив рыцаря в мнительного и нелюдимого отшельника.       Рей, оттолкнувшись от стола, широкими шагами подошел к Эртуру и схватил того за плечи, заставив взглянуть себе в глаза. Рыцарь сглотнул.       — Ты лжешь мне! — резко выпалил Рей, тряхнув Эртура, — когда? Когда я перестал быть тебе другом? Когда я стал для тебя лишь королем?       Он тряхнул рыцаря еще раз, а затем в растерянности отступил, увидев в глазах лучшего друга неподдельный испуг. Невольно Рей бросил быстрый взгляд на портрет отца, который, казалось, вот-вот разразится громогласным скрипучим смехом.       — И в тебе живет дракон, сын мой, — твердили безумные глаза с портрета, — позволь ему раскрыть свои крылья, и все упадут ниц перед тобой.       — Нет, — безмолвно покачал головой Рей, — мне не бывать таким как ты.       Кожаная перчатка Эртура скрипнула об эфес Рассвета, приводя короля в чувства, и тот вновь устремил свой взор на друга.       — Я не могу сказать этого, — тихо проговорил Эртур.       — Почему? Ответь же мне.       Но Эртур вновь поник и отчаянно замотал головой, пятясь назад от каждого слова Рейгара.       — От чего ты бежишь?       Король и сам не замечал, что неотступно следует за Эртуром, шаг за шагом приближаясь к нему.       — Что ты хочешь забыть?       Но упрямец молчал. Поджав губы, он уставился в пол, словно осел, качая головой из стороны сторону. Все это время сердце Рейгара колотилось в груди как бешеное, но он держал себя в руках до последнего момента, пока не остался один единственный вопрос, который должен был прозвучать, хотя Рей всячески старался избежать его.       — У тебя было что-то с ней?! — прогрохотал голос, подобный грому.       Эртур замер. А Рейгару показалось, весь мир вокруг него оцепенел, остановился. Огромные пурпурные глаза гвардейца расширились и заблестели, рот приоткрылся, а лицо приобрело почти пепельный оттенок, накинув вмиг десяток лет.       — Нет, — выдохнув, прохрипел он, словно это слово причинило ему немыслимую боль, — я ни разу не притронулся к ней. Это правда. Она всем сердцем любила только вас одного, я бы не посмел даже…       Он не лгал, это было видно сразу, но вместе с тем и кое-что не договаривал. За столько лет Рейгар научился читать лица как открытую книгу, а в случае с Эртуром этого даже и не требовалось: каждая мысль ясно отпечатывалась в его глазах.       — Тогда я в замешательстве, мой друг, — развел руками Рейгар, его властный тон смягчился. — Я не понимаю, что с тобой происходит. То напиваешься до беспамятства, то ни с того, ни с чего отправляешься морозить свою дорнийскую задницу, даже не объяснившись.       Рейгар медленно перевел взгляд на пояс Эртура и кивнул в сторону ножен.       — Рассвет придется оставить. Хватит нам и одного сгинувшего меча.       Эртур с горечью посмотрел на эфес в своей руке, наверняка соглашаясь. Рей тем временем прошел к столику у камина и налил два бокала воды с лимоном. Один из них протянул Эртуру, который осушил его двумя глотками.       — Ты уже сообщил близким? — спросил Рейгар. — Интересно, как отреагировала на эту новость Эшара? Кажется, она хотела отправить Неда тебе в оруженосцы, или я ошибаюсь? Слышал, мальчик весьма способный.       — Да, она действительно желала этого, лишь ждала, когда мальчику минует двенадцать лет. Но… у мальчика оказалось слабое здоровье, поэтому… — по печальной улыбке Эртура Рейгар понял, что он не отправлял ворона в Звездопад, поэтому известие о том, что Эртур надел черное, для Дейнов станет полной неожиданностью. Это лишний раз доказывало, что глупое решение было абсолютно спонтанным и нелепым. Рейгар глубоко вздохнул, подойдя ближе, опустил руку на плечо друга.       — Ты не сможешь убежать от самого себя, Эртур, — улыбнувшись, медленно проговорил Рей, — кого же потом мне называть Мечом Зари? Твоего завистливого кузена Герольда? Я думал, Рассвета достоин кое-кто более милосердный и честный, не находишь?       Лицо Эртура скривилось, морщины прорисовались сильнее. Он пробормотал что-то несвязное, потом осторожно, словно подбирая каждое слово, заговорил голосом, полным скорби и сожаления, глядя в лицо Рейгара.       — Я хочу ее забыть, Рейгар, но Лиа… Негодяйка… Эта упрямая девчонка появляется всегда, когда я трезв. Напиваясь, я все равно продолжаю думать о ней, и мне приходится напиваться сильнее. Чаша за чашей, а она все также стоит перед глазами и улыбается, — Эртур горько вздохнул и по привычке отвел взгляд в сторону, — я связан клятвой хранить страшную тайну. Она не должна быть открыта. Не теперь. Однажды она уже причинила великое горе, и я не знаю, сколько бед еще принесет, если моя клятва будет нарушена. Прошу, не искушайте меня. Есть тайны, которые должны ими оставаться до конца дней. Это одна из них. Она уже иссушила меня без остатка, но я не позволю ей причинять боль и вам. И лучше, если нас будут разделять тысячи лиг.       Глаза Эртура наполнились слезами. Он говорил искренне, от самого сердца, а Рей с ужасом стал понимать, что переубедить друга теперь ему вряд ли удастся. Клятва для рыцаря священна, только Боги могут потребовать раскрыть ее, даже если она касается самого короля.       От бессилия руки Рейгара опустились. Он всей душой не хотел терять друга. Почему его вновь так жестоко заставляют прощаться с близкими? Кто это придумал?! Боги?! Сколько проклятий уже обрушилось на их каменные головы из уст короля!       Боль, до этого украдкой сидевшая у позвоночника, снова начала разливаться в груди неугасимым пожаром, но тем не менее дав Рейгару последний шанс отговорить Эртура от своего решения. Я не отдам тебя никому…       — Что ж, раз это твой выбор, я не стану препятствовать, — Рей потянулся к мечу, притороченному к поясу, — но ведь ты не откажешь мне в дружеском поединке?       Эртур опешил от неожиданного предложения и недоверчиво окинул взглядом кабинет.       — Здесь?       — Тебя что-то смущает? — улыбнулся король. Темная молния сверкнула в его руках и направилась в сторону груди рыцаря.       Церемонность тут же оставила сира Эртура Дейна, казалось, он растерялся, а затем широко по-мальчишески улыбнулся. Он высоко поднял разведенные в сторону руки и двинулся вперед. Но Рей понял, что это лишь обманный маневр и, ринувшись на друга, распластал меч в глубоком проникающем выпаде. Воздух засвистел. Эртур ускользнул, будто перетек в сторону от линии атаки, плавным, обманчиво легким движением, попутно задев бедром кресло, которое стояло на пути. Наверняка это отозвалось в его теле тугой вяжущей болью, но Эртур даже не поморщился, а крутанулся на каблуках, разворачиваясь лицом к Рейгару. Полы белого плаща взметнулись вверх, подобно крыльям. В следующий миг Рассвет запел мелодичным звоном, рассекая воздух.       — Это очень плохая затея, — заметил Эртур, оглядываясь, дабы не задеть еще что-либо. Острие молочного клинка раскачивалось из стороны в сторону. — Мы разнесем здесь все.       — А если бы мне угрожала опасность? — усмехнулся Рейгар, кружа вокруг рыцаря, — тоже бы сетовал на разбитую утварь?       — Я бы не обратил на нее никакого внимания.       Рей сделал выпад, на сей раз, рубящий в шею. Эртур отразил удар. Белоснежная сталь встретилась с темной, подобной тучам, клинки проскрежетали звонко и протяжно, не уступая друг другу. Но гвардеец, направив свой вес в руки, оттолкнул короля. Тот отшатнулся и рухнул плашмя на диван, а затем вскочил и бегом обошел его, держа меч наготове. Эртур не отступал, рассекая Рассветом воздух, ловко перепрыгнул препятствие перед ним. И снова мечи запели. Громко и гневно, раз за разом ударяясь друг о друга. Друзья кружили в танце, смеясь, когда на пол летели книги или бокалы, превращая кабинет в хаос.       В какой-то момент Эртур открылся, а Рей не заставил себя долго ждать. Мощным и быстрым ударом он направил Черное Пламя прямо в плечо друга. Эртур отразил натиск. Черты его лица неожиданно исказили ярость и азарт. Рассвет рассек пространство перед глазами короля пополам. Рей отшатнулся назад. Его сердце пропустило удар, кувыркнулось в груди, и внезапно тело стало ватным, ноги подкосились, а меч выпал из его рук, хрустальным звоном ударившись о пол. В груди вспыхнул огонь, жаркий, как в кузнечном горне, перед глазами заблестели звезды. Сознание помутилось, и король рухнул на колени. Воздух с шумом покинул легкие, и Рей согнулся пополам, держась руками за грудь. С большим усилием он пытался глотнуть столь желанного в этот момент кислорода.       — Рей!!! — в крике Эртура, упавшего на колени рядом с королем, не осталось и толики разума. — Рей! Боги! Что я наделал?!       Он лихорадочно начал ощупывать тело Рейгара, пытаясь найти нанесенное им ранение. Но камзол короля был сух и чист, и гвардеец, похоже, понял, что вовсе не от его руки король сейчас скорчился на полу.       — Я позову мейстера, — с ужасом и растерянностью в глазах протараторил Эртур и уже было поднялся на ноги, но Рей в последний миг ухватился за его сапог.       — Не нужно, — сквозь боль прошептал он. Сознание медленно прояснялось, и он позволил себе сесть, опершись спиной об стол, оказавшийся тут же. Эртур, тревожно оглядывая его лицо, тихонько присел рядом. Рейгар устало прикрыл веки, глубоко наполнив воздухом треклятые легкие.       — Принеси воды.       — Конечно.       Гвардеец тут же вскочил и побежал к кувшину. Вода выплескивалась из бокала и тоненькими струйками поливала дрожащие руки Эртура, когда он передавал ее другу. Сделав несколько глотков, Рейгар усмехнулся: кажется, он немного перестарался, приступ оказался сильнее, чем он ожидал, но тем не менее должное впечатление на его друга он произвел.       — Вот что вы со мной делаете своим «я ухожу», — горько усмехнулся Рей.       — Рейгар, я не вижу тут ничего смешного, — горячо возмутился Эртур, присев на колени напротив него, — тебя осматривал мейстер? Твоя матушка в курсе, что с тобой?       — Успокойся, — с улыбкой простонал Рей, — ты первый, кто видит меня в таком состоянии.       — Но, Рей, так нельзя!       — Можно! Знаешь сколько стервятников слетится, прознав о моем крепком здоровье? Боюсь, некоторые будут рады помочь мне отправиться на тот свет, а я еще столько в этой жизни не сделал.       Еще некоторое время они сидели рядом, молчаливо созерцая друг друга. Наконец скопившееся эмоциональное напряжение взяло верх, и, желая поставить точку в затянувшейся неопределенности, Рейгар кивнул в сторону манекена в черных доспехах.       — Я приказал приготовить их для тебя, мой друг, — Эртур проследил за взглядом короля и вздохнул, — думаю, ты заслужил пару меховых сапог.       — Благодарю за столь щедрый дар, — усмехнулся гвардеец.       — Подумай еще хорошенько этот день, — умоляюще протянул Рейгар, — и, если к вечеру ты явишься ко мне в черном, я приму твое решение, прикажу снарядить для тебя корабль и провожу с почестями, как ты того заслуживаешь. Но если, — он наклонился вперед, почти в упор глядя другу в глаза, — на тебе будет белый плащ, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вытащить тебя из этой трясины. Обещай, что подумаешь.       — Обещаю, — тихо согласился Эртур.       — Отрадно видеть вас с улыбкой, — прозвучал тонковатый голос из-за спины гвардейца. Рейгар от неожиданности вздрогнул и тут же посмотрел на непрошенного гостя. Перед ними стоял Варис в голубом шелковом балахоне на пентошийский лад, который касался пола. В широких рукавах евнух неизменно прятал свои руки, сцепив их на толстом брюхе, будто опасаясь, что оттуда вывалятся все его секреты. Он скептично окинул оценивающим взглядом полуразрушенный кабинет, и приторная улыбка на тонких губах стала шире, но она так и не коснулась его глаз. — Полагаю, разговор прошел весьма успешно.       — Лорд Варис? — удивился Рей, — не слышал, как вы вошли.       — А я стучался, — с деланной учтивостью ответил евнух, — стража услышала шум, но не осмелилась потревожить вас.       Рейгар не без труда поднялся, стараясь не показывать, насколько ему дурно, покачнулся от внезапно нахлынувшего головокружения, но крепкая рука друга не позволила ему упасть. Рей моргнул, потом моргнул еще раз, и постепенно неприятное чувство прекратилось. Конечно, это не ускользнуло от пронырливого взгляда Вариса, который слегка прищурил глаза. Какое-то время гвардеец еще удерживал короля за правое плечо, но посте того, как Рей подмигнул ему, давая понять, что с ним все в порядке, отпустил и отступил на пару шагов.       — Вот так, начнут убивать короля, а стража не осмелится потревожить, — проворчал Эртур, стиснув зубы.       — Похоже, им было велено не входить, — пропел Варис голосом тягучим словно мед.       — Да, это конечно все меняет, — закатил глаза Эртур, — наверно стоит надавать по шее этим оболтусам.       В отличие от гвардейца, Рейгар понимал тайный язык евнуха. Когда тот говорит: «Страже было велено не тревожить», это значило: «Я приказал не входить, и любой член Малого Совета так может. Безопасность короля — лишь мираж и не более». Прищур и хитрая усмешка просто кричали: «Я слежу за тобой, я знаю про тебя все».       — Ветер сегодня дует с запада, — лукаво улыбнулся евнух, — он принес с собой чудный аромат роз, сладкий как лето, он так и поет у меня на языке.       Рейгар от этих слов замер и уставился на Вариса. Неужели?       — Эртур, займись стражей, — быстро проговорил он, сгорая от желания поскорее почувствовать тот же аромат роз, что и евнух.       Гвардеец напоследок удостоверился, что с королем все в порядке и, прежде чем выйти, презрительно покосился на Вариса.       — Говори, — выпалил Рейгар, когда дверь наконец захлопнулась за рыцарем.       Варис погладил напудренные ручки и жестом пригласил короля к карте на дальнем столе у окна. Все королевство распростерлось перед ним как на ладони. Мастер скрупулёзно разными красками очертил границы, прорисовал каждый островок, речушку и холмик на куске выдубленной кожи. На каждой из вотчин великих лордов красовались их знамена и стояли деревянные фигурки пехотинцев, всадников и лучников: одна на тысячу реальной численности. На голубом фоне у берегов, раздувая бумажные паруса, плыли деревянные расписные кораблики. Больше всего фигурок располагалось у Сумеречного Дола. Те, не вмещаясь на маленьком пятачке, захватили часть столицы. Примерно половина черных фигурок и парусников находились у Ступеней. Но Рейгару было сейчас отнюдь не до них. У западных берегов красным кровавым пятном расплывалось второе по численности войско. Больше всего его удручали галеи и галеоны с золотыми парусами у Ланниспорта.       Если с сухопутными войсками без открытого противостояния ничего поделать было нельзя, то ослабить Тайвина, лишив его флота, Рей задумал уже давно. Он терпеливо ждал, когда галея за галеей Бейлон Грейджой соберет свой флот, неустанно следил за его приготовлениями и нисколько не вмешивался в его дела. Для этой цели приходилось закрывать глаза на набеги Пайка, стиснув зубы проглотить воровство корабельного леса на северных берегах, стыдливо оставлять без ответа жалобы лорда Старка и лорда Талли. Мальчишки и крестьяне заполнили таверны Пайка, прислуживали у местных лордов, батрачили на кораблях и доносили о каждом шаге Бейлона. Наконец, когда Грейджой заявил своим вассалам о грядущем походе, Рей вызвал к себе Вариса. Конечно, без вездесущего евнуха не удалось бы провернуть все это дело. Мастер над шептунами не внушал доверия, но деваться было некуда: в одиночку править королевством оказалось невозможно. К тому же именно Варис вырастил Синие Розы, именно ему пели свои песни пташки со всего королевства, только он знал о положении вещей больше, чем сам король. Если Рей и ошибался, всецело полагаясь на Вариса, так тому и быть.       — В проливе Редвинов была замечена Молчаливая и несколько малых галей вместе с ней.       — Эурон? — опешил Рей и тут же перевел свой взгляд на юго-западные границы, — давно о нем не было слышно.       — Предполагалось, он сгинул в Дымном море.       — Как оказалось, нет, — заметил король, внимательно рассматривая острова Закатного моря.       — Он разгромил пару рыбацких деревушек у Бандаллона, — без тени сочувствия продолжал Варис, — именно там он и нашел чудный цветок.       — Которую из них?       — Младшенькую, милейшее создание, — протянул, улыбаясь, евнух.       — Ты совсем сдурел, Варис?! — Рей едва не набросился на Паука, задыхаясь от возмущения, — она же совсем еще дитя!       Несносное сердце вновь бросило в вены поток разгоряченной боли, на мгновение Рейгар задержал дыхание, стараясь не подавать вида. Но Варис лишь малодушно пожал плечами, похоже, недовольство короля его нисколько не задело. Иногда Рейгару казалось, что Варис самый преданный слуга, а порой — что худший его враг.       — Я понимаю, что она ваша любимица, — вздохнул евнух, — я и сам не в восторге, что так получилось. Такова воля Богов. Вместе с ней отправились еще четыре ее сестры, но Эурон высадился ближе всего к Эйир. Смею напомнить, в прошлом это дитя устроило кровавый бунт на двух кораблях у Ступеней, при этом не проронив ни слова. Со своей хворью она прекрасно вписалась в команду Молчаливой, иначе бы бедняжке отрезали язык.       — Ладно, — согласился Рей, опершись кулаками на столешницу и уставившись в карту, — что еще?       — Эурон везет с собой колдунов и магов из Асшая. Те пророчат ему блестящую победу. Молчаливая уже причалила к Железным островам, где Вороний Глаз преподнес в дар Виктариону нашу Розу. Это как раз кстати, надо сказать: Бейлон назначил своего брата лордом-капитаном и поставил во главе флота.       — Есть сведения о том, куда они планируют ударить?       — Ходили слухи, что Бейлон собирался послать часть флота в Темнолесье, чтобы захватить ваши корабли.       — Это плохо.       — Я подумал так же, поэтому в Пайке уже ходит весть, что крупная поставка золота с приисков скоро прибудет в Ланниспорт. Когда именно, уже решать вам, ваша милость.       — Тянуть с этим нельзя, иначе Бейлон действительно двинется на север.       Рейгар выпрямился. Сцепив руки за спиной, он посмотрел вперед. За окном простиралось потускневшее небо. Ласточки кружили у кровли, вскармливая своих птенцов. Издалека доносились жалобные крики чаек и тоскливый звон корабельных колоколов. Король невольно улыбнулся, поглядев на стражника на замковой стене, который виртуозно отплясывал незамысловатый танец со знаменем в руках. Снизу послышался дружный гогот, после того как танцор получил увесистую оплеуху от своего командира.       Точно такие же вчерашние мальчишки охраняют сейчас Ланниспорт, служат на кораблях Ланнистеров. Мир за окном был только мнимой иллюзией, он завис в шаге от пропасти, из которой нет выхода. Войну начинают лишь глупцы и гордецы. Рейгар безусловно гордился своим детищем в Сумеречном Доле и был бы он мудрее, то нашел бы способ обезопасить престол, не проливая рек крови.       Виновен ли народ королевства в том, что королева не оправдала ожиданий? Как только Серсея будет выслана из столицы и лишится короны, как только всем лордам будет известно, что королевский брак оказался обманом, Тайвин тут же покинет пост Десницы. Рейгар не причинит зла Джейме, и Ланнистер наверняка знал это. Пойдет ли он открытой войной с растолстевшей и обленившейся за десять лет армией или будет скрытыми набегами оставлять за собой бесплодные пепелища, Рейгар сказать не мог, однако ему хватило времени, чтобы понять: Тайвин не стерпит такого унижения. Голос разума твердил королю, что он поступает правильно, а сердце молчало.       — Сегодня гонец с тайным посланием должен отправиться в Дол к лорду Редвину, — с камнем в груди произнес Рейгар.       — Думаю, его приятно удивит эта новость, — ответил Варис без души в голосе, — нет никого злее моряка на суше.       — Отправь также ворона в Винтерфелл: корабли в Темнолесье должны быть готовы как можно скорее.       — Кстати, есть новости с севера, ваша милость.       Слова евнуха насторожили Рейгара, заставив его нахмуриться. Варис улыбнулся, но за этой улыбкой королю почудился оскал хищника, увидевшего свою добычу в безвыходном положении.       — Лорд Эддард недавно посетил Сероводье, о чем они беседовали с лордом Ридом, мне не ведомо, однако после он возвратился в Винтерфелл весьма в удрученном настроении. Через некоторое время лорд Эддард приказал лорду Мандерли снарядить корабль до Штормового Предела и сейчас уже находится в море, ваша милость.       — Что? — удивился Рей, — что Эддарду понадобилось от Станниса?       — Этого я сказать не могу, — пожал плечами Варис, — быть может, он решил почтить память сестры? Лорд Старк на редкость скрытный человек, хранит тайны даже от собственной жены. А возможно, просто нашел повод посетить Звездопад. Как мы оба знаем, там воспитывается его старший сын.       — Возможно, — согласился Рей. Беседуя, они медленно направлялись к выходу. — В любом случае, ворон в Винтерефелл должен вылететь, и проследи за Эддардом. Его неожиданное путешествие тревожит меня.       — Мой долг служить вам, — улыбнулся Варис самой елейной из своих улыбок, поклонился и уже хотел покинуть кабинет.       — Только ли мне? — твердо спросил король, не отрывая своего взора от сухого лица на портрете напротив. Варис обернулся.       — Ваша милость?       — Это ты рассказал ему, что я женился на Лианне, ведь так? — И снова неприятная горечь утраты наполнила его мысли и душу до края, казалось, в ней уже ничего не может вместиться: она давно переполнена и одновременно — пуста. Ее образ всплыл в воздухе в нескольких дюймах над землей, образ печальный и неудержимо манящий со слегка вьющимися волосами ниже бедер и стройной фигурой. Она тянула у нему руку и звала его за собой. Не сегодня, родная…       — Зачем? — едва слышно от кома в горле прошептал Рей.       Если бы отец не узнал, он бы не посылал гвардейцев за ее головой. Лианна бы вернулась в Риверран, где сообщила бы лорду Рикарду о своем замужестве. Восстания бы не было, не было… Эйрису бы пришлось смириться с положением вещей, с тем, что его сын теперь в родстве с двумя великими домами королевства и в дружбе с третьим.       Евнух усмехнулся, рассматривая ковер под ногами, несколько раз покачнулся на ступнях, неизменно сцепив руки на брюхе. Казалось, сейчас он скрупулезно пытался подбирать слова, а Рейгар терпеливо ожидал от него ответа.       — Позвольте мне быть с вами откровенным, — наконец заговорил Паук и сделал несколько шагов в сторону короля. Его голос вдруг лишился присущей ему слащавости и тягучести, был по-прежнему звонок, но напоминал больше звон стали, нежели весеннюю капель. — Каждый день я видел, как изменяется поведение Эйриса, и каждый день страшился тех причуд, которые он выкинет завтра. Сначала его милость сжигал насильников и душегубов, не превращая казни в представления. Затем в диком огне начали умирать мелкие воришки и … — Варис запнулся и из-под бровей взглянул на портрет Эйриса, лицо его стало непроницаемым, — и дети. Простите меня за эти слова, но где были вы, когда тронный зал сотрясали крики отчаяния и боли?       Рейгар закусил губу до крови, сжав пальцы в кулак с такой силой, что ногти впились в кожу. Правда была горька настолько, что он ощутил ее мерзкий вкус на языке.       — Вы развлекали выпивох в тавернах и скорбели о своей судьбе на пепелище.       — А что я должен был по-твоему делать? — Рейгар резко развернулся и медленно приблизился к Мастеру над шептунами, глядя на него сверху вниз и нависая над ним всем телом. Голос его наполнился твердостью валирийской стали. — Что? Убить его? Тогда, если не Боги, то люди прокляли бы меня за пролитую родную кровь. Я хотел собрать великих лордов в Харренхолле, но именно ты мне помешал. Разве нет?       — Тогда бы Эйрис назвал своим наследником малолетнего Визериса, а его советники, не дожидаясь вас, отправили бы короля к Богам. Вам ли не знать, что слово короля закон. Пошли бы вы против своего брата? Против своей матери? К тому же, восстание уже готовилось в ту пору, и оно было направлено не только против вашего отца.       Рейгар вспыхнул, но он не склонил голову, не прикрыл глаза рукой, на его лице не дрогнул ни один мускул. С виду он оставался абсолютно спокойным, но внутри разгорелся пожар, по венам потекло нечто горячее до отвращения. Варису было невдомек, как сильно гложило Рейгара все то зло, что творил Эйрис. Лживые советники нашептывали его отцу все более извращенные мысли. Рей знал их тайны, и потому они ненавидели его, опасались за свою шкуру и могли внушить Эйрису немыслимое. Не за свою жизнь, но за жизнь самых дорогих сердцу людей Рей страшился.       — Пусть так. — Король отступил от евнуха на несколько шагов, позволив ему вздохнуть глубоко и свободно. — Но ты не ответил на мой вопрос.       — Она должна была погибнуть на ваших руках.       Рейгар замер, пораженный. Затем попятился к тому месту, где появилась мысль начать этот разговор. Варис говорил это с таким равнодушием, что мороз прошел по коже.       — Ярость в вашем сердце позволила бы вам свергнуть тирана с трона, — неумолимо продолжал свою речь Паук, — я просчитался лишь с временем и верностью гвардейцев Эйриса. И это, надо признать, к лучшему. Пути Богов неисповедимы. В одном я не ошибся: не обремененный похотью, вы обратили свой взор на нужды своего народа. Даже в самой бедной лачуге на столе свежая похлебка с куском мяса, казна полна, развита торговля. Прошлое ваше далеко не радужно, но благодаря ему, вы тот, кем стали.       — Довольно! — едва не задыхаясь, Рейгар осек евнуха жестом руки, — ты либо слишком отважен, либо просто идиот. Сейчас я думаю свернуть ли тебе шею или сбросить с башни. Жаль, что это уже ничего не изменит. Уходи. Убирайся!       — Ваша милость, — Варис поклонился и поспешно закрыл за собой дверь, оставив короля наедине со своей яростью. Сердце стучало, как бешеное животное в клетке, грудь жгло от осознания того, что евнух на самом деле прав. Рей запустил пальцы в волосы, с силой стиснул их, едва не вырывая, застонал как раненый зверь. Злость, что душила его сейчас, была направлена на него самого. В следующее мгновение бокал, подвернувшийся под руку так некстати, вдребезги разбился об ехидную улыбку семнадцатого короля.       — Ненавижу, — сквозь зубы процедил Рейгар, окинул быстрым взглядом карту с деревянными фигурками, малахитовый стол, заваленный папками с прошениями, манекен в черном облачении, сплюнул себе под ноги и вышел из кабинета прочь, с грохотом захлопнув за собой дверь. Через некоторое время он уже был верхом на вороном коне и направлялся по Хлебной улице в септу.       Суета давно проснувшегося города не могла выдернуть Рейгара из мрачных дум. Напряженный, он размышлял над словами Вариса, которые не задели, а изувечили самолюбие так, что оно сможет встать на ноги еще не скоро. Возможно, Варис прав, и нужно было прикончить старика, насадив его жалкое тело на мечи его же трона. Не чувствуя ни сожаления, ни угрызения совести, водрузить на голову корону, сесть на окровавленное седалище и презренно столкнуть ногой бездыханное тело со ступеней к коленям его бывших советников. Избавитель или очередной безумец? Не все ли равно теперь, о чем бы шептались за его спиной.       Вдруг перед внутренним взором короля встал его собственный образ: с опущенной головой, с поникшими плечами и подавленным взглядом, беспомощный и сломленный, пресмыкающийся у ног отца-самодура. В груди все взбунтовалось. Любовь придала безвольному сердцу сил противостоять и наконец, за долгие годы унижения, ослушаться, с боем вырваться из лап чудовища и, загоняя коней до смерти, мчаться к любимой. Если согласиться с евнухом, потеряется весь смысл уже пережитого и выстраданного.       Освелл несколько раз порывался заговорить с королем, но угрюмое молчание разбило все его попытки вдребезги, и, поравнявшись с Герольдом, ехавшим впереди колонны, гвардеец оставил Рейгара наедине со своими мыслями. Уэнта тоже беспокоила ситуация с Эртуром, понять это не составило особого труда. Возможно, Освелл, чьи уморительные шутки и невинные подковырки давно утратили былые краски, боялся остаться в одиночестве. Время беззаботных скачек в Королевском Лесу и прогулок по ночному городу в образах странников давно прошло: у короля теперь другие заботы, Герольд, Ливен, Джон и Барристан уже обросли старческой мудростью и вряд ли смогут скрасить общество неутомимого Освелла, а Джейме наверняка не способен стать по-настоящему закадычным другом. Освеллу придется разделить судьбу Рейгара и в скором времени очень близко познакомиться с иссушающей тоской, возможно, прожить с ней всю оставшуюся жизнь.       Эртур…       Разумом он понимал, что уже потерял друга навсегда. Утрата Эртура накатывалась на него бесконечными волнами горя, от которых просто хотелось перестать дышать. Сравнивать, кому пришлось горше от смерти любимой — неблагодарное дело, просто каждый решил бороться с этой болью по своему: Рей взвалил на себя всю заботу о государстве, с утра до поздней ночи разбирая даже самые незначительные проблемы, а затем, буквально валясь с ног, проваливался в сон. Эртур же топил тоску в вине. Его отъезд на Стену для королевства станет большой печалью, для Рейгара же — всеразрушающей катастрофой.       Хмурый взгляд короля скользил по небольшим, но довольно зажиточным домикам в три окна, по рыжим скошенным крышам, он мимоходом глянул на палисадник, заботливо укрытый между стенами двух похожих как две капли воды домишек. Виски стянуло от невыносимого аромата лазурных цветов, голова обещала в скором времени разболеться, да так, что вновь придется укрыться в покоях, задернуть наглухо шторы и запереть двери.       Ретивый удрученно фыркнул, когда полуслепой и, похоже, глухой молочник, не заметив приближающуюся кавалькаду, выкатил на середину дороги скрипучую тележку, выкрикивая: «Покупаем!». «Прочь с дороги!» — послышалось следом. Через пыльную брусчатку перебежали куры и с возмущенным кудахтаньем побежали обратно. Пришлось остановиться и дождаться, когда дородная женщина, испуганно озираясь на гвардейцев, утащит старика в сторону.       Едва добравшись до септы, всадникам снова пришлось резко натянуть поводья, когда из узкого переулка наперерез кавалькаде выскочила темно-серая, почти черная тень и замерла, сверкая глубоко посаженными глазами, а затем, воздев руки к небу, упала на колени.       — Владыка! Владыка! — завопила тень с сильным квохорским акцентом. Пока мужчина не заговорил, Рей никак не мог припомнить, где уже встречался с людьми в черных широких балахонах с капюшонами на голове. Только по узкому лицу и жилистым рукам можно было понять, что человек, стоявший перед ним на коленях, довольно строен и хорошо сложен.       Гвардейцы мигом окружили внезапную преграду, чем заставили мужчину замолкнуть и с испугом оглядеться. Сглотнув, он вновь перевел взволнованный взгляд на короля и начал было ползти на коленях к нему, но два острия клинков, внезапно подперев его подбородок, вынудили остановиться.       — Владыка! — с мольбой в черных глазах и в приятном голосе произнес квохорец.       Вдоль улицы собралась приличная толпа народа и затихла в ожидании слов короля. Рейгар молча кивнул Герольду, гвардейцы расступились, а странный незнакомец склонился еще ниже у ног Ретивого.       — Владыка, — раболепно запричитал он, — имя мое Терессий Мороут.       — Квохорец?       — Да-да, из Квохора я, из Квохора, — улыбаясь лиловыми тонкими губами, закивал мужчина.       — Не стоит доверять словам этого безумца, — полушепотом произнес подъехавший ближе Освелл, искоса озираясь на квохорца, — его уже несколько раз гнали взашей из замка…       — Говори, Терессий, я слушаю тебя, — равнодушно бросил ему Рейгар, безуспешно пытаясь унять Ретивого. Освелл обреченно и тяжело выдохнул и, развернув своего коня, встал рядом с королем.       — Я видел, я видел дитя. Десять или одиннадцать лет от роду. Красивый мальчик…       — Почему я должен слушать эту чушь? — глядя свысока, решительно осек его король. Проходимец запнулся на полуслове и, открывая рот, словно пытаясь вспомнить заранее выученную речь, склонился еще ниже.       — В этом ребенке горит тот же огонь, что и в вас, мой владыка, что и в вашей дочери, в вашей сестре, матери и брате. Он от вашей крови.       По мере того, как квохорец говорил, настроение у короля становилось мрачнее тучи, даже Ретивый наконец замер, почуяв неладное. Рейгар невольно стиснул зубы, рука сама собой легла на эфес меча.       — Признайся, Мороут, или как там тебя? — ухмыльнулся Освелл, краем глаза поглядывая на Рейгара, — перепил своей квохорской дряни и принял бастарда лиссейниской шлюхи за принца? Или она была так ласкова с тобой и сама прошептала тебе этот бред на ухо? Ступай и проспись.       Толпа заулюлюкала и пошла волнами от прокатившегося смеха, Рейгар же остался невозмутимым и не отрываясь глядел на очередного шарлатана у ног Ретивого, поводья напряженно заскрипели в кожаной перчатке, а левая рука напряглась до дрожи, стискивая рукоять Черного Пламени. Квохорец взволнованно оглянулся на море недружелюбных лиц, по лбу покатились маленькие капельки пота. Голос его задрожал, после того как он поднял глаза на Рейгара. Нужно было отдать ему должное: ему хватило глупой отваги продолжить свою речь.       — Он… он живет наверху, поет прекрасные песни и не ведает, какой силой обладает, силой, роднящей его с сестрой больше, чем с кем-либо… Его имя … Его зовут…J’āehaērhys       Миротворец, мысленно перевел Рейгар древнее валирийское слово. Толпа гудела, как стая голодных ворон, гвардейцы переговаривались между собой о чем-то своем, и никто не знал, что в этот миг остановилось время и погасло солнце. Миротворец. Джейхейрис. Это имя тебе подходит. В Баратеонах тоже течет кровь драконов, хоть и маленькая ее толика. Если он и вправду был бы жив, смог ли Рей смотреть на него или хотя бы терпеть его присутствие? Интересно, в нем было бы больше сероглазого Севера или черноволосого Шторма? В любом случае Джейхейрис был сыном Лианны, и Рей просто не посмел бы держать на него зла за грехи его мерзавца-отца.       — Презренный, — процедил король, глядя в упор и стараясь взглядом превратить квохорца в пыль, — как посмел ты насмехаться над моим горем? Говорить мне о мертвом ребенке, когда я направляюсь в усыпальницу своих детей? Если ты и вправду тот, кем себя считаешь, разве не обходил бы меня стороной?       Люди вокруг вдруг затаили дыхание в предвкушении, кони заржали, напряжение прошлось по коже покалыванием. Квохорец не шевелился, похоже, не веря произошедшему. Рейгар подал знак гвардейцам, и те вмиг скрутили мужчину с глазами полными неподдельного испуга и недоумения.       — Он жив! Мой владыка! Он жив! Жив! — закричал квохорец, давясь слюной и путая слова, когда ему заламывали руки за спину.       — Я приговариваю тебя к смерти в вороньей клетке! Сир Герольд! Приведите приговор в исполнение немедленно.       Герольд и Освелл переглянулись. Побледневший лорд-командующий кивнул, подчиняясь приказу. Толпа взвыла, застонала ненавистью, зашумела яростью, как шумит море перед тем, как чудовищные волны устремятся в небо.       — Неет! — завопил мужчина обезумевшим голосом. — Неет!       — Презренный! — подхватила толпа.       — Поделом тебе!       — Да будь ты проклят, несчастный!       — Больше не дурачить тебе честных людей!       — Проходимец! Сдохни!       В мужчину полетело все, что попадалось под руку: гнилье, тухлые яйца, кто-то не побрезговал бросить в него собственное дерьмо. Рейгар все это время возвышался над всеми, выпрямившись в седле и не проронив больше ни слова. Он смотрел вперед и ждал, когда вопли очередного негодяя-предсказателя стихнут. Его поволокли по улице к Железным воротам, но он неустанно выкрикивал одно и тоже, да так, что хотелось заткнуть ладонями уши. Обрадованный таким представлением народ, последовал за несчастным, поливая его словесной грязью и помоями. Вскоре крики квохорца растворились в криках толпы, и его слова стали неразличимы. Рей старался не замечать, как глаза его друга подернулись кровавой дымкой страха и неверия.       — Почему? — севшим голосом бросил ему Освелл, — почему?!       Но король лишь пренебрежительно посмотрел на гвардейца и, не говоря ни слова, ткнул Ретивого в бока и проехал мимо.       Септа встретила его тишиной и бледным мерцающим светом. Прихожан не было: Барт заранее позаботился о том, чтобы король смог побыть наедине с собой. Но сейчас, казалось, это было самым неразумным его решением. Рейгар позволил себе облегченно выдохнуть и едва не свалился с ног, почувствовав на себе всю тяжесть короны, которая в это время покоилась на седалище Железного трона. Он отцепил плащ, и тот мрачной лужей улегся у ног. Голова закружилась, а казалось, что это кружились Боги вокруг него. Тени, созданные сполохами мириад свечей, словно испуганные животные, метались по богато украшенным стенам. Звезда в центре просторного зала укрылась тусклыми разноцветными огоньками, льющимися с хрустального купола. Ноги Матери залили волны расплавленного воска, зажженные свечи, не находя себе свободного места, светящейся вуалью спустились с постамента на каменный пол.       Рей чувствовал себя, как в склепе: было холодно, мрачно и пахло гнильцой. На этом самом месте она стояла, нежно прикрывала рукой аккуратный живот и переживала муки разбитого вдребезги сердца, здесь он молил время повернуться вспять. Она погибла, защищая свое дитя. Разве она была не достойна Твоего спасения?! Рейгар повернулся вокруг себя, вглядываясь в каменные лица Богов. Разве не достойна она была вашего спасения?! Лишь один ответил на ее мольбы о помощи, подарил сладкий покой, избавил от боли и страданий. Два ярких огонька свечей вспыхнули у ног Неведомого.       Что же с ним не так? Другие теряют дорогих сердцу людей и продолжают жить дальше, даже улыбаются, даже находят в себе силы полюбить еще кого-то. А он умирал. Умирал каждый день. Душа превратилась в треснутый сосуд, который постоянно требовал наполнения. Но он пустел стремительно быстро, Рей уже не успевал заполнять его. Он скучал по ней и скучал настолько сильно, что вряд ли когда-нибудь сможет забыть и отпустить. Лианны с каждым днем не хватало все мучительней, казалось, скоро он не сможет сделать и вдоха от этой боли. От скорой потери друга душа пошла трещинами еще больше. Невыносимо было представлять, как он уходит, не оглядываясь, не обращая внимания на крики Рейгара, как он растворяется во времени со всеми воспоминаниями, что были дороги сердцу.       Оно, что до этого момента бездельно сидело на троне в широкой зале грудной клетки, вновь начало сгорать и превращаться в угли и пепел, серые, как глаза Лианны, горячие как объятия Эртура. Ребра вдруг стали тугими и маленькими, Рей поспешно зажал рот рукой, чтобы удержать вой разбушевавшегося зверя, пытавшегося вырваться из треснутых прутьев своей клетки. Он грыз ребра, стиснул горло, но Рей упрямо держал его внутри. Драконы больше не плачут.       Он поднял глаза вверх, пытаясь разглядеть лицо под каменным капюшоном. Для Лии этот лик оказался страшным лицом Баратеона, густо покрытым кровью Джейха. Боги всемилостивые, он и сейчас рядом с ней! Как так вышло, что Рейгар проиграл свою жизнь, оставаясь в живых? И все что осталось, снова и снова переживать мимолетные встречи во снах. В них она всегда молчала или тихонько рыдала, горько улыбаясь. Тянула к нему свои тонкие руки, звала за собой, а он, как безвольное дитя, беспрекословно следовал за ней в надежде, что останется во сне навсегда. Но каждое утро он открывал глаза в этом аду, а от ее слез разрывалось сердце.       — Передай ей, чтобы не плакала так сильно, — прошептал Рей, — пусть не грустит по такому мерзавцу, как я.       Он вдруг почувствовал себя одиноким деревцем, вопреки всему выросшем на краю каменистого обрыва. Беспощадный ветер уже давно переломал его ветви, и деревце было больше не способно зазеленеть и зацвести. Но оно все еще живо. Гнется, вот-вот сломается его тоненький ствол. Ему бы укрыться, но рядом не осталось никого, чтобы перевязать его сломанные ветви, заслонить его от ветра. Он один. Лианна … Эртур… Дейнис… и снова Лианна…       Ему бы помолиться Воину для помощи в грядущей битве, ему бы дать дань уважения Деве и попросить ее за дочь, ему бы молить о мудрости Старицу. Но он стоял на коленях перед Богом Смерти, как нерадивый раб у ног своего хозяина, и не находил в себе сил подняться. Огоньки его свечей подернулись, как от сквозняка и погасли в танце белесого дымка. Вот так всегда.       Таргариены, Старки, Дейны. Судьба намертво сшила их красными нитями и так больно, когда их снова пытаются разорвать. От безысходности хотелось выть и лезть на стену. Как он может помочь кому-то, когда самому себе помочь не в силах?! В такие моменты Рей был готов сжечь весь мир, пустить его пеплом по ветру. Ему бы пару крыльев, чтобы взлететь ввысь, сквозь тернии разноцветного стеклянного купола устремиться к облакам, выше облаков, оставить этот мир в проклятом омуте, в котором он сейчас тонул. Рей был лишним в этом мире и отчетливо осознавал это. Столько достойных людей было принесено в жертву во имя его бессмысленного существования.       Как избавиться от этой боли, от бесконечной усталости? Он так устал скрывать свою сущность, устал быть железным, устал бродить по бесконечным лабиринтам воспоминаний. Где черпать смысл жизни, чтобы без толку наполнять им дырявый сосуд? Он понял, что давно знает ответ. Нет такого источника, который сможет заполнить пустоту в его сердце. Всего две ниточки держали его на этой земле, сегодня оборвалась еще одна. Оставшейся просто не под силу выдержать чудовищно тяжелый груз. Рука его нащупала кинжал, лезвие жалобно скрипнуло, покидая ножны. Острие нацелилось прямо в лицо, скрытое каменным капюшоном. Неведомый глядел на него его собственными глазами. И плевать на все, что не успел сделать. Острие медленно развернулось к изъеденному тоской сердцу. Нет слез, только прах сгоревшего заживо счастья. Дейнис, милая… Прости меня…       — Это не решение проблемы, — раздался за спиной благородный голос, — это ничего не изменит.       — Но… — тихо ответил Рей, — положит конец моим мукам.       — Ты не прав.       Барт возник перед ним, словно открыл дверь и вышел из ниоткуда. В руках он держал длинный ничем не украшенный посох, который поскрипывал об пол, когда септон на него опирался. Рей медленно поднял на Барта глаза, боясь увидеть в них океаны осуждения и чувствовал себя полным неудачником, но рослый мужчина на закате своих лет излучал спокойную уверенность и мудрую строгость. Кинжал, как живой, задрожал в руке.       — Ты борешься с собой, потому что хочешь убежать от своей боли и от своей судьбы. Все правители одиноки, не пытайся убежать, а прими это как должное.       Барт поднял посох, подцепил им руку короля и отвел уверенным движением кинжал в сторону.       — Я даже не могу умереть, когда захочу…       — Не можешь, — подтвердил Барт, все также строго взирая на короля, — такова твоя судьба. Прими свою боль, не прячь и не пытайся заглушить. Научись направлять ее в нужное русло, научись жить с ней. Попытки спастись от нее не приведут ни к чему хорошему, она будет преследовать тебя даже на том свете. Она часть тебя самого. Это не плохо и не хорошо, это просто чувство, а чувство — безграничная сила, которой можно и нужно пользоваться.       — А если оно велит мне сравнять мир с землей, то что тогда?       — Значит, такова судьба этого мира. С этим ничего не поделаешь. Все зависит от того, как много силы заключено в твоей боли и сможешь ли ты принять боль других как свою собственную.       Рей смиренно опустил глаза и уставился в пол. Чтобы не закричать, он поднес кулак ко рту и прикусил зубами. Сильно. Нестерпимо больно. Но больно лучше, чем пусто и бессмысленно. Мерзкая и теплая струйка крови потекла по руке и постепенно закапала на холодный камень. Капля за каплей кровь собралась в маленькую лужицу. В сердце ни тепла, ни нежности, ни милосердия. Незаметно, бесшумно, осторожно отчаяние сменилось гневом. Ланнистеры, Баратеоны, Аррены, Тиреллы, Мартеллы, Талли… Все, кто причастен к его одиночеству, все, кто пытается разорвать его на части. Он ненавидел их всех. Он хотел, чтобы все сдохли и оставили его мир в покое, растаяли как весенний снег поутру. Он начал сгорать от желания схватить каждого их них за горло и утопить в этой маленькой лужице крови. Но это невозможно. Остается только сдерживать рвущийся наружу вопль.       — Можешь плакать, кричать и крушить здесь все, но, когда выйдешь за эти двери, я хочу, чтобы ты воспарил выше Стены, выше самих небес. Не вынуждай меня снова запирать тебя.       Рейгар рассматривал кровавую лужицу у своих колен и пытался найти хоть малейший повод подняться на ноги. Рука страшно саднила, голова раскалывалась на маленькие острые кусочки. Он долго обдумывал создавшееся положение. Ответ, как благословение, пришел неожиданно из ниоткуда. Рей горько засмеялся. Его охрипшим голосом наполнилась угрюмая обитель, и казалось, что сами Боги рассмеялись вместе с ним. Взять за горло Великих лордов можно и по-другому: мечта. Только она заставляет человека жить дальше, строить планы на будущее, быть счастливым и знать, что у него все хорошо. И вдруг умереть? Какая бессмысленная месть. Нет, нужно сделать совсем не так. Сначала нужно разбить их мечты, лишить их надежды, растоптать их так, чтобы они больше никогда не смогли мечтать. А в конце предложить им отравленное вино или великодушно подержать меч, чтобы те сами на него упали. Зверь в груди проглотил наживку и притих, довольно заурчав у ребер.       Рей сел на пятки и широко улыбнулся, из-под бровей его глаза посмотрели сначала на Барта, затем на Неведомого. Власть. Абсолютная и безграничная. Власть, на алтарь которой он положил свое счастье и жизнь. Хватит ли ее, чтобы наполнить треснутый сосуд? Люди, похоже, позабыли, что, лишив дракона его сокровища, ему придется скормить что-нибудь взамен. Благо, возможностей для получения желаемого у короля было достаточно.       — Твой взгляд меня пугает, — тихо заметил Барт, всматриваясь в лицо короля, точно ястреб, — что ты задумал на этот раз?       — Ничего, — все также улыбаясь огрызнулся Рей, — просто хочу расставить все по своим местам.       — Вот как? — прозвучало недоверчиво. – Тем не менее, тебе стало лучше. Пойдем-ка выпьем чего-нибудь. Мне нужно обсудить с тобой одну вещь.       Обстановка в келье Великого септона не баловала разнообразием. Небольшая кровать, стол, стулья с высокими спинками вокруг него, ларь для вещей. Все до безобразия простое, из неокрашенного потемневшего от времени дерева. Грубая каменная кладка стен, побеленная небрежно, скрывающая в своих нишах полки с пыльными книгами.       Впрочем, много ли надо тому, кто успел за долгую жизнь пресытиться роскошью? В прошлом Барт был наследником крупного торговца, перевозившего драгоценные шелка из Йи-Ти. Он распутно проматывал отцовское состояние в тавернах и элитных увеселительных домах, пока однажды все его торговые суда не поглотил шторм, и он не остался единственным выжившим. Тогда Барт ударился в другую крайность и посвятил свою жизнь служению Богам. Именно он, несмотря на свой низкий статус, осмелился побить Рейгара, оказавшегося на грани между жизнью и смертью из-за страшной вести, приводя того в чувства, а затем запер его в четырех стенах на долгие шесть лун — слушать проникновенные рассказы о Богах, об их справедливости и милосердии. Барт бы и Эртура посадил под замок, да тот успел сбежать от Освелла и Герольда в одну из таверн — заливать свое горе вином до беспамятства. Вскоре после этого предыдущий Великий септон скончался от сердечного приступа, а Барт занял его место, заслуженное им по праву.       Септон развалился на одном из стульев, словно архонт в роскошном кресле, покосился на глиняную тарелку с сыром, лепешкой и зеленью. Наверняка, рядом, в кувшине зеленое вино. От вида такой трапезы у Рейгара скрутило желудок. Он лишь отломил кусок пресной лепешки, прожевал и запил крепким септонским пойлом, от которого слезы выступили на глаза.       — Напомни мне, старик, — откашливаясь, бросил Барту Рей, — почему я до сих пор тебя не казнил?       Барт сначала ухмыльнулся, а затем рассмеялся глубоким искренним смехом, который вот уже много лет являлся его отличительной особенностью, приводящей короля в восхищение. Рей неожиданно обнаружил, что и ему становится смешно, немного помявшись, он прыснул в кулак и рассмеялся вместе с септоном.       — Прости, Барт, это было действительно глупо.       — Ничего страшного, — покачал головой септон, попутно вытирая рукавом выступившие от смеха слезы. — Рассказывай, что тебя довело до такого отчаяния?       Грусть вновь прокралась в сердце Рейгара. Все события смешались в один сплошной ком и свалились на него, как снежная лавина.       — Эртур, — прошептал он, — и Дейнис.       Стоило ему посмотреть на Барта, как он наткнулся на внимательный и немного обеспокоенный взгляд потускневших серо-голубых глаз.       — Приступы не проходят?       Рей уставился в кружку в своей руке.       — Нет. Хуже того, она начала говорить про видения.       — Видения? — оживился Барт. Сузив глаза, он обхватил свой подбородок двумя пальцами и провел несколько раз сверху вниз. — Что же она увидела?       Рейгар окончательно поник, вспоминая то светлое утро, как солнечные зайчики светились в ясных глазах дочери: Дейнис искренне верила, что видения были не просто сном или следствием душевного недуга драконов.       — Она говорила про пурпурные паруса, живых скелетов, про черную землю и людей, которые умирали, едва вступив на нее. Это просто немыслимо!       — Отчего же? В этом может быть смысл.       Рей резко поднял голову и уставился на септона, но тот задумчиво изучал стену впереди себя, крепкие пальцы сначала отстукивали барабанную дробь по столешнице, а затем внезапно остановились. Барт порывисто встал, не обратив внимание на упавший с грохотом стул, прошел к грубо сколоченному шкафу, скрытому в одной из ниш в стене, повозился там некоторое время, а потом вернулся с тяжелым фолиантом в руках. Открыв его почти на середине и пролистав еще некоторое количество страниц, он ткнул пальцем в выцветшую строку.       — Она пришла ко мне бледная и вымученная, в глазах ее застыли слезы. «Святой отец, — обратилась принцесса, — я не могу уснуть, мне снится один и тот же сон уже много дней подряд. Кузен приказал давать мне макового молока, но оно не помогает мне: каждую ночь я просыпаюсь в криках.» Я решил выслушать бедное дитя. Полным скорби голосом она поведала мне об огне, что поднимется выше пепла и принесет с собой великую скорбь, что один король умрет, но родится другой и мать умоет его своими слезами.       Сердце Рейгара пропустило удар, и больше его биений он не почувствовал, стало тяжелее дышать. Он словно бы вошел, а затем вышел из ледяной воды: сначала леденящий душу мороз прошелся снизу вверх, приподнимая корни волос, а затем стало нестерпимо жарко.       — Что это? И кто эта принцесса?       Барт глубоко вздохнул, потоптался на месте, избегая пытливого взгляда короля, потом грузно рухнул на стул рядом с Рейгаром.       — Вейлла Таргариен, бедняжку все считали слабоумной. Может именно поэтому она покончила с собой, как знать? — септон захлопнул книгу и ласково погладил ее по износившемуся переплету. – Не только мейстеры записывают хронику лет, но и Великие септоны пытаются сохранить значимые события для потомков.       — Событие, что видела Вейлла…       — Да, — подтвердил Барт, — она предсказала пожар в Летнем Замке и твое рождение еще за двадцать лет до этого. Если бы ее слова кто-нибудь принял всерьёз… Я прочитал записи септонов от корки до корки и думаю, что Боги благословили ваш род даром предвидения, но всех, кто владел им, всезнающие пустышки довели до безумия. Взять, к примеру, Дейрона, отца Вейллы. Он ведь родился хорошеньким здоровым мальчиком, с пятилетнего возраста стал говорить о видениях и пророческих снах. Мейкар решил «вылечить» сына, и ты знаешь, к чему это привело.       Рейгар, смотря на толстенную книгу перед собой, не мог найти слов. Чаша с зеленым вином зависла на полпути ко рту. Вереница мыслей рисовала безумные картины в голове, превращая беспорядок в полный хаос. Зеленые сны приходили и к нему, именно они предсказали его встречу с Лианной… и сына, который у них так и не родился. Принять «дар» дочери оказалось сложнее, чем просто признать ее душевнобольной. А не принять, означало сломать Дейнис жизнь, и как знать, возможно однажды она тоже выпрыгнет из окна своих покоев на острые пики.       Барт тем временем положил руку на плечо Рейгара и сжал его.       — Крепись, Рей, дело, которое я хотел обсудить…              Рейгар галопом скакал с холма Висеньи, возглавляя кавалькаду из девяти рыцарей, которые едва поспевали за ним. Они неслись во весь опор, торопясь к черному дыму над Драконьим Логовом. Рей прислушивался к громкому трепету плаща за спиной, к скрипу седла, к звону узды, тем самым пытаясь отвлечься от голоса Барта в своей голове, заполнившего все его мысли. Перед глазами стоял усыпанный горящими свечами постамент Неведомого, ослепленный собственным бессилием он и не заметил их раньше. В столице эпидемия неизвестной болезни… Эпидемия… Эпидемия… Дейнис, милая… Боги…       Когда Рейгар на полном скаку въехал в огромное, с вечно испачканными черной сажей стенами, величественное строение на холме Рейнис, резкий запах горящей плоти и волос вынудил резко натянуть поводья. Ретивый взвизгнул от боли и, встав на дыбы, едва не скинул седока, но, будучи опытным всадником, Рей удержался в седле и быстро осадил взволнованного коня.       Взору короля предстала ужасающая масштабами бедствия картина. Если раньше для сожжения тел всегда хватало пяти сооружений, представляющих собой нечто похожее на алтарь или жертвенник, аккуратно сложенных из кирпичей и щедро вымазанных глиной, то теперь их число увеличилось порядком на дюжину. Они, не просушенные должным образом, пошли трещинами и обещали обрушиться в любой момент. Недалеко от входа, в одном из бывших драконьих стойл стояло с десяток деревянных ручных повозок, предназначенных для перевозки тел, несколько из них еще были укрыты одеялами из тростника. Алхимики, облаченные в домотканые длинные рясы с капюшонами накинутыми на голову, подпоясанные простыми бечёвками и с черными масками, скрывающими пол-лица, едва тело прахом рассыпалось у урны и подхваченное ветром взмывало в небо, тут же заменяли его новым и щедро обливали густой зеленой жижей. Мертвецы вспыхивали, как сухая солома. В объятиях ядовитого зеленого огня мерцали то красные, то оранжевые, то синие язычки пламени, облачая их в пестрые одеяния. От жара их кости извивались подобно змеям и казалось, что умершие танцуют свой последний чудовищный танец. Земля возле алтарей уже была черной как смола, и эта чернота обещала захватить все вокруг.       Рейгар от ужаса прикрыл рот рукой, глаза заслезились то ли от дыма, то ли от осознания того, что ждет королевство впереди, в груди привычно заныло, отстреливая в левую руку. Вот и сгорает его мир. Дать ли ему превратиться в пепел и развеяться по ветру? Принять чужую боль, как свою собственную? Нет, он был готов сломаться уже сейчас.       — Освелл и Герольд едут со мной, — не оглядываясь на рыцарей позади себя, приказал Рейгар, — остальные пусть обыщут город. Доставьте в замок всех лекарей, травников и знахарей, которых найдете.       Гвардейцы послушно склонили головы и расступились перед королем, когда он, развернув Ретивого, поворотил прочь от этого чудовищного места. Сейчас он хотел видеть только Дейнис, наконец, выслушать ее, прижать к сердцу и попросить прощения за то, что был дрянным отцом, за то, что не разглядел сокровище в своих руках, за то, что чуть не оставил ее одну.       Он нашел ее у башни Белого Меча. Дейнис, опустив голову, тихо брела в сторону твердыни Мейгора, за ней молчаливой тенью следовал Джейме. Когда Рей опустился перед дочерью на колени, она даже не взглянула на отца. На ее лице не было ни кровинки, кожа сделалась не просто бледной, а с синеватым отливом, у виска чернел свежий кровоподтек, покрасневшие глаза казались олицетворением безразличия. Коса растрепалась, дуновением ветра подхватило прядь… Рей изумленно провел по волосам дочери ладонью, прищурился. Нет, не показалось.       — Звездочка моя, — растерянно прошептал он, — что с тобой произошло?       Воспаленные потрескавшиеся губы, выглядевшие на бледном лице как свежая рана, пролепетали что-то невнятное. Рей приблизился, чтобы расслышать, но Дейнис не сказала больше ни слова. Тогда он взглянул на Джейме, от взора короля тот попятился назад. И правильно, тебе лучше бежать, парень! Подобно панике, которая распространяется со скоростью мысли, короля охватило состояние слепой ярости.       — Я убью тебя, — процедил Рейгар; молниеносно освободив Черное Пламя из ножен, он с холодной решимостью двинулся на Джейме. Кто-то кричал ему вслед, но Рейгару было уже плевать на все. Глаза гвардейца перед ним расширились, заблестели, губы задрожали, однако затем он смиренно выпрямился и зажмурил глаза, покорно принимая свою судьбу. Но неожиданно перед королем встала непреодолимая преграда и крепко стиснула его в железных объятиях.       — Не нужно этого делать, — едва слышно проговорил до боли знакомый голос, — опусти меч. Он ни в чем не виноват.       Рейгар еще некоторое время не сводил глаз с перепуганного до смерти Ланнистера, понимая, чьи руки сейчас спасли жизнь этого мальчишки. Рейгару стало вдруг страшно. Он боялся, что, если сейчас отступит и увидит Эртура в черном, пылающую в душе ярость уже ничто не сможет остановить. Мир расплылся в тумане. Стиснув зубы и с силой сжав пальцы в кулак, Рей медленно посмотрел на плечо друга. Меч опустился. Рейгар уткнул лицо в белоснежный плащ и, не зная почему, разрыдался.