Прошлое настигло меня.

И вновь чувство дежавю, когда я и моя новоявленная группа едем связанные неизвестно куда, оставляя всем нам полюбившуюся школу позади. Кажется, будто жизнь в одно мгновение устроила нам не самый лучший сюрприз. Кажется, будто спокойная и размеренная жизнь издевательски помахала нам ручкой с ухмылкой, унося за собой все последние надежды на спасение. Никогда не забуду этого же самого момента, что и в одиннадцать лет. Только в той группе были практически одни взрослые, а в этот раз подростки, которые не видели толком всех ужасов этого мира. Подростки, имеющие свои закидоны и тараканов в голове. После выстрела Митча, выяснилось, что пуля прошла на вылет и ничего страшного это ранение не предвещает. Но я просто выпала, когда темнокожая женщина протянула Митчу лишь толстую марлевую тряпку, сурово проговорив: «Прикладывай. Приедем — переработаю тебя». Как можно человеку с пулевым ранением давать лишь какую-то жалкую тряпочку? Но Митч сидит, прикладывает, иногда корчится и в принципе держится достойно. Правда левая рука плотно привязана к трубе, чтобы он ничего лишнего не учудил. А правая свободна, чтобы прикладывать тряпку и дальше. Вилли также привязали к трубе, оставив одну руку свободной, чтобы он помогал прикладывать тряпочку к ране. Кровавое пятно на его кофте увеличивается с каждой минутой. Но другого от людей Карвера ждать и не стоило. Спасибо хоть и на этом. А также за то, что Карвер ничего больше не сказал Элвину перед нашим отъездом неизвестно куда. Но я уверена, он ещё побеседует с ним и многое обсудит. И нехорошее предчувствие просто давит на меня, когда я думаю об этом. Даже сейчас ощущается всеобщая грусть и тоска. Ощущается неполноценность в этом грузовике без Омара, который так и остался лежать там, на земле, как ненужный никому мешок с каким-то хламом. Я не знала Омара так много времени, как эти ребята, но мне он нравился. Он не только вкусно готовил, но и в придачу был отличным товарищем для всех нас. Да и он один из немногих, кто не имел ничего против меня. Он просто был хорошим человеком, который мечтал в своё время стать популярным и известным шеф-поваром, но апокалипсис разрушил все наши наивные детские мечты. Омар никому ничего плохого не сделал, но распрощался с жизнью в одно мгновение. Да, он испугался, захотел бросить нас, убежав от людской жестокости и его нельзя в этом винить. Он был настолько испуган и хотел убежать, что и забыл про хорошую вооруженность этой группы и что его уж точно не погладят по головке за опрометчивую попытку сбежать. Но он не заслужил такой отвратительной смерти — пули в лоб, после которой нет ни малейшего шанса выжить. Пули, после которой ты безбожно падаешь замертво на землю. На лице каждого отображён натуральный, во всей красе, страх. Именно тот самый страх перед неизвестностью, когда каждый из нас всячески накручивает себя, вместо того, чтобы сохранять спокойствие и самообладание. И я сама их понимаю. Сейчас я ощущаю ту самую давящую неизвестность, что и шесть лет назад. И, кажется, Карвер нашёл себе людей гораздо жёстче, чем в прошлый раз. Без раздумий, мы не можем давать гарантию, что мы прибудем в отель на пять звёзд с потрясающим обслуживанием. Перевожу взгляд на ЭйДжея, который сидит как раз-таки рядом со мной по правую сторону. За эти, наверное, уже пятнадцать минут езды оглушительного молчания, он не обмолвился со мной ни одним словом. Впервые у нас с ним такое явное напряжение. — ЭйДжей… — негромко окликаю его я. Он всё ещё смотрит задумчиво в пол, но я решаю попробовать начать диалог. Ведь сейчас я всем нутром ощущаю груз вины на своих плечах и ответственность перед своим Растяпой. — Не хочешь поговорить.? Насколько же глупо это звучит. Столько лет врать мальчику, который мне как маленький братик об отце, а теперь пытаться начать диалог. — Ты столько времени врала мне об отце… — шепчет эти слова он, всё ещё не веря в реальность всего произошедшего. Кажется, будто все, какие-никакие, но живые частицы его жизни мгновенно разрушились, оставляя развалины после себя. Именно после горькой истины, которая не оставляет ничего позитивного в душах людей, в то время как сладкая ложь наоборот дарит неправдоподобные, но такие приятные картины. Одним словом, обложку без содержания. — Всё время бессовестно врала, сочиняла небылицы, что он был потрясающим человеком, а на деле я являюсь сыном этого выродка. Что тебе мешало сказать мне правду? Я ведь уже не маленький ребёнок для такой новости. — Я не думала, что он жив. — Глубоко вздохнув, начинаю оправдываться я, но и сама начинаю осознавать, как глупо звучат мои жалкие отмазки. — Прости. — Виновато произношу я. Не были бы мои руки связаны сзади в точности также, как и шесть лет назад, я бы бросилась обнимать своего Растяпу. И пусть бы он вырывался, ругаясь на меня всеми неприличными словечками, я бы всё равно ни за что его не отпустила. — Я правда не хотела, чтобы ты разочаровывался в нём и носил обиду в своём сердце ещё с самого раннего детства. Ведь люди, чувствующие лишь ненависть и обозлённость на и без того испорченный мир, вырастают жестокими и злыми. Элвин слегка усмехается с моих слов далеко в несчастливом настрое и разворачивается ко мне спиной и лицу сидящей Вайолет. Я глубоко выдыхаю, ощущая настигнувшее чувство вины ещё сильнее, чем раньше. На сердце, которое сейчас буквально ноет в груди, возник кинжал, нарочито медленно и мучительно терзающий мои жизненные ткани, будто в наказание за моё враньё. Зная характер моего Растяпы, он ещё долго будет дуться. Да и имеет на это все определённые основания. Ему просто нужно время. Этой фразой я и пытаюсь успокоить себя. Лучше бы нас схватила какая-то другая группа ублюдков, но не Карвер, который ни разу не изменился с нашей последней с ним встречи. Который зачем-то увозит нас с места проживания. Который вновь вселяет тот страх и ужас, что и раньше своим давлением. Который понял, сложив два и два, что незнакомый шестилетний мальчик и есть его сын, которого он так хотел воспитать ещё давно. — Я же говорил, что из-за тебя мы наберём проблемы на свою задницу! Я резко подпрыгиваю от подавленного чувства и перевожу взгляд на разъярённого Митча, сидящего напротив меня и буквально излучающего ненависть. Как будто прямо сейчас испепелит меня своим бешеным взглядом. Причём далеко не заслуженную. Я как раз-таки не сделала ничего плохого. С открытой кровоточащей раной, которая, готова поспорить, неимоверно щиплет и разносит неприятный ток по всему телу, он умудряется высказывать своё недовольство, когда и без его злости ситуация более чем плачевная. — Что?! Причём тут я?! — начинаю всё же беситься я. Как же он меня раздражает. Лучше бы нас не разнимал в тот день Аасим, и я бы набила его наглую рожу. — Это ваш ненаглядный Луис рассказал Фину о нашей школе! На него и ругайся! Я бы не рассказала про Луиса в другой иной ситуации, но раз все итак знают это благодаря Карверу, то и нет особого смысла и дальше это скрывать. Пускай я чувствую что-то странное по отношению к этому дредастому, но несправедливо, что Митч (да и возможно не только он один) сваливают все беды именно на меня, а не на Луиса. А, ну да, конечно, я же левая девка, чуть не разбившаяся в автомобильной аварии, а не их давний друг, которому готовы простить буквально всё. И вновь отсутствие какой-либо справедливости. И вновь левая чаша весов победно перевешивает другую. Хочется грязно выругаться, вложив в каждое матерное слово своё отношение ко всей происходящей ситуации, но я проглатываю все рвущиеся наружу ругательства, которых наслушалась в своё время более чем достаточно. Ещё хочу закурить. Как раз в помятой грязной пачке от какой-то дебильной фирмы, которая маняще лежит во внутреннем кармане джинсовки, наравне с соблазнительной зажигалкой, лежит последняя, такая желанная, сигарета. Но перевязанные руки мешают мне любым способом достать её. — Вынуждена с ней согласиться, — подаёт свой голос Вайолет, а я очень удивляюсь тому, что она согласилась со мной. Зная откровенную неприязнь Ви ко мне, это весьма необычно. — Луис, какого хера ты такой легкомысленный? Ты хоть понимаешь, какой опасности ты подверг всех нас? И что бы такое странное и непонятное для меня я не ощущала к этому дредастому, я до сих пор злюсь на него за его наивность. Да, он хотел как лучше, хотел дать Фину лучший шанс, но увы этот худой рыжий мальчишка оказался куда хитрее и интереснее, чем мы думали. Вот поэтому никому не стоит доверять. Даже маленьким детям, которые выглядят безобидно и невинно. Вот поэтому лучше быть одному, а не в команде, которая в любой момент может воткнуть нож в спину. Ведь в нашем мире по-иному никак. Здесь каждый сам за себя и любая группа рано или поздно разваливается. По определённым на то причинам. — А, ну извини, что я захотел помочь изголодавшему мальчику обрести более лучшую жизнь! Извини, что я всё испортил! — взбесился Луис. Конечно, пора привыкнуть к его переменчивым и многогранным сторонам характера, но до сих пор не укладывается, как этот дредастый может так быстро меняться в любой ситуации. — Я ведь грёбаная ванга, я же знал, что сейчас мы будем в полнейшем пиздеце, когда нас везут неизвестно куда! — Луис, никто и не говорит ничего плохого! — злится до этого спокойная и сдержанная Вайолет, а я уже предчувствую надвигающийся скандал. Какими бы близкими друзьями люди не были, как бы много лет они не дружили, но как только они оказываются в подобной, по-настоящему херовой, ситуации их может спасти только ругань и срывания накопившейся желчи друг на друга. — Ты просто помешан на том, чтобы всем помочь и слишком наивен! А ещё живёшь настоящим, как ты говоришь?! Да хрен там! Ты мне до сих пор иногда все уши теребенькаешь своим нытьём о Соффи и… — Да пошла ты нахуй! Если я тебя так раздражаю этой темой, то что ж ты не посылаешь меня, а лицемерно поддерживаешь?! И после этого ты зовёшься подругой?! — резко начинает яростно рычать Луис, а я немного подпрыгиваю от его резкости. Впервые вижу его таким по-настоящему разъярённым, с дрожащим голосом, как будто он сейчас заплачет. — Не смей мне никогда напоминать о ней, особенно сейчас! — А ну успокоились! — рявкает Марлон и Луис, кинув на него злостный взгляд, замолкает. Как и Вайолет, которая виновато отводит взгляд от Луиса. Она не подумала о своих словах и теперь, наверное, искренне сожалеет. Она сказала, что Луис часто ноет ей о Соффи. Что, если это так? Насколько я помню, Луис по-настоящему раскрылся только мне. Добавил в тот вечер, перевернувший моё отношение к нему кардинально, что он не особо кому-то рассказывает и делится данной информацией, вспоминая трагедию в очередной раз. Выходит, он ещё и советуется с Вай и немного приврал мне в тот вечер? Луис зол как никогда, это видно по его взгляду. Но и также он будто из последних сил сдерживает слёзы. Ведь его задели за живое. У нас с ним похожее это «живое». Вот только у меня Ли, а у него девушка, которую он искренне любил. И когда затрагивают это «живое», боль будто распахивает свои когтистые лапы, царапая и без того болящее сердце, которое носит столько моральной тяжести. — Клем, ты как? — интересуется у меня Марлон. Именно сейчас хочется уйти куда-то от ответа. Далеко и надолго, чтобы не ощущать резкое смущение и дискомфорт. Он же мой парень. Это неправильно. Моё отношение такое неправильное и по большей части отвратительное. Я не ощущаю к нему той теплоты, что ощущают люди с отношениях, мне некомфортно от того, что он опекает меня, как маленькую и проявляет заботу. Что же я делаю не так? Как я могу разбираться в ком-то, когда не могу разобраться в самой себе? Я уже хочу выдавить из своих пересохших губ хоть что-то в ответ, как меня опять перебивает Митч. Вот же ж грёбаный холерик. Неудивительно, что в прошлом он изготавливал именно бомбы, а потом слушал долгие и нудные лекции от учителей. — Марлон, вот значит как? То есть я тут истекаю кровью, прикладывая сраную тряпку, а ты нянчишься с этой? — он кивает в мою сторону, и мне уже хочется плюнуть ему прямо в рожу. Вот только вид у него и без того плачевный. Да и сейчас не совсем та ситуация, когда я могу преподать этому придурку урок. — Что, всё? Увидел красивое личико и сразу растаял? А как же Броди, а? Я немного удивлённо перевожу взгляд на Броди, которая смущённо отводит взгляд вниз, сдерживая слёзы после этих слов. Странно, что ж он так вдруг решил приставить сюда Бро? Есть что-то, о чём я не знаю? И в очередной раз, смотря на эту добрую девушку, я чувствую огромную вину и ещё и перед ней. Я всё делаю не так. Абсолютно не так. Я не слушаю других, а поступаю так, как считаю нужным сама и мне хочется врезать за это самой себе. Я мучаю Марлона своим не комфортом рядом с ним, Броди, которая вежливо и без скандала попросила меня о не такой уж сложной просьбе, ЭйДжея, который сейчас сидит и, наверное, накапливает огромную волну всепоглощающей злости на мою постоянную ложь об отце. Боже, я действительно всё делаю не так… — Захлопни пасть, Митч! — Теперь и Марлон взревел также, как и Луис минутой ранее. Именно после упоминания Броди. Видимо, что-то поистине неприятное произошло в прошлом. Вот только что? — Это не твоё дело! Ты мой друг, мне не плевать, но это ты первый полез на рожон! А я лишь беспокоюсь о своей девушке! Или ты считаешь, что я не имею права о ней заботиться?! Кажется, будто у каждого из нас сейчас сдают нервы от стресса и страха. Главное не переубивать друг друга, сидя здесь связанными и собачась друг с другом. И всё же в голосе Марлона слышатся скрытые непонятные нотки, которые до этого никогда у него не проскальзывали. Кто же для него всё-таки Броди? И как ни странно, я не начинаю злиться или раздражаться, думая, что он в ярости именно после упоминания Броди. Я абсолютно не переживаю из-за того, что где-то в глубине души он может что-то испытывать к ней. И вновь поражаюсь самой себе. Любая другая девушка заревновала, а я абсолютно спокойна. Как же я запуталась. Я сконфузилась от этих его слов о заботе и девушке и опять не понимаю своей реакции. Вот блин, не комфортно также от того, что именно сейчас я главная тема между парнями. И обсуждается всё это как раз-таки перед всеми ребятами, большинство из которых просто молчит, слушает и не вмешивается. И мы бы может и молчали бы дальше, если бы этот дебил Митч не начал скандал первым. Хочется действительно провалиться. После слов Марлона Луис негромко усмехается, одновременно фыркая. Наши взгляды на секунду пересекаются, но он вновь отводит взгляд, оставаясь наедине с мыслями. Понять бы ещё, о чём он думает. Понять бы ещё, почему от одного мимолетного секундного взгляда по коже проползает табун мурашек, а сердце бьётся вдвое быстрее. Слегка качаю головой, чтобы избавиться от ненужных мыслей в данный момент. — А-а-а… — Митч усмехается, а затем кривится от щиплющей раны в грудной клетке. — То есть я должен был просто сидеть как вы, когда этот сукин сын пристрелил моего друга? Такова твоя логика, Марлон? Или теперь будешь защищать эту каждый божий раз? — и вновь кивает головой в мою сторону, вызывая у меня в душе внутренний взрыв и нескончаемую злость. — А ведь вы все видели, как этот ублюдок с ней говорил. И вновь в его глазах я опять виноватая. И пускай его отчасти можно понять из-за этого микса событий — резкой смерти друга, пулевого ранения, на которое ему дали обычную тряпку и отвоз нас в неизвестном направлении, но это ведь не повод срываться на всех и вся. Это не значит, что нужно во всех грехах винить именно меня. Злость и ненависть были бы заслуженные, если бы я была заодно с группой Карвера, но я даже не сдавала их, у меня не было ни времени, ни подходящей возможности. Да того же банального желания их как-то подставить! — Во-первых, Митч, — не выдерживаю я и начинаю защищать себя. Как бы сильно мне не хотелось сейчас ругаться с Митчем, я всё равно должна отстоять свою позицию, — я не «эта». У меня есть имя. А во-вторых, он отнёсся так неспроста. Я знала его, а вы нет. У нас с ним были свои разборки в прошлом, и я была на все сто процентов уверена в его кончине. Я понятия не имела, да даже представить не могла, что он вернётся и нагрянет со своим новым сформировавшимся обществом. Так что твоя злость не заслуженная абсолютно. Это не я виновата в смерти Омара и том, что он в принципе вернулся. Вини кого угодно, но уж точно не меня, Митч. Как бы сильно я не понимала сейчас тебя и твоё положение, я всё равно не могу терпеть и молча выслушивать твои нападки на меня. Знаю, тебе непривычно сейчас в этой ужасной и хуёвой ситуации, но добро пожаловать в реальный мир. В такой, какой он есть. Вот так круто может поменяться жизнь. В один неожиданный миг. После моих слов на душе будто спадает тяжкий груз. Действительно, как только высказалась, стало в разы легче. Я смотрю ему прямо в глаза. Он всё ещё злостно смотрит на меня первые три секунды, но затем чуть смягчает взгляд, переосмысливая сказанные мною слова. — Ладно, извини, что сорвался. — Говорит затем он мне, а я аж с трудом проглатываю все слова. Всё количество слов куда-то исчезло после его извинения. Митч умеет извиняться? Надо же. Удивлена. — Как бы сильно ты меня не раздражала, ты действительно не виновата. На душе становится чуть легче от его слов, а в грузовике чуть пропадает то адовое напряжение и раскалённый до предела воздух. И хоть мы продолжаем ехать неизвестно куда, извинение Митча действует на мои испорченные к чертям нервные клетки приятным бальзамом. Как бы глупо это не звучало. Осматриваю ребят ещё раз. Луис сидит задумчивый и морально убитый, Броди едва сдерживает слёзы, Руби как-то умудрилась уснуть на плече смущённого Аасима, Вай прикусывает губу, виновато смотря в сторону Луиса, Митч и Марлон избегают взглядов друг с другом, Вилли колотится то ли от страха, то ли от холода, но всё равно помогает крепко прижимать марлевую ткань к пулевому ранению друга. А вот мой ЭйДжей так и сидит в одной и той же позе, будто ушедший из реального мира, полностью погрузившись в свой, внутренний. По привычке протягиваю к нему руку, чтобы всё же рискнуть и потрепать по макушке моего мальчика, на мгновение забыв о связанных руках, но ничего не выходит. Выходит лишь в очередной раз ощутить эти крепкие, давящие на запястьях, узлы и шёпотом проматериться. Ещё примерно минут десять мы едем в полной тишине, но затем резко останавливаемся. Машина стоит ещё с минуту на месте, в то время как мы с ребятами безмолвно переглядываемся друг между другом. Но затем молчание прерывается, ведь двери открываются. Глубоко выдыхаю, чтобы паника и чувство страха окончательно не свели меня с ума. Сжимаю пропотевшие связанные руки в кулаки, чтобы они не дрожали, понимая ужасающую и пугающую вещь, от которой сжимаются все внутренности. Мы приехали.