Последнее желание

Комната таверны чадила оплывающими толстыми свечами. Полупустая сумка с ведьмачьим добром лежала на покосившемся столике, раззявив нутро; и склянки из толстого стекла мерцали, когда ветер трепал огоньки свечей. Ним поначалу замерла — забавно, как кошка, уставившись на блики да так и простояв с несколько секунд. Наконец, крадучись приблизилась к сумке; легонько потянула носом, под конец закашлявшись и остервенело замахав рукой в попытке развеять невидимый дурман. — Не нравится? — усмехнулся Эскель, на что Ним лишь показательно скривилась и по-детски высунула язык. Эскель улыбнулся, косо стягивая с себя шипастую куртку, и бросил доспех поверх куцего покрывала. Взялся было за шнуровку рубахи, тут же устало крякнул, вспоминая, что он здесь не один. Ним только фыркнула, когда вслед за одеждой на кровать последовала перевязь с мечами. — Что? — Ничего, — пожала она острыми плечами. — Одежда скоро свалится на пол, на который, должно быть блевали чаще, чем по нему ходили. А мечи ты держишь, будто младенца. Эскель пожал плечами, не найдя в этом совершенно ничего необычного. Закупленный у корчмаря крепкий алкоголь он водрузил на стол, поразмыслил и, откупорив одну бутылку, сделал крупный глоток. — Тьфу! Дрянь. — Недостаточно крепко? — мило протянула Ним. — Именно. Нужно было сразу идти в алхимическую лавку, а не брать разбавленную горилку. — Поди найди такую сейчас. Мелкие маги еще боятся вылазить из убежищ. Сколько там прошло после войны? С пару лет? — Интересно, где тебя носило, если ты не знаешь этого наверняка? Ним пожала плечами, сочтя вопрос риторическим. Она неуютно переступила с ноги на ногу, осторожно облокотилась о стену, скрестив на груди руки и вытянув одну ногу поверх другой. — Бесшумно движешься, — Эскель обернулся, глядя на нее в упор. — Просто ты в некотором роде все же пьян, — парировала Ним, без стеснения рассматривая ведьмака. — Нравлюсь? — с легкой усмешкой спросил он, зная, как в такие моменты особенно уродливо искривляется шрам. — Я видала и похуже, — без издевки заметила Ним. — Тот, кого я ищу, был еще и без глаза. — Эк, не повезло. — Очень, — предельно серьезно ответила она. — Будешь сначала слушать про ведьмака или про меня? — Про тебя, — Эскель опустился на кровать, широко расставив ноги, жестом пригласил сесть напротив и, подумав, все-таки стянул рубаху. Ним аккуратно обошла его, едва слышно ступая, и старые доски скрипнули всего раз. Начисто проигнорировав открывшиеся телесные виды, Ним принялась внимательно рассматривать руки Эскеля, избегая смотреть в насмешливые и дурные ведьмачьи глаза. — Славные шрамы, — кивнула она на толсто-тонкие полоски, расцветившие всю кожу от плеч до запястий. — Не поладил с кошкой? — Ага. То с курицами воюю, то с котятами. Славная ведьмачья жизнь. Они неловко помолчали, и Эскель, вздохнув, начал первым: — Как ты выжила в тот раз? В лесу? Этот вопрос вызвал неодобрительную и как будто смущенную паузу. — Так… — она сцепила руки, взглянула исподлобья. — Меня забрали и вылечили. — Это я уже понял. Кто? Не припомню, чтобы дриады Брокилона селились в Велене. Ним помолчала, подбирая слова, выдала осторожно, чуть отодвигаясь от стола: — Мой отец. Эскель смотрел ей в глаза долго, не мигая. Она взгляда не отводила, но с каждой секундой будто бы ужималась в объеме. — Ты лжешь и говоришь правду одновременно. Как это так получается? — холодно спросил он наконец. — Все-то ты видишь, ведьмак… — Меня зовут Эскель. — Да… да. Он мой отец и не отец. Не родной. Понимаешь? — Понимаю, — коротко кивнул Эскель, вспоминая Весемира. — И что же… твой отец не пришел тебе на помощь раньше? Когда вилохвост пытался тебя сожрать? Она сухо рассмеялась, с удивлением качая головой. Глаза ее в полутени сделались совсем темными, почти что черными, будто смоляные угольки. — А за тобой твои учителя тоже с опахалами бегали? На все твои царапинки дули да в задницу целовали? — она резко взмахнула рукой. — Нет. Он воспитал меня, поставил на ноги, научил выживать, хоть и не был мне обязан ничем. Я его забавляла, так мне кажется. Как котята своих хозяев. — Он был близко. Не на другом континенте. И котята не называют своих хозяев отцами. — Это ничего не меняет. Я не собиралась драться с вилохвостом. Я шла, если позволишь так выразиться, к себе домой. Была ранена еще до того, но не то чтобы сильно. Истощена, не заметила, как зашла на его территорию, а он почуял кровь и мой страх. Еще и меч из серебра. Вот и все. — Знаешь, что мне не нравится в твоих словах? — без обиняков спросил Эскель. — Знаю. Местные наверняка тебе про тот лес нарассказывали. Да только слушать простой люд себе дороже, сам ведь знаешь. Они и курицу грифоном обзовут, коли встретят ее в темноте да по пьяни. — Хорошо, — отступил Эскель. — Ты дикая, выросла в лесах, но меч за спиной серебряный. Откуда такая любовь к серебру? — Мне кажется, это ясно, — пожала плечами Ним. — Во-первых, я смогла его себе позволить. Скажу честно — украла у торговца в лавке, а как попал к нему — не знаю. Не такая уж это и редкость. Во-вторых, на дорогах полно дряни. Людей можно убить и сталью, и серебром, да хоть бы и эфесом по голове… А чудовищ… Ну, сам знаешь. В-третьих, многие принимают меня за ведьмачку. Иногда это хорошо, иногда плохо. Но для женщины, в целом, все же хорошо. — Вот как? Блеск серебра устрашает больше обычного меча? — Мужичье не очень хочет трахать ведьмачек на дорогах. Боятся, что подхватят заразу. А воевать со мной им не с руки — нет в этом ни силушки удалой, ни похвастаешь потом. Да и воровать у меня нечего. Эскель нахмурился. Чутье его слышало правду, а здравый смысл участливо напоминал, что не всякая правда является правдой, коли она осталась недосказанной. — Как насчет ведьмака? — Которого? — хищно улыбнулась Ним. — Которого ты пыталась убить, — Эскель не оценил иронии. Ним дернулась, взглянула удивленно, не мигая, и зрачок ее, почти не видный в сумраке, сузился еще больше. — Я не пыталась… — сказала она медленно, вкрадчиво. — Я же убила его, ведьмак. Думаешь, стану отрицать? — Не думаю. Но все еще не могу поверить, что ты — и справилась. — И что это означает? — немедленно оскорбилась она. — Ну, — Эскель плавно повел рукой. — Ты жилистая, сухая, но мускулатуры тебе не достает. Если бы речь шла о человеке, я бы еще поверил, но ведьмаки… умеют убивать. Я видел тебя в деле, и против меня шансов бы у тебя не было. Против него, полагаю, тоже. Ним закрыла глаза, сжала губы. Что-то снова изменилось в ее лице. Все неровности и неправильности заострились больше прежнего, стали словно высеченными из камня. — Ты прав, — сквозь зубы сказала она. — Против тебя шансов у меня нет. Но он был измотан боем с вампиром, и я об этом знала. Но я не била его в спину! Бой был честный! И я дала ему выбор… Поверь, выбор я дала, — горько произнесла она. — В спину или нет — он мертв. Она подняла глаза, сжала зубы, и бешенство, готовое прорваться сокрушительной злобой, вдруг испарилось, словно из нее вытянули все до одного ядовитые шипы. Ним плавуче поднялась, напоказ усмехаясь, и повернулась к Эскелю спиной, задрав рубашку почти до подмышек. Грудь ее была перетянута порядком посеревшими бинтами, как и часть живота, но под ними все равно проглядывались тонкие нитевидные линии шрамов. Белые, изящные, как и любая работа мастера своего дела, складывающиеся в схематичное изображение лилии, они расчерчивали паутинкой всю область спины от поясницы до лопаток. Эскель только задумчиво наклонил голову. Ним постояла так несколько мгновений, потом остервенело дернула рубаху вниз, повернулась к Эскелю и крепко обняла себя руками, уставившись в пол. — Работа мага, — голос ведьмака остался равнодушен, но лицо сделалось мрачным. — Понятия не имею, что это за символы, но сомневаюсь, что их применяли во благо. — Отнюдь, — согласилась Ним. — Это были эксперименты. Они работали в паре — ублюдок и его проклятая ведьма. Он находил для нее образцы, она их исследовала. Мне не понравилось. — Значит, это была месть? — Эскель сложил на груди руки, чуть отклоняясь на кровати назад. — Да, — жестко кивнула Ним, распрямив спину до ломоты в костях. — Я давно его знаю. Встретились семь лет тому назад, и он был не такой, как ты. Сразу меня приметил, сразу применил на мне Аксий. Сбежала я чудом и спустя время. Поначалу пряталась по краешкам света, знала, что однажды мы встретимся, что он от меня не отстанет. Так и произошло. Вот и вся история. Эскель молчал, смотрел хмуро на стол, на металлические отблески на гарде чужого клинка и сжатые на ней же порозовевшие пальцы с ровными ободками ногтей. Свет косо и неловко, будто и тот — боялся неулыбчивого ведьмака — падал на его сложный рваный шрам; и тени дурно высвечивали все недостатки лица. Ним рассматривала Эскеля с равнодушным интересом коронера, цепко подмечая детали и сравнивая. — Что приуныл, ведьмак? — спросила насмешливо. — Эскель, — сухо напомнил он, поднимая голову. — Извини. — Не пойму только, как ты ему голову снесла… — Ты это о чем? Эскель открыл было рот, но вскинулся одновременно с Ним. — Слышишь? — удивился он, задав вопрос одними губами. Ним утвердительно кивнула, указала пальцем на окно, а затем, смочив пальцы в слюне, потянулась к оплывшим восковым светлякам. Меч с тягучим стоном вышел из ножен, заглушая шипение погасших свечей. Окно разбилось обреченными стеклянными брызгами, луна трижды исчезла и появилась, чередуя массивные силуэты один за одним. Драться в узкой маленькой комнатке было неудобно: ни криков, ни звона стали, только тихое, вымеренное дыхание нападавших и защищавшихся; осторожные, неловкие попытки не задевать мебель; глухой стук падающего стула и скрипуче-противный звук клинков, что неловко цеплялись за стены. Три быстротечные тени стелились серым туманом, едва различимые человеческому глазу. В сумраке растворилась и Ним, будто впитываясь в стену. Лишь только клинки отражали лунный свет, играя причудливыми бликами. Все пять — серебряные. Ведьмак отклонился от чужого лезвия, что едва-едва прошло рядом со щекой, почуял легкий свежий запах, отдающий тиной и водорослями. Яд водной бабы. Несмертельный для него, но способный доставить пару неприятных секунд. Поднырнул под руку нападавшего, чувствуя, как противник оборачивается с предельно возможной для человека реакцией. Развернулся сам, выставляя клинок и ломая чужой удар, ударил левой рукой в кадык. Первая тень задохнулась, сбиваясь с ритма, оступилась и налетела на подставленный клинок Ним. Она выкатилась из-под падающего тела, едва ушла от косого удара второго, зашипела, что кошка, и ударила наотмашь уже в прыжке — впрочем, промахнувшись. Эскель, чуя за спиной сдержанное ритмичное дыхание второго, улыбнулся поврежденным краем губы. Выждал краткий момент — короче удара сердца — и прежде чем вражеский клинок вошел ему с одной сторону под лопатку, а с другой — под ребра, рванулся в сторону столика, уже опрокинутого у дальней стены. Третий убийца успел убрать клинок, но его напарник силы не рассчитал, и его собственное лезвие вошло напарнику прямиком под сердце. Они мгновение смотрели друг на друга, когда последний, развернувшись, бросился прочь к спасительному окну. Косо и робко луна высветила черную маску, обтягивающую лицо. — Ах ты, с-сука! — взвыла Ним и с силой метнула свой клинок в сторону убегающего. Тот настиг его в тот самый момент, когда он уже перепрыгивал через подоконник. Жадно чавкнув, вошел в позвоночник и, сверкнув прощальным отблеском, выпал вместе с неудавшимся убийцей из окна. Эскель проводил беднягу задумчивым взглядом; крутанул клинок и, прежде чем Ним успела что-либо сделать, грубым хватом взял ее за плечо, приставляя серебро к горлу. — Ты что творишь?! — Хочу кое-что спросить, — спокойно уточнил Эскель. — Клинок убери! — А что, — вкрадчиво поинтересовался он, — серебро жжется? Ним глядела в ответ широко распахнутыми глазами, в ярости сжимая губы, и молчала. — Ты видишь в темноте не хуже меня, — тихо говорил Эскель. — Слышишь не хуже меня. Двигаешься… быстрее человека. И у тех, что пришел сюда, клинки из серебра. Либо ты ведьмачка, либо чудовище. — Пошел ты к черту! — Неужто это помогало раньше? — ворчливо спросил ведьмак. — Я перережу тебе горло, Ним. Она усмехнулась, показывая ровные человеческие зубы, чуть желтоватые, но совершенно здоровые и естественные до неестественности. — Не перережешь. — Вот как? — Нет. Не сможешь. Когда собираются перерезать горло, по имени не называют. — А ты наглая, — Эскель вздохнул, опуская меч. — Но наивная. Не поэтому. — Да ну? — Угу, — он указал пальцем в сторону окна. — Минуту назад ты выбросила в окно свой собственный меч. К тому же, единственный. Я ценю твое доверие, но большей дурости я не встречал с тех пор, как Ламберт пытался отрезать виверне крылья, чтобы посмотреть, как она попытается взлететь. — Он мне уже нравится, — буркнула Ним. — А ты урод. — Ты жива и у тебя есть крыша над головой. Видно, все оттого, что я урод. Забери клинок, который ты выбросила на грядки, и собирайся. Мы уходим. — Уходим? — удивленным, слабым голосом переспросила она, чуть потирая покрасневшее горло. — Мы не договорили, и я не то чтобы куда-то тороплюсь, — коротко бросил Эскель, быстро и споро натягивая одежду. — В отличие от тех, кто пришел по твою душу. Ним неуверенно постояла, глядя, как он собирается, вновь превращаясь из уставшего странного мужчины в нелюдимого ведьмака из стали и серебра, чуть сгорбилась и принялась искать сброшенный плащ вместе с ножнами. — Ведьмак, — окликнула чуть погодя, закончив со шнуровкой и курткой. — Что? — То, что ты сказал про серебро. Прости, но между ведьмаками и чудовищами я никакой разницы не вижу. Эскель усмехнулся, глянув ей в глаза сквозь сумрак, медленно кивнул: — А ее и нет.