Хрупкое расстояние меж нами

Они смотрят один на другого. Кроули молчит, потому что не хочет предлагать первым. Спустя несколько минут Азирафель приходит в себя окончательно. — Посмотрим, что будет, если отпустим? Чтобы удостовериться, что мы не ошибаемся? Кроули сглатывает горечь во рту и кивает. — Почему нет? На сей раз боль длится доли секунды. Азирафель крепко держит его руку, когда Кроули снова открывает глаза, и боль рассеивается, сменяясь чувством невероятной правильности происходящего. Кроули хочется сократить расстояние еще больше, но Азирафель шевелится первым — оказываясь с ним грудь в грудь. Ладони у Кроули покалывает от блаженного ощущения прикосновения кожи. Будто бы это проклятие хочет, чтобы они соприкасались. — Ох, силы земные, — выдыхает Кроули. Он думает о том, как они тогда на скамейке обменялись телами. Пытается вспомнить, что чувствовал: радость, да, даже триумф. Но еще… боль, которую он испытал, когда нашел пылающий книжный, когда понял, что его лучшего друга больше нет. Сладкое облегчение, когда они спаслись. И мольба Бо… Са… да хоть кому-нибудь. Я не хочу, чтобы мы когда-нибудь еще расстались. Видимо, на его лице отражается ужас, и он жалеет, что на нем нет проклятых очков. Он моргает раз, второй, отворачивается. — Что не так? Кроме очевидного, — мягко спрашивает Азирафель. Кроули не знает, что сказать. На секунду он хочет отпустить Азирафеля, но он не посмеет причинить ему боль. Секунды будто растягиваются в часы. — Я знаю, почему это с нами случилось. — И они не смогут найти решение в старых пыльных книгах Азирафеля. — Это я сделал. Азирафель молча смотрит на него несколько секунд. — Что ты имеешь в виду? У Кроули сжимается в горле, язык с трудом ворочается. Он не может представить, как сформулировать предложение, чтобы оно не звучало так, что он влюблен в Азирафеля все шесть тысяч лет. — Как считаешь, это могло произойти, потому что один из нас… просто этого захотел? Азирафель сводит брови. — Что? Ты говоришь, что ты… — он умолкает на полуслове со странным выражением лица. — Не заставляй меня говорить это вслух, — чертыхается под нос Кроули. — Что говорить? — Это произошло ненамеренно. Но я… когда мы менялись обратно, я хотел… остаться с тобой, — он не может смотреть на Азирафеля, когда говорит это. Кроули смотрит на пыльную прикроватную тумбочку со стопкой книг и старинными очками сверху. — Об этом… — Это из-за пожара в книжном. Когда я обнаружил, что ты исчез...Я решил, что ты мертв. Но все началось куда раньше. Так давно, что неловко даже. Потому мне так тяжело говорить тебе об этом сейчас, ведь очевидно, что ты… никогда… а я… слишком быстр для тебя. Я хочу сказать, что я люблю тебя, всегда любил, и похоже ненароком связал нас неосознанным демоническим чудом. — Его взгляд мечется по комнате в поисках какого-нибудь якоря и не находит ничего существенного, за что можно было бы зацепиться. Кроули чувствует, как крепко ангел сжимает его руку, будто они находятся посреди шторма, а не на вполне устойчивой кровати, предназначенной скорее для супружеской пары. — Скажи что-нибудь. — Я не знаю, что сказать. — Я говорил тебе, что это не твоя вина, ангел. — Нет. Не об этом. Я ведь… ощущал твою любовь, но думал, что это чувства, которые испытывают к другу. А теперь оказывается, что… это не совсем так. — Не совсем так, — Кроули подавляет порыв закатить глаза. Он старается не отрицать, не защищаться, хотя очень хочется. Честность никогда не давалась ему легко, а сейчас особенно. — Ох, — загнанно выдыхает Азирафель. — Ох. Кроули рискует посмотреть на него и видит, что Азирафель улыбается. Буквально до ушей. А затем мягко касается его лица. — Я тоже тебя люблю, — он ведет ладонь ниже, проводит пальцами по губам Кроули. Его взгляд невозможно ни с чем перепутать. — Правда? — шепчет Кроули в подушечки пальцев. Азирафель обводит большим пальцем линию подбородка, словно запоминает острые черты лица Кроули. — Да, милый. Теперь Кроули нечего сказать. — Ох. — Ты не против, если я тебя поцелую? — Только за. Кроули склоняет голову и находит его губы. Внутри все заливает теплом, откликается на прижимающиеся губы, на отрывистый горловой стон, который издает Азирафель. Кроули никогда никого не целовал, потому что и не хотел ни с кем такой близости. И он, как ему кажется, просто ужасен в этом, но Азирафель отвечает на поцелуй со страстным рвением, поэтому это не имеет значения. Он не знает, куда пристроить руки, продолжая безостановочно гладить Азирафеля, его плечи, затем лицо, потом поясницу. Ощущение его твердого тела в руках безумно располагает — вот он здесь, такой настоящий и не утечет сквозь пальцы, подобно песку. Кроули смутно осознает, что его потряхивает от страсти и нервяка. Ему хочется сделать Азирафелю хорошо, но он ни черта не знает о сексе. Если он у них, конечно, будет. Но, кажется, все идет именно к нему. Да, секса между людьми он навидался достаточно, и удовлетворял себя рукой раз или пять тысяч раз, но это неудержимое поглощающее щемящее чувство двоих, желающих друг друга, вместе, это что-то совсем новое. На пробу Кроули скользит языком меж губ Азирафеля. Азирафель замирает, а затем с тихим стоном уступает и открывает рот. На вкус он лучше, чем Кроули мог себе представить. Азирафель сладкий, а его тело идеально ложится в изгибы тела Кроули. Его руки зарываются Кроули в волосы, и Кроули сквозь охватившую его дымку похоти шокировано осознает, что ему в бедро упирается член. Он сгребает Азирафеля, опрокидывает под себя, и тот смотрит на него замутненным взглядом. — Я никогда этого не делал, — признается Азирафель, облизывая припухшие губы. Его зрачки практически затопили радужку. Кроули улыбается ему. Он это подозревал, но приятно услышать это своими ушами. — Я тоже. Уши у Азирафеля розовеют. — Кроули, не стоит надо мной насмехаться. — Но я серьезно, ангел. — Ты… за столько лет и ни разу? — Никогда ни с кем не хотел. Слишком много мороки, если ты меня понимаешь. — Полагаю, что понимаю. Но… со мной хочешь? Кроули притирается бедрами, впервые давая Азирафелю ощутить, как крепко у него стоит. — Достаточно убедительный ответ? Глаза у Азирафеля стекленеют. — О, сделай так еще раз, прошу. Кроули подчиняется, выбирает верный угол, членом к члену. Ночная рубашка Азирафеля — единственный слой шелковой ткани между плотью, и ощущения невероятные. Кроули углубляет поцелуй, смелеет, находит пуговицы дурацкой клетчатой рубашки и принимается расстегивать дрожащими пальцами. Азирафель в ответ начинает стягивать одежду с него, и он, не выдерживая, избавляется от нее щелчком пальцев. Одежда оказывается где-то за кроватью. Руки неустанно оглаживают чужие тела, заучивают изгибы, запоминают новые ощущения, каково это — касаться друг друга. Утоляют тоску длиной в сотни человеческих жизней. Кроули окунается с головой в новые ощущения: жадный рот, накрывающий его губы, влажный член, скользящий по коже живота, розовые соски под его пальцами. — Хочешь, чтобы я коснулся тебя здесь? — Да, да. Он двигает своим членом по чужому, и Азирафель отрывисто вздыхает. Кроули ведет языком по его шее, ища где бьется пульс. — А здесь? — Пожалуйста. Азирафель сладкий, с легким привкусом соли. Его пульс трепещет под губами, и Кроули не может удержаться и припадает, всасывая кожу. Есть в этих нарастающих по темпу толчках какое-то изящество. Азирафель хватает Кроули обеими руками за ягодицы и притягивает к себе. Его кожа приобретает розоватый оттенок в теплеющем свете, снаружи кончается дождь. Кроули чувствует внутри жар, нарастающее напряжение. Он мимоходом думает об их связи, которая должна исчезнуть, но отмахивается от этой мысли, чтобы не портить момент. Он ждал так долго, тосковал веками без надежды получить желаемое. То, что это случилось, само по себе — чудо. Он любил в Азирафеле разное. Он любил в нем все. Азирафель в Саду, нежные ступни, мягкие изгибы тела, нервный смех и неуверенные улыбки. Могу провести ладонью здесь? Дорогой, все что угодно. На Голгофе и в Месопотамии, сражение с непостижимым планом пересекает его лицо обеспокоенными складками. В Риме он осмеливается обратиться к Кроули в самый мрачный период своей жизни. Как мне сделать тебе хорошо? Просто будь со мной. В Глобусе мимолетные взгляды, исчезающие, словно мираж, стоит Кроули только повернуться. Во Франции его дерзость, неблагоразумие, голод. В Сент-Джеймсовском парке, его упрямство в отказе дать Кроули то, что может его уничтожить. Его намеренное непонимание. Его ухоженные руки. Положи руки на меня, да, вот так. Да, ангел, ты не представляешь, что делаешь со мной. Расскажи мне. Ночь в церкви, от которой вскоре останутся лишь развалины. Было ли тогда это большим, чем Кроули мог понять? Как он мог ошибиться? Они не целуются, лишь дышат друг другу в губы. Кроули вопрошает в кожу Азирафеля, водит руками, ошпаривает дыханием. Ему остается немного, он на краю, когда Азирафель вдруг толкает его в плечи, опрокидывая на спину. — Чт… — но Азирафель уже между его ног, держит его твердый член обеими руками. — Дорогой мой, ты понятия не имеешь, как давно я хотел вкусить тебя, — говорит он и опускает голову. У Кроули благоговейно замирает сердце: Азирафель не стесняясь стонет, вылизывает и отсасывает, глядя на Кроули, как на изысканное блюдо. Он обводит языком головку, розовый на красном, и это просто последняя капля. Кроули едва успевает его предупредить, ноги сладко поджимаются: оргазм обрушивается на него, как наковальня на хрупкое стекло. Он рассыпается, отрывисто стонет и вздрагивает всем телом, пока Азирафель взбирается на него. — Изумительно, — явно довольный собой провозглашает Азирафель, но в его голосе слышно отчаяние, когда он тянется за поцелуем. — Милый… прошу. Я больше не могу ждать ни секунды. Размякший после оргазма, Кроули подается навстречу щедрому поцелую, чувствует на языке свой вкус, знакомый и незнакомый в то же время. Он вслепую находит член Азирафеля и начинает двигать рукой. Буквально в секунду Азирафель кончает, оставляя теплое семя в ладони Кроули и пространстве меж их телами. Хотя там едва ли есть пространство. В Сохо Азирафель сам не свой. Не уничтожь себя. Не оставляй меня одного. Прошу, используй святую воду с умом или не используй вообще. Ты слишком быстр для меня. Они лежат в развороченной постели. Азирафель оставляет легкие поцелуи на груди, шее, пальцах. Каждое прикосновение вызывает табун мурашек, дает малую дозу удовольствия, которой не нужно становиться чем-то большим. Никто из них не хочет отпускать другого в страхе перед неизвестным. — С тобой так хорошо, — говорит Азирафель с сытым вздохом. — Я мог бы лежать так вечно. — А ты и лежи, — слова вылетают прежде, чем Кроули успевает себя одернуть. — Ох, Кроули, тебе тяжело? Проверим, исправили мы проблему? — Мне нигде не хочется быть, кроме как с тобой, ангел, — в его словах слышится больше беспечности, чем он чувствует на самом деле. — Но есть только один способ проверить. Они смотрят друг на друга. Кроули отодвигается, пока только их руки не остаются соединенными. Он делает глубокий вдох, и затем они отпускают. Боль не такая адская, как прежде, но прибивает мгновенно. Кроули чертыхается и снова хватает Азирафеля за руку. — Прос-с-сти, ангел. — Прошу, не надо себя корить. Сейчас было… не так больно. Для меня, по крайней мере. — Ну да. Похоже на то. — Что ж, возможно нам стоит попробовать еще? — Азирафель с надеждой вскидывает брови, И Кроули не может сдержать улыбки. Но та исчезает, как только он думает о том, как долго это может занять, и сколько неудобств за собой влечет эта их связь. Если коллеги из рая или ада решат нанести визит или устроить очередное похищение, то они просто не сумеют отбиться от них. Кроули прикрывает глаза и сжимает зубы, стараясь не представлять кричащего от боли Азирафеля, свою собственную беспомощность. — Нам нужно немедленно решить проблему, ангел. Нет, я не хотел бы вылезать из постели с тобой в ближайшее время, но мы всегда можем вернуться в нее после. Азирафель приподнимается на руке, простыни скользят по полным бедрам. Вся его шея пестрит засосами, а на голове чудовищное гнездо. Он выглядит прекрасно. — Что ты предлагаешь? — Снова попробовать поменяться телами. — Прямо сейчас? Кроули неуверенно кивает. — Лучшей возможности не будет. — И когда мы поменяемся, ты… — Я подумаю… думы. Но типа наоборот? Постараюсь хотя бы не сделать хуже, чем есть. Азирафель укоризненно смотрит на него. — Да ты гений оперативного планирования. — У тебя есть идея получше? — Нет, если честно. Но для начала пойдем позавтракаем. У меня есть чудесный свежий малиновый джем. В конце концов, в здоровом теле — здоровый дух. — Что за богохульство, ангел, — улыбается Кроули. Он даже рад небольшой передышке. В итоге они обнаруживают, что даже одеться и приготовить завтрак — даже такой простой, как чай и тосты — оказывается той еще задачкой, когда вам нельзя разделяться. Кроули обхватывает Азирафеля за талию и тащится за ним следом. Он не может сопротивляться искушению и целует засосы на его коже, переминает руками мягкий живот и прижимается к нему. Азирафель не возражает. Он трется о его стояк, бесстыдно подставляя шею и губы. У них подгорает четыре куска тоста, прежде чем им удается оторваться друг от друга, чтобы уделить время хлебу. За крошечным обеденным столом они сидят вместе, соприкасаясь коленями. Кроули этого мало, он обводит пальцем тонкую кожу запястья, прослеживает синие вены. Он касается пальцем пульса, в существование которого Азирафель верит. Азирафель прикусывает нижнюю губу. — Что такое, ангел? — спрашивает Кроули, проводя длинным пальцем по его предплечью. — Что у тебя на уме? — Я просто подумал, что… мне есть, в чем признаться. Ты не единственный, кто имел определенные мысли непосредственно в момент… обмена. — Да ты шутишь. — Я, эм, как знаешь, меня развоплощало. И я не хотел делить тело ни с кем, кроме тебя. И, наверное, я пожелал… не то чтобы остаться в таком положении навсегда, нет. Я знаю, что мне не должно было понравиться быть связанным с тобой так… но мне понравилось. Впервые за шесть тысяч лет Кроули не знает, что сказать. Он по-змеиному дергает языком и недоверчиво шипит. Азирафель продолжает: — И мне весьма лестно, что ты хотел того же и также сильно. Это даже романтично. И мне нравится, когда ты меня касаешься. Очень. Долгие годы Азирафель избегал даже случайных прикосновений, всегда тщательно сохраняя границу. Кроули со страхом думает, не сделала ли эта связь Азирафеля более сговорчивым, не заставила ли она его хотеть того, чего он не хотел. — Но ты избегал прикосновений. Азирафель качает головой. — Это не значит, что мне не нравилось. Скорее я боялся, что мне понравится слишком сильно. И сейчас я понимаю, что это из-за страха. — Естественно. Ты не думаешь, что это все из-за обмена? — Я знаю себя, Кроули. — Азирафель выглядит оскорбленным. — И знаю, что давно тебя хотел. — Как давно? — Пардон? Кроули откусывает от тоста и нарочито медленно жует. — Ты слышал, что я спросил. — Что ж. Должен признаться, с той встречи в Риме. Ужин у Петрония. Когда мы пошли ко мне и в первый раз пили до рассвета. Ты помнишь? — Конечно, — Кроули и сейчас помнил эту ночь, будто она произошло только вчера. Азирафель напился до чертиков. Настолько, что уснул на его плече, как только занялся рассвет. — Когда я проснулся, ты уже ушел. — Да. Мне было нелегко. Я не хотел… воспользоваться ситуацией, — он до сих помнил аромат, витавший в воздухе той ночью. Дым и отломленные лилии. Азирафель сорвал их на обратном пути из ресторана, и один цветок воткнул себе за ухо. Кроули забрал его себе и хранил пару сотен лет, пока цветок не рассыпался в прах. — Ох, а я бы был не против, — лукаво улыбается Азирафель. Кроули ссутуливается, прижимаясь бедром к Азирафелю. — Тебе стоило сказать мне. — Я не мог. — То есть ты говоришь мне, что ты нарочно ставил себя в компрометирующие положения, надеясь, что коварный демон придет и совратит тебя? — Я бы не сказал, что формулировка слово в слово, но возможно. Кроули стонет. — Ты самое невыносимое создание. — А что насчет тебя? — М-м-м? — Кроули прижимает руку Азирафеля к губам. На одном из пальцев капля джема, и Кроули всасывает его в рот. Азирафель наблюдает за этим восхищенно, чуть краснея. — Нравится, ангел? — Кроули целует запястье, пробуя кожу на вкус. — Да, Кроули, но не пытайся уйти от вопроса. Ты говорил, что испытываешь чувства до стыдного долгого времени. Как давно? — С самого начала, — просто отвечает он. — Ты знаешь. — Дорогой, вернемся в постель.