Наследница Теней (#1)

      Бранрис так опрометчиво обокрал Адарлину, даже не подозревая об этом. В тот миг, когда она встретилась с ним глазами, фэйский воин ощутил настоящую угрозу, исходящую от девушки. Он даже не понял, что могло так ее разозлить. Попытался окликнуть, но она его попытки оставила без внимания.       Адарлина была зла. Нет. Она была в ярости. Она чувствовала, как тьма закипает в ней, и потому решила убраться подальше от неповинного Бранриса. Ругаться с ним ей совершенно не хотелось, но вот его глотку Адарлина разодрала бы с радостью.       От такого контраста чувств и желаний у девушки разболелась голова. Она шла, не разбирая дороги, даже не замечая, как с пути убираются ошарашенные помощники и даже некоторые воины. Умываться и переодеваться Адарлина наловчилась почти по-солдатски. Прибегая на финиш одной из первых, она тратила на пробежку около получаса, и до завтрака у нее оставалось время вернуться в Казармы и привести себя в порядок. Рассматривая себя в зеркале, Адарлина морщилась, вспоминая, какой жалкой, потной и грязной раньше приползала к финишу, а потом еще и ходила так весь день, не имея свободной минутки, чтобы помыться. Невозможно так измениться всего за два месяца, но Адарлина смогла.       И то, что случилось позже в тот день, наглядно разделило ее жизнь на «до» и «после».              * * *              Они едва успели вернуться с завтрака и разместиться на тренировочном поле. Адарлина быстро размялась, выхватила оружие и без промедления бросила Бранрису вызов. У кого-то из зрителей даже хватило наглости спросить, понимает ли она, что означает это приглашение. Адарлина понимала. Не тренировка, не обучение, а поединок. Настоящий.       Первой реакцией со стороны окружающих был смех, но Бранрис даже не улыбнулся. Он внимательно посмотрел на Адарлину, силясь разгадать настроение, но ее лицо было сосредоточено и ничего не выражало. Она оставила без внимания колкие замечания, призвав себя к внутреннему спокойствию, и замерла в боевой стойке, подражая умению фэйцев застывать без движения, словно превращаясь в статую. Этому умению она тоже училась долго и упорно.       Бранрис принял ее вызов, лукаво улыбнувшись, подразнив словами о якобы «украденной» утренней победе. Он и не подозревал, что, когда обогнал ее на последней секунде, Адарлина ощутила себя так, будто на нее вылили ведро помоев. Он действительно украл у нее победу, и сейчас она намеревалась ее вернуть.       Бранрис и не думал ей поддаваться, но Адарлина обрушилась на него с таким яростным напором, что в первую же секунду он был вынужден обороняться. Зрители затихли, когда он, вместо того, чтобы провести атаку или контрудар, поспешно уклонился и отступил в сторону. Со стороны этого было не увидеть, но едва Бранрис глянул в глаза своей стремительно приближающейся противницы, инстинкт велел ему немедленно отступать, иначе поединок мог бы закончиться, даже не начавшись. И как только Бранрис осознал это, то замер, пораженно уставившись на Адарлину. Пусть всего на мгновение, но в момент ее атаки он ощутил эту смертоносную жажду крови, что встречалась только на полях лютых сражений.       Адарлина отступила, выпрямила спину и улыбнулась ему. Нагло. Вызывающе.       На лице самого Бранриса появилась улыбка. Несмотря ни на что, эта девушка нравилась ему все больше и больше.       Поединок продолжился, лязгнули кинжалы. Адарлина двигалась столь стремительно, что Бранрис на мгновение растерялся, недоумевая, откуда у девушки такая скорость и напор. Явно не ожидая от нее такой прыти, он на мгновение упустил ее из виду, и этой секунды Адарлине было достаточно.       Утром Бранрис смог обогнать ее на последней секунде, и теперь Адарлина была вправе забрать это время назад.       Крутанувшись всем телом и одновременно присев, Адарлина сделала стремительную подсечку, сбив Бранриса с ног. Фэйец не растерялся, тут же попытался ее схватить, но Адарлина ответила его же приемом, которому он обучил ее несколькими днями ранее.       Она схватила Бранриса, выбила из его руки кинжал и, обернув вес фэйца против него, прижала к земле своим коленом. Сверкнул клинок, застывший в паре миллиметров от горла Бранриса. Адарлина чуть склонилась к нему и игриво прошептала:       — Убит.       Она победила. Все это видели. Тьма внутри нее ликовала. А когда Сонриса вдруг издала восторженный боевой клич, и все вокруг его поддержали, Адарлина испытала настоящий восторг. Она поднялась и подала руку Бранрису, тот охотно ухватился за нее и тоже встал. Лицо фэйца было потрясенным, но на Адарлину он смотрел с неподдельным восхищением.       — Подними меч, — тихо сказал он, наклонившись к ней, — покажи им, что ты победила.       Адарлина так и сделала. Устремив в небо свой учебный клинок, она увидела, как все воины на площадке сделали то же самое.       Ощутив на себе пристальный взгляд, Адарлина обернулась и увидела на холме главнокомандующую Гиган. Та наблюдала за поединком и теперь смотрела на Адарлину с улыбкой. Когда девушка едва заметно склонила голову в знак почтения, улыбка главнокомандующей стала шире. Сложив руки за спиной, она вдруг тоже кивнула Адарлине и направилась прочь.       Молчаливое одобрение.       Адарлина только что сделала первый весомый шаг на пути к тому, чтобы стать полноправным воином в рядах Стражей Теней.       И снова, часть Адарлины безоговорочно приветствовала произошедшие перемены и упивалась достигнутыми результатами, но все же вторая ее часть страшилась их, осознавая, какие серьезные изменения происходят у нее внутри.       Она опасалась неведомых угроз. Эти угрозы имели причудливые формы и пугали Адарлину по-разному, и чем сильнее становилась она сама, тем стремительнее развивались ее новые страхи.       В первый день своего обучения в этом лагере она боялась, что ее будут пороть за каждый проступок и неуспеваемость. Спустя две недели, она вдруг проснулась ночью от собственного крика в ледяном поту. Ей показалось, что бывший хозяин нашел ее и теперь тащит за волосы в подземелье поместья, где всегда истязал и насиловал рабов.       Тогда Адарлина даже и представить не могла, что способно напугать ее сильнее, чем это. Но потом ей стали сниться другие сны.       Сны, в которых она сама волокла за волосы свою бывшую хозяйку, приковывала ее к столбу, а потом начинала безжалостно пороть. Она слышала ее вопли, видела свисающие обрывки кожи так отчетливо, будто все происходило в реальности. Но девушка не просыпалась от этого кошмара, потому что все это ей нравилось, и она шла дальше. Брала кочергу и прижигала лицо своей обидчицы, выжигала ей глаза, плавила язык с садистским наслаждением, а потом просыпалась в теплой сухой постели без единого намека на пот или головокружение.       Еще были сны, в которых она была в постели со своим бывшим хозяином, только уже его глаза были полны ужаса. Он был распят на своей кровати, как на жертвенном алтаре, а сама Адарлина склонялась над ним, медленно вжимала острие кинжала в его жирную волосатую грудь, затем вела лезвие вниз и наблюдала, как его гнилые внутренности вываливаются наружу.       Адарлина просыпалась посреди ночи. Ей хотелось кричать и обливаться потом, это было бы оправданно, но ничего подобного не происходило. Она была возбуждена и довольна, а ее кожа горела огнем, словно после страстной ночи. Темная энергия, обычно питавшая ее изнутри, хлестала наружу, как кровь из рваной раны, а перед глазами стояли лица ее жертв, перекошенные ужасом.       Адарлину трясло. Трясло, но не от омерзения или страха, а от удовлетворения. Она дрожала от темного потаенного наслаждения, которое испытала во сне, медленно умерщвляя своих обидчиков. Ее руки были по локоть в крови, но она мурлыкала от удовольствия.       Вспоминая об этом при свете дня, Адарлина невольно содрогалась. Она не понимала, откуда взялись эти образы. Она чувствовала диссонанс, произошедший внутри нее. Чувствовала, что все должно было происходить совсем иначе. Люди не меняются вот так. Не так быстро, не так ярко и не так кардинально. Да, она ощущала силу внутри себя, и иногда Адарлине правда казалось, что она способна свернуть горы. Но смогла бы она убивать? По-настоящему, с наслаждением, так, как она делала это во снах.       Нет. Она бы не смогла.       Но этот тихий темный шепот переспрашивал вновь и вновь: «Разве? Не смогла бы?».       О своих переживаниях Адарлина не могла никому рассказать. Иногда ей казалось, что она попросту сходит с ума. Она мысленно общалась с Ветроходом, поглаживая его теплую шею, и это приносило ей хоть какое-то облегчение. Только он мог ее выслушать, ведь маленький ящеренок Жои пропал. Окончательно и безвозвратно. Последний раз девушка видела его в тот день, когда впервые преодолела кросс, и больше Жои не появлялся.       Злые языки говорили, что видели где-то в лесу его разодранное тельце, желая позлить Адарлину. Однако это все же могло оказаться правдой. Адарлина думала об этом, но снова и снова возвращалась к мысли, что Жои не мог погибнуть. Маленький ящеренок жив. Она просто это знала.       Минувшая осень была самым тяжелым и самым насыщенным периодом в жизни Адарлины. За эти месяцы она превратилась из сломленной рабыни в совершенно другого человека, полного звериных эмоций, амбиций и желаний.       Она изменилась кардинально, как внешне, так и внутренне. Поглощенная тренировками и занятиями с Мэйлин, она успевала следить за событиями, происходившими в лагере. Она знала, что отряды по-прежнему выходят на разведку и выполняют различные поручения капитана Гиган. Однако, куда именно они отправляются и цели этих миссий — не знала. Информация была засекречена, новобранцы не имели к ней доступ. Даже Мэйлин периодически оставалась в лагере.       Неведение было лишь малой частью того, что вызывало недовольство Адарлины. Она, как и все в лагере, ощущала приближение чего-то нехорошего. Напряжение нарастало, достигало пика, когда с очередной миссии не возвращался кто-то из отряда, и спадало, на время затихая, чтобы потом снова начать нарастать.       С того дня, когда Адарлина смогла победить Бранриса в поединке, ее тренировки с Броном стали еще жестче. Он самолично начал сражаться с ней, как верхом, так и на земле, используя настоящие мечи, копья и кинжалы.       На общих тренировках Адарлине не давали спуску фэйские войны. Однажды, ей даже рассказали по секрету, что некоторые командиры стращают ею бойцов, грозя, что она в скором времени сможет их победить, если они не станут тренироваться усерднее. Адарлине это нравилось.       Проигрывая из раза в раз, она училась. Наблюдая, она очень тонко подмечала все детали: стиль боя, маневры, сильные и слабые стороны соперников. Адарлина изучала каждое их движение, терпеливо разрабатывая собственные стратегии, построенные на недостатках ее потенциальных соперников. Она соблюдала спокойствие и проявляла выдержку, позволяя им безнаказанно подшучивать над ее промахами, которые она, зачастую, подстраивала специально, чтобы усыпить бдительность и не показывать насколько на самом деле возросло ее мастерство. И так продолжалось до тех пор, пока однажды она не начала бросать им вызов и одерживала одну сокрушительную победу за другой!       Ох, как же сильно не нравились ее успехи некоторым бессмертным бойцам. Они скалили зубы и недоумевали, каким образом эта обессилившая, ни на что не годная рабыня превратилась в столь неутомимое и смертоносное существо.       Адарлина замечала, что у нее появляются недоброжелатели, которые опасаются, что она в скором времени может занять место, превышающее по статусу их собственное. Осознавая это, Адарлина невольно смотрела на этих воинов так, будто они открыто делали ей комплименты. Ведь, по сути, раз они чего-то боялись, значит неспроста.       Адарлина и не подозревала, что все это может зайти очень далеко.              * * *              Очередной день. Зима уже неумолимо приближалась, холодало с каждым днем. Тренировка была в самом разгаре, когда Адарлину неожиданно вызвал на поединок совершенно незнакомый ей фэйец.       Схватка началась весьма сдержанно и профессионально. Чувствовалось, этот воин настроен серьезно. Адарлина была не против размяться и даже слегка кивнула ему, предлагая не сдерживаться. Ответом ей был безумный блеск его глаз, полный смертельного яда. Адарлина не знала, что было на уме у этого безумца, но, казалось, ее жест он воспринял как оскорбление. Его лицо было неприятно Адарлине, она чувствовала его тщеславие и желание как следует унизить ее.       Отразив его первый удар, Адарлина разрешила себе не сдерживаться.       Оживленный поединок длился более четверти часа. За это время противники успели изрядно помотать друг друга и даже поранить. Адарлина и ее противник принялись кружить, пожирая друг друга пылающими взглядами. Вероятно, уже тогда кто-то из зрителей ощутил произошедшую перемену. Стали доносится предостережения, и даже предложение на «ничью» и прекращение поединка. Но фэйец не собирался отступать, он хотел проучить дерзкую девчонку, которая все еще стояла перед ним на ногах.       Фэйец бросился на Адарлину, и ее темная сила выплеснулась наружу.       Они сцепились не на жизнь, а насмерть, яростно рыча, словно дикие звери. Безжалостно кромсая друг друга, они повалились на землю. Фэйец замахнулся на Адарлину кинжалом, который успел выхватить из сапога. Кто-то предостерегающе закричал на него, кажется, это была Мэйлин.       Адарлина быстро просчитала, куда метил ее противник, и поняла, что не успеет увернуться. Толпа зрителей взволнованно зароптала, когда лезвие кинжала проткнуло вовремя поставленную ладонь. Адарлина почти не ощутила боли. На мгновение ей даже захотелось рассмеяться противнику прямо в лицо, которое как раз оказалось в зоне ее досягаемости. Стальные когти — с недавних пор, ее излюбленное оружие ближнего боя, — смачно прошлись по перекошенной фэйской роже, раскроив ее на лоскуты.       Фэйец взревел от боли и двинул тяжелым кулаком прямо в лицо Адарлине. Они снова покатились по вспененной земле, разбрызгивая кровь друг друга в разные стороны.       Все крики вокруг смешались в один сплошной гул. Кровь застучала в висках Адарлины, когда фэйец грубо вдавил ее в землю, пытаясь проткнуть кинжалом ее горло. Его изуродованное лицо, искаженное яростью и болью, оказалось прямо перед ней, его безумные глаза бешено вращались, он скалился и рычал, брызжа слюной прямо ей в лицо.       Тогда Адарлина отчетливо услышала голос тьмы внутри себя и впервые решила безоговорочно его послушаться. Поддавшись желаниям той мрачной сущности, что питала ее тело своей силой, Адарлина настежь распахнула таинственные ставни, позволив ярости затопить себя.       Адарлину затрясло, каждая мышца в ее теле сократилась, наливаясь первозданной силой. Ее глаза дико сверкнули, и лицо исказилось, когда она оскалила зубы и издала настоящее утробное рычание, полное лютой ненависти и обещания жестокой расправы.       В глазах бессмертного фэйского воина мелькнул настоящий страх. В следующее мгновение Адарлина атаковала.       Она врезала ему кулаком в кровоточащее лицо, оборвав куски кожи. Фэйец взвыл, чудом увернувшись от второго удара, иначе Адарлина когтями перебила бы ему горло, и никакая фэйская магия его бы не спасла. Он снова замахнулся и врезал ей по лицу, но для Адарлины это показалось не более чем пощечиной. Что такое боль от его удара, в сравнении с раскаленной кочергой, оплавляющей лицо?       Адарлина снова зарычала на него. Дико, мощно, неистово. И нанесла ответный удар когтями. Фэйец снова взвыл от боли и, вконец обезумев, отпихнул ее в сторону и бросился следом, желая с размаху припечатать головой о ближайший камень.       Адарлина не стала его дожидаться. С силой, которой никогда не имела, она кинулась на противника, опрокинув его на спину. В следующее мгновение ее стальные когти разорвали ему грудь, оставив четыре широких борозды, из которых тут же хлынули потоки крови. Забыв про сквозное ранение в ладони, Адарлина сомкнула когтистые руки на шее мерзавца, что посмел бросить ей вызов, и принялась с чудовищной силой сжимать его горло, уже практически ощущая хруст и видя, как полные страха глаза, выпучиваются наружу.       И тут чьи-то руки бесцеремонно подхватили ее за плечи и принялись оттаскивать прочь от кряхтящего соперника. Увидев почти побежденного, то есть, почти убитого, противника, в Адарлине взыграл какой-то первобытный смертоносный инстинкт и она, зарычав, принялась вырываться, желая только одного: закончить начатое и оборвать-таки его жизнь.       Пара сильных рук стальным кольцом обхватила ее со спины, прижав руки к телу и не давая возможности вырваться. Адарлина, не помня себя от гнева, рычала, неистово извиваясь и лягаясь, но ее неумолимо тащили прочь от кровавого места сражения.       Оказалось, что разнимать смертоносную схватку позвали аж главных командиров лагеря. Никто более попросту не решился вклиниться между двумя озверевшими хищниками, кромсающими друг друга. Сама Гиган примчалась на звуки побоища и крики толпы. Два командира удерживали вопящего фэйца, обезумевшего от боли и жестокого унижения. Адарлину крепко сжимали руки командира Тарлена.       — Desmareve! — зарычал он ей на ухо.       Воспаленное сознание Адарлины не сразу разобрало фэйский язык.       — Немедленно успокойся, — говорил ей Тарлен, подбирая слова на фэйском, которые она смогла бы понять. — Держи себя в руках!       — Сам держи руки при себе, — по фэйски зарычала на него Адарлина в ответ, — я вырву ему глаза, чтоб больше не смел на меня так смотреть!       Древний язык прекрасно ложился в ее яростные уста, и рычащая речь Адарлины звучала пугающе красиво. Десятки пораженных взглядов были устремлены к бывшей рабыне. Она могла победить. Если бы их не разняли, Адарлина бы победила. Она бы убила фэйца. Это понимали все.       Тарлен силой уволок ее прочь. Она слышала только, как капитан Гиган властно приказала зевакам разойтись, а раненного фэйца доставить в лазарет. О ранах, полученных Адарлиной, Аделаида Гиган даже не побеспокоилась.       Тарлен уводил ее все дальше от тренировочного поля. Адарлина до последнего не переставала сопротивляться, хотя огненный запал битвы уже начал спадать. Тарлен затащил ее за угол конюшен, чтобы поскорее скрыть от посторонних глаз, и направился дальше, к пастбищам. Только там он, наконец, выпустил ее из своих стальных объятий. Естественно, Адарлина тут же вознамерилась вернуться, но Тарлен преградил ей путь и суровым, повелительным жестом указал противоположное направление. Скрипнув зубами, она подчинилась.       Ярость все еще кипела внутри. Адарлина с трудом гасила желание высказать все, что думала о том наглом фэйце и о тех, кто хотел остановить поединок, дабы спасти его от позора. Когда она в очередной раз рванула назад, Тарлен прихватил ее за раненую руку, и боль немного прояснила ее сознание. Адарлина зашипела, кровь из ладони полилась с новой силой. Тарлен тут же ослабил хватку, но не на столько, чтобы Адарлина смогла вырываться дальше.       — Ты что делаешь? — бесстрашно буравя командира взглядом, медленно выговорила Адарлина, вспоминая слова. — Мне больно. Отпусти!       Если бы она умела убивать глазами, то от такого вот взгляда Тарлен уже точно валялся бы в луже крови. Адарлина еще недостаточно хорошо знала фэйский язык, зато выучила кучу солдатских ругательств, и сейчас была готова перечислить командиру Лоршену весь свой словарный запас. Она его не боялась. Она больше никого не боялась.       — Хорошо, что чувствуешь боль, — невозмутимо произнес Тарлен. — Она помогает прийти в себя.       — Прийти в себя? Я в себе, как никогда раньше! — голос Адарлины все еще был полон горячей ярости.       Как и все, кто наблюдал за этим неистовым поединком, Тарлен не мог не задаться вопросом: как же, всего за три месяца, из сломленной и отчаявшейся девушки могло возродиться нечто настолько смертоносное и необузданное?       — Меня это тревожит, — чуть оскалился на нее Тарлен, — ты даже не чувствуешь, что истекаешь кровью. Твое лицо…       — Ты только что заметил? — едко бросила Адарлина, хотя и понимала, что Тарлен имеет в виду вовсе не ее шрам. Ей было все равно, она снова попыталась вырвать руку.       Тарлен ей этого не позволил. Где-то вдалеке ударили раскаты грома, надвигалась буря.       — Прекрати, — произнес Тарлен.       Что-то в его голосе заставило Адарлину, наконец, одернуть себя и немного поостыть. Она поняла, что перегибает палку и та вот-вот треснет. Тарлен поднял свободную руку и рукавом рубашки вытер ей подбородок и щеку.       — У тебя из губы хлещет кровь, бровь разбита, глаз скоро заплывет. Девушке не подобает так выглядеть, — миролюбиво пояснил командир Тарлен.       Потаенная струна больно дернула сердце Адарлины и ее глаза снова наполнились ненавистью. Она холодно кивнула.       — О, да, — горестно и желчно отозвалась Адарлина, — девушке не подобает так выглядеть. Пусти.       На самом деле, это был их первый настоящий разговор за минувший месяц. Адарлина замечала, что командир молча наблюдал за ней, но никогда не осмеливалась заговорить первой. Тарлен тоже не проявлял инициативы, и в скором времени Адарлина свыклась с этим.       Несомненно, такой мужчина, как Тарлен, не мог не привлечь ее внимание. Особенно в условиях их первой встречи, ведь он спас ее и привез в безопасное место. Но за время, проведенное в лагере, Адарлина привыкла к его присутствию и вскоре отбросила глупые наивные мысли, переключив свое внимание на Бранриса, который весьма красноречиво проявлял свой интерес.       С Тарленом ее ничего не связывало, кроме общего начала. Их разделяла непомерная разница в возрасте и закоренелая иерархия, навязанная обществом в целом и устоями лагеря в частности. Какими бы повстанцами они ни были, бессмертный фэйский командир не мог иметь дела с безродной девчонкой, которая, к тому же, раньше была рабыней.       Адарлина понимала, что, возможно, он просто чувствует ответственность за нее, и этим обосновано его ненавязчивое внимание. Она могла верить в искренность его намерений, но вот выправить себе лицо или изменить статус, увы, была не в силах. Да и страх перед мужским желанием все еще оставался с ней. Тому были подтверждением редкие сны, возвращающие ее к ужасным событиям на границе, и напоминающие о липких взглядах господ на аукционе.       — Адарлина, — неожиданно произнес Тарлен.       Девушка вздрогнула, отбросив посторонние мысли.       Ее имя так необычно звучало из его уст, ведь Тарлен говорил на чистом фэйском, без какого-либо акцента. Этот язык сам по себе был мягким и зычным, а глубокий, чуть хрипловатый голос Тарлена превращал слова в настоящую поэзию.       — В чем дело? — тихо спросила Адарлина, полностью сбрасывая с себя напряжение и чувствуя, как усталость и боль наполняют ее тело.       Она вскинула глаза и встретилась взглядом с чернотой глаз Тарлена. Его лицо казалось уставшим и обеспокоенным, но при этом не утратившим нотку мужского обаяния. Все же, несмотря на красоту и обходительность Бранриса, который внешне казался ровесником Адарлины, близость Тарлена вызывала в ней совершенно иные чувства. Но она упорно запрещала себе думать об этом.       Хлынул дождь. Это произошло так неожиданно, что Адарлина даже ахнула. Ледяная вода вмиг остудила разгоряченную кожу, и девушка застучала зубами. Ливень шел сплошной стеной, Адарлина и Тарлен тут же вымокли до нитки.       — Идем.       Адарлина недоверчиво уперлась, сама не понимая почему.       — Идем со мной, — попросил Тарлен, и его тон не терпел возражений.       Боль в руке стала невыносимой, а в глазах начало темнеть. Силы покидали Адарлину, ей требовался отдых. Спорить с Тарленом она не могла, он повел ее через широкое пастбище, в сторону леса. Прежде, чем она успела спросить, куда они идут, за пеленой дождя показался небольшой навес, развернутый вокруг ствола дерева. Разглядев внутри темную тень, Адарлина догадалась, куда привел ее Тарлен.       Они оказались в постройке, напоминающей сарай. Однако внутри она была обита теплым ковром, а пол был устелен душистым сеном. Помещение было довольно просторным, но из-за крылатого животного, которое так же укрывалось здесь от дождя, оно казалось маленьким.       — Здравствуй, Ветроход, — привычно поздоровалась с пегасом Адарлина, выбивая зубами ритм.       Тарлен усадил ее в сено, заставил снять мокрые сапоги. Внутри было уютно и, несмотря на завывания грозы, достаточно тепло, а когда добрый Ветроход улегся позади девушки, разрешив прислониться к своему горячему боку, она, наконец, позволила себе расслабиться.       — Так вот, где он живет, — прошептала она, когда Тарлен, освободившись от мокрого плаща и завесив им вход, вернулся и сел рядом.       — Да, я сам построил этот навес. Ветроход боится идти в конюшни, — ответил командир.       Адарлина посмотрела на безмятежно дремлющее животное. Пегас даже спал красиво — изогнув лебединую шею и свесив морду перпендикулярно земле, он развел уши в стороны показывая, что спокоен и вполне доверяет гостям. У Ветрохода тоже были свои страхи. Интересно, чего боялся Тарлен?       — Дай мне свою руку, — попросил он.       Адарлина заколебалась на секунду, но потом все же протянула ему окровавленную ладонь. Тарлен бережно подхватил ее.       Ощущать тепло его рук было приятно, жаль, что боль мешала Адарлине насладиться этим прикосновением. А ведь она думала, что никогда больше не позволит мужчине касаться себя. Тарлен бережно протер ее руку сухой тряпкой, выходящая кровь тщательно промыла рану. Затем он оторвал лоскут от рукава своей рубашки, и перевязал покалеченную ладонь.       — Боль пойдет тебе на пользу, — только и сказал он.       Адарлина испустила тяжелый вздох, поглядывая на колеблемый ветром уголок плаща, закрывающего вход.       — Что, все еще ждешь своего ящеренка? — усмехнулся Тарлен.       Адарлина хмуро посмотрела на него. Все фэйцы в лагере подшучивали и дразнили несчастное существо, называя его уродцем и ошибкой природы. Девушку приводило в бешенство, когда кто-нибудь дергал ящеренка за хвостик или щипал за перепончатую кожицу на передних лапках. Когда она думала об этом, то понимала, почему ее дружок пропал и больше не появлялся. Верить в то, что он погиб от лап лесных хищников, Адарлине не хотелось.       — Я не видела его уже довольно давно. С того дня, как преодолела пробежку.       Адарлина действительно беспокоилась, как бы не приключилась с ящеренком беда. Жои она чувствовала лучше, чем любое другое животное, ведь она сама была уродом и ошибкой природы.       — Может убежал в лес, с нами ему надоело, — Тарлен облокотился спиной о ствол дерева, отсев на почтительное расстояние от Адарлины.       Девушка не знала, как толковать его действие: уважение к ее интересам и личному пространству или же личным нежеланием близости.       В глазах Тарлена что-то промелькнуло, и он неожиданно произнес:       — Адарлина, шрам не портит тебя. Это не уродство, а боевая отметина.       — Я получила его не в бою, — тихо ответила Адарлина, удивленная внезапной сменой темы.       — Нет, — возразил Тарлен, Адарлина подняла взгляд и их глаза снова встретились. — Ты получила его в бою. Ты приняла удар и выжила, а значит победила.       Внутри Адарлины поднялась теплая волна благодарности. Слова Тарлена показались ей настолько очевидными и правильными, что на глазах непроизвольно навернулись слезы.       — Но девушке не подобает так выглядеть, — дрогнувшим голосом обронила она.       В приличном обществе ей бы ни за что не удалось выйти замуж. Не это ли свидетельство уродства?       — Адарлина, мало девушек может сравниться с тобой, — произнес Тарлен глядя ей прямо в глаза. Адарлина почувствовала, как к щекам приливает жар. — Одна отметина на лице не может затмить всей внешней и внутренней красоты.       Едва только распустившаяся радость, снова стала увядать. Адарлина почти слышала, как створки души с грохотом захлопнулись. Она содрогнулась всем телом, а затем улыбнулась мрачно и печально.       — Если бы она была одна, — холодно произнесла она, подтянула ноги и обхватила колени руками.       Тарлен промолчал, Адарлина не увидела его реакции, потому что сразу отвернулась. Она и не хотела знать. Командир явно хотел что-то сказать, но Адарлина тряхнула мокрыми волосами, показывая, что не желает ничего слышать. К ее удивлению и облегчению, Тарлен прислушался. Остаток бушевания стихии они провели в молчании.       Адарлина чесала пальцами спутанную гриву Ветрохода, и чувствовала на себе взгляд Тарлена. Она позволяла ему смотреть на себя, ведь это не вызывало у нее раздражения. Опять же, после проклятого аукциона, заинтересованные взгляды мужчин были ей противны. Даже внимание Бранриса поначалу встречало ледяную стену, и только спустя пару недель совместных тренировок, завтраков и прогулок, Адарлина смогла избавиться от чувства мерзкой липкости на коже.       С Тарленом все было иначе. Он был настоящим воином, мужчиной, уже пережившим юношескую неловкость. Адарлина не чувствовала от него угрозы, почему-то знала, что Тарлен не посмеет ее тронуть. Его она не боялась.       Когда муссон прошел, Адарлина даже расстроилась.       — Почему ты повел меня сюда, а не в конюшни? — запоздало спросила она.       Они уже выбрались из-под навеса, Ветроход вышел следом. В воздухе пахло дождем и душистой лесной свежестью. Низко над полем расстилался легкий туман.       — Тебе это было нужно, — отозвался Тарлен, — в конюшне тебя бы сразу нашли.       Адарлина постаралась, чтобы очередная волна искренней благодарности не слишком явно отразилась на ее лице. Она просто кивнула Тарлену, подозревая, что если скажет хоть слово, то расплачется. Некоторые черты характера никуда не делись, Адарлина по-прежнему не могла сдержать слез, когда слишком сильно уставала.       С Тарленом они попрощались очень кратко и как-то неловко с ее стороны. Бессмертного воина мало что могло смутить, но вот Адарлина заливалась краской и ничего не могла с этим поделать.       Вернувшись на конюшни, она тут же столкнулась с Мэйлин, которая потребовала у нее самых подробных объяснений и немедленно. Адарлина очень любила свою подругу и не могла отказать в беседе, даже несмотря на то, что смертельно устала. Когда они простились дружеским объятием, было уже глубоко за полночь. Адарлина не нашла в себе сил даже добраться до казарм, потому завалилась на стог душистого сена в тёплом, сухом амбаре и почти сразу заснула.       Но ещё в дремоте вдруг почувствовала, как кто-то тяжелый и урчащий осторожно улегся у неё в ногах, придавив теплым телом. Адарлина сразу подумала о собаке, которая любила ластиться к работникам конюшни, чтобы те пускали ее поспать на тепло подстилке.       Каждый раз, когда Жои куда-нибудь уползал, этот пес непременно приходил к Адарлине. А после того, как ящеренок бесследно исчез, спал с ней почти каждую ночь.       — Спокойной ночи, — прошептала она в темноту и, сжавшись в уютный клубок, мгновенно уснула.