Последнее желание

— Если ты перестанешь на меня дуться, искать Эмиля будет проще. — Дуться-то я, может, и перестану, а вот ты меня бесить — нет. — Почему это? — Ты воняешь суккубом. — Ясно. Ранним утром они выехали из прекрасного Марибора с его мощеными улочками и благостным запахом свежих колбас, сыров и выпечки в сторону Карерраса, крепости на реке, чтобы затем направиться в Венгенберг, медленно отстраивающийся после войны. Эскелю эта затея откровенно не нравилась, во-первых, потому что они, проще говоря, искали ветер в поле. Во-вторых, Кареррас был родиной Кейры Мец, а где Кейра, там и Ламберт, а Ламберт и Ним вдвоем могли бы замучать до смерти самого Эредина, представься им такой случай. Оставалось только всей компанией доехать до Венгенберга, чтобы встретить, например, Йеннифер. Да, только ее им и не хватало. — И мне положено дуться. Я младше тебя, — продолжала Ним, кажется, больше радуясь возможности перепалки, нежели обижаясь. — Ясно, — усмехнулся Эскель уже по-доброму. — Ты нашла травницу? — Да. — И? Ним пожала плечами с самым невозмутимым лицом. — Она сказала, что Эмиль просил не выдавать его мне. — И что ты сделала, чтобы заставить ее говорить? — разом насторожился Эскель. — Вывихнула ей два пальца. Воцарилось молчание. — Надеюсь после того, как она все тебе рассказала, ты поставила их на место? — Конечно. Я же не изверг. Утром, после памятной встречи с суккубом, Ним предельно вежливо (только чуть ноздри раздувались) сообщила Эскелю, что он — самостоятельный и независимый ведьмак, так что вполне справится с нанесением мазей без ее помощи. На это, в свою очередь, он уточнил, что глаза и руки на затылке у него отсутствуют, так что со спиной помощь все-таки понадобится. Ним не стала спорить, просто кивнула, и последующие три раза продолжала потчевать его спину лекарством, но так аккуратно и быстро, будто смахивала пыль с фарфоровых чашек. К превеликому сожалению Эскеля, в котором он себе не признавался, шрамы принялись уходить с пугающей скоростью. — Ты уверена, что травница не лгала? — Уверена, что лгала, — хмыкнула Ним почти дружелюбно. — Я чую ложь, ведьмак, и очень хорошо. Но после того, как я вылила ее ебаные эликсиры ей же в рожу и потащила к горелке за волосы, стало понятно, что Кареррас — путь верный. — Хм, — только и сказал Эскель. — И надо думать, будь я на ее месте, я бы молчала. Пусть бы мне и подожгли лицо. — Пожалуй. — И не будешь говорить о том, что я не была на ее месте? — иронично спросила Ним. — Знаю, что была. Помню шрамы. Работа чародеев, такие не залечиваются, — спокойно ответил он. — Кстати, твой живот я видел тоже. Пока ты спала. — От тебя можно что-либо скрыть? — Мне девяносто шесть лет. Если бы от меня можно было что-то скрыть в девяносто шесть, я бы не дожил до девяноста шести… — Подожди, я не расслышала — тебе двенадцать, да?.. — … так вот, он красивый и ровный, — продолжал вещать Эскель монотонным голосом. — Как будто тот вилохвост ничего и не сделал. Твои регенеративные способности, вероятно, потрясающие. Ним не ответила, лишь подбила лошадь пятками и выехала вперед. Эскель не стал ее догонять. — Чего не скажешь о характере, — проворчал он ей вслед. Некоторое время они ехали порознь, будто два незнакомых друг другу всадника, по случайности путешествующих по одной дороге. Ним порядочно отдалилась — не настолько, чтобы Эскель не мог различить вдали ее фигуру, но достаточно, чтобы он начал переживать. В голову сразу полезли дурные мысли — в том числе, о том, что Ним никогда не бывает одна, потому как компанию ей составляет либо он, либо неприятности. Эскель собирался было пришпорить Скорпиона, как приметил невиданное: Ним возвращалась назад и, судя по всему, ехала она к нему добровольно и, можно даже сказать, взволнованно. — Что там? — без обиняков спросил он. — Люди, — она чуть успокоилась, расслышав спокойный и надежный, что скалы Скеллиге, голос ведьмака. Поморщилась: — Отряд стражников. Бывшие темерцы с нашивками черного солнца. — И что с ними не так? — У меня есть некоторое подозрение, что они не гнушаются мелким разбоем. И ничего хорошего от них ждать не приходится. В отряде человек десять. Может, свернем? — Они наверняка видели тебя, и если они действительно такие неприятные ребята, то, почуяв страх, начнут преследование. — Их много, а нас только двое. Идти в лобовую — безумие. Если объедем эту часть тракта по пролеску, потеряем не так уж много времени, а… Да что? Эскель, скрестив на груди руки и отпустив поводья, с задумчивым выражением смотрел на Ним в упор. — Не знаю, — выдал он вкрадчиво. — Ты не лезешь на рожон, готова потерять время, лишь бы не встречаться с ними, хотя обычно очень нетерпелива. Предлагаешь мне варианты, а не озвучиваешь уже принятые решения… Ты их боишься. А значит, знаешь. Ним закусила губу, вздохнула. — Когда я ходила с эльфами… — давно, больше пяти лет назад — мы… занимались разными делами. Однажды, после очередного налета нас выследили, завязался бой. Мы думали, это обыкновенная месть за кражу, но оказалось, дело совсем в другом. Они работали на магичку, собиравшую «ценные экземпляры» для исследований в компании ведьмака. В тот раз она захотела эльфа, одного из нашей банды. Он вскоре умер, а я вот подзадержалась у нее на два с половиной месяца. И сейчас узнала одного из тех, кто помогал ей. Очень приметный шрам на паскудной роже. Это я его оставила. — Ладно, давай объедем. Ним уже развернула лошадь, когда ведьмак ровно сказал ей вслед: — Только если ты думаешь, что уйдешь к ним ночью, пока я буду спать, и перережешь весь лагерь, то этого не будет. Ним вздохнула, вновь поворачиваясь и очень устало глядя на ведьмака. — Какое тебе до них дело? Обычные бандиты, один другого хуже. По ним плакать никто не станет. — Ты не можешь перебить невинных людей просто так, — Эскель покачал головой. — То, что один из них служил в том отряде, не означает, что и остальные там были. — Невинных? — хохотнула Ним. — Среди солдат нет никого невинного. И ты тоже, хочу заметить, не относишься к таковым. Каких-то несколько лет назад они воевали за Темерию, а теперь носят знак Нильфгаарда. Продажные душонки! — Они просто люди. И существует разница. — Да! Существует! Я провела десять недель в клетке одной сукиной дочери, а эти уроды, те самые стражники, ей помогли! Можно сидеть на заднице и ждать, пока на тебя вновь нападут, чтобы назвать чью-то смерть самозащитой, а можно напасть первым и выиграть время! — Ты говоришь, как Ламберт. — Я, черт побери, с ним не знакома, но каждый раз, как ты повторяешь это, он нравится мне все больше. — Очень зря. Ему не хватает выдержки. — Какое совпадение и все — на твою голову. — Ты действительно собираешься их убить? Ним замерла, кривя губы на бледном лице. — Скажем так. Я объясню им, что они должны убраться и оставить нас с их сотоварищем наедине. Если они не послушают, получат мечом в брюхо. — Знаешь, что бы сказал Ламберт? — вздохнул Эскель. — Что тратить на человеческих ублюдков серебро — преступное кощунство? — Вы бы сошлись.        Эскель не испытывал особого пиетета к нильфгаардцам: ни к их так называемому порядку, ни к вежливым речам. Впрочем, это не означало, что резать незнакомых людей — приятное удовольствие. Во-первых, это до нелепого глупо. Ты ведь даже не знаешь, кем они могут оказаться. Тем более, идти под покровом ночи, как какие-то крысы, чтобы втихую воткнуть в спящего меч… не на то его учили. С другой стороны, он прекрасно знал и то, что в случае с Ним запреты не работают. — Это безумие, — бурчала Ним, которая после всего лишь получаса диких споров, воплей и бушевания согласилась на предложение Эскеля, которое он повторил титанически-спокойным тоном по меньшей мере одиннадцать раз. — Ты решил с ними поговорить! Посреди дня! Ты что, святых книг начитался? Подставь щеку ближнему, да? — Я предлагал тебе объехать их, но ты не согласилась. Отпустить тебя одну — значит, выдать карт-бланш на массовое убийство. И я не хочу видеть свое лицо в гончем листе с объявленной ценностью за убийство нильфгаардской стражи. Как ты потом собираешься искать Эмиля? Сделаешься невидимкой или примешься летать по воздуху? В этот раз Ним промолчала. На ее вкус они приближались к лагерю слишком быстро, накатывающий страх мешался с яростью, и она не смогла бы поручиться, что сдержится и даст ублюдкам договорить. Если они, конечно, будут разговаривать. — Ведьмак и эльфская шлюшка, — усмехнулся в усы рыцарь с черным щитом при их приближении. На вертеле перед ним жарился кролик, простой меч лежал рядом, и он что-то отхлебывал из большой фляги, то и дело вытирая подбородок. Его сотоварищи, крайне напряженные, собрались неподалеку. — Я думал, ты струсила и решила сбежать. Ним в ответ только сплюнула под копыта своей лошади. — Чародейка с вами? — ровно спросил Эскель, выезжая вперед и закрывая собой Ним. — Мы хотели поговорить с ней. Стражник задумчиво почесал щеку. Мирный и добродушный человек, если бы ни рука, что лежала рядом с гардой меча, напряженная, в любой момент готовая к атаке. — Чародейка?.. — протянул он. — Ах, ну да. Эта курва недавно издохла. — Что? — против воли вырвалось у Ним. — Ага. Еще в мае она сгинула. Ее распухшее тело выловили в Понтаре, дырявое как решето — множественные ножевые. Про то много слухов ходило, потому как взять да и убить чародейку мечом сможет не каждый. Говорят, ее дружок-маг даже нанимал крепких ребят, чтобы выследить убийцу, но не смог. Я думал, это твоих рук дело, борзая. Ним отпрянула назад, услышав кличку, и на лице ее было написано настоящее омерзение. — Славно, — задумчиво произнес Эскель, пробуя на вкус услышанное. — Что за дружок-маг? — А я покуда знаю? Он искал ее. Были объявления в Новиграде. Когда нашел, принялся копать. Себе могилу, хе-хе. — Выкопал? — История обрывается там же, где и началась. Госпожа Курва гостила в Новиграде сравнительно недолгое время. По старой памяти обращалась ко мне кое зачем. Я не успел дать ей ответа — она исчезла. А когда выезжал с отрядом, услышал добрую весть. Ко мне, конечно же, приходили люди того магика. Бравые парни с серебряными клинками. Но я ни хрена им сказать не мог, ибо сказать мне было нечего. Как и вам. Так и уехали. — С серебряными клинками… — задумчиво протянул Эскель. — Это все? — спросил стражник, напряженно следя глазами за каждым, самым мельчайшим движением ведьмака. — Нет, — Ним попыталась было выехать вперед Эскеля, но тот живо придержал ее кобылу под тихие смешки присутствующих. — Все, — коротко согласился Эскель. — Бывайте. Ним вспыхнула, но Эскель едва не тащил ее лошадь вслед за Скорпионом, игнорируя усмехающегося им вслед стражника со злыми глазами. — Какого черта? — зашипела она, когда они порядочно отъехали. — Я видел у него магический амулет на шее. Мой медальон на него реагирует и довольно сильно. Может, у других есть тоже. Он свое уже получил, и благодари богов, что не захотел связываться с тобой снова. — Это-то и странно! — Ничего странного. Никто не станет драться с ведьмаком просто так. Он знает, что двенадцать человек — это достойная сила, но не уверен, что сам выйдет из боя живым. Если он работал на магичку и ведьмака, которого ты убила, значит прекрасно представляет, что мы такое. — Как я, видимо, должна быть благодарна Мяснику из Блавикена за эту вашу потрясающую репутацию! — Не должна, — жестко сказал Эскель. Продолжил: — Послушай, Ним, в мести нет ничего доброго — особенно в той, что вершится сгоряча. Он дурной человек, и ты пострадала, но дело обстоит так. Если ты будешь с ними драться, то я стану драться с ними, защищая тебя. И я не уверен, что выстою против двенадцати хорошо вооруженных, тренированных, бывалых вояк, у которых при себе есть еще и магические штучки. Ты готова рискнуть моей жизнью, чтобы утолить кровавый голод? Остро и душисто запахло полынью, хоть они и ехали в самый разгар лета по медовым лугам. Смолкли сверчки и мелкие птахи, и мир сузился до одного взгляда, поделенного на двоих. Ним молчала, пристально глядя на Эскеля болотно-зелеными глазами, и молчала — пугающе спокойно. — Почему? — наконец тихо спросила она, сдвигая брови к переносице. — Зачем тебе это? Защищать меня? — Пусть это будет моей маленькой прихотью, — с горечью ответил Эскель спустя секундную паузу. Он не стал ждать, что она скажет, тронул Скорпиона каблуками сапог и слабой рысью потрусил по большаку, не сомневаясь, что в этот раз Ним точно последует за ним. Так и вышло.        За сутки пути до Карерраса они остановились на очередной привал. Путь выходил длинным, как будто сама вселенная не желала пускать их по этой дороге, но Ним взяла след и не собиралась отступать, а Эскелю отступать было некуда. До былой поры — и не к кому. Он улегся на траву, подложил под голову куртку и собственные руки, и лениво наблюдал, как Ним упражняется с клинком на лужайке, ловя взглядом ее быстрые резкие движения. Та прыгала с мечом по неравной траектории, вспарывая клинком воздух, и лицо у нее было такое, будто вместо того перед нею был Эскель. Порой она скрывалась за еловыми ветвями, и тогда Эскель слышал лишь ее неровное дыхание и взмахи меча. Ее тело звучало черным гибким росчерком, вспыхивающим в совершенно неожиданных направлениях и без какой-либо системы. Она вернулась, как и всегда насупленная, мимолетом взглянула на Эскеля, вопросительно и рассерженно. — Могло быть и хуже, — честно признался Эскель безо всякого желания ее обидеть. — Я знаю, — огрызнулась она. — Эмиль учил тебя драться? — И всякий раз он не преминул сообщить, что двигаюсь я, как дубовая колода. — Двигаешься ты прекрасно, — вкрадчиво заметил Эскель, и Ним, пившая из фляги, закашлялась, пролив на себя добрую половину. — Эмиль взялся за меня слишком поздно, — хрипло ответила она. — Для искусства фехтования двадцать лет — уже безнадежная старость. — И тем не менее, ты научилась дышать. Более-менее правильно. — Спасибо. Ты очень меня вдохновляешь. Эскель вздохнул. Иногда ему казалось, что он имеет дело с маленькой Йеннифер. — Тебе когда-нибудь правили внешность? — задал он давно мучавший его вопрос. Ним удивленно обернулась, уставилась в непроницаемые ведьмачьи глаза и вопросительно повела бровью. — Ведьмачье зрение позволяет видеть несоответствия, — пояснил он. — Например, даже сквозь гламарию я могу разглядеть неестественность черт, коли уж они были исправлены чарами, либо эликсирами. Именно поэтому я не люблю рассматривать чародеек. Начинаю видеть, какими они были. — Со мной то же самое? — Да, только наоборот. Иногда — очень редко — я вижу, какой ты была. Ты похожа на человека, переболевшего в детстве тяжелой болезнью. — Так и было, — она подобрала под себя ноги. — Мне было шесть. Как вышло, что у тебя так мало шрамов? — Я хороший воин, — пожал плечами Эскель. — Скромно. — Но это правда. Мои реакция и скорость заметно ниже, чем у других ведьмаков, зато техника значительно лучше. А еще, я не имею склонности бросаться на баллисты, волколаков и королей ради спасения прекрасных дам и удовлетворения собственного эго. И до этого года у меня это отлично получалось, — он посмотрел на Ним снизу-вверх. Она наклонилась к нему чуть больше нужного, так что терпкая пряность гвоздики ударила в нос, и проникновенно произнесла после краткой паузы: — Это старость, Эскель. Он хмыкнул, стремительно выбрасывая руку вперед, и не успел самую малость. — Безупречная реакция. Зачем ты ее прячешь? — Прячу? — она подняла брови. — Ты движешься, как джин, привязанный к бутылке, с одним лишь отличием, что ты не привязана. — Меня начинает утомлять, сколько всего ты видишь. — Профессиональная деформация. Издержки работы. У меня еще есть вопрос. — Нынче ты любопытен как никогда, — она скривила лицо, так что оно стало похоже на мордочку дикой лисицы. — Ну? — Про эманации. Постоянно слышу об этом от чародеек, но не понимаю, о чем идет речь. — Что же ты не спросил у них? — Причина проста, — пожал плечами Эскель. — Всякий раз, как они упоминают это, у них делаются томные и загадочные глаза, и я испытываю лишь одно желание — ретироваться побыстрее. — Красивые женщины хотят тебя трогать и флиртовать с тобой, а ты сбегаешь. Ты странный, — она вздохнула, в неуверенности сорвала травинку, начала томительно медленно ее жевать. — У меня есть теория, но я не уверена, что она тебе понравится. — Ты уж рискни. — Ведьмаки были экспериментом по скрещиванию генов людей и чудовищ. То есть, это, конечно, факт известный, но, как по мне, цель была иная. Магам было наплевать на идею созданию воинов со злом. Они просто хотели перенять некоторые способности другой расы. Люди вообще отлично скрещиваются с чем ни попадя. Ну а когда не получилось добиться цели — то, что получилось, просто использовали в качестве оружия. — Намекаешь, что мы чудовища-полукровки? — Именно. В вашей основе лежит ровно та же энергия, что поддерживает жизнь тем, кого вы убиваете. Вы пьете эликсиры, настоянные на крови и яде — те самые, что любого другого человека просто убьют. Более того, вы эманируете ровно так же, как те самые чудовища. Просто вы этого не чувствуете, а чародейкам не довелось вживую пощупать вилохвоста или виверну. — Думаю, что некоторым все же доводилось. — В таком случае, у них хватило ума придержать язык за зубами. Иначе вы бы исчезли и того раньше. Люди вам такого бы не простили. Кстати… — она усмехнулась. — Те, кого вы убиваете, тоже чувствуют ваши эманации. — Вот как? — Да. Потому и боятся. Любой дурак может взять в руки серебро, но не от каждого дурака чудище побежит, куда глаза глядят. Странно, что вы не ощущаете эманации чудовищ. Очень странно. — У всех они одинаковые? — Нет. Твои сильнее… Значительно. Впрочем, моя выборка не велика. — Она помолчала и ехидно добавила: — Ты же у нас простой ведьмак. — Ты меня не боишься, — Эскель глянул задумчиво. — Тебя — нет, — отрезала Ним. — И что бы это значило? Она зыркнула на него чуть раздраженно, но Эскель в ответ лишь насмешливо сощурил глаза, улыбаясь про себя. Их ехидные переглядки длились краткие секунды, а потом Ним сделала совершенно неожиданный для них обоих жест. Она медленно, словно собиралась прикоснуться к беснующемуся вилохвосту, протянула вперед открытую ладонь и аккуратно уткнулась ею в вырез ведьмачьей рубахи. Как раз там, где оставался открытый участок кожи и темно блестела цепочка ведьмачьего медальона. Эскель подобрался, внимательно наблюдая за ней, но не стал ни шевелиться, ни отодвигаться. Под чужой ладонью побежали маленькие теплые мурашки. Кожа Ним оказалась сухой, мозолистой и стертой о гарду меча, по-летнему нагретой. Прошло несколько томительных секунд, но руки она не отбирала, и Эскель, поддавшись мальчишескому порыву, плавно перехватил ее ладонь своей, едва сжав тонкие пальцы. Ним вздрогнула всем телом, попыталась машинально выхватить руку, но совладала с собой и смело взглянула Эскелю в глаза. Он не улыбался, просто смотрел в ответ, пребывая в полной задумчивости. — Нравится? — спросил хрипло, тут же обругав самого себя за дурацкий и, как ему показалось, несколько пошлый вопрос. — Ты похож на интерсекцию, — с той же хрипотцой в голосе, что и у него, преувеличенно спокойно ответила Ним. — Ну или как там она называется. Ее ладонь начала подрагивать, существенно теплея, и Эскель перестал удерживать чужие пальцы, полностью отдав ситуацию ей на откуп. — Как будто я засунула руку в котелок с нагретой водой. — Надеюсь, не кипящей. Ним криво усмехнулась, приходя в себя, и тут же спрятала взгляд, отворачиваясь. Ее пальцы быстро выскользнули из «рукопожатия», и она обняла себя обеими руками, засунув ладони глубоко в подмышки. — Если тебе нужна еще помощь с этими твоими шрамами, могу помочь. У меня остались мази. Все равно некуда девать, — хмуро буркнула она куда-то себе под ноги, пристально разглядывая выжженную солнцем бледную траву. Помощь Эскелю была не нужна уже дня два как, так что он только кивнул, не давая ей времени передумать: — Был бы премного благодарен. Ним будто бы нехотя подтянула к ногам свою сумку и принялась вяло и ужасно долго в ней рыться, переложив одни и те же баночки с места на места, как минимум, раза три. Наконец, она выпростала со дна несколько знакомых склянок, почти пустых, и начала еще медленнее откручивать с них крышечки. Коротко оглянулась на Эскеля, который взгляда от нее так и не отвел, и смутилась так, что ее щеки слегка покраснели. Сказала тихо: — Можно попробовать и с теми, что на лице. Он прищурился лишь на мгновение, а потом просто закрыл глаза. Шуршание чужой одежды раздалось совсем рядом, и знакомые сухие, теплые пальцы неуверенно коснулись щеки. Знакомый мятный запах мази ударил в нос, причудливо смешиваясь с теми горько-пряными, присущими только Ним. Она едва скользила по его лицу пальцами, и ее дыхание, чуть прерывистое и взволнованное, стало гораздо ближе необходимого. Она закончила через несколько минут — целую вечность для них обоих — и Эскель наконец решился открыть глаза. Ним уже успела отодвинуться на почтительное расстояние и теперь в задумчивости кусала губы. — Еще спина, — неуверенно, полувопросительно произнесла она, искоса поглядывая на Эскеля, ожидая в любой момент, что он откажется или скажет что-нибудь ехидное. — Ладно. Он поднялся, взявшись за шнуровку рубашки непослушными пальцами, принялся распутывать неподатливые шнурки, но опоздал. Чуть пристыженное выражение на лице Ним, что смотрела на Эскеля снизу-верх, скрытая его тенью, вдруг сделалось испуганным, да так, что побледнела кожа. Она почти подпрыгнула, выронив склянки, повела носом и излишне резко положила руку на рукоять меча, будто рубанула воздух. — О нет. Нет-нет-нет, — забормотала она, странным образом поворачиваясь вокруг собственной оси и глядя в небо. — Кто попытается сожрать нас на этот раз? — без особого интереса уточнил Эскель, опуская руки с разочарованным вздохом, который и не пытался сдержать. С того момента, как они выехали из Марибора, повстречавшийся им отряд стражников был наименьшей проблемой. Бестии липли к ним самым дурным образом. Они ехали через поля, светлые, с покачивающимися колосьями ржи, съезжая с большака только для привалов, но всякий раз их находила какая-нибудь гадость, за которую, к тому же, им никто не платил. Вчера это был одичавший призрак, а до этого из леса выполз сравнительно молодой бес, и Эскель, у которого к концу подходили эликсиры и терпение, наплевав на все, под конец пустил лошадей галопом, не желая прослыть самоубийцей. — Грифон, — мрачно ответила Ним. — Быть может, королевский, черт его разберет. Эскель приподнял брови, размышляя над тем, что птаха делает так далеко от гнезда, коли уж они в чистом поле, и почему это она пришла по их души. И как Ним поняла все это раньше него самого… Лишь спустя несколько секунд он услышал пронзительный высокий крик, который так часто путают с воплями виверны. — Дер-р-рьмо-о-о, — протянула-прорычала Ним. — Я имел дело с грифонами, — ненароком заметил Эскель, в полном спокойствии вытягивая меч из ножен и проверяя лезвие. Стройный ряд бутылочек в сундучке, которые он наварил за ночь, уже сверкал перед ним разноцветными боками. — У меня будет одна просьба. — Какая? — рассерженно спросила Ним, продолжая разглядывать небо, словно собиралась молиться. — Ты останешься здесь. — Да ты совсем сдурел. Эскель поднялся с колен, проверяя баланс меча и разминаясь. — Я совершенно серьезно, — серьезно сказал он. — Мне не нравится, как чудовища ведут себя в твоем присутствии. Мне не нравится, как ты себя ведешь в их присутствии. Мне не нравится отвлекаться на тебя и мне не нравится, когда мне мешают работать. — Ты предлагаешь мне отсиживаться за твоей спиной? — Я не предлагаю. Это факт, — и он с невероятной скоростью метнулся за спину Ним. В следующий миг его тело на краткий миг прижалось к ней со спины, в ноздри ударил терпко-горький аромат полыни и гвоздики. Затем его рука уверенно, без сомнений сдавила ее шею ровно в том месте, где остервенело стучала кровь в сонной артерии, и она потеряла сознание. Вот и все. Эскель аккуратно уложил ее на покрывало, проверил пульс и кивнул себе. — Ладно, сначала грифон, потом… — он хмыкнул, оглянувшись. — Виверна.        Вой грифона звучал уже совсем рядом, гигантские крылья вздымали воздух, пуская по траве волны. Похожий на чудную, хищную ворону, он яростно клекотал а, завидев ведьмака, и вовсе забился в бешенном припадке. Поведение это Эскель находил странным, но он предпочитал поразмыслить о повадках местной фауны, когда та упокоится с миром. Ну или как пойдет. Когда Эскель спокойным размеренным шагом вышел из-за тонких деревцев, тварь уже сидела в поле и поводила головой, чуя враждебную кровь. Уставилась на Эскеля выпуклыми желтыми глазами, раскрыла клюв и заорала снова. — Чувствуют мои эманации, значит. Ну посмотрим, что они чувствуют, — бормотал Эскель, обходя грифона по кругу и покачивая мечом, чей серебряный блеск, как магнит, приманивал взгляд птице-льва. Грифон переступил мощными мохнатыми лапами, взрывая землю когтями. Что-то отвлекало его внимание — то, зачем он прилетел — и ведьмак его раздражал. Ведьмак мешался. Эскель усмехнулся, сделал фальшивый выпад, отклоняясь; перекатился, еще несколько раз крутанул мечом, пока грифон, наклонив голову, будто бы бездвижно наблюдал за его фокусничаем. Ведьмак подбирался к грифону шажок за шажком, отслеживал состояние лап и крыльев, ловя момент. На очередном бессмысленном выпаде, когда грифон дернулся в сторону его меча, он бросил вперед себя Картечь, разорвавшуюся под самым крылом твари. Грифон взвыл, рванулся в воздух, получил по загривку Аардом, оглох от ужаса и замельтешил крыльями. Эскель бросился на землю, уворачиваясь от взбешенных лап чудища, дождался, пока кисточка его хвоста, больше похожая на огромную метелку, появится в пределах досягаемости и вложил все свои силы в Игни. Грифон заорал, как та кошка, которой наступили на хвост, заплясал в воздухе, поднимаясь в воздух, что дало время Эскелю восстановиться и приготовить Гелиотроп. Он вошел в краткий транс прямо во время боя, воткнув меч в землю перед собой. Сделал глубокий вдох, полагаясь лишь на слух и обоняние, и скрестил руки ровно в тот момент, когда взъяренная бестия рванулась на него, готовя когти. Сознание разорвало вспышкой. Наложенный еще перед боем Квен взорвался, когда дезориентированный, ошеломленный грифон промазал и задел Эскеля только лишь мощным ударом крыла. Эскель выдернул меч, развернулся и со всей силы рубанул по крылу твари, с практически садистским наслаждением слыша, как ломаются кости, и щедрые брызги крови орошают сочно-зеленую траву. Грифон застонал, заголосил от боли и обиды, начал разворот, волоча за собой на половину отрубленное от крыло. Попытался было взмахнуть им, когда Эскель в прыжке, цепляясь за жесткие перья птицы, взобрался на пахнущее гнильем туловище. Грифон запрыгал, норовя сбросить ведьмака, но тот было все равно, что запутавшаяся в шерсти блоха. На знаки сил больше не оставалось, и рисковать сознанием он не мог. Так что Эскель ударил грифона в холку мечом несколько раз, не особенно целясь, а затем под аккомпанемент визгов и невероятных грифоньих трелей вонзил меч со всей силы прямо в кожистое основание шеи. Этот удар был смертельным, но отнюдь не последним. Грифоны, как и ведьмаки, умели огрызаться и, как и ведьмаки, становились опаснее всего при смерти, а еще лучше — после нее. Тварь отчаянно заклекотала, захлопала крыльями в последний, самый страшный свой раз, замотала головой, сбрасывая порядком ослабевшего Эскеля, пытаясь достать его то клювом, то лапой. Так и не смогла взлететь, но на последнем отчаянном рывке разорвала ему клювом кожу аккурат от плеча до локтя и удовлетворенно издохла.        — Мать его, — прошептал Эскель, уже лежа на поваленных деревцах в окружении взбудораженных бурундуков, выглядывающих из разворошенной норы. — Мать его, как я стар. Клинок он вытащил из башки грифона, как следует отлежавшись и только когда почувствовал, как его яд начинает смердеть характерным привкусом мертвечины. Эскель добрел до привала, бросил клинок на траву, сел, вдохнул-выдохнул. Ним все еще была без сознания, и Эскель сделал то, на что случая могло больше и не представиться. Вытащил охотничий нож, которым разделывал туши чудовищ, и выполнил тонкий, филигранный надрез у основания шеи, со стороны спины, набрав немного ее крови в склянку. Этого должно было хватить на некоторые эксперименты. Он не особенно удивился, когда края едва заметной «царапины» принялись медленно регенерировать, стягиваясь друг к другу. Он вздохнул. — Я и правда урод. Кровеносные сосуды на его собственной руке к этому времени уже вздулись и почернели вслед за темнеющей кровью. Организм стремительно перерабатывал введенный в него яд, щедро вбрасывая в кровь всевозможные продукты обмена. Ним очнулась. Он услышал это по дыханию и продолжил сидеть, наклонив голову. Незачем ей видеть ведьмака «при обращении», кем бы она ни была, хоть и самим дьяволом. Он слышал и то, как она отползла от него аккуратно, не привлекая внимания, не издавая лишнего шума. Они просто сидели и молчали. Вдвоем. Наконец Эскель поднялся, не поворачиваясь к Ним лицом, и пошел в поле разделывать грифона. Все лучше, чем красноречивое молчание. — В следующий раз, — застиг его ее голос, — когда захочешь проверить, человек ли я, попробуй просто спросить.        Куда ни глянь, повсюду раскинулись луга, обрамленные густыми лесами и ягодными кустарниками. По полям сновали зайцы да мыши-полевки, пахло чистой ромашкой, нагретым сеном и почему-то — можжевельником. Лошадь Ним вышагивала с гордой неприступной отчужденностью оскорбленной герцогини. Скорпион трусил следом, несколько поодаль, не вполне понимая, какую дурость совершил его хозяин на этот раз, но относясь к этому вполне меланхолично. Подгнившая ароматная голова грифона с левой стороны седла его едва трогала, и он то и дело тянул нахальную голову к высоким шапкам растений, выглядывающих сквозь высокую траву. «Я устал, — думал Эскель. — Я устал и слишком стар для этого. Чем бы оно ни было. В конце концов, это я должен обижаться. Я убил вилохвоста, убил грифона, и это меня бросили в Брокилоне на съедение дриадам и лешим. А что в итоге? Каким еще образом я могу узнать у человека человек ли он, если он не человек?» Женщины. И вовсе необязательно им быть при этом чародейками, чтобы усложнить тебе жизнь. Эскель призадумался на мгновение, что же его может ждать, продолжай он в том же духе, что и его старый друг. Эскель из Брокилона. Карающая Длань Велена. Рыцарь Серебряного Рассвета. Пресвятая Мелитэле. Какой кошмар. Лучше бы об этом не думать. Он тронул Скорпиона пятками, на что тот удивленно глянул на него: «Ты действительно хочешь подъехать ближе, хозяин?» — Да, — раздраженно буркнул Эскель. — Поехали. Когда они поравнялись с Ним, ее кобыла с омерзением повела головой и отвернулась. Скорпион обиженно фыркнул. Очаровательно. — Я хотел спросить, — самым обыкновенным голосом, на который был способен, спросил Эскель. — Ты человек? Ним остановилась, будто копыта ее лошади примерзли к земле. Неестественно медленно повернула голову и посмотрела куда-то мимо головы Эскеля. — Что? — тихо уточнила она. — Ты человек? — повторил он. — Ты издеваешься?       — Если честно, я не уверен. — Нет. — Что — нет? — Ответ на твой вопрос, — отрезала Ним и поехала дальше. «Как я устал. Я же не Геральт, в конце концов, зачем мне все это». — Хорошо, что мы это прояснили, — он снова догнал ее. — Я тоже не человек. Ним остановилась снова, повернулась к нему, теперь вцепившись взглядом в лицо, будто когтями — даже шрам заболел. Глаза ее полыхнули. — Я уже спрашивала, но повторюсь. Что с тобой не так?! — Я ведьмак, — пожал он плечами. — А ты? — А я — нет. Впереди показались две стройные башни Каррераса.