***
Чонин привозит его в особое место, чтобы быть в уединении и полюбоваться вишней, что уже доцветает, осыпаясь. Так же он рассказывает о том, что у них был план до конца делать вид, что они забыли, а потом завалиться к Бэкхёну и потащить сюда. Но Чондэ пожаловался, что Бён был обижен, пришлось устраивать свидание, чтобы скоротать время. Сейчас же именинник перестает дуться и лениво целуется с Чонином, словно это поможет не чувствовать возбуждения, хотя всё работает в точности наоборот. Наоборот, ведь Чонин валит его на скромную весеннюю травку, нежно пробираясь рукой под рубашку, но Бэкхён смеется и ловит его руку своими. — Мы на открытой местности, прекрати, — просит он, стараясь успокоить немного нервный смех. Чонин целует его в уголок губ и ловко садится на его бедра. — Никогда бы не подумал, что кто-то может выглядеть так красиво в форме школы, где учится Чондэ, — усмехается он, поддевая чужой жилет у воротника рубашки, но Бэкхён хлопает его по руке и смотрит недовольно. — Потому что это я, конечно, эта форма будет смотреть на мне отлично. — С какого момента наших отношений ты стал считать себя красивым? — Потому что ты говоришь это слишком часто, что я аж сам в это верю, — поясняет он, нежно проводя пальчиками по шее Кима, — что вы мне подарите? — У нас есть грандиозный план, который придется тебе по душе. — Не дашь подсказку? — кокетничает Бён, улыбаясь едва-едва заметно, потому что пытается состороить серьезное лицо, но у него это плохо получается. — Дом. — Дом? Не содержательно. — Ты поймешь сразу, как увидишь.***
Ближе к вечеру они возвращаются в гущу города, находя назначенное место для встречи. Кёнсу и Чондэ выглядят достаточно мило для людей, которые игнорировали его весь день. Обнимают именинника, сюсюкаются с ним и вообще кажутся настоящими золотцами. Они останавливаются перекусить в фудзоне, а потом Кёнсу вытаскивает какой-то конверт, на что Бэкхён хочет возмутиться, ведь тут он самый богатый. Но скорее всего дело не в деньгах. Он открывает и видит там вкладыш с каким-то непонятным рисунком и оплаченный поход в тату салон. — Что? — только и может произнести он. Кёнсу хитро улыбается, наклоняясь к нему ближе. — Ты же хотел, чтобы у тебя было что-то значимое, — поясняет он, — мы решили, что можем замутить всем одинаковые, чтобы наверняка. — Так...просто, — получается излишне разочарованно, — что это? Палочки? — Это сруб, — недовольно замечает Чонини, присоединяясь к обсуждению. Он забирает эскиз и смотрит на него слишком пристально, словно пытается в нем найти что-то, — это значит, что не важно, есть у нас четыре доски, целый сруб или уже готовая постройка, мы в любом случае будем дома, если мы будем вместе. — Так вот почему вы должны были мне подарить дом, — понимает Бэкхён, выхватывая у своего парня листок, — тогда, мне нравится. Звучит круто. Когда я могу прийти? — До первого июня, так что, подумай и решись. Но только попробуй не сделать, — угрожает Чондэ. Бэкхён прищуривается. — А вы когда пойдете делать? — В разное время, не подбивайся, — отмахивается До, — ты правда доволен? — Да, — он выглядит уверенно, потому что не врет, — мне нравится такая идея, думаю, вам пришлось подзапариться, чтобы всё провернуть. — Слава богу, — выдыхает Кёнсу, скатываясь по стулу. Остальные тоже выглядят так, словно им только сейчас стало легче. А ведь правда, они переживали за это так сильно, что не могли себе место найти. Бэкхён улыбается, ощущая себя немного счастливее. А потом Чондэ поднимает на него взгляд, словно что-то заметил. — У тебя всё хорошо? — У меня может быть что-то плохо? — удивляется Бён, — я же перевелся в нормальную школу, встречаюсь с Чонином. Всё прекрасно. — Ты похудел, — отмечает Чондэ, — так, словно что-то происходит, что бьет по тебе очень сильно. — Мне очень сложно про это рассказывать, — шепчет Бэкхён, отводя взгляд. Кёнсу тянется за своим напитком, смотря немного исподлобья. — Рассказывать про свою мнимость? — Мнимость? Ты о чем? — Ты ведешь себя так, словно не ощущаешь себя в безопасности, — поясняет До, пододвигаясь немного, — что-то ищешь, чего-то боишься. Ты в опасности или это всё же мнимость? — Это не мнимость, а тревожность, — признается Бэкхён, — это не дает мне жить нормально, хотя сейчас стало лучше, потому что появились лекарства. И моя жизнь выглядит как паника или разбитость. Я просто от стресса, которого не должно было быть, похудел. — Как давно? — расспрашивает Кёнсу, а Бэкхён просто пожимает плечами. Ребятам кажется это всё таким странным. — Я заметил, что оглядываюсь просто так, немного раньше, чем ты попал в больницу. Я не придал этому значение, а потом стало хуже. Меня огорчало всё, что не огорчало никогда. Я мог разрыдаться просто так, а иногда просыпался посреди ночи, потому что думал, что могу умереть. Это заметил Дэкён, попросил меня проанализировать всё, а потом помог рассказать родителям. Вот, лечусь, считай, месяц. — Чонин, как ты не заметил? — удивляется Чондэ, — вы же встречаетесь. — Не заметил бы, — защищает его Бэкхён, — я расслабляюсь немного, когда с вами, потому что защищен. Это сложно заметить. Но когда я остаюсь сам с собой, то схожу с ума. Поэтому это мог заметить Кён. — Прости, что я завел эту тему, — извиняется Кёнсу, но Бэкхён качает головой. — Я рад, что могу рассказать. Сам бы я не решился.***
Чондэ выхватывает Бэкхена после уроков и волочет за собой. Он рассказывает, что ему звонил Чонин и рассказал о том, что у До был пожар, что тот теперь останется на ночь у самого Чонина, что они могут затусить. Они переодеваются в туалете, а потом Бэкхен покупает две пиццы по дороге к Киму. Виновники сходки встречают их каким-то несуразным недовольством, но потом радостно пропускают внутрь. Кенсу рассказывает о том, что кто-то забыл выключить газ, что того было мало для взрыва, но достаточно для пожара. Что именно загорелось, никто не знал, но родители вовремя среагировали, потому все живы. Последнее он произносит с неким сожалением, что замечают все, но решают не комментировать. Наверное, это зазря, но они понимают, насколько он ненавидит свою семью. Отец Чонина разрешает им остаться толпой на ночь, кормит их, а так же отзванивается родителям, чтобы не волновались. Это спасает. Они не держатся долго, потому что всем приходится рано вставать. Ребята делают вместе уроки, а потом заваливаются спать. Бэкхён просыпается посреди ночи, потому что чья-то холодная рука сжимает его ладонь достаточно крепко. Он открывает глаза, встречаясь с темнотой, потому что спит с краю. Мальчишка поворачивает голову к Чонину, что греет его рядом, но тот лежит к нему спиной, сложив руки под голову. Это заставляет Бёна подорваться с места и закричать. Ребята просыпаются от этого, Чонин включает свет, срываясь к мальчишке. Ловит его и прижимает к себе. Бэкхён скулит, пытаясь успокоиться, но у него вовсе не получается. Кёнсу пытается отвлечь его, задавая вопросы, но Бэкхён, помимо того, что ответить не может, он даже не понимает их. Чондэ выбирается из комнаты, чтобы принести воды. На обратном пути он встречается с отцом Чонина, но пытается его убедить в том, что они всё решат и не стоит волноваться. Бэкхён успокаивается настолько, чтобы пролить часть воды, но всё равно попытаться выпить. Он судорожно втягивает воздух в легкие, болезненно сипя от каждого. — У тебя есть успокоительные? — спрашивает Кёнсу, пальцами стирая слезы с лица Бёна. Тот кивает, а До ищет в его рюкзаке достаточно внушительную пачку с таблетками. — Я не...— он пытается проглотить вязкие от истерики слюни, чтобы хотя бы нормально говорить, — не пить, пока...не успокоюсь. — Так ты не успокоишься без них! — возмущается Чондэ, но Бэкхён качает головой, жмурится и прижимается к Чонину, словно это его спрячет. — Успокоится, подожди, — защищает Кёнсу, подсаживаясь к Бэкхёну, заставляя оторваться от Чонина, чтобы обнять Бэкхёна немного иначе, как ребенка, поглаживая по спине, — что случилось? — Это...глупо? — Расскажи, я послушаю, — обещает он, — дай рациональное объяснение тому, что случилось, это поможет тебе успокоиться. — Кто-то схватил меня за руку. — Это мог быть Чонин, — напоминает Кёнсу, но Бэкхён качает головой. Сам отстраняется, забирает у него таблетки и выпивает. — Чонин лежал ко мне спиной, — выдыхает он и трет лицо, стараясь привести себя в чувства. — Тогда что это? — Это...черт, ужасно называть это галлюцинациями, но давайте я обозначу это так, — Бэкхён чувствует себя виноватым, из-за чего даже злится. Его еще немного потряхивает, но он уже выглядит лучше, — просто я...простите... — Всё хорошо, — улыбается Чонин, мягко сжимая его плечо, — ты не можешь себе объяснять, что это только страх, когда с таким сталкиваешься? — Да, — он кивает, — даже если я посмотрю на то, что меня пугает, а там ничего не будет, я всё равно скорее всего закричу, потому что мне страшнее от того, что я не вижу. — Нас ты напугал тоже неплохо так, — замечает Чондэ, падая на подушку, — хреново тебе приходится. Это случается само по себе? — Скорее всего из-за того, что я волновался за Кёнсу сегодня. Если я накручиваю себя чем-то, то потом происходит какая-та хрень в моей голове. — Говори, если мы можем тебе помочь с таким, — просит Чонин, а Бэкхён только может повержено кивнуть. Так будет неплохо.***
У Чонина татуировка на шее, такая милая, едва заметная. Его чернила темно-коричневые, с его смуглой кожей смотрящиеся почти союзно. У Бэкхёна татуировка на ребрах, немного болезненная, потому что само по себе место такое. Кёнсу пока что свою задачу не выполнил, а Чондэ старательно скрывал свое местечко. Чонин кажется взволнованным, когда забирает Бэкхёна после школы, потому Бён к нему не садится, а старается начать разговор, пока не стало шумно. Уже затягивает летом, а у Кима собственный мотоцикл. — Что-то случилось? — Я не могу связаться с Кёнсу, — признается Чонин, — его телефон отключен. — Думаю, он просто шкерится дома. — Я уже был там, но не нашел. Родители сказали, что он ушел в школу, но я его не видел, — поясняет он, — может Кёнсу и бунтарь, но только с нами, один бы он никуда не пошел. — Ты думаешь, это повод для волнения? — достаточно серьезно спрашивает Бэкхён, мягко убирая выбившуюся прядь волос с лица Чонина, отчего тот невольно ластится под руку. — Он устроил пожар у себя дома, — шепчет Ким, — потому что хотел умереть и посчитал приятным бонусом, если умрет и его семья. Я бы не говорил это тебе, но я волнуюсь теперь за каждое его лишнее движения так, словно хожу по минному полю. — Я бы сказал, что ты притягиваешь за уши, — так же тихо говорит Бэкхён, начиная волноваться, — но после нашей ночевки у меня, у матери пропали таблетки. Они сильные, потому что сердечные. Я списал это на то, что она их где-то забыла, но теперь у меня такое странное чувство. — Нам нужно найти его. — Ты хотя бы прикидываешь, где его искать? Ты знаешь его лучше любого из нас, подумай, — Чонин действительно задумывается, а его волнение видно в его легком потряхивании пальцев. Волнение переходит и на Бэкхёна, но Чонин просто показывает назад, как бы прося сесть. — Есть одно место, но придется поторопиться, — поясняет он, — держись крепко.***
Место, о котором говорил Чонин, оказывается очень далеко от центра. Набережная, рядом с которой Ким бросает мотоцикл и почти со всех ног несется под мост. Бэкхёну остается просто следовать за ним, едва успевая, потому что Чонин слишком быстрый. Кёнсу они находят в нужном месте, сидящим на бетоне. Он опирается головой о колени, что невольно пугает. Чонин присаживается на корточки и мягко касается его плеча. — Я жив, — шепчет До, а Чонин облегченно выдыхает и падает на задницу. Бэкхён переводит дыхание и подсаживается к ним. — Что ты тут делаешь? — Точно то, что вы и думали, — признается он, поднимая голову. У него красные глаза, но в остальном он кажется в порядке. Бэкхён улыбается и мягко обнимает его. — Но ты цел, потому явно не то, что мы думали. — Я подумал, что будет слишком глупо умирать вот так, под зассанным мостом, где меня никто не найдет даже. Тем более, вы бы явно расстроились, умри бы я. Парни переглядываются, понимая его мысли. У Кёнсу в голове происходит беспорядок, вероятно, более внушительный, чем у Бэкхёна. Тот хотя бы не пытается себя убить, потому что хочет спастись. До же спасаться не хочет. — Ты не выполнил уговор, так что не смей даже заикаться, — пытается шутить Бён, но Кёнсу протягивает ему руку. Полосы татуировки на запястье, такие лаконичные для этой кожной зоны, — ох, так у тебя даже сожалений не осталось... — Я тоже так подумал, когда пошел сюда, — признается До, — а потом понял, что этот сруб - единственное, что держит меня тут. Вам придется сдохнуть раньше меня, чтобы я наконец смог умереть без сожалений. — Прости, но тебе придется жить больше сотни лет! — дразнится Чонин, явно не собираясь прощаться с жизнью раньше глубокой старости. Кёнсу улыбается и кивает ему, соглашаясь с таким условием.