Прошлое настигло меня.

The Best Is Yet to Come — Scorpions. Maybe I Maybe You — Scorpions. No time to die — Billie Eilish. ________________ — Луис, что ты делаешь.? — растерянно выдавливаю я, так и не оборачиваясь. Я не хотела, чтобы он подходил. Мне хотелось, чтобы он молча, как ни в чём не бывало, ушёл с остальными эриксонцами и не подходил ко мне. Но он поступил ровным счётом наоборот, вновь вызывая у меня внутренний взрыв, который я не в силах контролировать. Я будто приклеилась к одному месту от шока и растерянности, поэтому и пошевелиться толком не могу. Все конечности немеют и не дают мне даже пошевелить даже пальцем на руке. Любые слова пропадают, оставляя лишь смущение. — Отпусти меня, пожалуйста… Ощущать его тёплые объятия, понимать, что он находится прямо сзади меня, прижатый к моей спине, невыносимо больно. Он не мой молодой человек, не тот, к кому можно прижаться или поцеловать в губы. Он просто таким образом остановил меня, ничего больше. От этого и больно, но и одновременно до мурашек приятно чувствовать всеми клетками его запретное тепло, которое приятной волной разносится по всему организму. Возможно, и комочек ощущает это тепло, которое способно оживить даже самые мёртвые безнадёжно клетки. Быть может, он ощущает тепло своего отца. Отца, который даже не знает об этом. И не должен ни за что об этом узнать. Если только Фин не проболтается… Я уже немного жалею, что доверилась этому мальчику. И пускай от него буквально веет доверием, я всё равно не могу уверена на все сто в его преданности. Я действительно дура, раз сначала пробалтываюсь о такой весьма личной информации, а только потом думаю о последствиях, мысленно ударяя саму себя рукой по лбу. — Если отпущу, то тогда ты сразу же уйдёшь, а ты выслушай меня, пожалуйста. Это важно, поверь. От его тихого, такого волшебного и манящего голоса все мои органы делают сальто, а по коже проносится ещё более отчётливый электрический разряд. Он хочет мне сказать что-то важное… Неужели поведать то, что с ним происходит? Неужели он хочет раскрыть эту тайну, которая перестанет быть написанной в закрытой книге? От этой ноги подкашиваются, но я беру остальные куски стойкости в кулах, удерживаясь на дрожащих ногах. Если Луис и хочет мне что-то поведать, то делать это стоит уж точно не здесь, не перед работницей, которая, я уверена, грозно наблюдает над нашей картиной сзади. — Парень, если вам надо поговорить, то зайдите вот в эту комнату. Даю вам не больше десяти минут, — сурово произносит работница сзади. Луис мигом отпускает меня из своей тёплой хватки и также быстро хватает за предплечье, разворачивая лицом к работнице, чтобы я не вырвалась из хватки и не убежала. Да и сомневаюсь, что у меня бы это вышло. Я бы не смогла убежать, так и не узнав всю правду об этом парне, который перевернул весь мой внутренний мир. Я всё ещё держу голову слегка опущенной, чтобы не смотреть на этого парня. Не могу ничего возразить или даже выбраться из его руки, как будто меня заперли на замок в его власти, где только он хозяин. Пялюсь на пол и не отрываю взгляда, ощущая, как тепло от прикосновения Луиса к моему предплечью растекается приятным разрядом. И вновь моё непослушное сердце способно выпрыгнуть из моей груди и начать отдельное существование. И вновь я такая слабая перед ним, без своей привычной маски, которую уже никак не починить. Луис разломал её буквально в клочья, вдребезги, не оставляя даже намёка на живое. Его власть надо мной гораздо сильнее. Она окутывает меня с головой в свою бездну, из которой я не в состоянии выбраться. Способна лишь послушно погружаться в неё всё больше и больше. — Спасибо вам. Я не займу у неё много времени,  — обещает Луис и ведёт меня в эту комнату, а я, как послушная собачонка, плетусь за ним. Сейчас я смотрю лишь на его ботинки и ноги, всё ещё не решаясь поднять взгляд. Каждый вдох даётся мне всё тяжелее. Воздух стал неприятным, словно превратился в склизкую кашицу. Ненавижу себя за вот такую вот слабость и трусость. Ненавижу себя за то, что я слабее его в сотни, а то и в тысячи раз. Ненавижу, когда властное сердце сильнее здравого рассудка, который в самый ненужный момент отключается, забирая чемоданы. Когда оно заставляет всё тело съёживаться от множества происходящих, весьма ощутимых, метаморфоз. Мы заходим внутрь. Он отпускает меня, закрывает дверь, а я прохожу на ватных шагах чуть дальше и всё ещё стою спиной к двери. Спиной к нему, тем самым показывая, какое влияние и давление он на меня оказывает одним только своим взором карих глаз. Он стоит сзади меня, и от этого мне невыносимо больно дышать, стоять и в принципе находиться здесь: человек, которого я люблю искренне и всей душой, прикоснулся ко мне сейчас дважды, распространяя непрекращаемый поток мурашек. Который стоит прямо сзади меня, в опасной близости, которая так запретна для меня. Соблазн повернуться и посмотреть в его глаза невероятно велик. Он будто ведёт со мной игру, где я — марионетка, поддающаяся его указаниям. Но я борюсь из последних сил, чтобы не поворачиваться. Тогда я точно не смогу попрощаться с ним, тело будет удерживать меня смотреть на него дальше. Ноги перестанут меня слушать, а сердце больно и ощутимо, словно кувалда, будет биться в моей груди. В нашей комнате я посмотрела в его глаза с огромной тоской в самый последний раз. Сейчас он не заставит меня посмотреть на него вновь. Я должна собрать оставшуюся силу, намотать на кулак и сопротивляться чарам соблазна. Я считаю, что мне нужно повернуться, смотреть ему прямо в глаза, но я лучше выслушаю его, стоя к нему спиной. Так будет значительно легче. Сердце начинает биться в быстром, волнующем ритме перед нашим намечающимся разговором и моего выслушивания. У меня нет ни малейшей догадки, о чём он мне скажет сейчас. — Луис, говори, что хотел, — стараюсь говорить сурово, но голос предательски дрожит, отчего мне ещё больше хочется стукнуть саму себя по голове. — Ты не повернёшься? — осторожно и тихо спрашивает он, будто боясь спугнуть меня. Будто боясь напугать добычу, испуганно прижавшуюся к углу. — Нет, не по вернусь, — отвечаю я, поднимая голову и фокусируя взгляд на стене. — Говори, Луис, у нас мало времени. Я выслушаю тебя так. Я действительно решаю не поворачиваться. Потому что если сделаю это, то вновь неизбежно закую саму себя в крепкие цепи, из которых не смогу вырваться к долгожданному выходу. А видеть его в последний раз будет сейчас для меня сравнимо с ужасной пыткой. С пыткой, где меня мучают всяческими изощрёнными способами, наслаждаясь моей ничтожностью. А ведь раньше я и не догадывалась, насколько безответные чувства заставляют страдать. Я и не подозревала, насколько чревата окажется безответная любовь и как сильно она будет ранить душу своими кинжалами. Да я даже банально не могла представить, что развернуться к человеку, который так много для меня значит, будет так сложно. Я слышу, как Луис глубоко вздыхает и чешет затылок. Как будто собирается с мыслями, как будто он сейчас скажет мне нечто такое, отчего я буквально грохнусь от шока, и это напрягает ещё сильнее. Напрягает каждую клеточку моей кожи. — Всё дело в том, — начинает говорить он, а я так и остаюсь стоять к нему спиной, волнующе перебирая пальцы на руках и кусая изнутри губы до металлического вкуса. Прикрываю глаза и замираю, как будто это как-то поможет полегче перенести его серьёзную новость. Выслушаю всё действительно вот так, думаю мне будет так гораздо проще. Тяжело сглатываю и готовлюсь к долгожданной экспозиции с его стороны, — что я не здоров, Клем. Не перебивай меня и выслушай всю ту информацию, с которой я с тобой поделюсь. Проблема вовсе не в тебе. Проблема во мне самом. Выслушай меня, ведь ты первая, кому я доверю такую личную новость. У меня есть мой личный демон. И я не вру, не отмазываюсь. Сейчас это действительно правда, которую я тебе сейчас доверяю, переступая через запретную грань. Во мне сидит дьявол, жестокий и кровожадный, который сильно избивает меня в моём же собственном подсознании, которое будто уже находится и не под моим контролем вовсе, ногами по животу, если я отказываюсь слушать его, даже не думая остановиться. Кричит и вдалбливает мне своим громким голосом, что я плохой, что во мне не осталось ни капли человечности, разрывая своим криком мои барабанные перепонки. Внушает мне одним словом, что я не умею любить и что я тот ещё альфач, которому важен лишь секс. Заставляет становиться перед ним на колени, как перед каким-то хозяином. И я, увы, не могу противостоять его злу. Не могу собраться, потому что я слабак. Я пытался бороться с ним, пытался прогнать из себя к чертям собачьим. Но всё было тщетно. Вообще этот подонок возник ещё тогда, когда только начался апокалипсис. Я такое жалкое ничтожество, потому что не в состоянии противостоять самому себе, своей тёмной личности, которая формировалась и формировалась ещё ровно с того момента, когда родители развелись и запретили мне поступить в музыкальную школу моей мечты, а в последствии и вовсе отправили в интернат. Тогда я стал злиться на весь мир, рвать и метать, ненавидеть всей душой, и демонёнок наслаждался моим отчаянием. Он стал формироваться во мне, подпитываясь отрицательными эмоциями. Даже в детстве у меня были проблемы с этим всем, и я всё ещё страдал данной проблемой и после того, как начался чёртов конец света. Да и страдаю до сих пор. Постоянный страх, смерти на каждом шагу, жизнь, которая перевернулась в одно мгновение. Всё это давило на меня морально, вселяя стопроцентный страх. И дьявол тогда и возник, наслаждаясь моими отрицательными ощущениями. В первый же день, появившись в моём беспокойном сне, он и сказал, что он мой единственный верный друг, который поможет мне справиться с моральными трудностями. Но он никогда не был мне другом. Он всегда внушал и всё ещё, спустя много лет, внушает мне, что лучше быть бесчувственным подонком, разбивать всем сердце, наплевательски относиться к выбору и чувствам других и ни на чём другом не зацикливаться в этой бессмысленной жизни. Да и я думал, что если я отключу все свои положительные чувства и включу в себе ёбаного альфа самца, то и жить станет куда легче. Но я ещё никогда, чёрт возьми, так не ошибался. С приходом Софии в мою жизнь, мой мир перевернулся. Она ворвалась так резко и так внезапно. Но этим своим появлением она меня в итоге и спасла. Сначала я хотел банально переспать с ней, ведь слушался дьявола (который и говорил мне отключить какие-либо чувства, кроме получения удовольствия) и считал, что, послушав «советы» демона, действительно станет легче, а жизнь перестанет казаться такой пыткой. Как я уже сказал, я ошибся. Легче от причинения боли другим не становится. Наоборот, остаётся остаток на душе в виду иногда просыпавшейся совести. Доброта Соффи, её богатый внутренний мир, которые она прятала за маской стервы, как и ты раньше, заставили моё сердце бешено биться. Она будто исцелила часть моей испорченной души, вернув в неё свет, который, хоть и немного, но осветил тёмный тоннель из моих отрицательных чувств. Возможно, после этого света, во мне и стали пробуждаться чувства укоризны и совести по отношению к другим девушкам. Едва ощутимые чувства, но всё же их присутствие не раз удивляло меня. Соффи повлияла на то, что мой внутренний дьявол на время приглушился, потому что я впервые за долгое время был как никогда счастлив. А демону нужны боль и отрицательные чувства, которыми он подпитывается. Поэтому, ощущая искреннее счастье и моральное удовлетворение, я смог на время запереть его на цепи, из которых он не выбирался всё то время, что я проводил со своей любовью. Рыжей любовью, которое подарила мне то искреннее счастье, за которое я пытался уцепиться так много времени. Иногда бывали такие моменты, когда ей стоило случайно прикоснуться ко мне своей ладонью. В те секунды моя душа будто исцелялась, переставая быть похожей на непроглядную тьму и мрачную материю. Тогда я понял, что эта рыжеволосая красавица, которая невероятно добра для этого мира, и исцелит меня. Так и вышло. Жаль, что только на время, которое никого не жалеет. Вроде бы она была такая же, как и все, но сердце, которое я думал давно не несёт в себе подобных чувств, покрытое слоем негативной плёнки, выбрало её. Да и я влюбился впервые за всю свою жизнь, и это светлое чувство любви стало, таким образом, лечить меня от самого себя. Я был уверен, что любовь — это лекарство. Всё это время, проводимое с ней, так и было. В последствии она стала главной моей болью. Как я уже сказал, поддержка Соффи и её любовь к моей персоне заковали в цепи этого подонка, который обрёл свободу после её ухода. И сейчас он больно, нарочито медленно, режет меня ножом в рассудке в наказание за мою честность перед тобой. Потому что я якобы предатель, который раскрывает эту тайну тебе, которая касается меня и его. Я ослушался его, а он заставляет меня подчиняться ему. Я говорю тебе сейчас это, чтобы ты поняла, что я из себя на самом деле представляю. Уверен, моё переменчивое поведение вызывало у тебя много вопросов. Теперь тебе известна действительная причина. Я повествую тебе это, чтобы ты поняла, что было на самом деле у меня в голове, которую иногда хочется просто отключить, чтобы зовы треклятого демона, который так мучает меня, не достали моих ушей. Я пытался разобраться в самом себе, пытался хоть как-то что-то наладить, взять под контроль, ведь мне стало со временем надоедать делать другим больно, но всё, чёрт меня дери, тщетно и бесполезно. Когда ты только пришла, я увидел твоё сходство с Соффи и со своим дорогим дьяволёнком мы решили также переспать с тобой, как с теми пассиями, что появлялись до прихода Соффи и после её ухода. Точнее, я решил так сделать, вновь отключая какие-либо светлые чувства. Но когда я увидел тебя плачущую у костра в тот вечер, я понял, что у тебя хватает твоих проблем, и я могу только усугубить ситуацию. Я хотел остановить эту затею, не хотел ставить себе такой глупой и бесполезной цели переспать с тобой, но дьявола возмутило моё непослушание. Он всегда был сильнее меня. Он разносит такую сильную душевную боль, которая разрывает меня в клочья и которую переносить просто невозможно. Эта душевная боль сравнима с тем, как будто моей кожи касаются раскалёнными углями. Дьявол сказал, что мне не будет так паршиво только, если я буду слушать его указания. И за все эти отголоски проскальзывающей доброты и искренности моего почерневшего, словно зола, сердца по отношению к некоторым я отплачивался во сне, терпя уже физическую боль, словно на яву. А в последствии вскакивал на кровати и матерился всеми возможными словами, потому что так сильно устал от него. Устал от внушений, устал от издевательств, устал от его власти надо мной. Когда я раскрывался тебе о Соффи тем вечером, мои намерения были искренними. За которые я, разумеется, также неприятно расплатился в очередном реалистичном сне. Мне захотелось впервые за какое-то время кому-то высказаться. Не знаю почему это оказалась ты. У меня с самого начала возникло доверие к тебе, а на данный момент ещё и привязанность. Не знаю, что это за херня странная, но и любовью я это тоже никак не могу назвать. Понятия не имею, наверное, ты похожа характером на мою любовь и ты схожа со мной тем, что также страдаешь, как и я. Не можешь найти покой и душевное равновесие. Я не знаю. Я даже сейчас не ощущаю в своём сердце любви к тебе, хотя ты того заслуживаешь. Потому что гадкий чертёнок хочет, чтобы я его слушал. Возможно, бороться мне просто банально мешает та сильнейшая боль потери, что сковывает меня всего. Без остатка. В своём плене. И мне остаётся лишь подчиниться внушению моего внутреннего безжалостного монстра и разбираться со своими двумя личностями сразу: с одной, которая сейчас говорит с тобой и рассказывает всё то, что я не рассказывал даже лучшему другу, а вторая разгульная, где я трахаю всех возможных девушек, а потом разбираю им сердце, ощущая этой второй личностью пофигизм, а первой совесть. Моё поведение действительно переменчиво, как никогда. Но именно постоянная эмоциональная борьба с собой пробуждает во мне одну из этих двоих личностей. Прости меня, Клем. Мне жаль. Я раскаиваюсь не только перед тобой, но и перед всеми теми девушками, которым я сделал так больно. Если бы было возможно, я бы извинился перед всеми. Но сейчас у меня есть возможность просить прощения лишь у тебя и Джессики, перед которой я уже извинился. Моё единственное пожелание, чтобы ты всё узнала перед своей смертью. Чтобы узнала наконец, что со мной не так. Почему я так поступаю и почему ты меня абсолютно не понимаешь и не понимала. Но теперь ты всё понимаешь. Теперь я перестал быть для тебя заблокированной печатью. Я считаю, что у каждого человека есть какие-то свои тараканы в голове, свои определённые загоны. Никто из нас не идеален, я это прекрасно знаю. У каждого есть какие-то проблемы, отрицательные эмоции: злость, ненависть, ярость, ревность и тому подобное. От отрицательных эмоций никуда не деться. Это мы должны держать их под своим контролем, а не они нас. Но у меня конкретные проблемы, Клем, раз я не могу преодолеть этого грёбаного демона уже много лет подряд. Он, по идее, должен стать моим верным спутником, но он просто монстр, жаждущий лишь постоянно мучать меня. Даже сейчас, говоря тебе это, я вижу его. Он стоит прямо напротив тебя, скрестив руки на груди и нахмурив брови. Он пожирает меня взглядом, отчего все мои органы делают сальто. Он бы убил меня своим взглядиком, будь это в рамках возможного. Мне так хочется ощутить долгожданную свободу от него. Его итак чёрные глаза сейчас итак стали ещё чернее, чем обычно. Они будто засасывают меня в эту тьму. Он недоволен. Крайне недоволен, что я рассказываю тебе это. И я уже готов расплатиться сполна за то, что говорю тебе это. Но я готов. Я готов расплатиться, потому что пересёк свою границу. Я наконец рассказал кому-то о своём загоне. Я впервые раскрылся. Раскрылся тебе — девушке, которую я знаю лишь месяц и которой я так жестоко разбил сердце. Заставил полюбить, пускай это изначально и не входило в мои планы. Но, знай, когда ты нашла меня с Джесс в той комнате, пофигистично вёл себя не я, а другая моя сторона. Раскрывал тебе изначальный план именно мой демон, моя вторая сторона, которой всё равно на чужие страдания и боль. А когда ты ушла, я уже чувствовал вину и грёбаные угрызения совести, которые частенько возникают во мне настоящем. Будто добро пытается прорваться наружу, но ему мешает всемогущее зло. Мне искренне жаль, что ты столько натерпелась не только от меня, но и от Судьбы, которая несправедлива ко всем нам. Мне искренне жаль, что твоя первая любовь в виде меня такая же несчастливая, как у меня с Соффи. Любовь сначала дарит приятные, новые чувства, а потом преподносит на блюдечке чувство тоски и разочарования. Чувство, когда в тебе буквально взрывается огромная боль, распространяющаяся по всему организму волной цунами. Клем, спасибо. Спасибо, что не только выслушиваешь сейчас меня, но и за то, что позволила на мгновение видеть в тебе ту, которую я до сих пор люблю. Соффи — моя слабость, дьявол пользуется этим и мучает меня каждый раз болючим напоминанием о ней. Спасибо тебе за то, что я увидел сходство со мной, увидел твой внутренний мир, в котором заключается столько боли, тоски и разочарования. Я чувствую к тебе чувство привязанности. Наверное, из-за того, что мы связаны с тобой. Но дьявол мешает мне любить. Да я и сам не верю во все эти счастливые сказки. Ещё раз прошу прощения. Искренне. Я не собираюсь останавливать тебя от твоей погибели, ведь таков твой собственный выбор, который я не имею право нарушать. Мне жаль, что всё вышло именно так. Жаль, что Судьба настолько вымотала тебя, что ты добровольно идёшь сдавать кровь с целью отделаться от её безжалостных поворотов. Жаль, что ты сейчас стоишь напротив меня спиной, и твои плечи вздрагивают от беззвучного плача. Да, и вновь я подонок, заставляющий тебя чувствовать жалость ко мне. Но не нужно жалеть меня, эта жалость также ничтожна, как и моя борьба против злосчастного демона. Даже сейчас ты страдаешь, потому что я говорю тебе этот словесный вулкан. Я надеюсь, ты будешь счастливой там, на небесах, и обретёшь долгожданный покой и кров, которого тебе так не хватало. Будь счастлива, Клем. Надеюсь, вакцина сработает, и твой уход из жизни будет ненапрасен. Надеюсь, и ты сможешь простить такого жалкого идиота, как я. Идиота, который в первый раз кому-то рассказал о своей слабости. Он замолкает, а я не могу и пошевелиться. По телу пробегают нескончаемые мурашки, а сердце бьётся жалостливо и больно, разнося эту тяжесть нескончаемым потоком. Во время его речи я ни разу не прервала его. Я слушала, затаив дыхание, так и не поворачиваясь к нему. Я и сама не заметила, как начала плакать во время его рассказа, который окончательно показал его настоящего. Слёзы сейчас льются сами, а плечи вздрагивают в такт моим вырывающимся всхлипам. Я наконец-то узнала причину. Я наконец-то узнала Луиса, потому что он излил мне сейчас буквально всю душу. Раскрылся, выплеснул всё, что накипело, и я уверена — ему стало гораздо легче. Будто он избавился от части огромного груза на сердце. Теперь-то я поняла, в чём дело. В его дьяволе. Я думала, что он просто придурок, имеющий свои странности, но на деле у него, как оказывается, серьёзные психологические проблемы с самим собой. Окончательно решаю не говорить ему про ребёнка. Может, я просто глупая и ребёнок является единственным шансом заставить его остаться со мной, но я не буду поступать так. Я твёрдо решила со всем покончить, и я не хочу, чтобы слова «я беременна от тебя» преследовали его всю оставшуюся жизнь. Он итак несчастен, ведь борется с сильнейшей болью, но каждый раз тонет в её омуте. Итак разгребает слишком много своих проблем, не хочу, чтобы он винил себя ещё и в том, что у меня внутри сидит малыш. Ведь в этом виноваты мы оба. Он всё ещё стоит сзади, а я будто совершаю полёт через саму себя после его слов, переосмысливая буквально всё. Я вспоминаю каждый наш момент. Вспоминаю, каким переменчивым было его настроение и как быстро оно менялось, оставляя у меня множество немых вопросов, с которыми я пыталась разобраться. Выходит, всё это время в нём сидит дьяволёнок? Я просто поверить не могу… Я даже сказать ничего сейчас не могу, настолько меня это сейчас шокировало, забирая все рвущиеся слова наружу из глотки. Настолько его речь задела каждую струнку моей души, что я ощущаю всем нутром, как всё окружающее перестаёт быть прежним. Ощущаю отчётливо, как по телу всё ещё пробегают мурашки, а сердце зачарованно бьётся от его слов, искренних извинений, от того, что он наконец раскрыл свою настоящую личность, которая так долго была заблокирована для меня. Но наконец выяснилась причина. Наконец у меня появился ключ, которым я могу открыть сундук, в котором хранятся все секреты Луиса. Неконтролируемые слёзы стекают по щекам от осознавания, как сильно человек, который мне так дорог, мучается от моральной боли. Он, скорее всего, всю жизнь погружается в это болото моральных страданий, каждый раз ощущая, как все жизненные нити рвутся, не оставляя ничего живого. — Клем… Он окликает меня, чтобы я произнесла хоть что-нибудь, но все слова пропадают, и я открываю и закрываю рот, как рыба. Хочу сказать хоть что-нибудь, выдавить, но вместо этого молчу. Слышу, как он медленно начинает подходить ко мне, и я мгновенно отхожу на ещё один шаг вперёд, подальше от него. Тело действует само, не давая ему вновь коснуться меня. Соблазн обнять его, прижаться так крепко в целях поддержки силён как никогда. Он превышает все допустимые нормы, но я всё ещё держусь. Если я сейчас прижмусь к нему, то ни за что не смогу упустить. Я сильная. Я не повернусь и не посмотрю ему в глаза. Набираю в лёгкие побольше воздуха. Я должна сказать ему на прощания слова, которые, надеюсь, заставят его задуматься. Которые, возможно, помогут ему хоть чуть-чуть разобраться в себе. Я должна хотя бы попытаться что-то сделать. Он сам вогнал самого себя в тупик в огромном непроглядном лабиринте. Сам внушил самому себе, что несчастен и не может бороться против зла. Сила внушения чрезвычайно сильна, только если мы сами верим в неё. Только если мы сами пропускаем через себя её магию, благодаря которой она играет с нами, как с куклами. — Я поняла тебя, Луис, — выдавливаю я, чтобы он не подходил ко мне и не вызывал новую волну эмоций. Он останавливается, как только я начинаю говорить, и мне становится чуть легче. Пусть стоит там, не разрушая эту невидимую стену между нами, не делая ситуацию ещё хуже и просто слушает и принимает к сведению всё то, что я хочу сказать. — И я прощаю тебя… Я понимаю, как тебе больно, но, Луис, ты должен бороться. У тебя нет другого выбора. Ты верно подметил: у каждого из нас есть что-то такое отрицательное в душе. Есть что-то такое, что очень сильно гложет нас и не даёт покоя, душевного равновесия. Кто-то может страдать из-за ужасной внешности, а кто-то комплексовать из-за своего принципиального характера. Эти страдания и загоны съедают нас, забирают в свой плен. Но, Луис, пойти: тебе никто не может помочь, кроме тебя самого же. Соверши полёт через самого себя и осознай, что пока ты сам не одолеешь это сидящее в тебе зло в виде твоего внутреннего демона, то всё для тебя будет тщетно: и доброта, и любовь, и счастье, и душевное равновесие. Ты всегда будешь страдать, пока не поймёшь, что всё это просто-напросто твоё воображение. Ты должен собрать свои силы в кулак и одолеть самого себя, поняв, что только ты хозяин своих мыслей и чувств. Демон сам не уйдёт, пока ты сам не прогонишь его из своей головы. Пойми, что если ты будешь продолжать поддаваться этому коварному злу, ты не будешь получать даже от такой жизни хоть каплю тепла и света. Вечно будешь погружаться всё глубже и глубже во тьму. Только ты сам можешь помочь самому себе, стереть его из себя, как жалкое воспоминание, если сам поверишь в эту простую истину. Пока ты не перестанешь внушать себе лишь горе и жить болезненным прошлым, то ты так и не сможешь одержать победу в этом отчаянном поединке. Будь счастлив. Сразись со своей тёмной личностью, не поддаваясь ей, не проявляя слабость и не убегая. Только так ты сможешь найти свой выход в конце туннеля, Луис… Я сейчас в шоке, что смогла ответить ему такой небольшой речью, когда пару секундами раньше не могла выдавить ни слова от растерянности. Возможно, цель поддержать его, сказать слова, которые заставят его задуматься обо всём, сами пробудили во мне новый поток слов. Надеюсь, мои слова заставят его хоть на чуть-чуть задуматься. Надеюсь, они заставят Луиса нырнуть глубоко в самого себя, в глубины своей души, чтобы всё осознать, переплыть бесконечный океан загонов и самовнушения. Мне хочется задать вопрос, сильно ли он любил эту девушку, но не хочу делать ему ещё больнее, ведь его демон напоминает ему о ней каждый раз, принося немыслимую боль, которая в клочья разрывает душу. Конечно, он её любил. Даже не стоит спрашивать, чтобы в излишний раз не напоминать ему о погибшей любви. — Луис, — обращаюсь к нему последними словами, прежде чем уйти. Не знала, что самые последние, финальные слова, приводящие к логической точке, для того, кого я полюбила, будут выдавливаться из глотки с таким трудом, — попробуй полюбить кого-то ещё раз и прислушайся к моим словам, пожалуйста. Попробуй собрать всю волю в кулак и пройти через свой огромный лабиринт, найдя выход к счастью и свету. Сейчас я говорю и тебе спасибо. Спасибо за то, что пробудил во мне новые чувства любви. Спасибо за то, что ты первый, кто увидел меня настоящую и поддержал в трудную минуту тогда, у костра. Спасибо за то, что ты доверил мне такую важную тайну, раскрывшись мне. Спасибо за всё, я тебя прощаю и говорю прощай. Будь счастлив. Обрети это запретное счастье. А затем, так и не взглянув ему в глаза, я быстро направляюсь к выходу, проходя мимо него с неимоверно быстрым сердцебиением и всё ещё держа глаза опущенными. Даже дышать становится ещё более тяжко, чем до этого. Воздух раскалился, так ещё и из-за его рассказа я будто и не дышала вовсе, погружённая в его далеко не весёлую историю. Я уверена: он задумается о моих словах. Я сказала ему всё это, как будто я какой-то эксперт, проходивший через такое. Но я лишь сказала те очевидные вещи, что сказал бы любой другой человек, если бы он выплеснул слабость другим. Хвалю саму себя за стойкость не поддаваться соблазну развернуться и крепко-прикрепко прижимать к себе, разделяя его боль, которую преподносит коварный чёртик каждый мучительный для него день. Каждый шаг, который отдаляет меня от него, даётся с невероятной сложностью, но всё было бы куда проблематичнее, если бы я сейчас посмотрела на его угрюмое лицо, которое вновь бы вызвало во мне лавину из самых различных противоположных чувств. Я рада, что он раскрылся. Рада, что он не стал мешать мне идти сдавать кровь, уговаривать передумать. Он знает, как сильно меня всё заебало. Знает, что сейчас меня не станет, и всё равно раскрылся мне. Теперь-то я наконец-то смогла раскрыть книгу и подробно изучить весь этот непонятный шрифт, ранее не изведанный мне. Луис перестал быть для меня заблокированной печатью, и эта загадка разгадана, но всё же он так и остался для меня безответной любовью, которая доставляет мне моральные сильные удары. Я открываю дверь слегка дрожащими руками под его взглядом, который я ощущаю всем затылком, и быстро выхожу из комнаты, облегчённо выдыхая. Всё ещё изо всех сил сдерживаю свои ноги, которые готовы всё-таки направиться к этому парню. Парню, который стал для меня самой настоящей любовью. Любовью, которая принесла мне столько боли. Работница, стоящая возле двери и ожидающая пока я выйду, направляется за мной, а я лишь отдаляюсь всё дальше и дальше от моей первой и последней любви… Кажется, будто я отдаляюсь от значительно большой частицы самой себя.

***

Жизнь буквально уходит от меня. Постепенно, медленно, но всё же с каждой секундой это наиболее ощутимо. Я ощущаю, как кровь равномерно и не торопясь выкачивается из моих вен, конечностей и в принципе всего тела. Я сижу на каком-то стуле в кабинете Карвера примерно несколько минут, которые длятся мучительно долго, как будто пробираясь через болото. Я закрыла глаза и сижу, подключённая к множеству проводов с острым окончанием, которые тщательно и крепко воткнуты по всей области моей правой руки. Левую Карвер крепко-накрепко привязал к другой стороне стула, чтобы я, в случае чего, не освободилась. Он всё ещё не доверяет мне. Я бы, конечно, могла попытаться сбежать при других определённых обстоятельствах, но не тогда, когда моя душа впервые спокойна, ведь скоро смерть заберёт меня в свои покои. Не тогда, когда я полностью уверена в своём выборе. Я умру, словно меня и никогда не существовало, также и умрёт наш с Луисом комочек, про который я ему так и не рассказала. Если бы я это сделала, то усложнила и ухудшила ситуацию в разы. Этот парень итак страдает из-за своей тёмной сущности и сидящего внутри дьявола. Даже не представляю, каково ощущать в своём собственном теле черёнка, который управляет тобой, заставляет его слушаться. Это ужасно, и я представляю, как Луис устал. Возможно, если бы у него оказалась четвёртая отрицательная, он бы тоже от отчаяния пошёл на верную смерть во благо всего. Я хоть и немного, но слабею с каждой секундой, а также и слабеет мой комочек. Природа выбрала, чтобы он появился на свет, но вместо этого я, отчаянная и уставшая от всего этого дерьма, сижу и медленно, не торопясь, умираю, как и жизнь внутри меня тоже. Конечно, прошло всего лишь несколько минут, крови выкачалось не так много, но всё же довольно жуткий процесс в действии. Надеюсь, что не зря пошла на такой поступок, и результат крови окажется полезным. Я надеюсь, эта грёбаная вакцина, из-за которой изначально и были одни проблемы, всё-таки окажется действенной. Иначе всё будет зря. — Жалко, конечно, избавляться от такой боевой девчонки, как ты. Но ничего уже не поделаешь, — довольный баритон Карвера я слышу приглушённо, но всё же улавливаю эти самодовольные нотки. Данный процесс долгий, так что ещё неизвестно, сколько я буду сидеть здесь и ощущать, как тело немеет от слабости с каждой потерянной каплей моей особенной крови. В голове вспыхивают различного рода воспоминания. И плохие, и хорошие. Как будто старая кассета работает в последний раз перед истечением срока годности и транслирует видеоряд. Моменты с ЭйДжеем и Луисом, моменты с моими старыми знакомыми и с любимыми людьми, некогда позаботившихся обо мне. Всё это моё приключение словно было сном, длиною в жизнь. Тишина в кабинете, к которой привыкли мои уши, резко прерывается, отчего я вздрагиваю. Глаза резко открываются, а всё тело перестаёт быть расслабленным и ослабевшим, оно напрягается, а сердце, до этого еле отбивавшего медленный спокойный ритм, начинает биться куда быстрее. Выстрел. Не такой громкий, но я отчётливо услышала выстрел. Судя по всему, это выстрел из глушителя - очень полезного и незаменимого оружия, которым я тихо убивала ходячих, животных, людей, что угрожали моей жизни и ЭйДжея тоже. Перевожу уже сфокусированный через секунду взгляд и к своему удивлению замечаю, как Карвер, до этого спокойный и довольный стоящий возле стены, теперь облокачивается на неё спиной с искривлённым от боли лицом. Своей рукой он держится за свежую рану от, судя по всему, выстрела. Всё ещё ничего не понимая, я замечаю также маленький силуэт, который подходит ко мне и принимается развязывать узлы. Мгновенно узнаю Фина, который пришёл спасти меня, но зачем? Это же мой, чёрт возьми, выбор. Хочу что-то сказать ему, но я настолько растерянна и не понимаю, что происходит, что просто молчу и пытаюсь хоть что-то понять. Меня. Вновь. Спасают. Я вновь каким-то чудом приобрела спасательный круг. — Вакцина действенна только на нескольких ходячих, а не на всё стадо, и так по цепочке. Билл ошибся, — пока я переосмысливаю данную новость, которая сейчас будто повернула стрелку часов в противоположную сторону, Фин освобождает меня от болючих колющихся проводов, прерывая переливание крови в специальные небольшие сосуды. Чувствую, на руках надолго останутся эти мелкие ранки от проводов. Вакцина не действенна. Эти слова звонком эхом слышатся в моём рассудке. — Клем, это правда, поверь, но я объясню тебе всё позже. Следовательно, ещё не время умирать.