Инь-Ян-Хрень

Ванька смотрел на Фёдорова каждый день и понимал, что в его жизни теперь всё будет по-другому. Совсем. Мечты и планы блекли, терялись на фоне светлых стен больницы, растворялись в запахе лекарств и хлорки. Он чувствовал себя обманутым, хотя и понимал что сам дурак — никто ведь не обещал ничего. Он просто придумал себе блажь и жил с нею всё это время. В больнице Евстигнеев практически поселился — несмотря на то, что Мирон среагировал на него и очнулся — восстанавливался он медленно. Очень медленно. Каждый день после работы Ваня приезжал к нему, чтобы просто посидеть рядом хотя бы пару часов, потому что врачи сказали, что контакт должен быть как можно чаще. На выходных Ваня торчал в больнице полдня. Отсыпался, переделывал все домашние дела и до самого вечера потом сидел в палате. Первое время Ваня сидел в тишине. Приходил в одно и то же время, напяливал дурацкий белый халат поверх толстовки и молча сидел рядом, держа Мирона за руку. На третий день понял, что это тупо и начал рассказывать о себе — как на работе прошёл день, чем занимался дома, что смотрел в интернете. Мирон по большей части спал, но в такие дни чаще приходил в себя, улыбался слабо и в ответ гладил Ваньку по татуированным пальцам. В первых числах Октября дело пошло на лад — Фёдоров стал больше бодрствовать. Врачи убрали кардиомонитор а ещё через пару дней назогастральный зонд, и разрешили есть, но только очень мягкую и жидкую пищу, назначили диету. Мирон скривился в ответ, пялясь в потолок и пробурчал что-то насчёт местной кухни. Доктор в ответ лишь многозначительно посмотрел на Ваню, сидящего на подоконнике. Ваня многозначительно молчал и мысленно просился покурить. — Вань, я с голоду тут сдохну, — Фёдоров завозился, садясь удобнее. — Ты ж меня не для этого спасал, да? Ваня в ответ вздохнул и сник — Мирон задел больную тему. — Я на обратном пути зайду, возьму листок с диетой. Врач кивнул, щёлкнул ручкой, убирая её в карман и, попрощавшись со всеми, вышел из палаты. — Слушай, Мирон, я… — Ваня повернулся к Фёдорову и сбился, встретившись взглядом. Тот впервые за последние дни смотрел на него настолько осмысленно и прямо. Серьёзно. Ване даже показалось, что никакой болезни у Мирона и нет и он всё это время прикидывался, — поговорить хотел. Что? — Ничего, — Фёдоров пожал плечами и сполз ниже по подушке. Ваня заметил усталость на его лице. — Просто смотрю, я же толком и не разглядел тебя, не до этого было. О чём поговорить хотел? — Обо всём, — Ваня вытащил из кармана зажигалку и принялся вертеть её в пальцах, рассматривая носки кроссовок. — Но сначала извиниться хотел. За всю ту муть, что с тобой приключилась. Понимаю, слов тут мало, но не извиниться я не могу, если бы я раньше тебя послушал, то ничего бы не случилось. Прости, я мудак, который чуть тебя не убил. — Прощаю, мудак который чуть меня не убил, всё-таки спас, как-никак. И спасибо, что сам подыхать не захотел. Ваня нахмурился, снова поднимая на Мирона взгляд. — Ты ведь поэтому приехал, Вань. Просто проверить, а вдруг правда мы соулы? Ты думаешь, я не видел, как тебя колыхало от страха, когда до тебя дошло, что ты едва сам себя в гроб не загнал? — Фёдоров говорил спокойно, глядя прямо в глаза, а Ване казалось, что его четвертуют каждым словом. — Я не злюсь, ты не подумай. У тебя, очевидно, были веские причины не верить мне и собственным ощущениям. — Мирон… — Ты же знал об этом ещё когда Макс здесь был. Я тогда всё списал на приступ, думал, показалось. Он собирался забрать твою посуду, когда его выписали. — Мирон, хватит… — Я понимаю, что я не красавчик, о котором стоит мечтать — насквозь больной, носатый и лупатый. Но я человек, Вань. Самый обычный. И мне может быть больно не только физически. А ты даже мысли не допускал о том, что я могу быть твоим соулмейтом. — Хватит, я сказал! — Евстигнеев, не выдержав, спрыгнул с подоконника. — Не в тебе дело, ясно? А точнее, не в твоей внешности, а в том, кто ты. Я баб трахать привык, Мирон, а теперь моя жизнь катится туда, куда я привык это делать. И лучше тебе сейчас заткнуться и успокоиться, потому что нервничать тебе нельзя. Я курить пошёл. — Нахуй тоже можешь сходить… Конец фразы Ваня не услышал, закрыв за собой дверь палаты. Мирон его ненавидел, и имел полное на то право. Он, в конце концов был прав и Ваня это понимал. Вернулся он минут через двадцать — выкурил пару сигарет, успокаиваясь, зашёл к врачу за листком с диетой. Мирон то ли спал, то ли прикидывался что спит — лежал с закрытыми глазами. Ваня подошёл ближе, привычно потрогал лоб, проверяя, нет ли температуры и замер в нерешительности, не понимая — то ли остаться, то ли уходить. Потоптавшись пару минут в палате, он всё-таки принял решение вернуться сюда завтра, и обсудить сложившуюся ситуацию уже спокойнее. — До завтра, Мирон. Спокойной ночи. Фёдоров, ожидаемо, не ответил и Ваня вышел из палаты. В начале Октября темнеет рано — Ванька шёл домой закоулками, чтобы сократить расстояние, и не сразу обратил внимание, что за ним кто-то идёт. Вытащив один наушник, Евстигнеев убавил шаг, отступая в сторону и пропуская прохожего вперёд. — Извините, время не подскажете? — мужчина в капюшоне догнал его и тронул за плечо. — Сейчас… Продолжить Ваня не успел, получив сильный удар по голове и сразу же проваливаясь в темноту.