Nec descendere nec morari

— Эй, нечестно! Конечно, нечестно — кто, кроме Валентина, бросает снежки в затылок?! Бенволио резко оборачивается, расставляя руки, и ловит смеющегося парня, пытаясь его ещё и щекотать. Тот фыркает и пытается вырваться, но Бенволио сам ставит его на ноги и отходит на полшага. — Слушай, Бенво… Валентин подходит к нему сам, берёт под руку и отводит в сторону — сейчас ещё от Меркуцио прилетит, и тогда точно будет нешуточная драка. Слава Богу, сейчас фиолетовый вихрь занят маканием Париса в сугроб. — Кажется, дядя наш совсем заработался, — парень красноречиво косит глаза на второе справа окно, где у Эскала находится кабинет, и трясёт юного Монтекки за локоть. — У меня силы не хватит докинуть дотуда снежок, Меркуцио занят, — тут он уже косит глаза на сугроб-Париса, — ты можешь спустить нам Эскала? — Спустить? — Бенволио довольно хмыкает и задирает голову, оценивая расстояние. Да, сил у него действительно хватит. — Сейча-а-ас сделаем. Он нагибается, набирая снега в обе ладони, лепит снежок с кулак размером — хорошо, снег ещё мокрый — размахивается и запускает его прямо в стекло. Не разбил. Оконная рама издаёт жалобный дребезг, заставляя Бартоломео поднять голову от бесконечных бумаг, которыми буквально устлан его стол — в конце года бюрократическая составляющая его работы всегда активизируется, приобретая поистине пугающий размах. Вот уже третий день Эскал функционирует попеременно в двух режимах — «сон» и «работа», причём второй режим пока явно лидирует… Впрочем, снежное пятно на окне вполне способно отвлечь его внимание от документов. Мужчина со вздохом качает головой: вот обалдуи великовозрастные, нашли себе мишень… И ныряет обратно в бумаги. Уж сегодня-то точно удастся покончить с ненавистной бюрократией! …ну то есть это он так думает. А вот его воспитанники явно считают иначе. А чем ещё прикажете объяснить… БАЦ! …да, вот именно это. Второй снежок врезается, по счастью, уже непосредственно в раму, а не в само стекло, но тут уж Бартоломео не выдерживает — ведь явно же нарочно метят, черти! — и, с некоторым усилием выбравшись из-за стола и одёрнув свитер, распахивает многострадальное окно. — Ну и кто у нас тут главный Робин Гуд? — во всеуслышание интересуется он, окидывая взглядом заснеженный сад, нынче преображённый в натуральное поле боя. Причём явно с жертвами, потому что Париса нигде не видно, но зато имеется говорящий (и крайне возмущённый) сугроб… Подавив крайне неуместный смешок, Эскал хмурится и сообщает подозрительно довольным Валентину и Бенволио, которые стоят под окном и выглядят ничуть не менее заснеженными, чем собственно сад: — У вас система наведения барахлит, молодые люди. Второй снежок ушёл на десять сантиметров вправо… и только это пока спасает вас от казни, — он передёргивает плечами, ёжась от холода. — Чего хотели, стажёры Шервудского леса? — Главный Робин Гуд тут у нас не кто иной, как я! — радостно сообщает Бенволио, небрежно стряхивая с волос уже слипшийся снег. — А чего хотели… — он отводит хитрый взгляд от лица Валентина, поднимает голову и подбрасывает в руке третий снежок — не угрожающе, а просто для вида. — У вас система определения времени барахлит, уважаемый синьор! Число какое сегодня? У вас вообще-то традиция пропадает, а вы… — Бенволио машет рукой, мол, что ж вы так, и вроде бы отворачивается, но резко бросает третий снежок в стену — а в окно он даже и не метил. Тем более в Эскала. Конечно, нет, как он может. — Выходи, тебе говорят! — поддерживает Валентин со спины и Меркуцио с периферии. Бенволио снова вскидывает голову, довольно хмыкает, складывая на груди руки, и прищуривается. — Ну-с? Так и будем сидеть? По лицу начинает расползаться непослушная улыбка. Эскал кидает беглый взгляд на календарь, хотя и без него помнит, какое нынче число, а рука уже сама тянется к брошенному на спинку кресла тёплому шарфу. — Ну держитесь у меня! — нарочито грозно обещает он. А снега в оконной нише как раз достаточно, чтобы уже через несколько секунд сад огласился дружным возмущённым воплем Валентина и Бенволио: снежок Эскала, хоть и небольшой, прилетел аккурат в заснеженную ветку над их головами, и теперь они пытаются отряхнуться от небольшого сугроба, свалившегося им на головы. Довольно усмехнувшись, Бартоломео затворяет окно и спускается вниз, на ходу заматывая шарф вокруг шеи. Об оставленных на столе бумагах он даже не вспоминает. Бенволио довольно потирает руки и с размаху даёт пять смеющемуся Валентину. Ну и что, что снег? Мелочи жизни, главное, Эскала вытянули! — Меткий же у тебя дядя, — хихикает юный Монтекки, стряхивая с себя последние комки. — А то! — Валентин трясёт головой и сердито пыхтит. — Помоги, а? Бенволио с нарочито тяжёлым вздохом кивает и принимается отряхивать парня, ворча себе под нос, что «ничего сам не может, всё ему помогай»… — Дядя! — вдруг возмущённо вопит Меркуцио, и почти сразу слышится хрипловатый смех. — Второго сугроба-мутанта нам не хватало ещё! — А вот первый сугроб-мутант тебя явно не смущает, — недовольным тоном комментирует Парис, но в него тут же прилетает три снежка сразу. Один от Валентина и два от Меркуцио.— Ну всё, мелочь, достали! Кажется, терпение Париса действительно лопнуло, потому что в следующую секунду младшее поколение Скалигеров с визгом галопирует по саду, в полном восторге удирая от обстрела и гневных выкриков старшего кузена, а Эскалу и Бенволио остаётся только синхронно переглянуться, пожать плечами и вновь уставиться на разворачивающуюся перед ними снежную бойню. — Это надолго, — со вздохом комментирует Бартоломео и внезапно подмигивает стоящему возле него Монтекки. — Стар я уже стал для такой беготни… пошли, что ли, снеговика пока лепить начнём, пока эти полоумные носятся? Бенволио тяжело вздыхает, — детский сад… — но не сдерживает улыбки и даже посмеивается, глядя на то, как Скалигеры друг от друга носятся… А потом осекается и уже с полуулыбкой смотрит на Эскала, но вполне успешно изображает довольное хмыканье. — И что, даже за снежки ругать не будете? — он и сам подмигивает мужчине и улыбается уже смелее. — Пойдёмте. Он шарит в карманах — и довольно долго шарит — но с победным воплем вытаскивает оттуда наконец морковку и пару угольков и гордо демонстрирует их Бартоломео. — Снеговик инвалидом не останется, а то я за него переживал. Инвалидом снеговик действительно не остаётся — более того, снеговика симметричнее и аккуратнее вы не увидите, пожалуй, на всей улице, а то и во всём городе. А как может быть иначе, если в его лепке участвует Бартоломео делла Скала — перфекционист, каких поискать? Тут уж даже хаотичные усилия всех троих младших Скалигеров ситуацию не испортят. Ну и что, что пуговицы у снеговика на животе разноцветные и разного размера? Зато нос морковкой и руки-веточки! (И лучше не спрашивать, где Меркуцио взял этот живописный цилиндр и почему Парис выглядит таким недовольным…). Бартоломео отходит на несколько шагов, критически обозревая получившийся шедевр, а потом вдруг снимает собственный клетчатый шарф и заматывает его вокруг шеи снеговика. Опять отступает, склонив голову набок, и удовлетворённо кивает: — Бенволио, у тебя в карманах случайно гирлянда с огоньками не завалялась? Если нет, то тащи из гостиной: нацепим на это чудо в перьях, пускай светится. Его как раз в окно видно будет. — Не замёрзнете? — усмехается Бенволио, отряхивая руки, но послушно идёт за гирляндой. В коридоре он почти спотыкается, — ну кто, кроме Меркуцио, может поставить ботинки прямо на дороге? — но не падает, и уже через две минуты они с Эскалом наматывают на снеговика гирлянду, посмеиваясь. Монтекки легонько стукает пальцем по цилиндру, чуть сбивая его набок, оборачивается на Бартоломео и разводит в стороны руки: — Готово! А потом они все впятером ретируются в гостиную, — Эскалу и правда зябковато без шарфа, а молодёжи давно пора отдохнуть от беготни, — и веселье продолжается уже в домашнем тепле. А за окном уютно мигает разноцветными огоньками слепленный ими снеговик.