Наследница Теней (#1)

      На протяжении всей сознательной жизни, Элина ощущала себя бессмысленной декорацией. Украшением, которое все воспринимали естественным атрибутом королевской семьи. Все эти нелепые разговоры ни о чем, которые вели с ней заискивающие придворные дамы, казались пустой фикцией. Монотонные уроки, праздное существование изо дня в день — все это дурманило разум, лишало ум трезвости, и только беседы с Фаустом и страх перед Лораном помогали Элине не сойти с ума.       Было еще одно чувство. Она понятия не имела, когда оно возникло, но с каждым днем становилось все более ощутимым и осознанным.       Ожидание.       Выезжая на верховые прогулки, изучая политические рукописи и историю, обучаясь языкам, планируя свое будущее, и даже ведя привычные беседы с придворными и фрейлинами… Элина не могла отделаться от ощущения, что «нечто» вот-вот должно произойти и непременно поделить ее жизнь на «до» и «после».       За минувшие недели это чувство стало сильнее.       На следующий день после разговора с Фаустом, в замке была оглашена «радостная» новость и весть о грядущем торжестве распространилась, как пожар. С тех пор, каждый минувший день приближал Элину к неизбежному расставанию с братом. Она просыпалась по утрам с мыслью, что ей нужно быть настороже, чтобы ни в коем случае не упустить это призрачное «нечто». И чем больше Элина об этом думала, тем отчетливее замечала, как плывут дни в привычной рутине. Ожидание становилось все мучительнее.       Элине все труднее становилось игнорировать выходки Лорана. А может он специально испытывал ее самообладание, желая вывести из равновесия на глазах у всех. Это стало бы унижением не только для нее, но и не на шутку взволновало Фауста, которому все равно пришлось бы уехать.       Так, например, пару дней спустя, на общем обеде, Лоран ударил служанку за то, что та подала недостаточно теплый хлеб, а после еще и вылил бокал вина на голову бедняжке, когда та упала к его ногам, моля о прощении. Элина едва смогла вынести это зрелище, сидя по другую сторону стола. Эгуст попытался вмешаться, но королева заявила: «Впредь будет внимательнее», очевидно одобряя это унижение.       Еще один инцидент произошел неделей позже, когда в замок привезли новых рабов с завоеванных земель на юге. Среди них были совсем юные мальчики и девочки, обессилившие от страха и голода. Как только Оливия сообщила об этом госпоже, Элина поспешила спуститься во двор, но не успела — принц-убийца уже был там. Он забрал себе самых злых и самых боязливых, и те, и другие могли служить его гнилым развлечением.       Элина появилась при дворе, когда Лоран приказал одному из юных мальчиков вылизать ему сапоги. От этого зрелища Элину затрясло так, что даже Оливия не могла успокоить ее несколько часов. Принцесса смогла забрать к себе совсем маленькую и худенькую девочку, которую прочие господа посчитали бесполезной, а Лоран — слишком слабой. Бедняжку ожидала роль общественной рабыни, что фактически означало мучительный смертный приговор.       «Эта мелочь и дня не протянет», — усмехнулся Лоран, проходя мимо дрожащей девочки.       Элина проводила его холодным острым взглядом и незамедлительно пристроила девочку к себе на службу. Как выяснилось позже, крошку звали Илли. Элина поручила заботу о ней своей старшей служанке. Принцесса была уверена, ее свита позаботится о бедняжке, успокоит и заверит в том, что на службе у принцессы ничего не угрожает. Все ее слуги кушали досыта, регулярно мылись и чисто одевались. Чего нельзя было сказать о слугах Лорана. О том, что творилось с его рабами, страшно было даже подумать.              * * *              Новый день принес с собой новую беду. Словно предрекая, он встретил проснувшуюся затемно Элину страшной бурей. Еще во сне она слышала, как тяжелые капли бились о белый камень ее балкона и барабанили в окна спальни. Осень из последних сил держалась за свои права, обрушивая на Дарлуэ холодные дожди. Принцесса не особо любила холода, но те всегда неизменно приходили с Белой пустоши на севере.       Вчера за завтраком Фауст пожаловался на то, что его отправляют прямо на встречу зиме, ведь Фаас находился намного севернее Королевских земель, да еще и располагался прямо на побережье. Элина постаралась подбодрить его, но у нее самой на душе было тяжко и неспокойно.       Над Королевскими землями нависли мрачные черные тучи, видимо, ливень шел всю ночь. Элина долгое время лежала в теплой постели и смотрела, как за широкими дверями ее балкона беснуется стихия.       В какой-то момент Элина, словно завороженная неистовой красотой муссона, выбралась из-под одеяла и подошла ближе к окнам. Ее длинное ночное платье, пошитое из легчайшего шелка, почти не ощущалось на теле и невесомо развивалось при каждом шаге. Медовый водопад волос струился по спине, будучи слегка спутанным после беспокойного сна. Элина приложила ладонь к холодному стеклу, которое тут же запотело вокруг утонченных пальцев.       То был один из моментов, когда принцесса особо остро ощущала тщетность попыток что-либо изменить в своей жизни, и свою непростительную слабость перед силой этого жестокого мира.       Насколько же она слаба, раз до сих пор существует блеклой тенью своего испорченного двора? Очень редко, но Элина все же позволяла себе сомневаться в праведности действий короля и всей аристократии, признаваясь, что недовольна нынешним положением дел.       В небе с такой силой бабахнул гром, что Элина невольно ахнула, вздрогнув от неожиданности. Спустя секунду раздался новый грохот, но уже у нее за спиной, напугав еще сильнее. В дверях покоев застыл Рен Варрор. Его глаза мгновенно встретились с ее, а затем поспешно скользнули по сторонам в поисках опасности.       — Мне показалось, я слышал…       — Все в порядке, — выдохнула Элина слегка растерянно, — это просто гром.       Молниеносность, с которой отреагировал телохранитель на ее случайный вздох, очень смутила Элину. Неужто он каждую секунду караулил под дверьми и старательно прислушивался к ее дыханию? От этого ей становилось не по себе.       — Раз вы уже проснулись, может мне следует позвать слуг? — спросил Рен Варрор, убедившись, что никакой опасности нет.       — Не стоит, — сказала Элина, — еще слишком рано. Меня разбудила буря. Так красиво, не находишь?       Рен Варрор перевел взгляд на панорамные балконные двери, дребезжащие под напором муссона, и снова взглянул на Элину. Выглядел мужчина слегка растерянным.       — Простите, моя госпожа, боюсь, я не совсем понимаю.       Элина улыбнулась, заправляя за уши спутанные от сна волосы.       — Я хотела сказать, что, будучи такой слабой, я не могу не восхищаться подобной силой. Я пойму, если такому, как ты, это покажется глупым.       — Мне не кажется это глупым, — возразил Рен Варрор, — и я не считаю вас слабой, госпожа.       Элина мягко улыбнулась. Почему-то сейчас она не испытывала никакого смущения, хотя находилась перед мужчиной в одном ночном платье, а вот Рену Варрору было явно не по себе. Он явно пытался решить, продолжить ли ему внезапно завязавшуюся беседу или же покинуть спальню, не дожидаясь приказа. Элина, тем временем, взяла позолоченный гребень из шкатулки и принялась расчесывать медовые локоны.       — В чем измеряется сила? — вполне серьезно спросила она, задумчиво проводя гребнем по золотистой пряди. — Я ведь так ослабла от болезни, что порой не могу встать с постели. Я быстро устаю и могу потерять сознание ни с того, ни с сего. Разве не это признак слабости, Вестар?       Воин вздрогнул, неожиданно услышав свое настоящее имя. А ведь он был уверен, что принцесса его даже не запомнила. Он не знал, как ответить госпоже, и должен ли он вообще это сделать, но после секундного раздумья все же шагнул в покои и прикрыл дверь. Элина смотрела на него — прекрасная и такая хрупкая на фоне бушующей за окном стихии — молча ожидая. Тяжело вздохнув, Рен Варрор все же решился ответить.       — В моих краях говорят… говорили не только про крепость тела, но и про силу духа. Могущество ума, твердость сердца. Я не считаю, что вы слабы, — повторил он.       — Мне нравятся твои слова, — тихо сказала Элина, отложив гребень и присев в изножье своей постели, — если они искренние, то спасибо. И все же, как ты можешь поддерживать и защищать ту, кто причастен к гибели твоих близких?       — Перестаньте, — перебил Рен Варрор, опасаясь подобных разговоров. Это не закончится ничем хорошим ни для него, ни для нее. — Вы к этому не причастны. Я с вами уже больше месяца и точно знаю…       — Прости, я не хотела беспокоить тебя этим, — поспешно прервала его Элина, не желая продолжать этот разговор, несмотря на то, что сама его затеяла. — Возможно, это только мои глупые переживания… Наверно, я все еще ужасно боюсь остаться одна, ведь Фауст… мой брат скоро меня покинет.       Уже совсем скоро случится неизбежное. Принц, навсегда отрекшись от престола, отправится в Фаас, и Элина останется один на один с мрачным замком и его обитателями. С Лораном. От этих мыслей холодный озноб пробегал по коже.       — Вы будете не одна, — тихо сказал Рен Варрор, но Элина все равно смогла расслышать. Когда она взглянула на него, он продолжил: — Никто не посмеет ранить вас ни оружием, ни словом. Я не позволю.       На мгновение в покоях повисла тишина, разбавляемая только грохотом дождя и дребезжанием стекол.       — Спасибо, — наконец, ответила Элина, чувствуя, как сердце вдруг застучало сильнее, — Вестар…       Воин открыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут двери за его спиной отворились и на пороге возникла маленькая Илли, назначенная утренней служанкой. Увидев у себя на пути огромного воина, девочка обмерла, уставившись на него во все глаза, а потом перевела испуганный взгляд на свою госпожу, которая расселась на постели в ночном платье.       — Прошу прощения, ваша милость, — испуганно пролепетала она, зардевшись, как помидор, — я не хотела помешать!       У Элины вспыхнули щеки, она не решилась взглянуть на своего телохранителя, хотя заметила, как тот напрягся, отступая к стене. Про назначение раба на столь важный пост и так ходили по замку разные сплетни, Элина совсем не хотела подкидывать новые крупицы заблуждения.       — Все в порядке, — как можно более непринужденно ответила она, поднимаясь с постели, — я как раз проснулась, и Рен Варрор зашел проверить все ли в порядке. Пожалуйста, разбуди слуг и пошли кого-нибудь за Оливией.       Конечно, подобное распоряжение было излишне, так как фрейлина всегда сама оказывалась в покоях принцессы чуть ли не раньше утренних слуг, но Элине позарез нужно было чем-то занять смущенную девочку. Когда та бросилась исполнять поручения, Элина, полностью игнорируя своего телохранителя, но ощущая на себе его взгляд, направилась в купальни.       Пройдя все утренние процедуры и уже будучи в гардеробной, Элина стала беспокоиться о задержке Оливии. Девушка никогда не позволяла себе приходить к самому выходу, особенно если за ней посылали. Недоброе предчувствие тугим комком свернулось в животе, но Элина ни с кем не поделилась своими переживаниями.       Нарядившись в закрытое платье из тонкой, мягкой шерсти темно-серого цвета, расшитое бордовым кружевом на корсете и кромке подола, Элина велела заплести волосы в две свободные косы, которые теперь элегантно лежали на ее хрупких плечах, спускаясь вниз до талии. Не изменяя себе, от головных уборов в виде тиар или лент Элина отказалась. С приходом холодов появлялась возможность носить более сдержанные платья, приглушенных темных цветов, что всегда очень выгодно подчеркивало светлые волосы и фарфоровую кожу принцессы.       Когда Элина вышла в гостиную, то первым делом взглянула на Рена Варрора. Тот окинул ее сдержанным взглядом с ног до головы, и едва заметно улыбнулся уголком рта. За месяц он успел свыкнуться с ошеломляющей красотой принцессы и понял, что превзойти ее может лишь она сама. Теперь он, из раза в раз лицезря ее облик в новом наряде, позволял себе лишь эту сдержанную улыбку и кроткий взгляд в глаза, выражающий немое восхищение.       — Ваше высочество, — позвала служанка от дверей.       — Слушаю, — отозвалась Элина, манерно сцепляя руки в замок перед собой.       — К вам прибыл посланник Его высочества принца Эгуста, — отрапортовала служанка, — мне его впустить?       Элина нахмурилась. Во-первых, она ожидала Оливию, которой все еще не было, а во-вторых, что могло понадобиться кронпринцу от нее в столь ранний час?       — Конечно, — сказала она, — и приведи ко мне Эллу, может она знает, где Оливия.       — Да, госпожа, — быстро поклонилась служанка и исчезла за дверью, в которую тут же вошел статный гвардеец из личного легиона кронпринца.       — Ваше высочество, — поклонился он.       Элина слегка кивнула, давая разрешение говорить.       — Его высочество просил передать вам весть: прошлой ночью в западных Королевских землях был разгромлен лагерь мятежников, их лидеры были схвачены и доставлены во дворец для Суда, который состоится сегодня в полдень. Его величество король и кронпринц Эгуст обязали вас на него явиться, — гвардеец снова поклонился.       Каждое его слово звоном отразилось в сознании Элины. Мятежники. Схвачены. Суд. Элину раньше на пушечный выстрел не подпускали к государственным делам, что уж говорить о Судах. Казни всегда были прилюдные, но на них Элина не ходила по собственному желанию. Теперь слово Суд ее испугало. Зачем она там нужна?       — Я поняла, — сказала она гвардейцу, но тот не торопился уходить.       — Так же, Его высочество передал вам письмо, — гвардеец протянул конверт с печатью на которой был изображен крылатый конь в кольце пламени — символ кронпринца Эгуста, — прошу.       Элина взяла конверт, и отошла к камину, где трещал огонь, так как за окном из-за бури стояла темень. Взломав печать, она развернула листок, и принялась читать.       «Дорогая сестра,       Понимаю, как сильно тебя огорчит наше решение, но постарайся понять — так необходимо. Ты — член королевской семьи, твое совершеннолетие не за горами, и твое присутствие на подобных мероприятиях необходимо. Схваченные люди — изменники короны. Предатели. Верный нам народ должен знать, что вся королевская чета их осуждает. Вся, до единого.       Надеюсь на твое понимание и мужество.       Всегда твой Эгуст»       Элина несколько раз пробежалась глазами по строкам, силясь вникнуть в их смысл. Не было сомнений, что «все, до единого» означало и ее включение в этот список. Осуждала ли мятежников Элина? Сочувствовала ли? Как она могла принимать сторону не зная, за что борются эти люди, и что ими движет?       Скомкав письмо, принцесса бросила его в огонь.       — Передайте принцу мое согласие, — спокойно велела она гвардейцу. — Я спущусь к завтраку, после чего вместе со всеми проследую в зал Суда.       Гвардеец поклонился и вышел, а Элина украдкой глянула на Рена Варрора. По выражению его лица было невозможно прочесть подлинные чувства, однако новость о мятежниках явно его взволновала. Интересно, среди пленников могли оказаться его соотечественники? Элина надеялась, что нет.       Спустившись в малый зал, она очутилась в возбужденном хоре голосов. Сегодня за стол были приглашены многие придворные, и все с нетерпением ожидали Суд. Появление принцессы никто бы и не заметил, если бы король, неожиданно решивший почтить своим присутствием утреннее застолье, сидевший во главе стола, внезапно не прервал свою трапезу и не взглянул на дочь. Элина столь редко видела отца, что теперь едва его узнала.       Король Мариарт был очень красивым мужчиной, сохранившим свое мощное тело воина даже за годы праздной жизни во дворце. У него были длинные, слегка вьющиеся волосы медово-золотистого цвета, аккуратная борода и усы, того же оттенка. Его зеленые глаза были полны разных мыслей, прочесть которые было не дано никому. В целом, этот человек внушал благоговение и страх, чем безустанно пользовался.       — Элина, — поприветствовал король свою дочь, голос его был глубокий и суровый, без тени отцовской любви, лишь холодная учтивость.       Элина так оробела, что сперва застыла, словно статуя, а когда мрачный голос отца вывел ее из оцепенения, она упала в глубоком реверансе.       — Ваше величество, — пролепетала она, поражаясь тому, как подводит ее голос, выдавая внутреннее волнение.       — Давно я тебя не видел, — продолжил король, не извиняясь, не утверждая, а просто рассуждая вслух, — поднимись, подойди ближе, дай на тебя взглянуть.       В обеденном зале стало очень тихо, все разговоры смолкли, а собравшиеся обратили свои взоры на вошедшую принцессу и ее свиту. Элла, которая так и не выяснила, почему Оливия не явилась по утру, и еще две служанки пали ниц при виде короля, и не решались подняться. Рен Варрор, не особо внемлющий традициям, и не слишком почитающий короля-узурпатора, лишь слегка наклонился вперед.       Элина выпрямилась, ощутив легкое головокружение, и взмолилась Богам, чтобы не потерять сознание на глазах у всех. Не глядя ни на кого, она приблизилась, как было велено, и опустила глаза в пол. Похоже, король увидел все, что хотел, потому что лицо его слегка смягчилось, и он поднял кубок, отхлебнув вина.       — Прекрасна, как всегда, — изрек он, — эталон красоты и элегантности. Присаживайся. Ешь, как следует.       — Да, Ваше величество, — Элина снова сделала реверанс, но уже не такой низкий, опасаясь, что голова снова закружится.       Застолье ожило. Элина опустилась на свое место, рядом с Фаустом, и слуги тотчас же начали наполнять ее блюдо различными яствами. Кронпринц ласково улыбнулся ей с другого края стола и продолжил беседу с каким-то графом, имени которого Элина не могла вспомнить.       Элла сразу принялась болтать с другими фрейлинами, как только уселась за приготовленный для свиты стол. Элина надеялась, что она выяснит, что случилось с Оливией. Остальные придворные вели неторопливую беседу, мерно поглощая изысканный завтрак.       Но что-то было не так.       Напряжение, повисшее в воздухе, постепенно завладевало чувствами Элины, заставляя нервно озираться и ерзать на мягком кресле. К еде она так и не притронулась.       — Брат, — наконец, не выдержала она, — в чем дело?       Фауст выглядел уставшим, лицо его было бледнее обычного, и на сестру он принципиально не смотрел, будто боялся заглянуть в глаза и сболтнуть лишнего. На его тарелке было полным-полно еды, но ел он неохотно, через силу.       — Фауст? — волнение брата передалось Элине, она снова повела глазами, и тут, вдруг, наткнулась на леденящий взгляд мраморных глаз.       Лоран уже закончил с трапезой, вальяжно откинулся на своем кресле и разглядывал Элину с нескрываемым злорадством и насмешкой. У Элины похолодела спина. Она сглотнула и поспешно отвела взгляд. Накатило какое-то отчаяние, словно все вокруг знали то, чего не знала она. Что-то важное ускользало, как песок сквозь пальцы. Это ужасно нервировало и злило.       — Фауст, что происходит? Поговори со мной, брат, — отчаянно прошептала она, слегка касаясь его колена под столом.       Фауст вздрогнул, бросил на сестру затравленный взгляд и как-то чересчур обреченно вздохнул.       — Этот Суд… Он будет непростым.       Больше он ничего не сказал. Как бы Элина не пыталась выведать, что именно случилось, и что за мятежники будут в зале Суда, принц хранил молчание.       К полудню Элина вся извелась. Элла никак не могла ее утешить, Оливии не было рядом, еще и Фауст вдруг стал игнорировать сестру. Элина чуть ли не с боем набросилась на свою фрейлину желая расспросить о том, куда делась Оливия, на что перепуганная Элла ответила, что другие фрейлины что-то слышали о ее недомогании.       Это хоть немного утешило Элину, но смелости не предало. Она все чаще ловила себя на том, что оборачивается и смотрит на Рена Варрора, молчаливой тенью следующего за ней по пятам. С ним тоже творилось что-то неладное, казалось, он замкнулся еще больше, и взглядов Элины не замечал. Его взгляд был мрачен и рассеян, словно он был не здесь, а где-то далеко в своих мыслях и переживаниях. Элина не могла его винить, и тем не менее, ощущения полного одиночества и беспомощности едва не задушили ее.       В зале суда было душно и беспокойно. Серые стены, холодные колонны, трибуны, полные жестоких, возбужденных слушателей, и главное — белая плита в центре, с двумя кольями, вбитыми посередине, где надлежало распять обвиняемого — все это было просто ужасно.       Элину, вместе со всей королевской четой, проводили в центральную палату, прямо перед которой и располагалась плита. Ее усадили с краю, по правую руку от Фауста, который выглядел белее, чем полотно. Элина бессознательно смяла мягкий подол платья и в очередной раз обернулась на Рена Варрора, который, как и все стражники и телохранители, стоял позади, у стены. Его взгляд был устремлен на судную плиту в центре зала, а между бровей залегла напряженная морщинка. Элина почувствовала отчаяние. Ей хотелось убраться отсюда как можно дальше.       Стоило ей об этом подумать, как действо началось. Король махнул рукой, и судья призвал зал к порядку. Распахнулись двери в противоположном конце зала, и двое гвардейцев вывели, а вернее, выволокли в зал какого-то мужчину. Его руки были связаны за спиной, а ноги закованы в кандалы. На нем была изорванная, грязная и окровавленная рубашка и потертые штаны, он был бос. Все его тело покрывали ужасные ссадины, следы побоев. Когда его вытащили на плиту и приковали каждую руку к одному из столбов, Элина смогла разглядеть его лицо: грязное, осунувшееся, с рассеченной губой и заплывшим глазом.       Элина почувствовала, как у нее кружится голова.       Мужчина покачнулся в цепях, выпрямил спину, несмотря на то, что были видны ужасные увечья и переломы, приносившие несомненную боль. Выражение его лица было холодным и непроницаемым, но в глазах плескалась такая ненависть, что Элина умерла бы на месте, окати ее кто такой волной презрения. Взгляд мятежника был устремлен на короля.       — Лиор Вагнор, — провозгласил судья, — вы обвиняетесь в измене короне, причастности к мятежам, распространению лживых обвинений в сторону короны, и возглавлении вооруженных набегов на дома высокопоставленных господ. Вы это отрицаете?       Элина с ужасом смотрела, как по лицу мужчины расползается кривая улыбка.       — Нет, — прохрипел от, давясь кровью.       Зал возмущенно загудел, но судья призвал всех к порядку.       — Вы участвовали в сговоре мятежников, намереваясь нанести урон короне и высокопоставленным членам двора, вы отрицаете?       — Нет.       — Вы агитировали людей на государственную измену в виде убийства членов королевской семьи, отрицаете?       — Нет.       У Элины похолодели ладони. То нападение два месяца назад спланировал этот человек? Зачем? Зачем ему понадобилось убивать ее?       — Вы будете обвинены по всем статьям, признаны изменниками и приговорены к казни, если не оправдаете себя прямо сейчас, — закончил глашатай, предоставляя право слова заключенному.       Мужчина усмехнулся, зло, ядовито:       — По-вашему, это справедливый суд? Разве не он решит — убить меня или нет? А точнее, он ведь уже все решил.       Мятежник кивнул на короля, и от такой наглости зал снова пришел в возмущение. Судья снова принялся всех успокаивать, король же не проявлял к происходящему никакого интереса. Элина пребывала в чувствах крайне смешанных, с одной стороны, она решительно не понимала, что происходит, а с другой, тихий голосок внутри подсказывал: самое худшее впереди.       — Я не стану оправдываться, — продолжал мужчина, — я не стану умолять о пощаде, не дождешься! Но я использую свое право слова и буду говорить. Ты — чудовище, Мариарт! Все вокруг это знают. То, что творится в твоем королевстве — ад, и ты им правишь. Из-за тебя ежесекундно страдают и умирают в страшных муках тысячи людей, которых ты обрек на рабство. Ты захватываешь, уничтожаешь целые города, порабощаешь их жителей и приводишь в запущение все королевство, позволяя ему утопать в пороках и бесчестии. Ты гниешь, гниет весь твой двор и весь мир, который ты захватил, не имея на это никакого права. Убей меня, но на этом ничего не закончится! Война только начинается! Кто-нибудь из моих братьев доберется до тебя и пронзит твое гнилое сердце!       Элина сидела, словно оглушенная. Зал притих. Король усмехнулся.       — Ты сильный воин и, все же, так глуп, — голос короля был спокоен, но от этого не менее устрашающ, — на что ты надеешься? Что горстка бунтарей с копьями смогут одолеть меня? Смогут изменить мир, в который не вписываются сами?       — Горстка? О, нас намного больше, — усмехнулся мужчина, — в каждом городе, в каждом селе и деревне, мы повсюду. Даже здесь, в этом проклятом замке, есть те, кто тебя ненавидит.       Элина похолодела от этих слов. Неужели в замке есть шпионы?       — Раз уж ты сам заговорил, — как будто даже снисходительно, сказал король, — не хочешь ли ты взглянуть в глаза той, по чьей неосторожности был разгромлен и захвачен твой лагерь?       Тут, кажется, самообладание изменило мужчине. Элина видела, как побелело его лицо, что даже кровь отхлынула от губ, и те перестали кровоточить. Его глаза расширились в немом ужасе, и он, словно в неверии покачал головой. Разумеется, вопрос короля был чистой проформой. Двери снова распахнулись, и в зал вывели девушку в грязном льняном платье, которое едва прикрывало ее тело.       Элина услышала, как с тихим хрустом что-то сломалось глубоко внутри нее. Она обмерла от ужаса, сердце упало куда-то вниз, увлекая за собой все мысли. Перед глазами заплясали черные пятна, а на все тело навалилась чудовищная слабость. Если бы она уже не сидела в кресле, то осела бы на пол.       На каменной плите оказалась Оливия. Закованная в цепи, истерзанная кнутом и униженная откровенным одеянием, она резко вскинула лицо, на котором так же виднелись следы побоев, и во все глаза уставилась на свою госпожу. В глухом сознании Элины скользнула мысль, что Оливия не ожидала увидеть ее на этом Суде. При виде своей госпожи, девушка сломалась тут же. Из ее покрасневших глаз полились слезы, измученное побоями тело задрожало в апатии.       — Н-нет, моя госпожа! Миледи, умоляю, не верьте! Все совсем не так!       Стражники безразлично швырнули девушку на плиту, не сняв кандалы, но и не потрудившись приковать изменницу к камню, совершенно не считая ее опасной для присутствующих.       — Ливи, — прохрипел прикованный к столбам мужчина, эмоционально подавшись вперед, дернув цепи. Резко обернувшись и увидев, видимо, своего друга, бывшая фрейлина разревелась еще горше.       — Ливи, как же ты… — в не меньшем отчаянии, едва слышно прохрипел мятежник, сплевывая кровь. — Ты обещала, что будешь в безопасности.       — Прости меня, Лео, — заикаясь, проговорила Оливия, — это я виновата, я…       — Вы посмотрите, — вклинился Лоран, который явно упивался развернувшейся сценой, — да тут же настоящая драма!       Принц поднялся с места, даже не спросив разрешение у короля и шагнул ближе к каменным перилам, ограждающим королевский помост.       — Эта мелкая шлюшка грязно предала мою любимую сестренку ради того, чтобы забраться в постель к мятежнику и убийце, — усмехнулся Лоран.       — Нет! — воскликнула девушка, бросаясь к краю плиты.       За ее порыв, ближайший стражник отвесил ей сильную пощечину, так что девушка даже отлетела в сторону.       — Не смей ее трогать! — закричал мятежник в цепях.       — Нет? — продолжил глумиться Лоран, изящно складывая слова. — Значит твои закорючки, которые ты регулярно строчила своему любовничку, ты не считаешь изменой?       — Нет, я не… — пролепетала Оливия, судорожно одергивая тонкую ткань, силясь прикрыться от липких взглядов заседателей с трибун.       — А как насчет спланированного покушения? — Лоран не дал ей возможности ответить. — Пару месяцев назад убийцы проникли в замок и с легкостью нашли покои моей сестры, хотя даже слуги порой плутают в бесконечных коридорах Белого замка. Ты рассказала им, куда идти, так?       — Она здесь ни при чем, — в бессмысленной попытке защитить подругу, вмешался мятежник, — мы были знакомы ранее, только и всего! Это не делает ее причастной к…       — О, поверь, — вдруг ухмыльнулся Лоран, — она причастна не только к этому. Так ведь, леди Оливия? Или, может быть, стоит обращаться к тебе леди Оуст? Мой бестолковый капитан еще не предлагал тебе выйти за него? Ты знатно постаралась, чтобы охмурить его. Удивительно, что тебе удалось удовлетворить его вкусы, видимо ты та еще распутная шваль.       Рен Варрор наблюдал за этим бичеванием со смесью самых разных чувств. Он был рад, что предчувствие его не обмануло, и он успел подготовиться к тому, что здесь увидит. И в то же время, он страшно жалел, что не решился высказать свои предположения хозяйке, ведь это хоть немного подготовило бы девушку к возможному развитию событий.       Пусть воин не особо жаловал важную фрейлину, но и подобного допустить не мог. Выдвинутые ей обвинения не укладывались в голове, перед глазами стояла вчерашняя картина: Оливия заправляет за ухо Элине золотистую прядь, и смотрит на госпожу так ласково и преданно, будто сама переживает ее терзания. Рен Варрор с трудом мог представить, что чувствовала принцесса теперь. Опасаясь за ее состояние, он даже шагнул ближе, чтобы в случае чего, оказаться рядом.       Однако, когда он встал рядом и увидел принцессу, то растерялся еще больше. Лицо Элины осталось невозмутимым, а взгляд сосредоточенным и вдумчивым. В ответ на сильнейшее потрясение, в виде предательства любимой подруги, и постыдные обвинения, выдвинутые против нее — которые затрагивали и честь принцессы, как бывшей хозяйки — на ее щеках лишь выступил легкий румянец. Только слегка поверхностное дыхание, и сцепленные в замок руки на коленях говорили о ее истинном состоянии.       Рен Варрор не понимал ее реакции до тех пор, пока внезапное осознание не обрушилось на него. Ему явилось свидетельство железного самоконтроля. Элина оставалась сидеть, тонкая и гордая, вытянутая, словно струна, и лишь с боку можно было заметить тонкую жилку на ее шее, проступившую из-за сильно стиснутых зубов.       От подобного проявления силы воли и самообладания у Рена Варрора зашлось сердце, а живот скрутило в напряженный ком.       — Выходит, именно от твоего капитана она узнавала все необходимые сведения, — недовольно произнес король. Видимо, даже для него это стало новостью.       — Ничего удивительного, — усмехнулся Лоран, наблюдая, как зеленеет лицо закованного мятежника, и как багровеет лицо рыдающей девушки, — некоторые мужчины бывают очень болтливы в постели.       — И где, позволь спросить, этот твой «капитан», — не спросил, а приказал ответить король, однако, не особо обеспокоенный, так как уже предполагал ответ.       Глаза Лорана скользнули по точеному профилю Элины, словно он чуял ее истинный страх.       — О, не переживай, отец, я отвел ему лучшие апартаменты в застенках, — сказал принц, — там-то он мне все и рассказал.       Элине очень бы хотелось потерять сознание, а очнувшись, узнать, что все оказалось сном, но реальность была такова, и ничего уже нельзя было исправить. Она не могла что-либо сделать и не знала стоит ли. В голове стоял шум. Элина не могла отвести взгляд от каменной плиты, но даже так чувствовала состояние брата, который, казалось, был готов потерять сознание вместо нее. Эгуст был мрачен, сидел, откинувшись на спинку кресла и задумчиво прислонив руку к подбородку, но также не вмешивался.       Элина вдруг почувствовала, как три сильнейшие эмоции смешиваются в ней, образуя неистовый ураган, способный посоперничать с утренней бурей. Отчаяние, боль и ярость слились воедино, и выплеснулись наружу, однако так, как не ожидала даже сама Элина.       — Оливия, — ее голос, вместо ожидаемого отчаянного окрика, оказался леденящим и суровым укором. Он врезался в звенящую тишину, бесцеремонно прерывая пиршество Лорана и привлекая все внимание к говорившей, — ты пыталась меня убить.       Эти слова повисли в воздухе, наполненные болезненной обидой, и сулящие жестокую расправу. Элина почувствовала, как напрягся рядом ее брат, удивленный, что она вообще посмела подать голос. Король не стал вмешиваться, наблюдая за происходящим с долей безразличия. Очевидно, что всю важную информацию он получит лично, прямиком из пыточных камер, куда отправят осужденных по окончанию Суда.       — Нет! — рявкнула Оливия, зло и раздраженно.       Поднявшись на колени и бросив, наконец, бесполезные попытки прикрыться, она в упор посмотрела на бывшую госпожу. В ее взгляде Элина узнала прежнюю верность, но и совершенно новую решимость, вкупе со злостью.       — Ты врала мне все это время, — Элина не думала о том, что ее слова со стороны могут выглядеть жалко. Будучи полностью поглощенной своей болью, и сконцентрировав все свои силы на самоконтроле, ей было невдомек, насколько холодно и величественно на самом деле она выглядела со стороны. — Я хочу знать, почему?       — Сестра, не унижайся, — едва сдерживая отвращение и ярость, сказал Эгуст, — эти люди питают отвращение ко всей нашей семье. Мне жаль, что мы не вычислили шпиона раньше.       — Это ложь, — громко сказала Оливия, ее голос не дрогнул, несмотря на то, что дыхание все еще срывалось, а из глаз катились неконтролируемые слезы, — моя госпожа, прошу, поверьте!       — Я не твоя госпожа, — сказала Элина, — и я больше не могу тебе верить.       — Mine misken eveit, — произнесла Оливия на языке, который они совсем недавно вместе изучали на уроках мадам Женсоль. Элина мгновенно смогла перевести: «Ты лучшая из них».       — Довольно, — рявкнул король, — разговаривать на захваченных языках — это измена. Она скрасит длинный список ваших обвинений. Вы оба приговариваетесь к публичной казни, вас будут сечь плетьми, как скот, пока вы не испустите дух, а затем ваши головы насадят на пики. Все захваченные мятежники отныне считаются рабами королевства, и будут проданы на торгах сразу после вашей казни. Увести!       Оливия не стала сопротивляться, когда грубые мужские руки подхватили ее и поволокли к выходу, но и глаз своих от Элины не оторвала. В них плескалось столько горя, и невысказанных слов, что в, и без того смятенную, душу Элины закрались новые сомнения.       Она было обернулась к родным, и тут ее словно парализовало. Элина застыла, словно ее окатили ушатом ледяной воды, с глаз вдруг спала детская наивность, а вера в справедливость и добро рассыпалась, как прах.       Королева надменно рассматривала свои ногти, свободной рукой поглаживая округлый живот, и ожидала, когда же все закончится. Подобные действа утомляли ее. Король жестоко ухмылялся, наблюдая, как претворяются в жизнь его приказы. Он бросил взгляд на Лорана, и тот зловеще улыбнулся ему в ответ, довольно щелкнув кожаными перчатками о ладонь.       Бросив злорадный многообещающий взгляд на Элину, принц первым покинул помост, видимо, намереваясь «поиграться» с новыми игрушками в своей коллекции. Эгуст выглядел отстраненным и незаинтересованным, а Фауст подавленным и покорным.       Элина вдруг осознала, к чему собиралась призвать этих людей. «Остановитесь, прошу!» хотела выкрикнуть она «Давайте выслушаем их!», но в этом не было необходимости. Все, как и она сама, прекрасно понимали, за что сражаются эти люди, а вернее, против чего. Против тирании, против жестокости, против рабства. Они сражаются против ее семьи, учинившей все это на захваченных землях и в собственном доме. Элина вдруг осознала, что едва не вступилась за мятежников, мечтающих свергнуть ее отца, и убить ее братьев. И ее саму.       «Ты лучшая из них».       Заметив ее взгляд, король нахмурился.       — В чем дело, дитя? — осведомился он.       — Я… — Элина, еще не до конца осознавая произошедшее, попыталась взять себя в руки. — Все завершилось, могу я теперь удалиться?       Получилось не слишком уверенно и далеко не почтительно, однако король видимо списал все на наивную впечатлительность дочери.       — Понимаю, ты расстроена, но эти люди не заслуживают твоего сострадания. Я велю найти тебе новую спутницу, на этот раз, ее тщательно проверят, — будничным тоном сказал король, поднимаясь со своего места. Королева тут же последовала его примеру и, не дожидаясь позволения, направилась прочь. Самочувствие дочери и прочие мелочи ее никогда не волновали.       — Благодарю, Ваше величество, — едва ворочая языком, произнесла Элина и попыталась изобразить реверанс, но вместо этого, стала медленно оседать на пол. В глазах на секунду потемнело, но Элина успела заметить метнувшуюся к ней фигуру, и с готовностью ухватилась за крепкую руку.       Только спустя секунду, когда в голове прояснилось, а слабость немного отступила, Элина поняла, что Фауст по-прежнему стоит на месте, а опирается она о горячую, мозолистую ладонь Рена Варрора, который успел оказаться рядом с ней быстрее, чем родной брат.       — Ты совсем ослабела, — недовольно произнес король, — ты похожа на призрака, а я велел тебе есть как следует!       — Она не может, — голос Рена Варрора походил на скрежет металла о камень.       Воин с такой ненавистью глянул на короля, что Элину пробрал озноб страха. Она схватилась за него второй рукой, отвлекая внимание, и постаралась выпрямиться.       — Я в порядке, — произнесла она, стараясь дышать ровно, — пожалуй, я действительно слишком потрясена. Позвольте мне удалиться, привести себя в порядок.       — Ступай, — разрешил король. Видимо, у него были более важные дела, чем разбираться с больной дочкой и ее невежественным охранником.       Король направился к восточному выходу, за ним Эгуст, периодически оглядываясь на Элину, и вся его свита. В зале стоял гул, придворные обсуждали предстоящую казнь, постепенно трибуны пустели. Элина повернулась на ватных ногах, и сделала пару шагов к западному выходу. Она сама не могла понять, что с ней происходит. Как никогда раньше, ей требовалась ясность ума, а проклятая болезнь не давала ей сосредоточиться, и это так ужасно злило… Злило? Элина не припоминала, что когда-либо испытывала подобное чувство столь сильно. В последнее время, это происходит с ней все чаще, словно впервые в ней начали зарождаться негативные эмоции.       Когда она снова пошатнулась, Рен Варрор крепче сжал ее руку, а с другой стороны к ней кинулся Фауст, но Элина вдруг ощутила такой прилив раздражения, что несдержанно бросила брату:       — Не трогай меня!       — Элина? — прошептал Фауст, будучи пораженным до глубины души. Раньше сестра всегда нуждалась в нем, и никогда не отталкивала. Но, сам того не ведая, сегодня он предал ее доверие, не подоспев вовремя на выручку. Казалось бы, мелочь, но в контексте событий, для Элины это стало сильным ударом.       Его и без того разбитый вид, принял совсем уж удручающую форму, но Элина вдруг осознала, что сейчас ей было на это все равно. Единственным желанием было поскорее выбраться на свежий воздух, и избавиться от проклятого головокружения и тошнотворной слабости.       Она ринулась вперед, прикрыв рот ладонью. Фауст не стал ее останавливать и следом не пошел. Рен Варрор крепко поддерживал ее за руку, и, наверно, будь его воля, вовсе подхватил бы ослабевшую девушку на руки, словно пушинку.       — Госпожа, — его голос доносился до Элины словно из-под слоя ваты, — куда нам идти?       — На воздух, — прошептала Элина, — туда, где никого нет.       — Там дождь, — напомнил воин, хотя уже вел госпожу к выходу во внутренний двор.       — Все равно.       Царивший в голове вакуум взорвал неистовый рев грозы.       Элина не ожидала, что ветер с дождем врежутся в нее с такой силой, словно морская волна в шторм. Ее едва не опрокинуло с ног, но она вовремя покрепче ухватилась за своего спутника. Они вмиг вымокли до нитки, шерстяное платье стало тяжеленым, а волосы прилипли к шее и лицу. Выход на улицу уже не казался Элине такой уж хорошей идеей, зато ледяная вода мгновенно взбодрила ее, прояснила разум, и сняла обморочную слабость.       В черных тучах грохотнул гром, и тут, прямо перед взглядом Элины в небе сверкнула ослепительная вспышка молнии. Принцесса пораженно ахнула, попутно хлебнув дождевой воды, которая неумолимо хлестала по лицу, и залилась кашлем, вперемешку с каким-то истерическим смехом. Ветер резко поменял свое направление, и практически вытянул слабое легкое тело принцессы из хватки Рена Варрора. Стена дождя сменила угол вправо, затем поток хлестнул влево, и в небе снова раздался раскат грома.       — Так нельзя, — закричал воин, изо всех сил стараясь прикрыть девушку от мощных порывов ветра и стены дождя, — идемте туда!       С трудом преодолевая ветер, они добрались до одинокой беседки среди деревьев. Она не была застекленной, но внутри хотя бы не сносил ветер, и дождь не бил с такой силой, будто намереваясь переломать кости. Ливень барабанил по деревянной крыше, ветер заносил в беседку потоки воды, но в целом здесь было поспокойнее, чем на открытом пространстве во власти стихии. Элина ощущала себя, словно на корабле в шторм, и ей едва ли недоставало качки.       Рен Варрор усадил ее на скамью, а сам опустился перед ней на колени, согревая ее руки в своих ладонях.       — Что происходит, Вестар, почему мне кажется, что весь мир трещит по швам? — спросила Элина, едва ли отдавая себе в этом отчет, но обращаясь к единственному человеку, который оказался рядом в столь тяжелый для нее момент. Будь она одна, то уж точно бы сошла с ума от этого шквала эмоций, и не стихающего потока всевозможных мыслей.       — Потому что он меняется, — сказал воин совершенно серьезно.       Элина понятия не имела, что он думал о ней, и о всей этой ситуации. Она сама толком не знала, как относится к тому, что случилось, а главное, к произошедшим в ней переменам. Внутри нее что-то сломалось, без возможности восстановления, и неотвратимый хруст, с которым произошло неизбежное, все еще стоял у нее в ушах.       Она сложилась пополам, опустив руки на колени, и уткнувшись в них лицом. Ее неумолимо тошнило, сознание плыло, а на тело волнами накатывала страшная слабость. Она застонала, ощущая давление мокрого платья и ледяной озноб от осеннего дождя.       «Ты лучшая из них».       — Нет, — прошептала она, — я не могу! Что это значит?       — Ваше высочество, — попытался отвлечь ее Рен Варрор, но, когда понял, что она не реагирует, тихо позвал: — Элина.       Принцесса вздрогнула, впервые услышав свое имя из чьих-то уст, кроме брата. Никто не осмеливался называть ее по имени при дворе.       — Элина, — повторил Рен Варрор, чуть крепче сжимая ее руки, — Mine misken eveit.       Она не сразу его поняла, а когда поняла, удивленно вскинула голову, встретившись с его прямым взглядом.       — Я знаю этот язык, — продолжил Рен Варрор, — и я согласен с тем, что сказала Оливия. Я верю, она вас не предавала. В глубине души вы тоже это понимаете. Вы ведь хотели им возразить. Я видел.       Элина испуганно помотала головой.       — Нет-нет-нет, — осознание с новой силой ударило по ней, — о чем ты говоришь? Король вынес приговор, мы не имеем право обсуждать его решения.       — Оливия была верна вам, — продолжил Рен Варрор, чуть крепче сжав хрупкие руки, чем это было позволено, — она вас не предавала. Должно быть что-то еще, всегда есть что-то еще.       — Нет, — сказала Элина, не веря сама себе, — она лгунья и предательница. Ты слышал, что сказал Лоран? Она…       — Лоран? — Рен Варрор выплюнул имя принца, словно ругательство. — Принц, который замучил и убил больше рабов, чем вся знать королевства? Ваш сводный брат, который вас ненавидит и всячески вредит вашей репутации? Вряд ли Оливия была настолько глупа, чтобы пытаться сделать своим объектом одного из его капитанов.       — Прекрати, — отрезала Элина, внутренне содрогнувшись. — Твои слова можно счесть оскорблением члена королевской семьи, к тому же, ты подстрекаешь меня на измену, вкладывая в голову недостойные мысли. Ты не боишься последствий?       Какое-то мгновение Рен Варрор молча смотрел в глаза принцессы, а вокруг бушевала гроза. Элина понимала бессмысленность своих угроз, ведь она сама думала о том же, просто не решалась озвучить вслух. Рен Варрор будто читал в ее глазах все сокровенные мысли, и разделял их.       — Оливия не боялась последствий, — наконец, сказал он. — У ее действий была цель, и она явно отличалась от той, которую ей приписал Суд.       В голосе воина отчетливо слышались язвительность и негодование, направленное на эту процедуру в целом, и на вершителя «правосудия» в частности.       — Она сказала, что я лучше них, но в чем же? Что означали ее слова, и почему она не ответила, ради чего затеяла то покушение? — вспомнив о той страшной ночи, Элина невольно содрогнулась: чужие мужчины, крики, кровь… Едва ли верилось, что тогда они пришли не за ее головой.       — Возможно, она не могла сказать, — предположил Рен Варрор, — возможно, в зале находились те, кому не полагалось это услышать.       Что-то щелкнуло в голове Элины, она мгновенно осознала, как именно действовать дальше. Рен Варрор словно увидел ход ее мыслей, чутко уловил по изменившемуся выражению лица, и легкому напряжению в теле. На его губах мелькнула мрачная улыбка.       — Она знала, вы лучше тех, против кого она сражается, — продолжил он, опасаться ему было некого, вокруг стоял такой грохот дождя, что при всем желании их не могли подслушать. — Вы лучше всего этого прогнившего двора и лучше своего отца. Вы только что приняли решение, которое все это доказывает.       Элина снова встретилась с ним взглядом, и ощутила неожиданный прилив волнения, то ли от интимной близости, то ли от смелости принятого решения.       — Я должна с ней поговорить, — озвучила она свои мысли, отстраняясь и, как бы невзначай, отнимая ладони из жаркого тепла рук Рена Варрора. — Должна выяснить, почему она так поступила, и чего не могла сказать при всех.       — Уверен, вы узнаете нечто важное, — сказал Рен Варрор, — то, что предназначено лишь вам. У вас есть полномочия потребовать встречи с заключенным?       — Их отвели не в тюрьмы, — ответила Элина, и на вопросительный взгляд воина, она закрыла глаза и глубоко вздохнула, — я знаю, где их держат. Когда-то я поклялась себе никогда больше туда не возвращаться.       От одной мысли, что им придется спуститься в застенки, Элину снова начинало тошнить, а ноги слабели. Лишь однажды ей не повезло оказаться в катакомбах восточного крыла Белого замка. Еще будучи маленькой девочкой, она спустилась туда вместе с Лораном, будучи не в силах ему отказать. Этот поход навсегда изменил ее жизнь.       — Расскажите, — попросил Рен Варрор, очевидно понимая, что Элина говорит о чем-то ужасном, с чем не справилась до сих пор.       Элина почувствовала, как из легких выходит весь воздух, а тело сковывает судорога страха. Перед глазами возникла картина, будто она увидела все это только вчера.       — Это катакомбы, — тихо начала она, перебарывая себя на каждом слове, — они… настолько древние, что никто не знает, как далеко они простираются, а кто уходил их исследовать, больше не возвращался. Но те, что лежат ближе к замку, и не так глубоки вполне обжиты… вернее, это застенок. Там камеры, и… Лоран. Он держит там своих рабов. И туда отправляют всех изменников короны. Многие не доживают до казни. На эшафот выносят их изуродованные тела…       Элина прижала ладонь ко рту и глубоко вздохнула. Она редко плакала, но сейчас на глаза навернулись слезы. Ее сердце так болело за тех несчастных людей, кто и сейчас был заперт в застенках катакомб. Но это страшное место поломало не только изменников короны, Элина никому не рассказывала о том, что увидела там, и даже Фауст ни о чем не догадался, когда она заболела…       — Вы были там? — осторожно спросил Рен Варрор, и когда Элина напряглась всем телом и метнулась в сторону, он поспешно придержал ее косы, и даже неосознанно положил руку на хрупкую, дрожащую спину. Элина исторгла из себя глоток желчи, горло обожгло огнем, и она закашлялась. Подобное действо не пристало принцессе, но Рен Варрор уже видел проявление ее невероятной воли, и потому всерьез испугался столь сильной реакции.       — Прошу… прощения… — вероятно, принцессе вообще не следовало бы извиняться перед рабом, но Элина была настолько потрясена, что слова просто вырвались.       — Что с вами произошло? — настоял Рен Варрор, снова сжимая ее руки, когда Элина неловко промокнула рот рукавом.       — Мне было тринадцать, когда Лоран заставил меня спуститься туда. Мы воспользовались потайным проходом, которым раньше пользовались слуги… — Элина горестно усмехнулась, стараясь сбросить нарастающее напряжение. Она собиралась рассказать своему телохранителю правду, дабы он знал, чего ожидать, если она все же наберется смелости и спуститься туда вновь, чтобы поговорить с Оливией. — Мы спускались по темной винтовой лестнице все ниже… Ступени крошились под ногами. Первое, что я почувствовала, был запах…       Элина содрогнулась.       — Запах. Я не знаю, что еще может так пахнуть, Вестар! Это был просто омерзительный смрад… От него щипало глаза и першило горло, — самообладание вновь изменило, и Элина начала всхлипывать, но все же уверенно продолжала: — Мы спустились в самый низ. Затхлые грязные стены, и непроглядная темень, были меньшими из проблем. Потом я услышала крики. Они доносились откуда-то совсем издалека, но я прекрасно все слышала… Я не знаю, что делали с тем человеком, но этот звук… Он до сих пор преследует меня в кошмарах, Вестар.       Элина перевела дыхание, уже сама неосознанно вцепляясь в руку Рена Варрора. Из ее изумрудных глаз катились слезы, они была так же прекрасны, как представлял воин, но сейчас он не мог позволить себе отвлечься на их красоту, или на хрупкую руку, сжимающую его. Все его внимание было сконцентрировано на шокирующей истории, и он предчувствовал, что самый ужас ждал впереди.       Элина переборола себя, и продолжила. Рену Варрору пришлось склониться чуть ближе, чтобы расслышать ее голос в шуме дождя.       — Лоран не позволил мне уйти. Я дрожала от ужаса и ничего не понимала, но все равно шла вперед. Впереди рядом с горящим факелом была клетка. Лоран сказал посмотреть, что там…       Элина едва ли не задохнулась, заново переживая весь ужас, который встретил ее в застенках замка. Картина стояла перед глазами, и принцессу снова замутило, но тошнить уже было нечем.       — Они… оставили его прибитым к стене, прошив руки насквозь огромным гвоздем… И вспороли ему живот. Все… внутренности… вывалилось. А они… Они подставили туда стол и… тарелку… И все это… лежало в ней и…       Элину вырвало. Рен Варрор даже не успел ей помочь. Он вполне мог себе представить подобное тошнотворное извращение, но как пережила его наивная тринадцатилетняя девочка… Тут все вдруг встало на свои места. Когда Элина прокашлялась, утерла слезы, и кое-как смогла выпрямиться, щеки ее горели, а глаза лихорадочно блестели. Рен Варрор усилием воли подавил в себе трепетное желание заключить ее в свои грубые объятия, и в то же время размозжить что-нибудь о ближайшую стену, не важно, что.       — Ваш брат…       — Нет, — покачала головой Элина, предрекая вопрос, — я так и не рассказа ему, что со мной произошло. Меня тошнило целый день, и на следующий день, и потом…       — Поэтому вы не можете есть, — озвучил истину Рен Варрор, которая, наконец, стала ему понятна. — С тех пор… После того, как увидели.       — Да, — Элина выдохнула это слово, отпуская все напряжение, — все решили, что заболело мое тело. Из-за недуга, хвори или какого-то злого рока, но на самом деле, все дело в голове. Я просто… Больше не могла видеть еду… на тарелке…       Где-то вдалеке громыхнул гром, даже не верилось, что этот муссон когда-нибудь пойдет на убыль. Элина чувствовала, как горит ее тело и как неприятно щиплет кожу колючая шерсть промокшего платья. Щеки ее горели, уже будто в лихорадке, и холодные капли, стекавшие по ним, заставляли ежиться. Элина не сомневалась, что уже завтра не встанет с постели, мучаясь ужасным жаром. Мрачное понимание того, что Оливия тоже может оказаться по утру не в лучшем здравии, проведя ночь в застенках, заставило Элину принять окончательное решение.       Рен Варрор никак не прокомментировал ее признание, этому Элина была даже рада. Ей хотелось как можно скорее отвлечь его от болезненной для нее темы, поэтому Элина встряхнула озябшие ладони и приложила их к пылающему лицу.       — Завтра я заболею, — поделилась она со своим молчаливым телохранителем, — поэтому к Оливии мы должны попасть сегодня.       Запоздалой мыслью, Элина поняла, что довольно фривольно присвоила им статус «мы», хотя должна была сказать «я», но эта мысль быстро ускользнула.       — Вы понимаете, что если кто-нибудь узнает о вашем визите, — произнес Рен Варрор, поднимаясь с колен. С его одежды струями стекала вода, как и с самой Элины, — могут возникнуть неудобные вопросы.       — Было бы проще, если бы я была столь наивной, — усмехнулась Элина, — но, к сожалению, это не так. Меня при дворе и в грош не ставят, но, если вдруг что-то коснется, мигом могут пристроить в соседнюю камеру, — она сама поразилась мрачности своих мыслей, — тогда-то мы с Оливией наболтаемся вдоволь.       — Вы ей верите? — спросил Рен Варрор. — Верите, что она не предавала вас, что всему есть причина?       Элина ненадолго задумалась.       — Верю, — ответила она, и в тот же момент поняла, зачем Рен Варрор задал ей этот вопрос. Приняв истину, уверенность наполнила ее изнутри.       — Тогда, стоит рискнуть, — кивнул воин.       Элина тяжело вздохнула, кивнула, больше сама себе. Опираясь на подставленную руку Рена Варрора, она осторожно поднялась со скамьи. Гроза продолжала бушевать, но на обратном пути ветер уже не сбивал Элину с ног. Она шла, расправив плечи и гордо подняв голову. Внутри нее словно появился титановый стержень, который не смогла бы погнуть даже самая свирепая сила.