Последнее желание

      Ним вот уже с десять минут неотрывно наблюдала за Ламбертом, что неспешно насвистывал, помешивая похлебку в походном котелке над костром. Его голова, по мнению Ним, здорово бы подошла какому-нибудь славному острому копью, насаженная на него по самую макушку.       Все последующие привалы, что случились после того, как они втроем покинули храм Мелитэле, Ламберт… был.       Четыре дня назад, когда Ним принялась точить охотничий нож, Ламберту понадобилось всего несколько минут, чтобы отложить все дела и заняться собственным. Он присел на почтительном расстоянии на крепкий пень, равнодушный и сосредоточенный, избегая ее раздраженных взглядов, и взялся за дело. Закончил он несколькими минутами позднее самой Ним.       Совпадение?       Позже, когда она отправилась в лес за травами, Ламберт, до того дремавший, сообщил Эскелю, что у него, кажется, закончился можжевельник. Ним услышала эти слова, уже почти добравшись до кромки леса, но незримый взгляд, парализующий спину, преследовал ее все то время, что она срезала пушистые наконечники желтых цветков.       Они следовали вдоль раскинувшегося широкой искрящейся лентой Понтара, и на одном из привалов Эскель отправился зачистить берег от утопцев. Никто из них не желал проснуться прокушенным посреди ночи. Ним уточнила у Ламберта, не хочет ли тот помочь своему другу, на что тот лишь удивленно пожал плечами, ответив, что Эскель — хороший ведьмак и помощь ему не нужна. Ним кивнула и безмолвно отправилась на помощь Эскелю сама. Не то чтобы она сомневалась в способностях ведьмака, но компания Ламберта нервировала до угрозы обморока. Лучше уж утопцы. Через пару минут Ним услышала за спиной тяжелую поступь ламбертовских сапогов. Он мимоходом пояснил, что случайно вспомнил о печени чудищ, которая ему понадобилась «вот прям сейчас».       Теперь, не дойдя несколько миль до Ринды, они разбили лагерь на другой стороне берега. Эскель попросил Ламберта наловить рыбы, на что тот совершенно обыденным и вежливым тоном сказал Ним, что ее помощь «ему бы очень пригодилась». Ним открывала и закрывала рот почти с минуту, после чего, порядком ошалевшая, просто кивнула, сопровождаемая ироничным взглядом Эскеля. Когда они оба вернулись, Эскель уже разжег костер и отправился на поиски новой порции хвороста и поленьев. Ним ни черта не радовало сидеть в присутствии показательно обходительного Ламберта больше необходимого, но ее первая же попытка подняться с места немедленно вызвала в нем очередную, до зубовного скрежета вежливую просьбу помочь ему почистить рыбу от чешуи.       — Ламберт? — осторожно спросила Ним, бросая ему освежеванные рыбьи тушки. — Какого хрена тут происходит?       — О чем это ты?       — О том, что ты мне и шагу ступить не даешь!       — О, это… — Ламберт недоуменно пожал плечами. — Тебе показалось.       Вернулся Эскель, смерил их обоих насмешливым взглядом, свалив неподалеку от костра внушительный деревянный запас. Он ненароком встал между Ним и Ламбертом, загородив последнего широкой спиной.       — Скоро? — он кивнул на похлебку.       — Десять минут.       Ним оторопело переводила взгляд с одного на другого, после чего, вместо того, чтобы окончательно взорваться, прищурилась. Ее лицо приняло то самое выражение, после которого мир вокруг начинал рушиться, Ламберт — материться, а Эскель пытался его спасти.       — Это же Ринда, где встретились Геральт и Йеннифер? — протянула она, уперев руки в бока.       — С чего это ты вдруг вспомнила? — удивился Эскель.       — Знаковое место, — пожала плечами Ним. — С которого началось повальное увлечение ведьмаков чародейками. Вот, Ламберт и Кейра, например…       Ламберт отложил в сторону глубокую ложку, отер руки о тряпку, остро взглянув на Ним, и… пожал плечами.       Пожал плечами?!       Нижняя челюсть Ним чуть опустилась вместе с ее запасом терпения. Эскель, наблюдая за безмолвной, довольно-таки херовой актерской игрой обоих, только выдал короткий, едва слышный смешок и покачал головой совсем, как Весемир.       — Как вы считаете, может быть, мы выловим еще одного джина на берегу Понтара? — звонко спросила Ним, упрямо проглотив очередную порцию ярости.       — Зачем?       — Чтобы загадать желание, конечно же, — показательно удивилась она. — Вот, например, пожелаем Кейре и Ламберту ребеночка.       Ламберт, до того хранивший безмятежное выражение на лице, едва смеясь одними глазами, теперь поперхнулся горячим супом. Он только-только глотнул его на пробу и тут же закашлялся. Почти кипящая жидкость пролилась за воротник, ложка отлетела в сторону, а Ламберт принялся остервенело хлопать себя по груди.       — А второе желание? — подыграл ей Эскель.       — Чтобы ему досталась внешность и ум от матери… — Ним чуть повысила голос, перекрывая кашель Ламберта.       — А от отца? — заинтересовался Эскель.       — …смирение и терпение, конечно же.       Ламберт, который неловко массировал грудь чуть пониже ключиц, ощутимо вздрогнул, медленно поднимая глаза, утратившие всякое веселье.       — А может, даже двух, — рассуждала Ним, глядя поверх его плеча. — На случай, если первый пойдет в Ламберта, лучше иметь запасной вариант.       Ее острый взгляд воткнулся ведьмаку меж лопаток. Тот продолжал кашлять, так что Ним вздохнула, подобралась к Ламберту поближе и очень заботливо долбанула его раскрытой ладонью по спине. Тот качнулся вперед, задев локтем дужку котелка. Котелок опасно закачался, расплескивая на зашипевший костер негустую рыбную похлебку. Ламберт пришел в себя, вскочил было, но, когда Ним уже заняла боевую стойку и ощетинилась, взял себя в руки и совершил невиданное.       Сдержанно улыбнулся.       Эскель закатил глаза, медленно поднялся и принялся за несчастный суп лично, в считанные секунды поправив котелок, добавив рыбы и подровняв занервничавшее пламя. Ламберт тем временем приблизился к седельным сумкам, что лежали на земле неподалеку от лагеря и как ни в чем не бывало принялся в них рыться. В заходящем солнце заманчиво сверкнуло пыльное стекло темной бутыли. Ламберт медленно вытащил пробку и без слов присосался к горлышку на несколько секунд, после чего блаженно опустился на поваленное дерево, одно из двух, что тут были.       — Что это с ним? — подозрительно уточнила Ним, пристально следя за действиями ведьмака. — Это он двинулся так, да?       — Ты же сама сказала, — хмыкнул Эскель, наливая себе суп и садясь на другое бревно. — Смирение и терпение.       Он поднял выразительные, подчеркнуто-насмешливые глаза, чуть приподнимая здоровый уголок губы в сдержанной улыбке. В его сухих пальцах парила чашка с супом, похожая на глубокую краснолюдскую пиалу. Эскель посмотрел на Ним сквозь пар, сделав глубокий глоток, и, поразмыслив, отставил чашку в сторону, тоже наклоняясь над сумками.       — И за это надо выпить, — подытожил он, раскупоривая бутылку — сестру той, что держал в руках Ламберт. Сделал глоток, обыкновенный, как будто пил воду, после чего протянул бутыль Ним. — Будешь?       — Где ты ее взял? — удивилась она, с недоверием принимая в руки стеклянный сосуд.       — Сварил после Элландера. В той таверне, где Ламберт напросился с нами в одну комнату, чтобы сэкономить. Решил припасти немного в дорогу. Хочу заметить, что вы заебали меня своими играми, и я решил в один из дней торжественно напиться.       Ним, слегка огорошенная прямым ответом, посмотрела на бутылку. В голову ударила глупая мысль про «непрямой поцелуй», которую она беспощадно выдворила прочь и осторожно притронулась губами к горлышку вслед за Эскелем, чувствуя себя пригвожденной бабочкой.       Эскель внимательно наблюдал за ее губами, аккуратно обхватившими стекло, и Ним, напоровшись на взгляд ведьмака, мгновенно приобрела оттенок, близкий к алеющим на горизонте облакам. Жидкость, темно-зеленая, пряная и терпкая, обожгла гортань и полыхнула, разливаясь по артериям с каждым новым ударом сердца. Смущение сменилось нарастающим огнем, и Ним закашлялась, согнувшись и утопив бутыль в высокой траве.       — Что… Что это за дрянь?!       — Особый коктейль. Мы назвали его «мозгогрызка». Похмелье просто чудовищное.       — Похмелье?! А сейчас тогда что?..       Эскель равнодушно пожал плечами.       — И кто его придумал? Господи!..       — Один наш старый друг. Койон. Он погиб на человеческой войне.       Ним силилась прийти в себя, но алкогольный жар словно превращал в пепел мышцы, опасно подбираясь к мозгу и рискуя пролиться адским пламенем из ушей.       — Ты дал ей «мозгогрызку»? — сквозь плотную пелену и шум раздался немало пораженный, чуть путающийся голос Ламберта. — Я думал, это тебя нужно от нее спасать, а не наоборот.       — Меня совершенно не нужно ни от кого спасать, — раздался ленный, расслабленный голос Эскеля, волнами накатывая сквозь малахитовый туман. Послышался звук очередного глотка.       Ним вяло помахала руками перед собственным лицом, силясь разогнать болотный дурман, окутавший ее со всех сторон. Мир, выпуклый, как сквозь рыбьи глаза, покачивался из стороны в сторону, и смородиновое небо, залитое янтарем, опускалось поверх алкогольной зелени вторым слоем торта.       — Вашу мать!.. Ебаные мутанты… — бормотала Ним. — Как… вы… еще не…       Она почти рухнула на спину, но Ламберт (судя по тому, насколько скабрезным было хмыканье за спиной), повторил ее недавний жест, а именно — «аккуратно» поддержал ее рукой под спину, чуть толкнув вперед, так что Ним с трудом обрела равновесие между ведьмаком и пляшущем пламенем.       — Еще? — заботливо громыхнул он ей прямо в ухо.       Она задумалась лишь на мгновение, но гордость победила благоразумие, и Ним хлестанула рукой по воздуху:       — Давай!       В правой руке скоро оказалась деревянная стопка, полная сверкающей, что рыбья чешуя, жидкости. Потом появилась третья, четвертая, пятая… Алкоголь разворотил хрупкие зачатки самоконтроля, уничтожив последнюю линию обороны.       Ламберт спел песню про трех девиц из Виковаро, Эскель обвинил его в фальшивости и перепел ее сам, притом, голос его оказался потрясающе поставлен и вообще — сплошное очарование. Ним аж заслушалась. После они немного поиграли в гвинт, но карты почему-то сгорели, наверное, оттого, что угодили в костер. Ним спросила, почему в колоде нет карты Эскеля, он начал отвечать, что все из-за того, что он не спит с чародейками, не братается с коро… Ламберт его перебил. Они поборолись на руках, потом принялись обсуждать схему построения усовершенствованного Игни, раскурочив траву и разрисовав всю землю формулами. Ним заскучала и начала лениво разглядывать обоих с исключительно научными намерениями, примеряясь к ведьмачьей энергетике.       Эманации Ламберта, похожие на уколы тупого ножа, ощутимо покалывали под кожей, не вызывая ничего общего с теми сносящими крышу ощущениями, что Ним испытывала рядом с Эскелем. Находиться подле Ламберта было все равно, что слишком близко подносить руку к свернувшемуся ежу. Еще и ядовитому. Эскель же сейчас находился слишком далеко, и Ним недовольно заворчала, не отдавая себе отчета.       — Ним-м, расс…кажи что-нибудь про… Ну, про себя, — расслабленно молвил Ламберт в ее правое ухо, покачиваясь вместе со словами.       Совершенно невинный вопрос, если не уточнять, от кого именно он исходит.       Ним пожала плечами. Она сфокусировала (попыталась) расплывающийся взгляд, глядя Эскелю куда-то в правый глаз, надо сказать, смотрящий в ответ чрезмерно пристально. Стремительно темнеющий шар окружающего пространства сузился до ярко-золотистых, змеиных глаз ведьмака.       — Ч-что, например?.. — сыграла она в дурочку, отворачиваясь от Эскеля и слегка краснея.       — Ну, например, что ты еще ум-меешь? Кроме того, чтобы ж-жрать сырое мясо и отравлять нам ж-жизнь?       Ним по-дурацки рассмеялась. Проскользнувшая мысль, шабутная и искрящаяся, казалась абсолютным безумием. Перед глазами возникло лицо Ламберта, вернее, то, каким оно станет, если она, например… ему покажет.       — Я!.. — Она вздернула вверх указательный палец, угодив в собственный подбородок. — Расскаж-жу только Эс… Эс… Эскелю, вот!       — Давай! — Ламберт щедро махнул рукой, задев ее по плечу. — Рассказывай! А его я сам потом с-спрошу!       Ним язвительно усмехнулась, после чего смело поднялась на правую ногу, слегка накренившись. Горизонт славно перекосило, но она наметила цель и медленно пошла вперед к ведьмаку. Тот легко, словно и не пил вовсе, подхватил ее правой рукой под талию, упредив падение на землю. Ним рухнула рядом с ним на поваленное дерево, уперев руку ему чуть выше колена и слегка передавив артерию. После чего медленно придвинула горячие сухие губы к уху Эскеля, и слова, запнувшись лишь раз, полились из нее нескончаемым потоком. Эскель дрогнул от ее разогретого алкоголем дыхания, но тут же мужественно окаменел. Пожалуй, во всех смыслах.       Ним горячечно зашептала на Старшей Речи сбивчивые, мало связанные друг с другом фразы, съедая окончания и путаясь в ударениях.       Эскель сохранял совершенно безмятежное выражение, пока шепот Ним, безнаказанно вкручивался отверткой ему в голову, а с другой стороны то же самое делала «мозгогрызка». Ламберт ухмылялся. Эскель терпел.       Ним невзначай переместила раскаленную ладонь поверх его правой руки, туда, где между рукавом куртки и перчаткой виднелась загорелая кожа. Она сделала это настолько естественно, что заподозрить ее в злонамеренности действий казалось кощунственным, несмотря на всю их очевидность. Эскель задумчиво пытался уловить в фокус зрения качающуюся, как маятник, голову Ламберта, а слухом — слова, что Ним щедро изливала в его душу, и проигрывал поражение по всем фронтам.       — Ч-черт… — простонал он, невпопад хватаясь за голову левой рукой.       Эманации Ним раскаленными щупами проникали под кожу, объединяясь в поистине вакханальский танец с алкогольным опьянением. Образы, похожие на ленивые сны, начали приходить вслед за ее словами, толком не оформляясь, вспыхивая и пропадая, как блики на воде.       Лазоревая небесная гладь, прозрачным куполом объявшая вырезанный в скале мост… Далекие-далекие изумрудные леса, хвойной шубой окутывающие острова, пролегающие далеко внизу… Лоснящаяся кожа морских гигантов, что на миг показывались из тяжелого, как камень, океана…       Эскель потерялся в них, чувствуя себя чародейкой, неумело читающей мысли, пока огненные губы Ним не оказались поверх его, и он не задохнулся от неожиданности. На него пачками столько десятилетий подряд нападали чудовища всех форм и размеров, и он всегда успевал среагировать вовремя, а тут…       Это было крайне нечестно с ее стороны целовать его после того, как они выпили мозгогрызки, но нечестным было бы и отрицать то, что он не размышлял о таком исходе событий. Так что Эскель лишь вздохнул и обхватил тонкое тело в пожелтевшей рубашке правой рукой, позабыв, что у него есть еще и левая. Ним оседлала его и теперь чуть возвышалась над ним, неудобно упираясь коленями в жесткое бревно, с некоторым трудом сохраняя равновесие.       Ладони Эскеля быстро пробежались сверху-вниз от ее лопаток к пояснице, прокладывая путь под расстегнутой рубашкой. Он пытался открыть глаза, но алкогольный дурман настойчиво опускал веки раз за разом, и мир вокруг полноводными волнами качал его из стороны в сторону. Было только раскаленное чужое тело прямо перед ним и над ним, прерывистое дыхание и откровенные, яркие до боли мысли.       Ним хваталась руками за его плечи, за шипы, коими была отделана куртка Эскеля, как и всегда, нетерпеливая, но сейчас это было очень к месту. Ее правая рука опасно быстро последовала вниз, на ходу отцепляя застежки куртки, обнажая грудь и касаясь ремня. Ее мысли знакомо ударили Эскелю в голову, и он глубоко вздохнул, будто вынырнул, когда ее рука добралась до его члена, обхватив его пальцами так, будто она только и делала последние дни, что тренировалась.       Несколько плавных быстрых движений, и если бы он не был так пьян, этого было бы уже достаточно. Он вздохнул глубоко, словно задыхался, зажимая ее голову между своими губами и ладонью, и… Ним остановилась.       Ее пальца замерли, не расцепляя контакта с кожей, но мучительно не двигаясь.       Эскель распахнул глаза, тут же уставившись в знакомые черные омуты с золотистыми прожилками. Ее лицо качалось, и он видел только их.       — Хочешь меня?.. — спросила она прямо.       — Да…       Он знал, что за этим последует, но не успел сдержаться.       И проиграл.       Ним, пошатываясь, поднялась с Эскеля, упрямо отталкиваясь ладонями от его плеч, слишком сильная для обычного человека, и язвительно улыбнулась.       Кивнув, она раздельно произнесла:       — Поздравляю тебя с этим.       Один-один.       Эскель закрыл глаза, тяжело застонав, как разбуженный медведь, на что Ним лишь коротко, победно улыбнулась. Даже если бы он разозлился по-настоящему, сил все равно бы не хватило даже встать. Гормоны, смешавшись с чудным коктейлем, превратили его в однородный кисель неопределенной формы. За исключением только одной части тела, той, что сейчас предательски пульсировала. Эскель вздохнул, отклонился назад и рухнул спиной вниз с бревна, надеясь потерять сознание до следующего года. В зоне видимости остались только его потертые сапоги и ноги до колен.       Ним вяло ухмыльнулась, победно взмахнув вверх руку со сжатым кулаком, напоказ полно отхлебнула из бутылки, что, накренившись, лежала прислоненная к бревну, и, качнувшись, рухнула рядом с храпящим Ламбертом. Его брови находились опасно близко к трепещущему пламени костра.       Сны, что преследовали ее, погружая то в бессознательное состояние, то в беспамятство, странным образом крутились вокруг одного-единственного человека со шрамом на лице и чертовски красивым телом, и она была очень рада, что он напился настолько же сильно, что можно будет сделать вид, что ничего и не было…              Высокие, серые и унылые башни третогорского замка изломанным узором возвышались на горизонте. Одна из них вправду была разрушена, печально зияя огромной дырой, утратив почти две трети острой макушки с длинным шпилем.       — Что скажешь, птичка? Чувствуешь кого-нибудь?       Ламберт обратился к Ним, что, по мере приближения к Третогору, взяла себе за правило хранить абсолютное, выводящее из себя даже Эскеля, безмолвие. А Ламберт, в свою очередь, ни с того ни с сего повадился называть ее птичкой.       Ним коротко, презрительно дернула плечом и направила лошадь вперед.       Новости, гулявшие по большаку, одна другой кровожадней и зловещей, здорово били по всем попыткам хранить спокойствие и трезвость мысли. Слова настоятельницы оказались лишь частью объемной картины, а загадочный ведьмак — ее небольшим штрихом. По словам странствующих наемников, что все трое встретили позавчера, в Третогор теперь прибыла целая прорва магов, очевидно, сменив дислокацию и покинув Венгерберг.       — Как воронье с ветки на ветку, — усмехнулся в усы один из четверки бравых парней, немолодой и усатый. — Только они перестали быть тихими. Расставили караульных, перекрыли полгорода и проверяют на входе каждого. Чуть в трусы не лезут.       Наемники двигались прочь от Третогора, искренне посоветовав Эскелю и компании сделать ровно то же самое, «коли мила жизнь и целая жопа». Эскель в ответ лишь усмехнулся и машинально взглянул на Ним, чья физиономия одним своим видом могла обращать людей в камень. Наемник понятливо усмехнулся в усы, шутливо отдал честь и отбыл с соратниками в сторону Вызимы.       Количество беженцев, не желавших иметь ничего общего с колдовской братией, росло, чем отчетливее виднелся Третогор. Люди и нелюди напоминали растревоженных мух, согнанных с насиженного места толстой газетой, внушительной, но напоказ медлительной. Кого-то маги уже взяли в оборот, подозревая в пособничестве ведьмаку-убийце, а может быть, просто хотели разобрать местных нелюдей на эликсиры. Во всяком случае, таково было мнение Ним.       Уже подъезжая к воротам, Эскель ощутил легкий укол предчувствия, вгляделся вдаль, приложив ко лбу ребро ладони, и вздохнул. Точеная черная фигура у городских ворот в окружении стройного ряда вышколенных стражников вызвала у него неясное ворчание, а у Ламберта — отборную порцию мата, на что Ним лишь присвистнула.       Роскошный мех, поблескивающий антрацитовой взвесью черных алмазов, высокие каблуки, смоляные локоны, блестящая кожа и вычурные кружева.       — Здравствуй, Йеннифэр, — прохладно молвил Эскель, слегка натягивая поводья.       Та вдоволь посмаковала их в изысканно-презрительном взгляде, прежде чем скупо приоткрыть губы и с показательным усилием вытолкнуть из них слова.       — Гулета, — фыркнула Йеннифэр, наконец, — находится в другой стороне.       — Не припомню, чтобы мы что-то говорили про Гулету, — немедленно отозвалась Ним и едко дополнила: — Тебе.       — Угомони свою цепную собачку, Эскель, ради всех богов, — с раздраженным придыханием молвила Йеннифэр. — Ваш распрекрасный ведьмак устраивает геноцид среди моих собратьев. Я не собираюсь ждать, пока вы вынесете вопрос на всеобщее голосование.       — Не всем ведьмакам нравятся чародейки, — пожал плечами Эскель, спокойно выезжая вперед и закрывая собой Ним. Он скрестил массивные руки на груди, наклонил голову: — Ты впустишь нас в город?       — Нет, — отрезала Йеннифэр. — В качестве огромного одолжения я дам вам уйти.       — Дай-ка подумать… — усмехнулся Ламберт. — В городе есть кто-то, от кого нам, по твоему мнению, не уйти живыми?       — Филиппа, — просто сказала Йеннифэр. — Будь она способна сделать в этом проклятом клоповнике портал, вы бы уже были под конвоем. Но я успела первой, а потому, ради Мэлитэле, седлайте своих кляч и катитесь ко всем чертям, пока она не пустила их на мясо, а из вас — кровь.       — У Филиппы все еще проблемы с глазами? — вдруг спросила Ним.       У Йеннифэр взлетели брови.       — Я бы не назвала это проблемой. Легкое, раздражающее неудобство, — ровным, будто окунутым в ледяное бешенство голосом, сказала она. И лучезарно улыбнулась: — А ты желаешь сделать ей компресс?       — Мне есть, что ей предложить, — Ним нахмурилась.       — Неужели себя? — бархатно уточнила Йеннифэр, подступаясь к лошади Ним так близко, что та встревоженно всхрапнула, прядя ушами, и попятилась. — Ну так я тебя разочарую. Филиппа не любит костлявых.       — Хватит, — беззлобно вздохнул Эскель, опуская руку, будто медвежью лапу, на плечо Ним, и чуть оттягивая ее назад. — Мы уходим, Йеннифэр, и благодарим тебя за предупреждение.       Ним оглянулась на Эскеля, опасно щуря темные глаза, но тот лишь едва-едва качнул головой, и она уступила. Яростно ударив лошадиные бока пятками, она понеслась прочь в обратном направлении. Эскель с Ламбертом даже не пытались ее догнать, просто пустили коней рысью по впечатавшемуся в дорожную пыль следу. С полчаса Ним понадобилось, чтобы успокоиться и еще примерно столько же Эскелю и Ламберту, чтобы найти ее сидящей на обочине дороге с подогнутой под себя ногой.       — Отдыхаешь? — с усмешкой спросил Эскель.       Она остро, раздраженно ударила его взглядом, словно альгуль выпущенными шипами, и снова принялась обжевывать сочную травинку, по-кошачьи обгрызая колоски.       — Я бы не стал торчать на большаке, учитывая, что по нашему следу может гнаться… — насмешливо начал Ламберт.       — Ты действительно веришь в эту хуйню? — страшно миролюбивым голосом уточнила Ним. — Что Филиппа Эйльхарт, пережившая Радовида, его отца и пятьсот тридцать три гонения на магов, не способна найти способ открутить нам голову?       — Нет, — хмыкнул Ламберт. — Я верю, что они взяли Эмиля за глотку. Или его тело уже лежит в стеклянном прозрачном гробу, препарированное, разрезанное, с вывернутыми кишками. Нам вежливо намекнули пойти лесом и не лезть.       Ним поморщилась и с особо кровожадным хлюпом вытянула из усохшей травинки последние капли сока, после чего со значением взглянула на Ламберта, зеркально отражая его недобрую усмешку.       — Вы, должно быть, тронулись, — ровно произнес Эскель, переводя спокойный взгляд с одного на другую, — если действительно хотите влезть в третогорскую темницу, пробившись через полчища солдатов, магиков и заклинаний.       — У тебя есть какое-то конкретное, разумное предложение?       — Мы можем договориться.       — Договориться? — хохотнула Ним. — С кем? С чародеями?       — Договориться можно с кем угодно. Надо лишь уметь это делать, — покачал головой Эскель.       — Если ты вдруг намекаешь на Кейру, — молвил Ламберт промороженным тоном, — то ты еще наивнее нее, — он кивнул в сторону Ним.       — Мне что, — Ним смотрела в упор на Эскеля, — еще раз раздеться и показать тебе свою спину?       — О, господа… — весело протянул Ламберт, зло посверкивая глазами. — Прошу, только не здесь. Вы уже устроили пьяный дебош на досуге.       — Только не жалуйся, что проспал все самое интересное, — фыркнула Ним. — Не нужно было так нажираться.       — Нам придется пойти на уступки, если мы не желаем быть размазанными по стенам третогорской темницы, — проигнорировал их обоих Эскель. — Даже если мы сможем вытащить его бескровно, за нами отправят погоню. Четверо против скольких? Сотни? Двух сотен?       — Уступки? А тебе не надоело на них идти? — спросила Ним, вскидывая разом почерневшие глубокие глаза на него. Напряжение, скопившееся за последние дни, взгляды украдкой и идиотские фантазии слепились в один огромный раздраженный ком. — Шататься по трактам неприкаянным, медленно седеющим стариком? Жрать огромной гнилой ложкой это дерьмо? Терпеть своеволие таких, как они? Не надоело, Эскель?       У нее всегда получалось произносить его имя с оттенком ни на что непохожей надменной презрительности, смешанной с обвинительным до скрипа в зубах тоном. Только в двадцать так и получается. Смотреть со своей нетронутой, неприступной, сверкающей вершины на тех, кто сожрал жизни по самое горло, но выжил.       — Не надоело, — коротко, в тон ей ответил Эскель, плавно поводя руками и складывая их на груди в неприступном жесте. — Я нахожу в этом особое очарование. И потом, ты говоришь, как Радовид. Напомнить, чем это кончилось?       Ним фыркнула, точно приглаженная против шерсти кошка, гибко вскочила на худые пружинистые ноги, хлестко откинула назад волосы.       — Ламберт?       Ни мольбы, ни просьбы. Она просто посмотрела на второго ведьмака провалившимся суровым взглядом, облизнула губы, вскинула острый подбородок и засунула большие пальцы обеих рук за карманы штанов, чуть оттянув их вниз и распрямив плечи.       — Я с тобой, — пожал плечами он как ни в чем не бывало, будто речь шла о заказе на тройку подгнивших накеров и жирного утопца.       — Вы, должно быть, свихнулись, — темнея лицом и голосом, вкрадчиво повторил Эскель, проговаривая каждую букву так, словно собирался впечатать их у обоих на лбу.       — О, Эскель, — Ним чуть танцующе, едва напоказ красуясь, подошла к своей тонконогой лошадке и подтянула подпругу. — Давай сделаем маленькие ставки? — она омерзительно улыбнулась, склоняя голову. — Ты, кажется, однажды уже упомянул, что «даже если меня сожрет грифон», ты ничего не станешь делать? Ну, так и действуй по-своему. Договаривайся. Или не договаривайся. А мы будем придерживаться своего плана.       Ламберт хмыкнул.       Эскель прищурился, чуть откидывая голову. Его глаза нехорошо сузились, как и узкий рот, шрам невиданным образом растянулся в гримаску, будто улыбаясь.       — Иными словами, ты предлагаешь мне отойти в сторону? — тихо, недобро произнес он, надвигаясь на Ним небольшими, тяжелыми шажками. Она поежилась, но не дрогнула. — Посмотреть, как вы героически ворветесь в самую гущу событий и спасете судьбу этого ведьмака, мира, выедете оттуда на бравых каэдвенских конях, с Эмилем, перекинутым через седло… Я верно тебя понимаю, Ним?       Эскель подобрался к ней так близко, что запах полыни горько ударил в нос, а его лицо перед нею стало таким огромным, будто он был гигантской, нависающей скалой.       Ним молча блуждала по нему глазами, жадно выхватывая неровности лица и рваные зазубрины на коже. В голову ударило первое воспоминание, ощущение горячей кожи и сухие, растрескавшиеся губы. Затем еще одно. И еще. Пока она не дошла до той ночи, что Эскель показательно повернулся на другой бок и к ней спиной. Ним тряхнула головой, затем чуть выгнула губы подковкой, состроив притворно-жалостливую гримаску, медленно, очень ме-е-едленно кивнула и хлестко сказала:       — Да.       Эскель смотрел на нее с пару секунд, после чего шумно втянул носом воздух и сделал резкий, разрывающий взгляд, шаг назад.       — Ладно. Коли ты желаешь драматично сгинуть в магическом пламени — твоя воля. А я пока подумаю над тем, как вытащить Эмиля.       — Готова поспорить, что пока ты будешь думать, мы уже будем везти его в Каэр Морхен, — буркнула Ним себе под нос, отворачиваясь, несколько обескураженная напором Эскеля.       — Что ты сказала?.. — он оглянулся, чуть прищурившись. Глаза впились в душу Ним, словно вампирьи клыки.       Ним озадаченно взглянула на Ламберта, ища поддержки, на что тот лишь пожал плечами, продолжая не без удовольствия наблюдать представление.       Она поежилась и медленно, неуверенно повторила:       — Готова поспорить…       — На что? — перебил ее Эскель.       — На что?.. Я не…       — Спорим на желание, Ним? Приз забирает тот, кто вытащит Эмиля из темниц. Что скажешь? Ты ведь уверена в успехе.       Брови Ламберта изумленно взлетели вверх, губы сами по себе сложились в премерзкую ехидную ухмылочку. Он, как судья, наблюдавший за неизбежно утопающим в свидетельских показаниях обвиняемым, посмотрел на Ним и тонко улыбнулся.       Она молчала с несколько секунд, хмуря тонкие, черные брови и машинально потирая пальцами правое запястье, после чего взяла себя в руки и с готовностью кивнула, почти не дрогнув.       — Идет.       Эскель коротко кивнул в ответ без тени улыбки, хлопнул Скорпиона по шее и легко взлетел в седло, перекидывая ногу в тяжелом сапоге. Подбил коня пятками и, не оглядываясь, пустил его галопом. Пыль вздымалась от копыт, запорошив одежду песком и скрывая всадника в серых клубах, словно он был огромной грозовой тучей, стремительно уносимой порывистым ветром в сторону горизонта.       — А ты не промах… — протянул Ламберт из-за плеча Ним через некоторое время. Лицо его расчертила злая, предвкушающая славное веселье улыбка. — Умеешь раскрывать в людях неведомые до того таланты.       — Был бы мне от этого хоть какой-то толк, — дернула плечом разом помрачневшая Ним. Обернулась к Ламберту: — У меня есть план. У тебя?       — Кое-что наметил.       — Ну так обсудим.              Они скрылись за пригорком, в низине пустеющей вялой реки у небольшого грота, справедливо поделив его на троих с позабытыми истлевшими костями неудачливого крестьянина. Ночь накрыла лес плотной душной рукой, вытащила из складок мантии крохотные точки-звездочки и целую взвесь мошки, кузнечиков и цикад, что неустанно трещали на берегу, где едва слышно плескалась полночная вода о неуклюжие камни.       Ламберт расстелил из сумок кое-какие тряпки, развел костер и наловил мелкой рыбешки, насадив ее на самодельные шпажки с видом великого кулинарного маэстро.       Ним неустанно хмыкала себе под нос, чиркала на истрепанном куске бумаги угольком, расчерчивая свои мысли то так, то эдак. Пара сырых рыбешек лежала перед нею на бархатном изумрудном отрезе ткани, рядом с сияющим белизной мечом, что служил бесперебойным источником света. Она восседала на невысоком камне, привычно подложив под себя ногу и изредка хлопала по ногам и рукам, отгоняя комаров.       — Так и будешь жрать? Прямо с чешуей? — уточнил Ламберт, с немалым аппетитом принюхиваясь к своей порции, начавшей запекаться сочным темным блеском.       — Профессиональное любопытство? — не отрываясь от занятия, спросила Ним.       — Ну да.       — Ну я даже не знаю… — в притворной задумчивости протянула она, откидывая назад мокрые после купания волосы. — А утопцы разделывают своих жертв? Или там… грифоны?       — Ты — разумное чудовище, — без обиняков заявил Ламберт. — Я не сомневаюсь, что ты сможешь переварить и кости, и зубы, и железные гвозди, но к чему лишать себя удовольствия съесть нормальную пищу?       — Нормальную пищу надо готовить, а ты моих рыб чистить отказался.       — Я их для тебя поймал, женщина, — резонно возразил он.       — Пошел к черту.       Ламберт беззлобно, клочковато засмеялся и с удовольствием потянул носом воздух. Ним, пока он не смотрел на нее, подняла голову, взглянула на его заострившиеся в свете огня черты, покатала вопрос на языке и выплюнула его со всевозможным равнодушием:       — Думаешь, он справится?       Причудливым образом вместо холодно-равнодушного «справится», Ламберт услышал тревожно-неуверенное в себе «вернется».       Он смерил Ним ироничным взглядом, пожал плечами.       — Я ни разу не видел, чтобы он когда-нибудь вот так уезжал. Такое бывало с Геральтом и Весемиром, когда он совсем обрюзг от сидения в Каэр Морхене, но Эскель…       — То есть, это — старость?       — Нет, — хмыкнул Ламберт. — Не старость.       Они замолчали на добрых десять минут, после чего раздалось аппетитное чавканье, и первая зажаренная на костре рыбина отправилась по назначению. Ним поморщилась, кончиками пальцем подхватила собственную за хвост и начала монотонно жевать ее голову. Ламберт вскинул взгляд, пару секунд с ошеломленным отвращением смотрел на это действо и затем отвернулся, выгибая уголки губ.       — А ты нормальный, — заявила Ним, закончив с рыбой.       Отложив бумагу и уголек, она накрыла меч тканью. Серебристый свет притух, и в его неясном мерцании она стала похожа на бледного речного призрака.       — Нет, серьезно. Ты — человек.       Ламберт, приподняв брови, вполне искренне взглянул на нее, отбрасывая осиротевший без мягкой плоти скелетик, и подхватил ловкими пальцами следующий.       — Я думала, что Эмиль был нормальным. Но он не был. Он старался таким быть, а это еще хуже… А ты — нет. Ты просто живешь, делаешь, что умеешь и что хочешь. Ты не ведьмак, это просто твоя работа.       — Может быть, мне обидеться? — с интересом спросил Ламберт, мерцая черными глазами.       — Да ради бога.       Ламберт со вкусом облизнул пальцы, водрузив поверх второго скелетика третий, отер руки о серую тряпку и бросил ее в костер.       — Он вернется, — спокойно сказал он, наконец. — Я бы не стал, но Эскель не выдержит. Спор спором, но речь идет о чужой жизни. А он ответственный.       — О, так все дело в этом… — насмешливо протянула Ним, сверкая глазами-камушками. — В ответственности. А почему остался ты?       — Я? — Ламберт удивился вопросу, пожал плечами, откинувшись на камни и уставившись в иссиня-черное, расцвеченное блестками звезд небо. — Ты же сказала. Это моя работа. Мой коллега по цеху свихнулся и занимается массовыми убийствами. Но, возможно, у него есть мотив. Подоплека. Может, он охотится на какое-то чудовище? По контракту?       — Ну так и зачем тебе быть здесь? Иди, спасай своего коллегу, да вытрясывай из него свою долю гонорара.       — Не могу, — честно ответил ведьмак. — Эскель вернется сюда, к тебе, и я не хочу оставлять беднягу без присмотра. На старости лет он явно сделался сентиментальным, раз не снес тебе башку три месяца тому назад. К тому же, ты явно пытаешься втянуть его в порочные страсти. Кто знает, что с ним станется после совокупления с такой, как ты?       — О, Ламберт! — патетично возвестила Ним на всю округу, отчего ведьмак дернулся, подозрительно воззрившись на нее. — Моя любимая собака на сене, держатель свечи и блюститель нравственности Эскеля! *       — Тьфу на тебя, — обиделся тот, несколько покореженный «любимым», отчего разом смолк.       Ним насмешливо посмотрела на него из своего угла, покачала головой и с громким хлюпом вытянула из рыбы ее маленький мозг. Ламберт сдержанно выругался и чуть не сблевал, поднимаясь и на всякий случай отступая поближе к воде. Ним только отрывисто и сухо рассмеялась ему в спину.       — Так что? — хрипло спросила она, когда Ламберт, чье острое лицо было влажным от воды, вернулся. — Придумал что-нибудь?       — Сначала ты. Если уже закончила свои ихтиологические извращения.       Ним пожала плечами, подцепила пальцем отрывок бумаги, опустила между ними с такой аккуратностью, будто это была карта порталов в эльфьи миры. После чего ткнула в самый центр, где виднелась неаккуратно намалеванная жирная точка, обведенная несколько раз путанными кругами.       — Под Третогором есть каналы, их не очень много, и они очень старые, порядком обвалившиеся, прогнившие и запутанные. Из них есть несколько выходов, до большинства из которых непросто добраться, но один проверенный мне известен…       — Проверенный?       — Ага. Когда я сбежала от этой… как ее… не помню имени. Так вот, когда я сбежала от нее, я уходила именно по каналам.       — Так дело происходило в Третогоре? И после всего ты возвращаешься сюда?       — Стены не виноваты, что творят люди под их защитой.       — Славное умозаключение, — согласился Ламберт. — Откуда ты узнала, как пробраться по каналам?       — Оттуда. Один из подопытных госпожи магички, некий эскаполог по имени Марик, изволил нарисовать мне карту. Сам-то он подыхал, ибо у него отнялась часть тела, и та информация ему была уже совсем без надобности. Я благородно хотела вытащить его на своем горбу, но он скончался через минуту после того, как щедро поделился со мной знаниями. До сих пор благодарю его за это. Трагичная история.       — О да, — скучающе кивнул Ламберт.       — Так вот, правление Третогора консервативно до тошнотворности, потому они запрещают прикасаться к каналам, называя их «ходами дьявола». То, что весь их проклятый город стоит на эльфьих руинах, никого не смущает…       — Сильно сомневаюсь, что Филиппа не предусмотрела настолько очевидный и, судя по всему, единственный вариант проникновения в Третогор.       — Совершенно верно. Кроме этого пути и городских ворот, в город можно попасть только по воздуху. Но если у тебя нет знакомого грифона, то… — Она развела руками.       — Иными словами, ты предлагаешь обыграть ведьму на ее же поле? — криво усмехнулся Ламберт.       — А у нас есть выбор? Вы не договоритесь с ними ни на каких условиях. Единственный шанс — это чертовы каналы. Они настолько извилистые, глубокие и заброшенные, что там живет всякая гнусь. Стражники туда не полезут, но передвигаться по ним вполне безопасно, коли хорошо видишь в темноте и есть меч из серебра. С этим то у нас проблем нет?       — Зачем видеть в темноте, когда есть ты? — хмыкнул Ламберт. — Ты превращаешь серебро в фонарики.       — А зачем нам меч, когда есть ты? Каждое мало-мальски уважающее себя чудовище с удовольствием сожрет тебя заживо, только чтобы ты заткнулся. И я мигом проберусь в тюрьму!       — Да, я такой. А твоя логика учитывает, что на выходах из каналов будет полно стражи и магических ловушек?       — Вполне. Поэтому я и пойду первой.       — Первой?       — Именно. Стража возьмет меня под конвой, отведет к Филиппе, а ты в это время проберешься незамеченным. Они решат, что ты пошел другим путем, отвлекутся на меня, и… — она коротко хлопнула в ладоши. — Дело в шляпе.       — Зачем же так усложнять Филиппе работу? — поднял брови Ламберт. — Если ты сгинешь сразу внутри каналов, ей не придется убивать тебя самой. Еще и накормишь кого!       — Мне есть, что предложить ей, ладно? Даже если ничего не выйдет, я выиграю тебе время.       — Хочу тебя разочаровать, ибо твои глаза, коли ты желаешь ими пожертвовать, не приживутся в Филиппе. Так это не работает.       — Отъебись, Ламберт. Я знаю, о чем говорю. Это не фантазии.       — Все это херня, — покачал головой он. — Откровенная херня. В твоем плане миллион допущений. Если мы пройдем через каналы. Если выйдем к правильному выходу. Если стража отвлечется. Если ты сможешь заинтересовать Эйльхарт. А что потом? Она просто прочитает твои мысли, поймет, что я в городе, и отправит за мной патрульных.       — Ну так постарайся все сделать, пока она их не прочитает! На кой хрен ты вообще мне сдался, если от тебя не будет толку?       — Прекрасная мысль! Я вполне могу подождать тебя и здесь.       — Ты заебал, — мученически вздохнула Ним. — В конце концов, можешь просто войти через главные ворота. Вряд ли они ждут от нас подобной глупости.       — О да! И я, безусловно, буду совершенно незаметен среди толпы людей. Пока не открою глаза, конечно. Или не вытащу из собственной задницы оба меча, которые я таким образом, по твоему разумению, видимо, должен пронести в горо…       Ним простонала, закатив глаза, и только замахала на Ламберта, как на выпрыгнувшую из пентаграммы лохматую нечисть. Ожог от меча Эмиля на ее ладони был мокрым и все никак не заживал. Ламберт с насмешливым снисхождением водил глазами вслед ее движениям и все дивился тому, что такого интересного могло быть в маленьком, тонком, болезненно-пацаньем теле, что Эскель шел за ней аж от самого Оксенфурта.       — Послушай, Ламберт, — она глубоко вздохнула, с трудом удерживая внутреннее душевное равновесие на тонком тросе над пропастью. — Если проникнешь в город, ни один магик не сможет отыскать тебя своими чародейскими средствами. Даже мысли твои не прочитает. Это даст тебе хорошую фору.       — Вот как?       — Да. Кейра позаботилась, чтобы в твоей голове могла копаться только она. В лучшем случае Филиппа просто увидит ничего не значащие картинки и все.       — И ты знаешь об этом… — он сделал плавный продолжающий жест рукой.       — Потому что ты эманируешь, как навозная бомба, нашпигованная магией под самую крышечку.       — Благодарю за сравнение, — холодно молвил Ламберт, складывая на груди руки.       — Ну так что?       Ведьмак покатал усмешку на губах, щурясь в свете костра и улыбаясь, будто разжиревший кот. Затем сказал вкрадчиво и бархатисто, улыбаясь все шире с каждым словом, только улыбка получалась донельзя холодная и колючая:       — Из всех троих шансов выжить меньше всего у тебя, ты же понимаешь это? — он причмокнул губами. — Меня прикроет Кейра, Эскеля, если он полезет в пекло, прикрою я. Ну, а ты… ты останешься в Третогоре до конца своих дней, если не повезет скончаться сразу.       — Вытащите Эмиля, — глухо буркнула Ним, обнимая себя руками так плотно, что ее белые пальцы обхватили локти и показались со стороны спины. — О себе я позабочусь.       Ламберт повозился на месте некоторое время, покачал головой и наконец бросил небрежное:       — Я подумаю.              Сухие поленья лопались с тихим хлопком, разбрасывая вокруг ало-золотые искры, и на небе нежным перламутром разливался рассвет. Сентябрьские дни, еще теплые, полные запахов созревших овощей и фруктов, успевали согреть землю, но за ночь она остывала, и спать на ней для Ламберта было одно мучение. Он проснулся за пару часов до рассвета, провозился некоторое время, потом плюнул на все и ушел проверять запас эликсиров. Ним крепко спала, завернувшись в тонкое одеяльце, возле догорающего костра.       Эскель прибыл после первых рассветных лучей, весь в пыли, с потяжелевшими седельными сумками. Спешился далеко от лагеря, свистнул на особый манер, давая знак.       — Быстро ты, — вздохнул Ламберт, подходя к ведьмаку, что сейчас вовсю распрягал коня и расшнуровывал сумки.       На свет показались тяжелые пергаментные свертки, перевязанные провощенной бечевкой. Несколько кожанных сундучков, небольшие округлые предметы, завернутые в черную ткань и тонкие, похожие на свечи, цилиндры.       Ламберт довольно присвистнул.       — Да ты не мелочишься! Вижу, с этим спором ты настроен серьезно.       — Иди к черту, — беззлобно молвил Эскель. — Сам не знаю, что на меня нашло.       — Ага, ну конечно, не знаешь. Где ты их добыл?       — Есть пара знакомых в пригороде, — скупо повел плечом Эскель. — Кое-кто был мне должен за давным-давно выполненную работу.       — А… Крестьяне, которые нанимают, а потом клянутся, что нечем платить? — Ламберт склонился над распакованными свертками. — Однако, это же… Интересным делом они промышляют.       — Вроде того.       — У меня такие получают мечом в живот. Но, видно, я не прав, раз твой альтруизм приносит настоящий доход.       — Это не альтруизм, — Эскель насмешливо взглянул на друга снизу-вверх. — А прибыльные инвестиции. — И добавил без перехода: — Как прошло?       — Как палец в вазелине, — пожал плечами Ламберт. — Ты здорово изобразил обиженного. Она поверила. Прежде чем я разыграл карту «правильного ведьмака», который поддерживает ее в ее же идиотизме, она придумала план. Разумеется, идиотский. Последний раз я слышал такой от Геральта, перед тем, как мы все чуть не подохли в битве с Карантиром и ублюдками. Собирается пройти по каналам, чтобы отвлечь внимание на себя и, видимо, героически сдохнуть во славу собственной дурости. Я начинаю видеть в вас фамильное сходство.       Эскель усмехнулся, поднимаясь и, как следует, отряхиваясь от грязи. Потом плюнул и стянул с себя куртку, бросая ее на траву. Ламберт сунул ему под нос холщовую сумку с остатками снеди, но друг лишь отмахнулся.       — Ты дал ей зелье?       — Ну нет, — удивился Ламберт. — Она на голову ударенная, но не наивная. Я подлил его в общую воду. Пришлось терпеть самому и жрать всухомятку, так что теперь у меня жуткое обезвоживание.       — Бедняжка.       Ламберт лишь хмыкнул, пристально рассматривая уставшего Эскеля, чьи доспехи нуждались в серьезной починке, как и ножны, а на лице тяжелым грузом лежало грызущее, тревожное выражение.       — Расслабься, старичок. Ты сварил зелье на ее собственной крови, я залил ей его в глотку… Ну, образно выражаясь. Так что она проспит до полуночи. Спрячем малютку в пещере, и к ночи она проснется в прекрасной лесной роще, как оголодавший вампир, и будет и дальше отравлять жизнь всему живому.       — Если мы не вернемся оттуда…       — То она поплачет по нам пару деньков и сгинет следом на дороге мщения. Но ты этого уже не увидишь. И я, слава порткам Геральта, тоже. Не люблю дилетантов.       — Твой настрой мне по душе, — вздохнул Эскель иронично, еще раз проверяя запасы взрывчатки, что теперь ровными рядами лежали на несколько футов вокруг.       — Не пойму, чего ты ноешь. Идея была твоя. Ты сам сказал, что пускать ее в схватку с чародеями — безумие. Сам сварил сонный эликсир. Я уже не говорю о том, что мне пришлось изображать клоуна полночи… — он смолк, наткнувшись на недобрый, мрачный взгляд осунувшегося без сна Эскеля.       — Ладно-ладно, — вздохнул Ламберт. — Мы вернемся. Сделаем большой «бум» и натянем магам зад на лицо. Все равно после такого взрыва между тем и этим не будет разницы. Только… — Он сделал значительную, можно сказать, патетичную паузу.       — Что? — нахмурился Эскель.       — Я часто тебя об этом просил, но на этот раз скажу серьезно. Не геройствуй. Тогда все получится.