Salvation universe

      От автора. Коротенькая сцена между Люком и Энакином в моей Спасительной вселенной. Беззастенчивый флафф с участием отца и сына Скайуокеров. То, что мне нужно было написать. Посвящается Spiritblaze.              

***

      На Корусант опустилась ночь, но даже теперь планета не спала. Спидеры с жужжанием проносились мимо огромного балкона старого Храма джедаев; так было раньше, это не изменится и в будущем. Как ни странно, наблюдавшего за ними молодого человека это бесконечное движение даже успокаивало. Люк Скайуокер, самопровозглашенный рыцарь-джедай, наблюдал за суетливой городской жизнью, снисходительно улыбаясь. Его взгляд обратился к небу, и улыбка расцвела ярче.              Звезды. Всегда они. Непохожие, с разными очертаниями, но такие неизменные. Он без устали разглядывал их, и ему никогда не надоедали путешествия к ним – на самом деле или в воображении. Звезды всегда были и будут ему домом.              На сердце было тепло и радостно. Тепло и радостно от того, что все осуществилось. Не только его путь достойного мужчины и джедая, но и всякая мечта, что когда-либо его посещала.              «Приходи сюда, отец», – тихонько сказал он теплу, которое жило в его сердце, храня его в целости и сосредоточении.              Он угадал приближение отца по приглушенным шагам.              – Я помешал твоим размышлениям? – шепотом спросил Энакин, присоединившись к сыну.              – Совсем не помешал, рядом с тобой еще лучше, – откликнулся довольный молодой человек. – Я так благодарен за то, что мы можем вместе прожить этот момент, – Люк ненадолго замолчал и чуть обернулся к отцу, останавливаясь на нем взглядом. – Я за каждую минуту рядом с тобой благодарен.              Энакин ответил ребенку любящей улыбкой, и отец и сын в миллионный раз принялись рассматривать друг друга, все не в силах отвести глаз.              Прошла целая вечность, прежде чем их взгляды обратились к звездам в вышине. С губ Люка сорвался задумчивый вздох.              – В детстве я бесчисленные часы проводил, всматриваясь в ночное татуинское небо. Я частенько летом ложился с одеялом на улице и засыпал, любуясь звездами, – он быстрым взглядом окинул небосклон, с нежностью вспоминая те звезды. – Моя тяга к ним... никогда не отступала. Даже после того, как я присоединился к Альянсу. Звезды манили меня, а я не мог устоять. Я чувствовал там… что-то... что-то ждало меня там.              Энакин понимающе кивнул.              – У меня все было так же.              Люк дернулся, тут же обернувшись к отцу.              – Когда я в детстве жил на Татуине, ребенком и подростком здесь, на Корусанте, да на любой планете, куда бы я ни прилетел. Но в особенности после того, как... – повисшее молчание было красноречивее слов. – …Я часами, час за часом, смотрел в иллюминаторы «Палача» в ожидании, надеясь увидеть... найти какой-то смысл, причину... – по его телу пробежала дрожь. – Казалось, звезды хранили ответ на мой вопрос, тот самый ответ.              Люк задумчиво кивнул.              – Да… тот самый ответ, – лучезарно улыбнулся он. – Тот самый, что виден мне сейчас.              Энакин улыбнулся в печальной нерешительности, прежде чем набраться мужества снова поднять взгляд и встретиться с голубыми глазами сына; в них читались все те же обожание и преданность, что и всегда.              – Теперь я смотрю на звезды по-другому, – признался он.              – Почему же? – поинтересовался Люк.              – Я... совершил посадку. Теперь я привязан к тому месту, которое не захочу покидать никогда, – он снова окинул сына любующимся взором, и этот ласковый взгляд завершил мысль.              Люк прикрыл глаза. Тихое эхо смеха отразилось от стен.              – Ребенком и подростком я водил компанию с некоторыми ребятами. Мы выбирались на прогулки, и я уже считал себя вполне независимым человеком, пусть и запертым на той планете. И в Альянсе было то же чувство. У меня всегда был свой священный уголок, куда никто не мог вторгаться, вот сюда, – он указал на свой висок. – Это было что-то... неугомонное, чувство одиночества, которое было только моим, и я его лелеял как самое большое сокровище. И в то же время я стремился найти источник той пустоты.              Неожиданно он протяжно вздохнул и обернулся к городской панораме.              – Может быть, мы искали друг друга, даже не зная, что этот другой существует? – это был риторический вопрос. Люк знал ответ.              Ответом Энакина было то, как он медленно приблизился к сыну, пока их руки не соприкоснулись.              – Несмотря на то, что и ребенком, и подростком я был очень самостоятельным, к тебе я отчаянно привязался, папа, – слова сорвались прежде, чем Люк мысленно сформулировал их. – Я как будто нашел недостающую часть себя, жизненно важную, без которой я не стал бы ни джедаем, ни личностью. – Он глубоко вздохнул. – Пап, а это вообще нормально? Так сильно в ком-то нуждаться?              Острая боль в груди помешала Энакину ответить. Он прикусил губу и сделал вид, что вернул себе самообладание.              – Что бы нам ни говорили законы природы, родителю всегда необходим ребенок. Некоторые узы слишком прочны и не рвутся даже после того, как дети вырастают.              – Я не совсем это имел в виду, – заметил Люк.              – Знаю, – кивнул Энакин.              Два джедая долго молчали, погруженные в созерцание, и впитывали ощущение близости друг другу.              – Все сводится к тому, чем эта привязанность для тебя является, – наконец ответил Энакин. – Она ослабляет тебя или делает сильнее? Мешает твоему росту как джедая и личности? Тебе хочется привязанности или ты просто... нуждаешься в ней, как ни в чем другом? – Разум старшего джедая захлестнула лавина воспоминаний. – Один из наших первых уроков. Нас учили избегать любой привязанности, ведь стоит появиться угрозе, и мы станем неразумны в своем страхе, пытаясь защитить тех, кто нам дорог, предотвратить потерю. В итоге это может привести к Темной стороне. – Черты Энакина исказились в самоуничижительной усмешке. – Ну, в моем случае это было прямо пророчеством.              Раскаивающееся существо отца наполнилось ослепительным сиянием, светом любви Люка.              – И все та же привязанность вернула меня из Тьмы, когда та угрожала твоей жизни.              Трепещущий дух Энакина обнял сына, приблизившись настолько, насколько это было возможно. Или даже ближе. За мгновения этого блаженного общения, в таком возвышенном умонастроении, Энакин нашел тот ответ, который искал:              – Мы оба достаточно умны, чтобы признать, что все люди разные. Что хорошо для одного человека, плохо для другого. Мне нужна была привязанность к чему-то. Мне нужно было любить и быть любимым, чтобы сохранить себя в здравом уме. Лишившись этой любви, я потерял себя и стал добычей демонов, которые скрывались в моей душе, – он прерывисто вздохнул и нашел защиту в лелеющем тепле души сына. – Ты научил меня тому, что можно использовать эту привязанность для просветления и прозрения, как путь к истинной мудрости, – он улыбнулся осознанию того, каким покоем это неожиданное откровение наполнило его душу. – Моя привязанность к тебе дает мне силы, заставляет меня чувствовать себя частью чего-то большего, чего-то лучшего, чем я бы мог стать сам. Без этого я не могу существовать. И не хотел бы.              Взгляд Люка застыл на крышах зданий прямо перед ним, сверкая непролитыми слезами.              – А я-то думал, что сильнее тебя любить невозможно, – он покачал головой в смиренном изумлении. – Ты только что определил, озвучил мое истинное место и предназначение, – он решительно обернулся к отцу. – Моя привязанность к тебе – это не просто необходимость, папа. Она определяет меня, то, чем я являюсь. Она направила меня к тебе и теперь приносит мне больше радости, чем я... – он задохнулся, не в силах выразить словами всю свою любовь, ту, что пела в жилах. Энакин положил руку ему на плечо и крепко сжал. Люк повторил движение с тем же пылом. – Такое счастье даже пугает меня… Могу ли я это вынести...              – Знаю, малыш, я знаю, – поблескивающие глаза Энакина тоже говорили о многом. – Это двойственность существования, и она одна для всех нас. Мудрец или глупец, низменное или высокое, большое или маленькое. Наивысшая ценность для любого может послужить причиной падения. Но мы извлекаем урок. Становимся старше и мудрее, – он слегка поморщился. – Ну, я-то, во всяком случае, постарел.              Помимо своей воли Люк рассмеялся и крепче сжал руку отца.              – Не давай счастью лишить тебя равновесия и затмить радость, которую ты испытываешь. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на ожидание худшего, – он похлопал Люка по плечу. – Мы вместе, и я всегда буду с тобой. До самой смерти и даже дольше. Ничто не разлучит нас, сын мой. Ничто.              Закрыв глаза, Люк позволил страстному обещанию отца просочиться в его существо и очистить дух от страхов. Сила мощно и ярко вибрировала вокруг и внутри него, как учащенное сердцебиение.              – Да, – мечтательно вздохнул он. – А у тебя всегда буду я. Ты никогда не будешь один, отец, – его собственное обещание было столь же незыблемым и непоколебимым. – Мы наконец-то едины. Целиком и полностью.              Энакин проглотил ком в горле. Впервые ему верилось, что любовь, наконец, прочно вошла в его жизнь, а не временным оазисом спокойствия и прибежищем, которое у него раз за разом безжалостно отнимали. Впервые улыбка на его губах была такой ясной и безмятежной. Он глубоко вздохнул и облегченно выдохнул.              – Да, – сказал он. – Любовь – это ответ на все.              Люк кивнул, возводя глаза к небу.              – Любовь – это путь, – прошептал он, поворачиваясь к веранде. Он отпустил руку отца и обнял его.              Энакин тоже посмотрел в небо и прижал сына к себе.              – Единственно возможный путь, – утвердил он их собственную Истину, склоняя голову.              Огненная комета пронеслась по ночному небу, оставляя за собой раскаленный шлейф; ослепительное отражение почти внеземной красоты, которая далеко внизу изумленно созерцала небеса.