Прошлое настигло меня.

Прошло уже около трёх недель, с тех пор как мы уживаемся тут, пытаясь окончательно смириться с нашей новой участью. После того как Карвер убил Тена, ребята чувствовали себя более чем подавленно. Сейчас они в принципе держатся стойко, но их боль от потери в первые дни была настолько огромна, что её можно было хоть рукой пощупать. Они потеряли двух давних друзей. Резко и неожиданно. Наверное, для них это такое внезапное и шокирующее событие, которое заставило их внутренний мир буквально перевернуться. Заставило их набраться чуть больше стойкости, чем до этого. Ведь я более чем уверена, что в четырёх стенах их жизнь всё время пролетала в спокойном и равномерном ритме, и они привыкли к этому спокойствию. Но не как не к постоянному напряжению и движу. После смерти Тена ребята окончательно стали бояться Карвера и зарубили на носу, что какое-либо нытьё с их стороны нежелательно перед Уильямом. Проявление слабости, слёзы и трусость категорически запрещены перед этим продуманным манипулятором, который нас даже не тронул за всё это время, ведь мы делали всё, что скажут и не совершали каких-то опрометчивых и подозрительных поступков. Ведь жизнь, какой бы она ни была, очень дорога. Ребята поняли, что искать пути к отступлению категорически бесполезно. Да стоит нам только попробовать сбежать, так люди Карвера моментально откроют огонь, и события повернутся не очень хорошо. Карвер действительно прав: у нас есть только два выбора, далеко не самых лучших. Нам с ребятами остаётся лишь надеяться на то, что чудо настигнет нас. Рано или поздно осветит своими лучами всю нескончаемую темноту, даря хоть немного света. Я также ощущала тоску по этому невиновному ни в чём ребёнку, который умер от сильного удара жестокого Уильяма. Прямо, блять, на глазах моего мальчика. ЭйДжей срывал свою горесть от потери друга тем, что бил стены в нашей большой комнате без окон, куда даже солнечный свет не проникает, подошвой ботинок. Моё сердце так жалобно билось из-за Элвина, я просто представляла, как ему было больно. Возможно, и больно до сих пор, просто он не показывает этого. Я хотела подойти к нему, но понимала, что сделаю всё только хуже, и он будет психовать и ненавидеть всех и вся ещё больше. И это морально давило на меня. Признаться честно, я тоже была не готова к таким поворотам, как и ребята. Пускай в моей жизни было много дерьма, я имею личный опыт и достаточно закалена, но именно таких страстей я не ожидала. Да даже в грёбаных мыслях не могла такого и представить! Эта неожиданная тема с вакциной и Карвером буквально выбила меня из колеи. Эта заваруха с кровью оставляет столько вопросов, от которых голова просто пухнет. Вдобавок у каждого из нас присутствует страх неизвестности, у кого окажется эта чёртова группа крови и что вообще будет дальше, если Карвер всё-таки добьётся своей цели, а любому из нас придётся отдать жизнь ради возможного спасения мира. Всё навалилось так внезапно. Такое ощущение, будто Судьба достала поп-корн, наслаждаясь всем представлением, наблюдая за нами, словно за надоедливыми насекомыми, которых она может в любой момент раздавить. Также на следующий день после смерти Тена, труп которого работники Карвера отвезли в какое-то неизвестное место, нас, испуганных и колотящихся от страха, подзывали по очереди на анализ крови, который проводил Карвер. Я, говоря честно, не имею ни малейшего понятия, как он собирается определять эти группы крови. Он ведь не биолог. А в этой огромной таблице с формулами хуй что поймёшь и разберёшь. Сдавать кровь не самое приятное занятие. Причём из каждого из нас её взяли не по чуть-чуть, как раньше брали в больницах врачи, а значительное количество, отчего сразу же начинало плохеть. Когда я пришла на сдачу всеми фибрами души я ощущала нескончаемое волнение — пускай и сохраняла внешнее спокойствие — которое в последствии заменился ужасным дискомфортом. Это, конечно, терпимо, но при виде ещё других бутылёчков с кровью других, невольно начинал скручиваться желудок, а к горлу подкатывать тошнота. Самое волнующее, это, наверное, то, что совсем скоро после продолжительных опытов и проверки должны прийти результаты, и от этого по моей коже проносятся ледяные мурашки по коже. Хоть и прошло три недели, но ЭйДжей всё ещё ходит немного подавленным. За это время он ни разу не улыбался. Первые недели две я оставляла его наедине с собой, а уже после пыталась подходить к нему несколько раз, но он говорил: «Спасибо за заботу, Клем, но мне нужно побыть одному». Что ж, хотя бы уже хоть как-то говорит со мной, надеюсь он окончательно все поймёт и перестанет дуться на меня, поняв полностью моё положение и почему мне пришлось соврать ему. Что касается того мальчика Фина, то он подошёл ко мне уже через три дня после прибытия в это место. Он извинился за всё. Сказал, что ему нужно было так сделать, иначе бы Карвер убил его на месте. И в тот момент я прекрасно его поняла — этот мужик умеет вселять безнадёжность и страх. Заставляет слушать его и делать всё, что он говорит. Также мальчик упомянул, что он сирота и про беременную мать ему тоже пришлось соврать, чтобы вызвать больше жалости у меня и Луиса. Я потрепала в тот момент его по макушке с грустной улыбкой, в то время как он нервно перебирал и скручивал пальцы на руках, толком и не смотря мне в глаза. Злиться на него бессмысленно, мы живём в мире, где всё подвластно инстинктам самосохранения. Он просто хотел себя защитить, и винить его за то, что он выдал наше местоположение Карверу не стоит. Из последних новостей также то, что наши «отношения» с Марлоном дают явную трещину: блондин в последнее время невероятно злится на то, что Шон стал уделять Броди очень много внимания. Девушка ходит улыбчивая, постоянно разговаривает с ним, отчего Марлон сильно недоволен, и я абсолютно не понимаю, в чём заключается логика этого парня. Броди любила (может, и любит до сих пор) его на протяжении многих лет, а он не обращал внимания, а теперь вдруг резко что-то поменялось. Буквально по щелчку пальца. Я опять-таки не чувствую никакой злобы к тому, что наши отношения рушатся. Наоборот, рада, что так всё получается, ведь парочка, как оказалось, из нас никакая. У каждого из нас есть чувства к другим людям, но уж точно не друг к другу. За исключением дружеских, конечно. И вся эта заваруха с нашими как таковыми отношениями мне явно не помогла отвлечься от Лу. Луис… С каждым днём, начиная ровно с того момента, как мы прибыли сюда я пытаюсь разобраться в самой себе. Будто складываю потихоньку огромную картину из паззлов у себя в фантазиях, чтобы прийти к конечному результату и итогу. Начинаю постепенно осознавать, тщательно покопавшись в самой себе, что я не равнодушна к Луису. Кажется, я начинаю понимать, о каком великом чувстве говорил тогда в моём сне Ли, пускай я и не уверена в этом до самого конца. Возможно потому, что мне просто трудно свыкнуться с таким итогом. Я, кажется, влюбилась в него. Но в него настоящего — как в тот день вечером, когда он говорил про Соффи. Не в весельчака и полного идиота, а парня с глубоким внутренним миром, состоявшим из тоски и разочарования. Эта мысль словно кокон сжимает меня, но сердце тепло и нежно бьётся при этой мысли. Я буквально ненавижу себя за то, что всё-таки подпустила кого-то так близко к своему сердцу, хотя это не входило в мои изначальные планы. Луис так часто подходил ко мне, глупо шутил, иногда успокаивал, когда мне было плохо и раскрывался с других, таких несвойственных, ему сторон, что я невольно влюбилась в него, абсолютно не поняв сначала свои новые ощущения по отношению к этому парню… А его нежные ласки в тот день нашей близости я до сих пор вспоминаю с мурашками по всему телу и теплом внизу живота. Я так долго разбиралась в себе, чтобы наконец осознать свои чувства к нему. Возможно, я раньше не понимала их, потому что прежде не чувствовала чего-то такого нового и непривычного. Мне было трудно сосредоточиться на чём-то другом, кроме этого чёртового парня, который заставляет моё сердце буквально скручиваться в узел накрепко. Я ни разу в жизни не испытывала ни к кому таких сильных чувств, которые творят с моим организмом такую метаморфозу. Тот мальчик с шапочкой по имени Габриэль был не особо в счёт — обычная детская симпатия, которую я даже влюблённостью не назову. Да и моё сердце не готово было выпрыгнуть при виде него, как с Луисом. Такие чувства, как к этому дредастому придурку я не испытывала ещё ни к кому и ни разу в жизни. Эту мысль стоит принять хотя бы перед самой собой — я действительно втюрилась в Сулеймана. Ни в кого иного, а именно, чёрт возьми, парня, поведение которого я не понимаю абсолютно никак. Который всё ещё не подошёл поговорить со мной спустя три чёртовых недели нашего пребывания здесь. И это безразличие морально давит на меня. Я начинаю ненавидеть не только себя, что я скатилась в подобное дерьмо, чувствуя к кому-то подобное, но и его тоже за то, что он вытворяет. Он делает меня слабой, заставляет меня против воли привязываться к нему всё больше и больше с каждым днём, а в ответ на всё это полнейшее безразличие и похуизм. В мои планы не входило что-то чувствовать к нему. В мои планы не входило разбираться тщательно в самой себе, чтобы пытаться понять, почему сердце отплясывает чечётку при виде его, а всё нутро изнывает от желания быть с ним рядом. Я действительно меняюсь в иную сторону, и всё это вытворяет со мной никто иной, как Луис. Лучше бы он так и оставался придурком, который бы меня раздражал и мне было бы легче, нежели раскрывался с других сторон и показывал, как ему плохо. Ведь когда я вижу его задумчивые и печальные взгляды, устремлённые куда-то мне хочется не только его утешить, но и быть рядом. Хочу закурить уже как третью неделю с такими мыслями и нервами, но сигарет нет ни у кого, и Карвер также не признаёт, когда его работники расслабляются за убийственным никотином. Легко ему говорить. Это же не он проходит через тщательное изучение самого себя с целью, чтобы ответить на множество непонятных вопросов. Я не знаю, как дальше повернётся Судьба, но сейчас я хочу не только получить прощение Элвина, но и всё обсудить с Луисом. Правда почему при одной только мысли о нашем, возможно, предстоящем разговоре у меня возникает поистине дурное предчувствие.?

***

Первый снег на улице и сильная прохлада. Сейчас день, и из-за мороза мы всей группой сидим в нашей обители. Кто-то, также как и я возле костерка греется и наслаждается ароматным вкусом выданной нам тушёнки, а кто-то просто болтает, сидя на койках. Да, ребята всё же более-менее привыкли к новому проживанию, и это более чем радует. Пускай сбежать у нас никак не выйдет, но лучше всего держаться вместе и до последнего сохранять спокойствие. Даже наслаждаться сегодняшним днём, не думая о тех ужасах, что могут произойти завтра, беря пример с Луиса, который стоит вдалеке, облокотившись о стену и задумчиво рассматривая свои пальцы. Как будто он отключился от внешних действий, полностью сосредоточившись на своих мыслях. Небось опять думает о чём-то важном, но вот о чём именно? Встряхиваю слегка головой, отворачиваюсь, чтобы не думать об этом загадочном парне хоть во время обеда и запихиваю ещё одну дольку тушёнки в рот. Проглатываю и вместо удовольствия, которое должно исходить из организма после принятой пищи, я резко чувствую отвращение. Причём такое сильное, что кажется вся съетая мною еда сейчас вылезет наружу. И действительно, я чувствую, что не только данный обед, но ещё и скромный перекус с утра лезут вверх по организму. Я моментально кладу консерву на пол и поднимаюсь на ноги, открывая дверь на выход, где как обычно дежурит лучший работник Карвера Тристан. Он напрягается, когда я выбегаю из комнаты, прижимая руку ко рту под несколько удивлённые взгляды ребят, которые я чувствую всей спиной. Но, видимо, увидев, что я бегу в сторону туалета, работник расслабляется, лениво откинувшись на спину в своём уютном стульчике. Плюс этой тюрьмы в том, что нам разрешают выйти в туалет свободно, без чьего-либо участия, который находится недалеко от нашей комнаты. Главное просто не делать подозрительных движений и тому подобное. Я добегаю и открываю первую попавшуюся кабинку с грязным, по всем местам ржавым, унитазом, обхватывая двумя руками правую и левую сторону и садясь на корточки. В следующий момент тишина прерывается звуками рвоты и тем, как я освобождаю желудок от, судя по всему, пропавшей тушёнки с истёкшим сроком годности. — Блять… — тихо выругиваюсь я, напрягаясь ещё больше. Вся еда выходит из организма, и сейчас я испытываю огромное отвращение. Желудок ноет, в глазах возникли слёзы, а изо рта пахнет до ужаса отвратно. Что со мной такое? Обычно я наедаюсь и со мной всё хорошо, а тут резко и неожиданно меня вырвало. Что за чёрт? Посидев ещё немного над унитазом, я встаю, держась за желудок и смываю всю эту красотищу. Слава богу хоть вода есть. Немного, но всё же. Представляю как убого и отвратительно я сейчас выгляжу со стороны. Грёбаная тушенка! Что б она была неладна! Глубоко вздыхаю, всё ещё немного ощущая отголоски тошноты и подхожу к такой же ржавой раковине. Прополаскиваю рот под небольшой струйкой воды, а затем выхожу из уборной. Хочу уже направиться обратно в нашу тюрьму, но ко всеобщей неожиданности замечаю, как Луис выходит из комнаты с Джессикой. Приглушённо слышу, как он сообщает Тристану, что их вызвали на задание. Я начинаю моментально злиться, яростно скривив губы и сжав костяшки пальцев. Даже на мгновение забываю о своём паршивом состоянии, сосредоточив взгляд лишь на незамечающих меня Джесс и Луисе. Во мне моментально набухают коконы из ярости, готовые в любой момент взорваться. Джессика, конечно, симпатичная мымра со своими длинными каштановыми патлами, но она до ужаса раздражает меня. Да и не только она, ещё и Луис. В последнее время она улыбается ему, подмигивает, когда они пересекаются в коридоре. Он дарит ей такой же доброжелательный настрой, и по нему не скажешь, что он против всего этого внимания. Это их взаимное оказанное внимание друг к другу заставляет меня дико злиться. Я, конечно, злилась от всего этого, но не особо забивала этим голову. Но я и подумать не могла, что они куда-то уйдут вместе, даже сейчас игриво обмениваясь взглядами. Сомневаюсь, что их кто-то позвал. Предчувствие вообще нехорошее. Сглатываю ком в горле, чувствуя, как с каждой секундой я начинаю злиться всё больше и больше. Я слежу за ними взглядом, чтобы посмотреть, куда они направляются и в это же время обдумываю у себя в голове, что мне сейчас делать и как поступать. Одна сторона моей личности говорит возвращаться к ребятам и не нервничать так сильно из-за такого придурка, а вторая, наоборот, требует идти за ними и самой начать долгожданный разговор с дредастым, который он, видимо, никогда не начнёт первый. Вторая сторона побеждает, и я направляюсь с нарастающим бешенством за ними. Ещё одно доказательство моей неравнодушности к Луису — я направляюсь за ним, хотя могу спокойно отправиться поболтать с ребятами и ожидать, когда меня позовут работать. Но вместо этого мои ноги сами несут меня вперёд, чтобы предотвратить, небось, очередной трах Луиса с очередной шлюхой. И вновь я его не понимаю. Это не он настоящий. Не тот человек, в которого я влюбилась. Это просто полнейший придурок, который хочет выебать очередную пассию. Окончательно забываю о своём паршивом состоянии, сосредоточившись лишь на том, что я иду за ними, даже и не думая останавливаться. Ярость несёт меня вперёд, а чувство ревности мучительно долго пожирает меня изнутри своими клыками. Я действительно ревную, мать его, Луиса Сулеймана. Клементина, ты, похоже, совсем рехнулась. Ладно, может так и быть, но обманывать себя больше я не хочу. Также как и твердить самой себе о том, что мне полностью всё равно на это дредастое недоразумение. Ибо это не так. Я так не хотела как-либо усложнять себе жизнь чем-то подобным, привязываться к кому-то, но в итоге движусь к парню, из-за которого моё сердце отплясывает бешеный ритм в груди. Я не могу противостоять ему, и в этом и заключается моя слабость. А при одной только сказочной мысли, случайно появившейся в голове, где я успокаиваю Луиса после приснившегося кошмара, напоминая, что рядом, приятное тепло проносится по всему телу. Я, кажись, действительно меняюсь и хочу делать так, чтобы Луис не чувствовал себя одиноким и подавленным. Если раньше я была обычной стойкой девушкой, которая никого не подпускала к себе на протяжении длительного периода, то теперь я ощущаю первые в своей жизни настоящие чувства к парню, который иногда может переставать быть придурком. Я перестаю быть всегда такой грозной, открываю для себя новые эмоции и чувства. И причина всего этого - Луис. Никто иной. Он меняет меня, а я и не могу этому помешать — сердце сильнее меня в этой хватке и оно решило всё за меня, в то время как мозг и здравый смысл буквально отключились в самый ненужный момент. А пытаться как-то продолжать сопротивляться сердцу более чем бесполезно — три жалкие недели я и пыталась это делать, а всё бестолку. — Клементина, ты куда это направляешься? Я останавливаюсь и резко разворачиваюсь назад. Сердце моментально уходит куда-то в пятки, а по спине пробегает холодок. Тристан подходит ко мне с ружьём в левой руке и подозрительно пялится на меня. Ну ёб твою мать! — Я… Ну, я иду помогать с заданием Джессике и Луису, — стараюсь звучать уверенно и сохранять внешнее спокойствие, хотя внутри всё ещё ревут черти. — Они не упоминали тебя, когда говорили мне. — Забыли, наверное, — пожимаю плечами, надеясь, что Тристан поверит мне. — В любом случае я сейчас их догоню и помогу им. Он ещё несколько секунд не отводит от меня взгляда, будто пытаясь понять, вру я или нет, но затем кивает и уходит. Я тихо выдыхаю, радуясь, что он поверил мне и что сегодня в принципе у него более-менее хорошее настроение. Я направляюсь дальше, уже потеряв эту тошнотворную парочку из виду. Эти двое не должны были далеко уйти, я уверена. Прислушиваюсь к звукам за каждой дверью, расположенных в ряд в этом небольшом коридорчике огромного гипермаркета, и резко останавливаюсь, когда слышу игривый смех и лёгкие постанывания. Твою… Чересчур резко, уже с неконтролируемыми эмоциями, распахиваю дверь и наблюдаю такую картину, от которой моё сердце бьётся в миллион раз быстрее и от которой вновь хочется блевануть: Джессика сидит на столе с раздвинутыми ногами, которыми обхватила его талию. Она проводит ладонью по дредам Луиса, в то время как он проводит языком по её ключице, постепенно опуская вниз лямку её бюстгальтера. Я проглатываю все слова в этот момент, замерев на месте и даже не двигаясь. Кажется, что я даже перестала дышать, ощущая лишь то, как коконы из ярости взрываются, даря мне отвратительные моральные ощущения. Эта мымра настолько наслаждается его ласками, что откидывает голову назад, громко дыша и ловя губами раскалённый до предела воздух, словно рыба, попавшая на берег. Понимаю её. Луис действительно умеет дарить удовольствие. А ещё менять своё настроение часто и неожиданно. Сейчас я просто банально примагнитилась к одному месту, следя туманным взглядом за каждым их движением, ощущая уже не только ярость, но и обиду. Не понять правда за что. Конечно, этот кусок придурка мне ничем не обязан, это понятно. Но как вбить это самой себе в голову? Как наконец взять себя в руки, развернуться и уйти? — О боже! — испуганно и неожиданно произносит Джессика, хватаясь за сердце. А в следующий момент слезает со стола, смущённо поправляя лямку бюстгальтера и надевая свою помятую толстовку. Луис также отходит в лёгком смущении и разворачивается в сторону двери, которую они, видимо, под приливом страсти, забыли даже закрыть. — Тебя не учили, что наблюдать за такими личными вещами не прилично? Она одаривает меня и слегка смущённым, и слегка злым взглядом, в то время как Луис замечает меня, от чего у меня перехватывает дыхание. Он выгибает бровь, на его лице явное недоумение от непонимания, что я вообще здесь забыла. Так хочу врезать ему и бить по грудной клетке, выпуская всю ярость, чтобы стало чуть-чуть легче. — А тебя не учили, что заниматься соитием во время полного пиздеца не самое лучшее время? — цежу сквозь зубы я, сжимая пальцы рук изо всех сил. Господи, я так зла, что готова наброситься на них обоих с кулаками, но сердце печально отбивает ритм, разнося эту печаль по организму тоже. Они были вместе. И эта новость расстраивает меня. — Во-первых, это у тебя соитие, а у нормальных людей это называется сексом. И он бы у нас состоялся тоже, если бы ты не помешала. А во-вторых, зачем ты сейчас здесь всё это устраиваешь и приводишь наитупейшие доводы? Я молчу, досадно сжимая губы. Чёрт возьми, действительно, что я здесь вообще забыла? Мои причины звучат как детский лепет, ведь я сама занималась этим, до ужаса приятным занятием, с Сулейманом, также ловя полный кайф. Представляю, как тупо выглядит со стороны моя злость. Нормальный человек просто сразу бы в смущении закрыл дверь, а я просто стояла и смотрела на то, как этой мымре было хорошо от ласк этого придурка. Придурка, поведение которого меняется в мгновение ока, которое я даже предугадать не могу. В один момент он печален, в другой беззаботен, а иногда вообще самодовольный засранец, который до ужаса бесит. Что не так с этим парнем? Что не так со мной, раз испытываю такую бурю эмоций от одного только взгляда в его сторону? Голова сейчас разорвётся на части, и я рухну без сознания от переизбытка эмоций. Но я всё ещё держусь под испепеляющим взглядом этой чёртовой Джессики. — Девочки, успокойтесь. — Влезает Луис, и, судя по его голосу, его эта ситуация вовсе не напрягает, а наоборот даже слегка забавляет. — Джесс, как-нибудь закончим наше «соитие», а пока можешь идти, мне нужно поговорить с Клементиной. Да и вообще, это я виноват, что не закрыл дверь. Оплошность вышла. Если бы выражение «убить взглядом» было бы актуально, то вместо этого дредастого куска придурка была бы кучка пепла, ибо сейчас я зла в триллион раз больше, чем до этого. Он ещё и повторить с ней это хочет?! Даже приглушённый голос разума, упрямо твердящий о том, что он ничем мне не обязан не улучшает всей ситуации. Какие-то отголоски разума всё ещё кричат мне, что я выгляжу глупо со стороны и тому подобное, твердят мне, что надо прекратить всё это, но ярость и ненависть гораздо сильнее. Кажется, только они меня сейчас и контролируют. — Конечно, Луис, — мягко произносит мымра, а затем, смерив меня презрительным взглядом, проходит мимо, оставляя нас наедине, хлопая напоследок дверью. Наконец-то мы остались одни, чтобы обсудить всё, что так меня волнует. Но сейчас я настолько зла, что это не самое лучшее время для того, чтобы что-то обговаривать. — Ну что, довольна своим результатом, Клем? Довольна, что нашего «соития» не состоялось? — спрашивает он, готовый в любой момент заржать. — Да катись ты к чертям собачьим, — цежу я и уже хочу умчаться прочь, но это недоразумение хватает меня за запястье и прижимает к стене, другой закрывая дверь на защёлку. — Отпусти меня, придурок, — рычу я. Но он не отпускает, а упрямо держит меня обеими руками за запястья. Его лицо сейчас буквально в нескольких сантиметрах от моего, и от этого мои органы делают сальто, а сердце сейчас как будто выпрыгнет и начнёт отдельное существование. Глаза нервно бегают по сторонам, в то время как Луис буквально примагнитил свой взор прямо на меня. Он сейчас слишком близко, и из-за этого я начинаю терять хватку. Я зла на него и хочу, чтобы он прекратил этот спектакль, но спектр отрицательных гневных эмоций сменяются сладким сердцебиением, которое гулко-гулко бьётся в грудной клетке. — Слушай, почему ты так рассердилась? Разве у тебя нет парня, о котором ты можешь беспокоиться? — спрашивает он с явным недоумением. В его глазах действительно непонимание от всей происходящей ситуации. — Причём тут он?! — я — эгоистка. Самая настоящая. Признаю. Но сейчас мне так всё равно на Марлона. Я даже забыла о нём, пока Луис мне не напомнил. Господи, я что, реально такая дура, раз просто не дам Луису по яйцам и не уйду? Почему сейчас я способна лишь изо всех силёнок хоть как-то совладать собой и продолжать недоговорить с ним, вместо того чтобы дать отпор этому придурку? — Какого чёрта ты трахаешься с какой-то шлюхой?! Нашёл время, называется! — Да, Джессика права, твои причины звучат очень тупо, — отвечает он, а моё тело продолжает пульсировать от спектра самых различных эмоций. Ярость переходит к волнению, которое пробуждается во мне от его будоражащего взгляда и того, что он слишком близко. А волнение, в свою очередь, переходит вновь в злость. И так по кругу. — Тебе же это не мешало заняться со мной любовью, хотя не лучшее время, Клем. Почему тебя это вообще волнует? Ну потрахался бы с ней в очередной раз, тебе-то какая разница? — Ты что, с ней уже… Я задыхаюсь от шока, чувствуя, как грусть, смешанная с ещё большей досадой, распространяются внутри. Как с каждой херовой секундой во мне взрывается вулкан из всяких различных ощущений и чувств. Но конкретно сейчас уже не ярость больно ударяет словно молотом по сердцу, а огромная грусть, смешанная с частицами боли. Он уже трахался с ней… Я проглатываю слюну, отводя взгляд в пол, чтобы быстро сморгнуть подступившие слёзы, и мой клубок из множества мыслей перебивает Луис: — Да, трахался, — отвечает он, а в душе моей происходит взрыв, разнося всё на своём пути. — Но всё же, Клем, что происходит? Почему ты так сердишься? Почему ты так странно себя ведёшь по отношению ко мне? Я вообще тебя не понимаю. Он отпускает мои запястья и отходит чуть назад, ожидая от меня ответа. Я еле как удерживаюсь на ногах. Я отрываю примагниченный взгляд с пола и смотрю на него — на закрытую для меня книгу с кучей каких-то непонятных слов и выражений. Словно на лабиринт, в котором мне нужно найти выход, чтобы понять этого парня, сменяющееся раз за разом настроение которого относится к отдельному виду искусства. В следующий момент из моей глотки сами вырываются слова, которые я не могу остановить: — Потому что я настоящая дура, Луис, раз, кажется, полюбила тебя… Нет, не кажется. Я люблю его. Забавно, что я понимаю это только в тот момент, когда он хотел трахнуть эту мымру. Теперь-то окончательно понимаю, о каком чувстве говорил мне Ли — о чувстве любви. Теперь-то я понимаю, что хочу разгадать все его тайны. Хочу целовать его и просто быть рядом. Быть рядом, оказывая поддержку от его боли. Желаю всем сердцем быть с ним, предав тем самым слово, которое я дала сама себе ещё давно: ни от кого не зависеть и ни к кому не привязываться. В итоге он сломал меня. В итоге и я предала свое слово, раз я стою сейчас напротив него и с колотящимся телом ожидаю, что он скажет. Раз прямо сейчас мысленно радуюсь, что наконец поняла саму себя. Раз прямо сейчас всё ещё зла на него, пускай он и ничем мне не обязан. Он первый подходил ко мне, называл ласковыми словами, раскрылся только мне, твердил о том, что узнает меня. Он должен хоть что-то чувствовать. Пускай он безразлично относился ко мне эти три недели, пускай и захотел потрахаться с другой… Может, у него были свои мотивы, зная его загадочность и многогранность характера? Он смотрит на меня не мигая, отчего я конфузюсь от взгляда его карих глаз, в которых читается столько эмоций. Затем он много раз моргает, видимо, отходя от такой неожиданной новости, чешет затылок, нервозно дышит, всё ещё не отрывая от меня слегка прищуренного взгляда. Он что, решил испепелить меня своим взглядом? Я нервно проглатываю слюну, отводя взгляд, перебирая пальцы на руках. Господи я сейчас, кажется, действительно упаду от того, насколько быстро бьётся сердце. Чего же он молчит? Почему он, чёрт возьми, молчит и смотрит именно так? Он действительно такого не ожидал? Обдумывает мои слова, переваривает? — Раз уж всё сложилось именно так, то… — он делает паузу, продолжая испепелять меня взглядом. Всё тело напрягается, а я медленно перевожу взгляд на него. Сейчас он серьёзен как никогда, и это, честно говоря, пугает меня до чёртиков. Ох, знал бы он, что делает со мной одним только своим взглядом, — что, если я скажу, что мой типа интерес к твоей персоне был неправдоподобен и относился лишь к части моей задуманной изначально игры? Что, если все мои очаровательные слова, взгляды, которые я кидал в твою сторону, были продуманной частью плана к успешному моему выигрышу? Я открываю рот от изумления. Кажется, во мне что-то ломается, распространяя эту пульсирующую боль по сердцу, мозгу, по всем органам. Весь мой мир переворачивается, ноги уже не держат окончательно, и я валюсь на пол, не отрывая своего изумлённого взгляда на него. Даже не обращаю внимания на мгновенную боль в пятой точке. Сейчас мне гораздо больнее морально. Пытаюсь найти хоть какое-то присутствие шутки или розыгрыша, но он серьёзен как никогда. Неужели…? — К к-какому выигрышу.? — шепчу тихо я, путаясь в словах и чувствуя, как силы стремительно покидают меня. Я действительно ничего не понимаю. Всё перевернулось так резко и неожиданно. Вновь ощущаю тошноту от тушёнки, которую я, кажется, не выблевала до конца. Вновь ощущаю моральную боль — настолько сильную, что с лёгкостью ломает меня на части и играет, как с собственной куклой. Мой голос сломлен, в нём больше нет тех ноток стойкости. Лишь изумление, смешанное с полнейшей растерянностью от всего происходящего. Сейчас перед этим засранцем я настоящая — запуганная маленькая девочка, в глазах которой стремительно скапливается влага. Неужели меня использовали ради забавы? Неужели со мной всё это время играли, а я, как наивная дура, не замечала этого? — К выигрышу, чтобы переспать с тобой, а потом вообще забить на тебя. И тут мой мир разрывается на части.