Паучья власть

      

****,______,****

                    Тело после активного спаривания, само собой, болело. Мелкие ранки саднили, но заживали быстро. Страж отправился по своим делам, оставив своего мальчонку отсыпаться, покачиваясь на паутине, точно в гамаке.       — Иногда он к тебе слишком груб, — проворчал ребёнок.       — Имеет право, — отозвался Красноглазый, открывая глаза.       — Ты ему слишком много позволяешь! — ребёнок плюхнулся на живот Красноглазого, спустившись на одном из сыновей Короля.       Маленький арахнид прополз по низу гамака к плечу Красноглазого. Зацепившись всеми лапками за паутину, он улёгся человеческой частью тела тому на плечо, вытянув руки на грудь. Хоть у пауков и не было родственных связей, своих детей Красноглазый отличал легко. И он никак не пытался посягать на тех, кто уже подрос, как и им запретил посягать на него.       — Тебя нужно лечить? — Луи надул губы.       — Нет, — Красноглазый рассмеялся и обнял обоих мальчишек со всей нежностью.       Луи — ребенок, которого Красноглазый забрал с собой из последнего городка, быстро прижился в их колонии — к появлению людей тут уже привыкли, так что человеческий ребёнок бурной реакции не возымел. Луи нисколько не изменился. Было такое чувство, что его тело сопротивляется изменениям. Делает это настолько медленно и неохотно, что даже удивительно.       За изменения Луи Красноглазый взялся лично. Опыт в этом был, да и сил у него больше, чем у кого бы то ни было в колонии. Луи охотно глотал весь яд, пил молоко, позволял себя царапать, чтобы яд проникал в тело, которое его всячески отвергало и сопротивлялось — его то рвало, то проносило, то поднималась температура. За два года внешне он остался практическими таким же, каким и был. Если не считать странных тонких чёрных полос под глазами. Да и в темноте он стал видеть лучше.       Страж был уверен, что изменения не продвигаются, потому что тот ни с кем не спаривается. Ведь помимо яда Красноглазый и остальные активно принимали в себя сперму. Красноглазый на это промолчал, но все и так поняли, что он никому не позволит так посягнуть на ребёнка. А если вдруг кто-то рискнёт, то лёгкой смерти можно не ждать.       — Он с тобой слишком грубый, — продолжал сетовать Луи, впиваясь тонкими губами в опухший сосок Красноглазого.       — Он же мой первый самец, — рассмеялся Красноглазый, смотря, как малыш пьёт его молоко.       — Это не даёт ему права тебя обижать, — пробубнил Луи, не выпуская сосок из хватки губ.       — Такой маленький, а уже такой ворчунишка! — весело сказал Красноглазый.       Луи обиженно надулся. Он продолжал потягивать не особо приятное на вкус молоко. Оно позволяло ему быстрее адаптироваться — хотя это уже прошло. Но от молока или той непонятной бордовой жижицы, Луи чувствовал начало постепенных изменений. Сам он хотел бы стать таким же, как дети Красноглазого — арахнидом. Но понимал, что будет таким же, как сам Красноглазый, который сейчас так заботливо прижимает его к своей груди.       Арахнид — дитя Красноглазого — прополз чуть дальше, развернулся и, смотря на Луи, впился во второй сосок. А Красноглазый тихо посмеивался над детьми, ласково прижимая к себе. Он смотрел то на одного, то на другого. Детёныш был из одной из последних кладок, но росли они быстро, поэтому неудивительно, что он опережал Луи в развитии.       Сейчас детёныш был не крупнее взрослого пса — а та троица, что видоизменилась под влиянием колонии, затерялась где-то в рядах обычных пауков. Тельце было угольно-чёрным, пока ещё хрупким и нежным. Не было таких шипов, как у отца, — который в своём потомстве видел только особей колонии, а не детей. Кожа на человеческом теле такая же, как у Красноглазого — мягкая, нежная, уязвимая. Четыре тонкие руки. Четыре глаза, хотя, чем дальше, тем сильнее проклёвывалась третья пара. А вместо ещё одной пары рук, из спины росли — пока ещё мелкие — отростки-лапы, чем-то схожие с ногами.       Никто не удивлялся, что детёныши выглядят не совсем как арахниды, а с лёгкими отличиями. Большинство, вообще, были уверены, что Красноглазый будет рожать только себе подобных. Таких же двуногих и без защитного панциря на теле. Ошибались. И сильно. Красноглазый утёр нос всем и сразу.       В его голове до сих пор стояла картина первого вылупления его малышей. Он тогда чувствовал такой непомерный восторг и радость, что не мог передать словами. Это напряжение, когда треснула скорлупа яйца. Как из неё потекла вязкая липкая жижа. Как детёныш-арахнид издал первый писк — видимо пытался рычать или грозно шипеть в виду своей расы, но ничего у него не вышло. Красноглазый тогда так умилялся, что напрочь забыл, что из него следующая кладка лезет. Страж думал, что пришибёт своего Короля за такое поведение. О! Сколько у Красноглазого было восторга, когда по нему забегали маленькие арахнидики и паучки его кладок. Он был безумно счастлив!       А после он носился с ними точно «кошка с пузырём». Красноглазый сам ходил на охоту. Пережёвывал мясо и сплевывал детёнышам пережёванную кашицу, умиляясь, как те, мараясь в крови, усердно поглощают еду. Стража это злило. Он опасался, что такое поведение сделает из детёнышей ни на что не способных тварей. От которых будет проще избавиться, чем перевоспитать.       Но волновался Страж зря. После нескольких недель кормежки Красноглазый повёл свой странный отряд на охоту. На их первую, самую настоящую, охоту. Детёныши так покладисто выполняли любую прихоть своего Короля-отца, что Страж перестал волноваться об их будущем. А когда Красноглазый с горделивым видом продемонстрировал их детей в деле, Страж признал поражение. Признать признал, а потом так изнасиловал, что Красноглазый неделю восстанавливался. И всё равно ничего ему не сделал. Любовь странная штука…       Иногда — почти постоянно — Стражу казалось, что Король доводит его до такой злости специально, чтобы он показал всю свою силу во время спаривания. Да он и без этой злости может так себя вести. Или же тому нужны были исходящие от него эмоции? Страж и не пытался его понять. Он получал удовольствие от спаривания со своим мальчишкой, всё также грезя, что перебьёт всех недолюдей их колонии. Включая и Луи. Но у Красноглазого была какая-то своя «галочка» по поводу малышни — кто бы ни пытался хоть как-то их обидеть, сталкивался с такой агрессией, что все в скором времени поняли, что потомство лучше не трогать. Вообще никак не трогать. Даже взглядом.       Красноглазый с любовью смотрел, как оба мальчишки с удовольствием на лицах пьют молоко. Они так забавно причмокивали губами, что этому нельзя было не умилиться. Так и хотелось расцеловать обоих. Он поглаживал их по хрупким спинкам, надеясь, что Луи тоже начнёт изменяться. Красноглазый был не против, что тот останется таким же, но опасно оставаться в таком месте без хоть какого-то намёка на защиту. Он должен мочь и уметь за себя постоять.       На ласку Отца мальчишки зажмурились ещё более довольно. Даже пару раз фыркнули. Для Красноглазого это звучало, как мурлыканье довольного кота. Двух маленьких котят. Он нежно потрепал их за щёчки и улыбнулся шире.       Но… взгляд поймал его детёнышей на поверхности. Пауки, что приглядывали за ними… были мертвы. Красноглазый резко сел. Он судорожно искал ближайших пауков. Перед глазами мелькнули копыта. Он услышал конское ржание и смех людей…