Наследница Теней (#1)

      Адарлина уже практически не различала дороги, перед глазами стояла пелена, и периодически все сливалось в непонятное месиво цветов. Она задыхалась, совершенно не имея возможности втолкнуть в легкие хоть чуточку больше влажного лесного воздуха. По лбу, вискам и шее струился пот, он же заливал спину, из-за чего ее неприятно морозило. Мышцы ног горели, позвоночник норовил переломиться пополам, однако Адарлина дала себе установку, во что бы то ни стало продолжать продвигаться вперед.       Она снова безнадежно отстала, и никто не стал ее ждать, даже Мэйлин. Когда Адарлина впервые вышла на пробежку по лесной тропе, в день ее первой тренировки с Броном, фэйка попыталась ее поддержать, за что после получила строгий выговор и в качестве наказания должна была пробежать еще один круг. С тех пор Мэйлин ей больше не помогала, бежала вперед вместе со всеми, и Адарлина была не в обиде на подругу.       Один круг. Адарлина не знала, сколько проклятых километров длится этот круг, ей казалось, что он бесконечен. В первый раз она не пробежала и половины, пришлось вернуться. Во второй, пробежала дальше, но не достигла и половины пути. В третий раз, до финиша она доползла практически на коленях, пропустив завтрак и добрую часть утренних тренировок, за что получила выговор от капитанов, а потом еще и от Брона.       Адарлина пыталась считать дни, но они были так похожи один на другой, что она постоянно сбивалась со счета. Каково же было ее удивление, когда за минутной передышкой Мэйлин вдруг обронила, что они здесь уже две недели. Адарлине казалось, что прошла вечность. И вот, пятнадцатый день ее пребывания в лагере. Она все так же бежала далеко позади тех, кто даже не являлся воинами.       Она не переходила на шаг. Бежала, вероятно даже медленнее, чем могла бы идти, но все равно перебирала ногами, заставляя себя не останавливаться. Капли пота смешивались со слезами. Ее тело грозило развалиться на части, кости вибрировали от каждого движения. Она еле сползала с кровати по утрам, чтобы отправиться на поле и, пока не прозвучит призывный колокол, все также безуспешно пытаться забраться в седло Фарсы. Отчаяние душило ее. Несмотря на то, что Адарлина ела как не в себя, ее тело отказывалось набирать вес. Мышцы оставались все такими же слабыми, не желая терпеть нагрузку.       Адарлина с каждым днем теряла уверенность в правильности своих действий. Она не могла ни с кем поделиться своими переживаниями, даже с Мэйлин, ведь у той все шло на редкость удачно, и, похоже, Тарлен был ей очень доволен. Про Сонрису и Бранриса даже речи не шло, несмотря на то, что оба были более чем благосклонны к Адарлине и великодушно позволяли ей обедать и ужинать за своим столом, они оставались сильными и обученным фэйскими полукровками, способными оторвать противнику голову голыми руками. Адарлина ни за что бы не посмела даже заикнуться о своих скромных потугах, набрать хоть пару килограммов мышц.       Она бежала по протоптанной дорожке, практически не слыша звуков леса из-за шума крови в ушах. В боку болезненно кололо, сердце билось, меняя ритм через каждые два шага. Последние крупицы силы заставляли ее рывками продвигаться вперед, едва успевая ловить накреняющееся от усталости тело.       Адарлину тянуло к земле. Хотелось упасть и больше не подниматься. Она никогда не сможет стать достаточно сильной даже для того, чтобы просто пробежать этот трижды проклятый марафон, что уж говорить о тренировках с оружием и сражениях. За целую неделю она так и не смогла забраться в седло. Это казалось жестокой насмешкой, однако, как бы она не старалась, левая рука не могла подтянуть ее в седло.       На общих тренировках ее стрелы никогда не долетали до цели, она не могла даже натянуть тетиву лука, не говоря уж о том, чтобы выпустить стрелу в мишень. В рукопашных боях она не участвовала, тренируясь с помощью мешка с песком, приколоченного к одному из деревянных столбов, и чувствовала себя невероятно глупо и ущербно.       Все было бесполезно.       Как только эта мысль пронеслась у нее в голове, тело Адарлины сдалось. Ноги подкосились, она упала на колени и ее вытошнило, скрутив болезненным спазмом. Все куда-то поплыло, Адарлина покачнулась и упала на землю, подарив телу долгожданный покой. Ей было так дурно, что она не выдержала и застонала. Кости и мышцы трещали, сердце загнанно билось в груди, отдаваясь такой болью, словно в него вонзались тысячи игл. Адарлина понимала, что нужно было отдышаться, но ничего не могла поделать. Ее снова вытошнило.       Прошло несколько мучительных минут, прежде чем у Адарлины перестала кружиться голова, и она смогла приподняться на локтях. Она вся перепачкалась в мокрой земле и траве, запах блевотины заставил ее поморщиться. Зачем? Зачем ей все это нужно? Ради чего она пытается достигнуть высот, которых ей никогда в жизни не покорить?       Адарлина кое-как распрямилась и села, совершенно не заботясь, что штаны пропитаются росой. Она сидела в молчании, слушая, как вокруг шумит лес. Наверняка лидирующие бегуны уже достигли лагеря. Разумеется, Тарлен пришел в числе первых. Вероятно, он даже уже успел сходить в дом и переодеться, пока остальные еще бежали на середине дистанции. Адарлина едва преодолела треть. Силы покинули ее, и, что более важно, ее покинуло желание. Ей было больно и обидно. Она могла прекрасно трудиться на кухне или выгребать стоила, но зачем-то замахнулась на недостижимое, вообразив из себя невесть что.       Какая из нее воительница?       Адарлина даже улыбнулась. Она — воительница. Шутка смешная, очень жестокая и, в тоже время, грустная. Для ее немощного тела не найдется даже доспехов впору. А ведь раньше она думала, что достаточно сильна. Она выделялась на фоне других рабов, именно из-за этого хозяин чуть было не изнасиловал ее. Как же она обманулась.       В небе грянул гром. Адарлина запрокинула голову и увидела темные грозовые тучи, нависающие над лесом. Замечательно. Адарлину вдруг пробрал смех. Она хохотнула, шлепнув ладонью по луже, но тут же закрыла лицо руками и надрывно всхлипнула. Снова грянул гром. Нужно было возвращаться в лагерь. Снова с позором, даже не достигнув финиша.       Адарлина поднялась на дрожащие ноги и побрела в обратную сторону. Беговой маршрут покрывал огромную часть леса, делал крюк и упирался в лагерь с другой стороны. Пока все бежали вглубь леса, Адарлина топала обратно к стартовой черте.       Снова громыхнул гром, и следом за ним упали первые капли. Хлынул дождь, Адарлина в один миг промокла до нитки. Стало зябко и мерзко, примерно так же, как было на душе. Адарлина медленно шла, чавкая по грязи, упиваясь собственным горем. Ответом ей был очередной раскат грома. Дождь полил сильнее, и Адарлину пробрала истерика. Она разрыдалась в голос, опустившись на колени. Уж лучше бы она осталась в Доме удовольствий! Лучше бы она осталась у хозяина! Какой прок от такого существования?       Адарлина закрыла глаза и снова подняла голову к небу, подставляя горящее лицо под холодную стену дождя. Ее тело все еще сотрясали рыдания, но холодная вода остудила болезненные мышцы и прогнала смертельную усталость. Адарлина знала, что этот эффект кратковременный. Однажды она уже побывала под таким же ливнем, после чего неделю провела в белой горячке. Тогда она думала, что помрет прямо в вонючей каморке, куда ее заперли хозяева, чтобы не заражать остальных рабов. Что же будет с ней сейчас, когда больное потрясенное тело, выжав все силы до последней капли, так обманчиво замолчало, скрыв боль и усталость.       Адарлина вознесла отчаянную молитву неизвестным божествам, прося забрать ее поскорее и не мучить. Приятно было жалеть себя. Адарлина действительно была никчемным сломленным человеком, и с момента ее прибытия сюда мало что изменилось. Она — рабыня, смиренно глядящая в пустоту и ожидающая наказания. Состояние, в которое она погрузилась в той скрипучей повозке, останется с ней навсегда. Дождь приятно стучал по лбу, охлаждая голову и забирая с собой все мысли и чувства. Никто не поможет. Никаким богам нет до нее дела. Никому во всем мире нет дела до несчастной рабыни. Никто не поможет…       Адарлина открыла глаза и опустила голову. Капли заструились по подбородку, промокшая коса тянула вниз, как хорошая гиря. Рубашка, штаны, ботинки — все было мокрым насквозь.       Брон говорил, что она должна сама себе помочь, если не хочет оставаться рабыней. Он предполагал, что слова вдохновят Адарлину. Они вдохновили. Два дня к ряду она повторяла их в голове, но у нее так ничего и не получалось, как бы она не старалась что-либо доказать. Возможно, Брон просто переоценил ее силы. Возможно.       Адарлина обернулась через плечо. Дорожка, ведущая к финишу, превратилась в болотистое месиво. За пеленой дождя был виден лишь ближайший десяток метров. Адарлина снова посмотрела вперед. Вот он, большой черный валун — сколок скалы, обточенный дождем и ветром — извещающий, что до лагеря всего пара километров. Она пробежала так мало… В прошлый раз она хотя бы доползла до финиша, снова опоздав на завтрак. Брон велел ей есть как можно больше. Если она пойдет сейчас, то придет даже раньше основной группы бегунов. И плевать она хотела на их пренебрежительные взгляды и насмешки.       Адарлина поднялась на ноги. Вода струями стекала с ее косы и рубашки, в ботинках хлюпало. Она сжала косу в руках и выжала из нее целый водопад, зато голове немного полегчало. Адарлина откинула ее на спину и пальцами зачесала выбившиеся пряди. Сверкнула молния, громыхнул гром. Он был тяжелый и грозный, как голос Брона, звучащий в ее голове.       Адарлина развернулась и пошла. Прочь от валуна. Прочь от стартовой черты.       Уж лучше она умрёт на этом испытании, как воин, чем вернётся в лагерь, как рабыня.       Согнув руки в локтях, Адарлина толкнулась вперед и перешла на совсем медленный бег. Ее тело отозвалось волной возмущенной боли, ведь она же только что собирались пойти поесть и отдохнуть. Но Адарлина откинула все мысли, запретила себе думать о еде, о теплом доме. Она отбросила все мысли о боли, о каких-либо послаблениях, запретила себе думать о собственном теле. Если ей было суждено здесь сдохнуть, то перед этим она просто обязана хоть раз добежать до финиша.       Только дыхание. Вдох-выдох. Только вперед.       И тогда Адарлина побежала. По-настоящему. Так, что дождь начал хлестать в лицо. Она бежала, постепенно набирая скорость. Кости звенели от каждого толчка, но шаги становились все длиннее, брызги от Адарлины разлетались во все стороны. В какой-то момент двигаться стало легче, словно невидимая сила подхватила ее и понесла вперед. Адарлина надрывно дышала, за шумом дождя она не слышала даже своего сердцебиения. Она неслась вперед по размытой дорожке. Вперед. Быстрее. Еще быстрее. Она больше не слышала боли, все ее тело — и слабенькие мышцы, и тоненькие кости, и воспаленный разум — все словно слилось воедино, наконец-то действуя сообща во имя общей цели.       Она не отступит. Решено. Будет бежать, даже если это оборвёт её жизнь.       Все ее превратилось в единый отлаженный механизм, черпающий энергию из самых потаенных мест, и безропотно отдающий ее всю без остатка, лишь бы Адарлина могла бежать.       Бежать. Бежать. Бежать.       Грохот грома. Шум дождя. Ветер. Сама природа словно подгоняла ее. Внутри Адарлины бушевал ураган. Она не думала о том, что могут означать эти ощущения. Внутри нее будто случилась болтанка, все органы поменялись местами, ее тело распирало от растущего напряжения. Челюсть сводило судорогой, дыхание свистело, легкие обжигало огнем, в боку резало так, словно ребра превратились в пилу и драли органы, голову будто заполнило расплавленное железо.       Бежать. Бежать. Бежать.       Очередной раскат грома, и Адарлина надрывно заорала во все горло, выпуская наружу часть той безумной боли, что грозила разорвать ее тело. Она закричала снова, и припустила еще быстрее, даже не осознавая до какой скорости разгоняется. Собственные ноги казались ей неуправляемыми. Любой камешек, возникший на пути, мог стать причиной падения, и тогда у нее наверняка разорвалось бы сердце.       Адарлина бежала, едва замечая, как меняется ландшафт. Сквозь ветер и шум дождя, неожиданно стали доноситься голоса, и они стремительно приближались. На мгновение Адарлина подумала, что это отряд, отправившийся на ее поиски. Это, конечно же, было глупо и невозможно, но верилось в это куда больше, чем в то, что это… финиш.       Этого просто не могло быть. Финиш. Это он, прямо впереди!       Адарлина не могла в это поверить. Она добежала и даже больше: на трассе еще находились несколько вконец отставших бегунов! Их приятели выстроились на финишной черте, смешками и улюлюканьем, подгоняя обессиливших. Командир, наблюдавший за забегом, удрученно качал головой, глядя, как растянувшаяся троица добирается до черты избавления.       Адарлина неслась вперед, едва различая их силуэты.       Вот один бедолага легкой трусцой пересек черту. Второй что-то крикнул ему вслед, шатаясь так, что, казалось, вот-вот упадет. Ему оставался еще километр до финиша. Третий товарищ даже не торопился, явно готовый удовлетвориться предпоследним местом, ведь они знали, что где-то там позади осталась безнадёжная рабыня.       Командир снова покачал головой, глядя на «предпоследнего». Конечно, ведь с тех пор, как в забеге стала участвовать та новенькая девчонка со шрамом на лице, все эти неудачники перестали беспокоиться из-за последнего места. Тому, кто приходил последним, всегда поручалась какая-нибудь грязная работа в качестве наказания и стимула для следующего дня. Девчонка всегда безропотно ее выполняла. А эти балбесы теперь и не думали напрягаться.       Командир уже хотел было крикнуть им, чтобы поторапливались, ведь дождь усиливался, но тут из леса выскочила тень. Командир сперва принял ее за дикого зверя и ринулся вперед, снова собираясь закричать на неторопливого болвана, но, когда он пригляделся, его лицо вытянулось от удивления.       Бежать. Бежать. Бежать.       Адарлина летела сквозь дождь, рыча, как дикий зверь. Она так стремительно приближалась к медлительному парню, что могла ненароком насмерть снести его со своего пути. К счастью, в последний момент он испуганно обернулся, вероятно, услышав ее яростный рык, и опрометью отскочил в сторону. Адарлина пронеслась мимо, окатив ошарашенного бедолагу волной брызг.       Второму бегуну оставалось уже меньше пятисот метров до финиша. И тут толпа зевак, пораженная появлением Адарлины, принялась бурно вопить, перекрикивая дождь, подгоняя друзей, которые могли вот-вот проиграть неудачнице.       Второй бегун недоуменно оглянулся через плечо. Когда он увидел стремительно приближающуюся девушку, с перекошенным лицом и рычащую, словно дикий зверь, его глаза округлились от страха. Он нелепо взмахнул руками и прибавил скорости, постоянно оглядываясь на смертоносную соперницу. Глаза Адарлины действительно горели, как у гепарда в погоне за антилопой, однако смотрела она вовсе не на неудачника-бегуна, а на финишную черту. Ноги несли ее вперед, она приближалась, сокращая метр за метром. Парень, которого она обогнала ранее, что-то неистово кричал, видимо, силясь их догнать, но четно. Адарлина поравнялась со вторым бегуном и несколько мгновений они бежали рядом, а потом Адарлина стала вырываться вперед.       К финишной черте подтягивались новые зрители. Вряд ли этот лагерь видел более захватывающую гонку. Бегун усердно шевелил руками, постоянно поглядывая на Адарлину, и уже явно сомневаясь в своей победе.       Адарлина смотрела только вперед.       Только вперед.       Бежать. Бежать. Бежать.       Двадцать метров. Адарлина оторвалась на локоть. Пятнадцать — она уже потеряла соперника из виду. Десять — Адарлина слышала голос Мэйлин: «Продолжай бежать! Не вздумай остановиться!», и Адарлина прекрасно понимала, о чем та говорит. Стремительной кометой с эпичным хвостом дождевых брызг, Адарлина пролетела финишную черту и побежала дальше, силясь снова подчинить тело разуму. Она смогла! Она добежала и даже смогла обогнать двоих!       Адарлина бежала дальше, постепенно сбрасывая скорость и пробиваясь сознанием в загнанные мышцы, приказывая им остановиться. Тело взорвалось болью, заставив Адарлину стиснуть зубы. Затрещали кости, нешуточные судороги свели мышцы на бедрах и икрах, Адарлина болезненно вскрикнула, продолжая по инерции идти вперед. В легкие не поступал воздух, она попыталась дышать животом, и он тут же ответил ей всем, что в нем осталось со вчерашнего дня. Адарлина упала на колени, и ее вывернуло на траву, благо ливень тут же прибил запах блевотины. Сердце билось в груди так сильно, что болели ребра. Адарлина застонала понимая, что может вот-вот потерять сознание.       Внезапно, что-то горячее и мокрое врезалось в нее сбоку, заставив закричать.       — Прости-прости-прости, — залепетала Мэйлин, выпуская Адарлину из объятий. — Поднимайся! Поднимайся, скорее! Сидеть нельзя!       Мэйлин подхватила Адарлину под руку и помогла подняться на непослушные ноги, затем она закинула руку Адарлины себе на шею и заставила ее медленно пройтись.       — Дыши глубже! — с восторженным волнением говорила она. — Адарлина, это было потрясающе! С таким-то отрывом ты смогла нас догнать, и даже оставила двоих позади себя!       Адарлина едва различала ее голос, в голове стоял туман.       — Встряхнись, — напутствовала подруга, — я не могу даже представить, каких усилий над собой тебе стоил этот забег! Но, Адарлина, это было невероятно! Твоя скорость. Ты хоть понимаешь, что если бы не изначальная фора… Адарлина, встряхнись! Слышишь меня?       Адарлина слышала, но словно через вакуумный купол. Уши закладывало, звуки были далекими и приглушенными. Она погружалась в какую-то блаженную негу.       — Адарлина!       От резкого толчка Мэйлин Адарлина вскрикнула и распахнула глаза. В уши ворвался гул ветра и дождя, который сменился звоном посуды и трапезной болтовней. Мэйлин подвела Адарлину к столу и усадила на скамейку, с обеих вода стекала ручьями. Мэйлин улыбалась так, будто только что унаследовала целую гору золота. Адарлина застонала, потерев лицо ладонями и рефлекторно зачесав черные промокшие пряди назад, после чего подняла голову и взглянула на Мэйлин.       — Ты — герой! — резюмировала подруга и Адарлина натужно ей улыбнулась. — Как себя чувствуешь?       Адарлина уже собиралась ответить ей, что собирается прямо здесь лечь и умереть, но прислушавшись к своему телу, вдруг обнаружила, что теперь, когда прошла апатия и успокоилось давление, она чувствует себя… Вполне сносно. Голова раскалывалась, позвоночник почти треснул, мышцы на ногах, казалось, отошли от костей, а сами кости истерлись в прах, и все же…       — Терпимо, — удивляясь сама себе, произнесла Адарлина. Она потерла дрожащую коленку, ощущая, как начинает мерзнуть от мокрой одежды.       — Я думала, что помру от боли еще когда сидела в лесу, — прошептала Адарлина, не осознавая, что размышляет вслух, — но почему теперь я чувствую себя так странно?       — Что случилось в лесу? — спросила Мэйлин, опускаясь на колени перед Адарлиной.       — Момент жалости к себе, — усмехнулась Адарлина, цитируя слова Брона, сказанные ей недавно. А ведь именно его слова в итоге ей и помогли взять себя в руки.       — Ты хотела вернуться, но потом передумала? — догадалась Мэйлин. На ее лице по-прежнему гуляла тень улыбки.       — Да, — призналась Адарлина, — а потом… Не знаю, что случилось.       — Потом ты просто взяла, и сделала это, — еще шире улыбнулась Мэйлин.       — Взяла и сделала, — как в тумане повторила Адарлина.       — Идем, — Мэйлин поднялась и протянула ей руку, — тебе нужно поесть, потом сходим переодеться.       Адарлина с трудом поднялась и последовала за подругой к столу, за которым уже сидели Сонриса и Бранрис. Увидев Мэйлин и Адарлину, Сонриса подскочила с места и махнула Энде, прося ее вернуться и подать еще две порции. Под пристальным взглядом Бранриса, Адарлина, кряхтя, уселась на место. Жаркое пахло просто восхитительно, и она остервенело набросилась на еду, забывая, как следует пережевывать.       — Это было нечто, — наконец произнес Бранрис, изо всех сил скрывая улыбку.       — Нечто неожиданное? — предположила Адарлина с набитым ртом.       — Нечто потрясающее, — ответил Бранрис, разрезая мясо, при этом неотрывно глядя на Адарлину.       В другой ситуации ей стало бы неуютно от такого внимания, но сейчас она была слишком голодна, обессилена и горда собой.       — Да уж, — вздохнула Сонриса, а потом неожиданно строго посмотрела на Адарлину, — так ты собираешься объяснить нам, что это было?       — Что именно? — промямлила Адарлина и поморщилась, случайно проглотив кусок целиком.       — Я спрашиваю, откуда у тебя вдруг родилась такая прыть, — пояснила Сонриса.       — Мы говорим не о силе воли, — тихо добавила Мэйлин, — хотя, без сомнений, ты поборола саму себя. Риса спрашивает о скорости, на которой ты пролетела всю дистанцию, а потом эффектно пересекла финиш. Никто не может поддерживать такую скорость так долго. Ты ведь делала переходы пока бежала?       — Я не…       Адарлина умолкла, задумчиво глядя в свою миску с жаркое, после чего заглотила кусок мяса с подливой и затолкала следом картошку, и принялась усердно жевать, не глядя на собравшихся за столом и игнорируя озадаченные взгляды.       — Я была у камня, — продолжила она, дожевав, — совсем обессилела и хотела вернуться, но потом решила, что побегу. И побежала. Бежала, пока не увидела отстающих. Потом решила, во чтобы то ни стало их обогнать.       Мэйлин и Сонриса переглянулись. Бранрис усмехнулся и тоже отправил в рот кусочек мяса. Адарлина почувствовала на себе чужой взгляд. Так чувствует себя дичь, которую выслеживает хищник. Она нерешительно обернулась через плечо. Фарис.       Грозный фэйец мрачной тучей сидел за соседним столом и не сводил с Адарлины своих неестественно желтых глаз. Они и впрямь напоминали звериные. Отросшие черные волосы выглядели жесткими, как волчья шерсть, и явно были давно не чесаны. Фэйец не утруждал себя частым бритьем, поэтому пол его лица поросло щетиной, отчего он казался еще более диким и суровым. Огромную гору мышц вечно скрывали черные доспехи, а руки всегда были облачены в толстые кожаные перчатки, которые он не снимал ни на тренировках, ни в обеденном зале. Адарлине казалось, что Фарис и доспехи свои вообще никогда не снимает.       Почтительно кивнув на всякий случай, она поспешила отвести взгляд и принялась доедать свой плотный завтрак. Нужно было немедленно пойти переодеться, иначе она не успеет на тренировку по стрельбе из лука.              * * *              Вечером на конюшне было тихо. За час перед ужином все возвращались в казармы, чтобы передохнуть и привести себя в порядок. Адарлина осталась практически одна, еще пара помощников готовилась разносить еду лошадям, и у нее выдалась свободная минутка. Она уселась на стог сена и сразу же ощутила прилив усталости. Сегодняшний день тянулся слишком долго, и что-то ей подсказывало, что завтрашний будет еще дольше.       Завтрашняя пробежка не предвещала ничего хорошего. Сможет ли Адарлина вообще встать с постели, после сегодняшнего надругательства над всеми своими физическими возможностями? Она прыгнула выше головы, даже Брон это заметил. После пробежки, безусловно ставшей событием дня, Адарлина прошла все обязательные тренировки, включая и верховую езду, однако новых попыток забраться в седло не предприняла. Вероятно, она боялась, что у нее снова ничего не выйдет и эта неудача перекроет маленькую утреннюю победу.       Фарса мирно жевала сено, изредка пофыркивая. Адарлина наблюдала за пастбищем, сквозь распахнутые двери, но Ветрохода не было видно. Может он улетел размять крылья, а может черная шкура скрыла его в вечерних сумерках. Адарлина вздохнула. Она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой, несмотря на то, что в столовой ее уже ждали Мэйлин и Сонриса, и, может быть, даже Бранрис. Тарлена Адарлина не видела уже несколько дней. Сперва она думала, что его отправили на очередное задание, но раз Мэй и остальные члены его отряда остались в лагере, значит и он тоже.       Адарлина чувствовала себя потерянной и никому не нужной. Не будь ее сейчас здесь, и ничего бы не изменилось. Она была не нужна этому миру, она была не нужна даже самой себе. И чем дольше она об этом думала, тем острее осознавала: что-то не так. Она села, выпрямилась, огляделась, и внезапно поняла, что ее верный серый хвостик исчез! Она не видела Жои со вчерашнего вечера. Куда же он делся? Признаться, Адарлина даже забеспокоилась. Это беспокойство заставило ее подняться с места и обойти всю конюшню, затем тренировочное поле и амбар с амуницией. Ящеренка нигде не было.       Получив разрешение отправляться на ужин, Адарлина направилась к главному зданию столовой, попутно заглядывая во все укромные уголки, где мог притаиться маленький проказник. Несколько раз она даже негромко позвала его, но малыш исчез, и никто из тех, кого спрашивала Адарлина, его не видел. В столовую она заявилась в самых растрепанных чувствах. Снова она не ела, а пожирала, заглатывая все, что только могла предложить ей Энда.       — Никак аппетит, наконец-то, проснулся, — усмехнулась повариха.       Адарлина лишь мельком ей улыбнулась, продолжая жевать. Когда Мэйлин спросила о причине беспокойства, Адарлина ответила, что просто волнуется за ящеренка. Это было так, но лишь отчасти. Что-то переменилось глубоко внутри нее, но, пока что, не давало о себе знать, и эта перемена настораживала, если не пугала, Адарлину.       А еще ей показалось, что Фарис весь ужин наблюдал за ней.