***
Кёнсу заходит домой, откидывает голову назад, стараясь выдохнуть накопившуюся усталость. Он усаживается на тумбочку у входа, стаскивает ботинки наступая на задники и отдыхает. Суджин выглядывает из комнаты, смотрит пару секунд, а потом подходит ближе. — До Кёнсу, — выдыхает она, начиная злиться, — ты не выпил сегодня таблетки, ты в курсе? — Кёнсу удивленно на нее смотрит, но оказывается, что девушка права. — Я забыл. — И как часто ты забываешь? — она даже руки опускает на бока, показывая свое недовольство. Кёнсу закрывает глаза и ударяется пару раз о стену головой, показывая, как же он обложался. — Это случайность, я просто торопился. — Как ты себя чувствуешь? — Суджин кажется уставшей, скорее всего, просто от самого Кёнсу, — только не говори, что всё в порядке. — Мне было не до этого, но я скорее устал, чем что-то еще, — признается он, стягивая с себя пальто, чтобы уже наконец протий внутрь квартиры. Он выпивает лекарства, искренне надеясь, что успокоится. Ему не было плохо постоянно, но какое-то странное чувство всегда появлялось внутри, если он переставал пить таблетки. — Что нового? — спрашивает девушка, наблюдая за ним. Кёнсу моет руки, после чего трогает ими лицо, еще мокрыми, чтобы прийти в себя окончательно. — Чонин спрашивает, хочу ли я его видеть, — усмехается он, — будто не знает, что не хочу. Но, кажется, он приедет. И мне придется идти с ним встречаться. — Ты можешь отказать, — пытается ободрить Суджин, — ты не обязан делать то, что заставляет тебя чувствовать себя хуже. — Мне и лучше не станет, если я не пойду, а так хотя бы кому-то угожу. Тем более, он просто спросил, еще даже не звал.***
Минсок слышит непонятный звук, после которого следует тихий скулеж. Мужчина срывается с места и идет на звук, находя Чондэ на кухне. Тот лежит на полу, притягивая к себе ногу так, словно пытается сделать тише боль. Минсок присаживается на корточки рядом с ним, заставляя парня виновато улыбаться. — Я ударился ногой о угол, вот, страдаю, — поясняет он, после чего садится и смотрит на пострадавшее место. Он немного содрал кожу на подъеме ступни, где у него красовались едва заметные линии тату. Чондэ недовольно дует губы, потому что уже не так больно, но неприятно. — Ты почти содрал свои счетики, — усмехается мужчина, ероша его волосы, — как ты умудрился? — Я читал сообщение, пока шел, вот и не вписался, — парень осторожно касается пальцами больного места, словно пытается заклеить рану таким образом, — Чонин приезжает к нам, предлагал встретиться. — Он же не отсюда, зачем? — Его пассия, — это звучит очень важным голосом, — он едет в гости, а с нами захотел потусить. И познакомить со своей любовью. Будем оценивать. — Пойдете парочками? — Не дай боже, — отмахивается Чондэ, но следом тушуется и смотрит на Минсока, — я...я имею в виду, что мы никогда не собираемся парочками на новое знакомство. Это..как традиция...оценщиков. — Да понятно. — Это правда, — защищается Чондэ, на что Минсок улыбается. Он не обижен его словами, но всё равно оказывается немного опущенным. — Ты же стесняешься, — напоминает мужчина, — даже не пытайся оправдаться. — Я не стесняюсь, — Чондэ даже за руку его ловит, чтобы показать намеренность своих слов, — просто у них была вечная шутка, что я найду себе кого-то взрослого, чтобы мне заменяли родителей. Не хочу подтверждать их слова. — Но ты же подтверждаешь их слова, просто встречаясь со мной, Чондэ. — Потому что ты часть моих счетиков, — парень обворожительно улыбается, из-за чего Минсок даже злиться на него не может. Он понятия не имеет, что значат счетики на чужой коже, но Чондэ давно дал понять, что это что-то важное, потому важной частью было быть приятно. — Когда вы собираетесь? — переводит тему мужчина, позволяя Чондэ расслабиться. — В пятницу вечером. — Не хочу огорчать, — усмехается он, — но ты на концерт собирался. Чондэ удивленно хлопает глазами, а потом подрывается с места, чтобы взять в руки телефон и открыть переписку с Чонином. В лишний раз уточняет, на самом ли деле у него в эту пятницу концерт, а потом делает серьезное лицо и включает голосовую запись. — Чонини, я очень извиняюсь, — начинает он, — но в пятницу у моих прекрасных Момо, Саны, Джихё, Чеён, Чонён, Дахён, Мины, Цзыюй, Наён концерт, я не могу никуда пойти, ведь я приглашен к ним. Он отправляет сообщение и смотрит на Минсока, улыбаясь самой тупой улыбкой, которая у него есть в арсенале, потому что он фанат, вырвавший себе лакомый кусочек. Но Чонин не заставляет долго ждать, присылая ответное голосовое. Чондэ невольно хочет его убавить, мало ли, что этот придурок ему скажет, но всё же слушает так, как было. — Нет проблем, мы можем встретиться в субботу, но с какого времени у тебя не Кюри, Сынён, Хара, Ёнчжи, Николь и Чжиён в приоритете? — звучит как-то елейно, отчего даже не сразу понимаешь, насколько он издевается на Чондэ. Парень недовольно пишет гневные слова текстом, пока Минсок вдоволь смеется над ним. — Да ты меняешь группы, как перчатки, — замечает мужчина, но Чондэ возмущенно выдыхает и делает жест рукой словно "минуточку" просит. — Я не виноват, что они распались, когда появились мои другие девочки, — оправдывается парень, но Минсок только усмехается. — А что ты скажешь своими девочкам, к которым ты идешь на концерт, о том, что у тебя висит плакат с Ча Воён? — Чан Вонён, между прочим, — исправляет Чондэ, — но никто не должен про это знать. Никто, Ким Минсок.***
Кёнсу стирает слезы с лица, не имея сил унять трясущиеся руки. Он опускается на колени, складывает ладони на бортик ванны так, чтобы друг на друга, а потом головой в них упереться. Мальчишка тихо воет, стараясь не думать ни об одном из возможных средств, которые могут унять его боль, потому что он обещал держаться. Но где он возьмет для этого силы, если он даже боится помощь попросить. На улице летняя жара, от которой невозможно спрятаться. Вода шумно ударяется о кафель, позволяя скрыть свою боль от родителей, что разговаривают в гостиной. Кёнсу садится на задницу, вытаскивает телефон из кармана джинс и смотрит на экран, стараясь хоть что-то разглядеть за пеленой перед глазами. Он не знает, что ему делать. Но как-то резко успокаивается, когда приходит оповещение из чата, где Бэкхён скидывает фотографию, как он лежит на полу своего чердака, положив ноги рядом с вентилятором. Кёнсу невольно улыбается этому парню, а потом понимает, что он не может попросить помощи даже у Чонина, потому что тот не знает, как себя с ним вести, а тут еще и такое. Зато это точно знает Бэкхён, который им улыбается всегда, хотя продолжает оглядываться. Кёнсу пишет ему, надеясь, что это поможет. Но Бэкхён отвечает простое "скажи родителям, иначе ничего не изменится". Кёнсу сидит на полу еще какое-то время, а потом умывается и даже пытается привести себя в порядок, хотя честно не уверен, что это возможно. Его продолжает трясти, но уже не так сильно, потому можно без проблем стоять на ногах. Он проходит на кухню, выпивает там два стакана воды, почти залпом, делая короткие паузы между глотками. Но лучше ему не становится, особенно, когда мама заглядывает сюда же. — Чем ты занимался так долго? — спрашивает она. Кёнсу сжимает в руках стакан, а по спине бежит холодный пот. Ему чертовски плохо, прямо сейчас, что до тошноты и темноты перед глазами. — Остывал, — врет он, едва выцеживая слова через зубы, потому что говорить полностью у него не получилось бы без дрожжи в словах. Женщина подходит к нему, мягко разворачивает к себе и кладет руку на лоб. — Тебе плохо? — спрашивает она с неким беспокойством, отчего Кёнсу разжимает пальцы, роняя стакан. Тот падает, разбиваясь, пугая маму, но не самого мальчишку, — ты чего? — удивляется она, а До ощущает, как по щекам снова льются слезы. — Мне не плохо, — хрипит он, — мне ужасно. Мне нужна ваша помощь, прошу. — Что происходит? — вмешивается отец, а Кёнсу искренне хочет разрыдаться и кричать от ужаса, который подкатывает к горлу. Они ему не поверят, если он скажет, — и что ты ноешь? — Отстань от него, — отмахивается мама, мягко вытирая пальцами чужие слезы, — что случилось? Почему тебе плохо? — Я хочу умереть, — шепчет Кёнсу, прижимаясь к женщине, словно это его спрячет. Она действительно обнимает его в ответ, поглаживает по спине и целует в макушку, — это преследует меня везде и всюду. Мне так страшно. — Если бы ты действительно хотел умереть, ты бы умер, — усмехается отец, заставляя Кёнсу удивленно отпрянуть от матери и неловко хлопать глазами. Он не хотел умирать, в этом и была суть. И ему было страшно от того, что он мог убить себя. — Но... — Возьми себя в руки и прекрати позорить мою семью, — выдыхает мужчина, уходя от обсуждения. Кёнсу теряется, не имея сил даже вздохнуть, пока мама не ерошит его за плечо и не говорит, что всё будет хорошо. Мальчишка смотрит на нее, понимая, что он в ловушке. — Не будет, — выдыхает он, — ничего не будет, — он скрывается в своей комнате, надеясь больше ни с кем из семьи никогда не пересекаться.***
Бэкхён улыбается госпоже До, когда та открывает дверь. Он сорвался к другу сразу же, как тот написал, словно предчувствовал что-то плохое. Но его семья предпочитает делать вид, что ничего не происходит, потому появляется чувство, что не всё так плохо. Правда, когда Бён пробирается в комнату к Кёнсу, он понимает, что всё хуже некуда. Кёнсу сидит на полу, закинув голову на кровать, словно пытается отдохнуть, хотя куда там. Его трясет настолько мелкой дрожью, что не сразу и заметишь. — Что произошло? — шепчет Бэкхён, аккуратно подсаживаясь к нему. Он тянет Кёнсу за руку к себе так, чтобы обнять его прижать к себе, позволить уронить голову себе на плечо. А тот и не сопротивляется, словно ему действительно всё равно. — Если я еще не умер, то я плохо стараюсь, — усмехается До, но этого достаточно, чтобы Бэкхён понял. Он действительно просил помощь, в которой ему отказали. Бён отстраняет от себя друга, почти силой заставляя его держаться сидя, а не падать безвольной куклой. Ловит лицо руками и смотрит пристально, заставляя смотреть на себя в ответ. — Успокойся, — просит он, — мы найдем выход вместе, даже если тебя не поддержат дома. Если тебе тяжело, у тебя есть мы. Как бы плохо тебе не было, ты всегда можешь сказать. Мы не сможем тебе помочь физически, но ты хотя бы сможешь выговориться, — Кёнсу стирает кончиками пальцев слезы с лица Бэкхёна, который невольно расчувствовался, говоря такие вещи. Тот отстраняется, стягивая с лица очки и трет глаза, пока Кёнсу опирается на руки и улыбается ему. — Мне физически хреново, — признается он, — я не знаю, куда себя деть, чтобы не умереть. — Это нехватка витамина Д, — Бэкхён едва ли шутит, но отползает за своим рюкзаком, вытаскивает оттуда свои таблетки и выбивает одну, после чего отдает ее Кёнсу и подает бутылку воды, точнее, ее остатков на дне, — пей, это успокоит. Кёнсу указание исполняет, закидывая в себя горькую пилюлю. А потом снова откидывается на кровать, зажимая руки коленями, чтобы перестать трястись. Бэкхён садится рядом, вытягивает его руку и переплетает пальцы, чтобы внести чувство спокойствия. — Я оставлю их тебе, но не пей просто так, — просит он, — это очень убийственная хрень, но сейчас тебе еще хуже, чем будет от нее. Только в случаях, когда вот так, и когда тебе будет куда уронить свое тело. — Как ты живешь с таким? — Никак, — Бэкхён усмехается и пожимает плечами, — это превратилось в редкие выпады, потому я живу нормально, словно ничего и не происходит. Но когда меня прихватывает, то я просто существую. Я не хочу умереть, а не хочу никому навредить или себе. Я просто существую. Мне даже не плохо, а просто никак. А всё остальное время мне немного боязно, но нормально. — Ненавижу всё то, что привело нас к этому.***
— О Сехун, — парень протягивает руку, улыбаясь едва заметно, но Чондэ вымучивает из себя улыбку, немного клыкастую, просто потому что пытается не оставить замечания о чужом типаже. Кенсу жмет ему руку, а потом обнимает Чонина, что получается у него с большим удовольствием, чем все они ожидали. Сехун говорит немного, больше болтает Чонин, рассказывая мелочи. Чондэ рассказывает про концерт и хвастается, что девочка отдала ему подписанную фоточку с его любимой участницей. Его любовь к женским группам умиляет. А потом Сехун не может не заметить, что Чондэ очень красивый. Тот смущается, едва слышно благодарит, а сам думает о том, что Минсок замучался его красить, чтобы придать презентабельный вид. Чондэ набрал в весе едва ли много, но выглядеть он стал лучше. Однако вчера его схватило ломкой сразу после концерта, потому синяки под глазами едва ли скрывала косметика. Но вечер проходит достаточно мирно, а О Сехун вызывает только теплые чувства. Они выходят из бара, заказывая такси, пока парень дает Чондэ с Кенсу небольшие подарочные пакетики. Чондэ открывает свой, находя там красивую шоколадку, но все ощущение портится сухим апельсином в ней. — А у тебя что? — спрашивает он у До, но парень пожимает плечами, не желая открывать подарок сейчас. — Они одинаковые, — вмешивается Сехун, — что-то не так? — Нет, было интересно, — врет Чондэ, улыбаясь, — спасибо. Его ложь видит и Чонин, который, вероятно, не знает, что внутри, и Кенсу. А потом подъезжает машина, заставляя Чондэ улыбнуться. — Может вас подв... — Ой, вали уже, — толкает его Кенсу, — терпеть не могу с ним ездить. Так и скажи ему. Чондэ только смеется и прощается с ребятами под объяснения Кенсу об очень ревнивом Минсоке. Кажется, это имя произносится им в этот день впервые. И невольно греет душу.***
— У меня ощущение, что я не пришелся им по душе, — признается Сехун, забираясь к Чонину в ванну, стараясь не дергаться от горячей воды. Они замерзли, потому что им пришлось ждать дольше остальных, так потом и таксист выкинул их в разы раньше положенного места. Ким лениво расползается, откидывая голову на бортик, вместе с руками, словно тянется. — Почему у тебя такие мысли? — Они казались мне слишком серьезными, особенно при прощании, — рассуждает парень. Чонин смотрит на него, едва ли открывая глаза, а потом подтягивается, целуя в кончик носа. — Они расслабились, так что всё в порядке. Это их стабильные состояния: немного колючие и злые, но они так ощущают себя лучше, — поясняет Ким, — лучше скажи, что ты им подарил? — Апельсиновый шоколад. Это плохая идея, да? — спрашивает О, заметив немного странную реакцию Чонина. Тот отстраняется пожимая плечами. — Кёнсу не любит сладкое, но съест, пусть и долго это будет. А вот Чондэ терпеть не может апельсины. — Аллергия? — волнуется Сехун, но получает отрицательное покачивание головой. — Он просто не любит. А так цитрусы обожает, особенно мандарины. И чем они изощреннее, тем ему лучше. Он даже с радостью гибриды с апельсином ел, но сами апельсины не мог. Иногда в него можно было впихнуть пару долек, но он не любит их всем сердцем. — Почему? — Не знаю, он не пояснял, — Чонин действительно пытается вспомнить что-то такое, — просто прихоть. Но не волнуйся, он даже не обидится, получив такую. Просто не съест.***
Чондэ удивленно смотрит на ящик мандарин, разных оттенков и размеров, потому что разных сортов, и даже забывает, какое несчастье он испытал от апельсиновой шоколадки. Но вспоминает и бросает красивый пакетик на стол, падая на стул рядом. Минсок мягко берет его подарок и открывает, вытаскивая шоколад. — Ого, а он раскошелился, — усмехается Минсок, — этот шоколад делают только в одном месте в стране. Там натуральная начинка и очень вкусный шоколад, — перечисляет он, а потом замечает апельсины сушенные на ней. Смотрит на парня, а тот как-то обреченно опускается лицом на ладони и трет пальцами глаза. — Он не знал, — шепчет Чондэ, сжимая кулаками пряди слабых волос, — он не знал, но как же мне паршиво. — Почему? — Когда кто-то из нас хотел познакомить человека с нами, то этот человек должен подарить то, что ему нравится. И если мы его примем, то подарим свое в ответ. Апельсины. Чонин не меняется. — Кто-то в его отношениях был любителем апельсинов? — уточняет Минсок, а Чондэ смотрит на то, как слезы падают на столешницу. — Счетики значат дом, в который мы всегда могли вернуться. Проблема в том, что больше не можем, — хрипит он, стирая слезы запястьем, — апельсины исчезли из моей жизни, когда человек, ради которого всё это было, умер.